Нашу речку я называю лужей. А как ещё можно её назвать, если некоторые рыбаки доходят до середины, и им там по колено?
Здесь везде стоят фонари – наверное, чтобы людям было не темно гулять с собаками. Я – один из таких фонарей. Я стою там, куда не доходят местные собачники, ведь всё вокруг выложено камнем. Я стою возле самого спуска к воде, рядом с каменными ступеньками. И я – единственный здесь сломанный фонарь.
Тут не очень-то красиво. Один асфальт. Только ступеньки к воде, но зачем они нужны, если купаться нельзя? Может быть, именно поэтому меня и не чинят.
Сколько я себя помню, я всегда был сломан. Видимо, со мной изначально что-то не так, и дело даже не в разбитой лампочке. По крайней мере я не помню, чтобы кто-то разбил мою лампочку. Впрочем, я все помню только с тех пор, как появилась она. А до этого будто ничего не было.
Она приходит сюда уже два года. Наверное, потому что я единственный сломанный фонарь возле нашей лужи. Она приходит, садится на ступеньки рядом со мной (конечно, если не мороз) и смотрит на воду. Или читает книгу. Или вертит в руках свой маленький фиолетовый мобильник, не решаясь позвонить или написать кому-то.
Осенью и весной у неё голубая куртка. У этой куртки часто заедает молния, и она сидит возле воды и чинит её. Но только похолодает – и она надевает красивое пальто стального цвета. Очень ей идет это пальто.
В прошлом году зимой у неё была синяя искусственная шуба, а в этом – красная куртка с капюшоном.
Летом она на месяц уезжала с родителями на юг. Я ждал её. Она приехала – загорелая, похудевшая, как всегда красивая. Пришла ко мне вечером, села на ступеньки и долго смотрела на воду. Она была очень грустной, но не плакала. Я ни разу не видел, чтобы она плакала. Но она и не смеялась. Я никогда не слышал, как она смеётся, и мне так жаль, что я не слышал! Я думаю, у неё замечательный смех.
Сегодня она пришла ко мне грустной, как никогда. Села на ступеньки, зажав руками голову, и её тёмные волосы развевались на ветру. Мне чудилось в этом какое-то отчаяние…
А потом она начала раскачиваться из стороны в сторону. Я пытался разглядеть её лицо, но видел только мертвенную бледность её кожи и блеск её глаз.
И вдруг я заметил, что она плачет. Плачет впервые…
Она не пришла ко мне на следующий день. И потом тоже. Она не была у меня целую неделю. Потом ещё одну… Я ждал её каждый день. Я надеялся увидеть её. Хотя бы ещё один раз увидеть её! Каждый день я вглядывался вдаль, надеясь разглядеть там, вдалеке, её. Но её не было.
Я ждал её. Я не терял надежды. Я жил только тем, что ждал её. И я понял, что и она жила так раньше – каждый день она ждала его.
И когда я понял это, я понял и то, что она больше не придёт. Никогда.
Поздно вечером по набережной прогуливались дедушка с внучкой. Фонари освещали им путь, и только один фонарь не работал. Дедушка посмотрел на него, покачал головой, пробормотал что-то и пошел дальше. А его маленькая внучка остановилась под фонарем и посмотрела вверх.
Сначала было только тёмное звёздное небо и не работающий фонарь. А затем внутри лампочки фонаря что-то зажглось. Это что-то было очень тусклым, но постепенно оно становилось всё ярче и ярче… И вот уже фонарь светил так же, как другие. А после – ярче других.
Девочка обрадовалась и позвала дедушку. Дедушка удивился – кто же мог починить этот фонарь? А потом они пошли дальше.
Пройдя несколько шагов, девочка обернулась. Фонарь светил по-прежнему ярко. Но ей вдруг показалось, что это не свет.
Фонарь плакал. Словно это был не фонарь, а человек.
Здесь везде стоят фонари – наверное, чтобы людям было не темно гулять с собаками. Я – один из таких фонарей. Я стою там, куда не доходят местные собачники, ведь всё вокруг выложено камнем. Я стою возле самого спуска к воде, рядом с каменными ступеньками. И я – единственный здесь сломанный фонарь.
Тут не очень-то красиво. Один асфальт. Только ступеньки к воде, но зачем они нужны, если купаться нельзя? Может быть, именно поэтому меня и не чинят.
Сколько я себя помню, я всегда был сломан. Видимо, со мной изначально что-то не так, и дело даже не в разбитой лампочке. По крайней мере я не помню, чтобы кто-то разбил мою лампочку. Впрочем, я все помню только с тех пор, как появилась она. А до этого будто ничего не было.
Она приходит сюда уже два года. Наверное, потому что я единственный сломанный фонарь возле нашей лужи. Она приходит, садится на ступеньки рядом со мной (конечно, если не мороз) и смотрит на воду. Или читает книгу. Или вертит в руках свой маленький фиолетовый мобильник, не решаясь позвонить или написать кому-то.
Осенью и весной у неё голубая куртка. У этой куртки часто заедает молния, и она сидит возле воды и чинит её. Но только похолодает – и она надевает красивое пальто стального цвета. Очень ей идет это пальто.
В прошлом году зимой у неё была синяя искусственная шуба, а в этом – красная куртка с капюшоном.
Летом она на месяц уезжала с родителями на юг. Я ждал её. Она приехала – загорелая, похудевшая, как всегда красивая. Пришла ко мне вечером, села на ступеньки и долго смотрела на воду. Она была очень грустной, но не плакала. Я ни разу не видел, чтобы она плакала. Но она и не смеялась. Я никогда не слышал, как она смеётся, и мне так жаль, что я не слышал! Я думаю, у неё замечательный смех.
Сегодня она пришла ко мне грустной, как никогда. Села на ступеньки, зажав руками голову, и её тёмные волосы развевались на ветру. Мне чудилось в этом какое-то отчаяние…
А потом она начала раскачиваться из стороны в сторону. Я пытался разглядеть её лицо, но видел только мертвенную бледность её кожи и блеск её глаз.
И вдруг я заметил, что она плачет. Плачет впервые…
Она не пришла ко мне на следующий день. И потом тоже. Она не была у меня целую неделю. Потом ещё одну… Я ждал её каждый день. Я надеялся увидеть её. Хотя бы ещё один раз увидеть её! Каждый день я вглядывался вдаль, надеясь разглядеть там, вдалеке, её. Но её не было.
Я ждал её. Я не терял надежды. Я жил только тем, что ждал её. И я понял, что и она жила так раньше – каждый день она ждала его.
И когда я понял это, я понял и то, что она больше не придёт. Никогда.
***
Поздно вечером по набережной прогуливались дедушка с внучкой. Фонари освещали им путь, и только один фонарь не работал. Дедушка посмотрел на него, покачал головой, пробормотал что-то и пошел дальше. А его маленькая внучка остановилась под фонарем и посмотрела вверх.
Сначала было только тёмное звёздное небо и не работающий фонарь. А затем внутри лампочки фонаря что-то зажглось. Это что-то было очень тусклым, но постепенно оно становилось всё ярче и ярче… И вот уже фонарь светил так же, как другие. А после – ярче других.
Девочка обрадовалась и позвала дедушку. Дедушка удивился – кто же мог починить этот фонарь? А потом они пошли дальше.
Пройдя несколько шагов, девочка обернулась. Фонарь светил по-прежнему ярко. Но ей вдруг показалось, что это не свет.
Фонарь плакал. Словно это был не фонарь, а человек.
