Проснулась я, как всегда, перед рассветом. Дала себе пару минут понежиться на мягкой перине, день-то сегодня праздничный! Долгожданный день в году. Восьмое Марта! Работы - непочатый край. И я ведь не героиня бразильских сериалов, которые с соседкой вечером смотрю, чтобы полеживать в шикарном особняке. Муженек еще вчера активно начал радоваться на пару с соседом. А мне отдыхать некогда - хозяйство большое, кормить надо, а потом и за уборку возьмусь, и за пирожки с мясом. С вечера тесто подготовила да в теплое место поставила. Сейчас коровке сена дам, подою. Теленочка, кобылку проведаю. Да и курочки-пеструшки мои уже, наверно, на улицу просятся. Оденусь потеплее, после сна всегда в избе прохладно, возьму ведро алюминиевое да к Зорьке своей поспешу. Пес черный по кличке Жук, которого муж мой Гаврила принес еще щенком, вылезет из будки, встретит радостным вилянием хвоста и сядет терпеливо ждать. А как же, и ему молочка перепадет, и кошке зеленоглазой - Мурке.
Сладко зевнула, похлопывая ладонью по рту, да только странное чувство, что идет все не так, как всегда, подтолкнуло провести рукой по простыни. Пусто. Неужели муженек раньше меня поднялся? Вчера с соседом Степанычем засиделся на кухне, спать должен аки невинный младенец после бутылки принятого, а тут место рядом холодное. Странно все это, а еще ощущение, что я вовсе не дома, и оно резко усилилось после того, как разлепила глаза и уставилась на роскошные занавески, что служили украшением светлеющего окна в просторном помещении. Да что там занавески, я лежу на кровати в раз десять превышающей меня по размеру! Ввел меня в ступор и балдахин, тяжелыми складками спускающийся вниз. Етить-молотить, где это я?
Взялась за одеяло, откинула в сторону и снова замерла, разглядывая худые ноги-спички. Пошевелила - мои. Батюшки, что ж это делается-то, а?! Как сказал бы сейчас внук Егорка: «Чет ты, баб Мань, зависаешь, как интернет в глубинке». Отвисла, выдохнула и опустила ноги вниз, переводя внимание на удлиненные пальцы красивых рук. Покрутила, все еще не веря глазам. То, что очи меня подводят, знала, но не настолько же? Вчера перед сном очки положила на буфет, но где ж их искать теперь, комната, в которой я проснулась, была абсолютно незнакомой. Ну все, бабка, пришла твоя старость! Впала ты в юность в прямом и переносном смысле. Тонкие девичьи запястья, а кожа ровная, гладкая. Молодая кожа! Мои-то руки грубые, морщинистые, пальцы до конца не сгибаются. Это от тяжелой работы, всю жизнь проработала дояркой в колхозе, даже медаль труда имеется. Коснулась лица, уже зная, что и там почувствую изменения. Резво соскочила с кровати, удивляясь легкости тела, и бросилась к зеркалу стоящему на позолоченных изогнутых ножках возле старинного комода.
- Забодай меня комар! - невольно сорвалось с губ.
Видела я и без очков прекрасно. На меня растерянно смотрела худенькая девчушка лет шестнадцати, длинные светлые волосы свободными прядями опускались до пят, как и белая сорочка с кружевными манжетами и воротником, что на мне была надета. Как же это? Померла, что ли? Дернула с силой за волнистую прядь - больно. Да нет, бледновата на вид, но, вроде, живая. А внезапные позывы желудка громко просигнализировали, что живее всех живых. Сейчас бы сальца жаренного с яичницей, прямо со сковородочки, а потом в горячий жир ломтем черного хлеба… М-м-м… Стоило представить эту картину, как голова закружилась от накатившей слабости, пришлось срочно лечь в постель, сглатывая слюни. Стала рассматривать помещение, в котором оказалась, более внимательно. Огромная комната, белая мебель с позолотой в вычурном аляповатом стиле, подняла глаза вверх - расписной потолок с ангелочками. Где же это я?! Если бы вслух произнесла, прозвучало бы это так же жалостливо, как и: «Может, кто накормит?!» Ангелочки в ответ невозмутимо молчали.
Тут дверь с тихим скрипом отворилась и показалась голова девушки в белом чепчике. Встретившись со мной глазами, она испуганно вскрикнула и, подбежав к постели, радостно затараторила, сложив руки на груди, словно в молитве:
- Принцесса, вы очнулись? Как вы себя чувствуете, Ваше Высочество?
И смотрит так, словно я почила, вознеслась и снова вернулась. Странная девица, раз спрашивает такое. Явно же видит, что не сплю, да и когда в моем возрасте чувствуют себя хорошо? То печень прихватит, то ногу потянет, а то и за сердце хватаешься. А потом до меня дошло как до утки на третьи сутки, что речь-то я понимаю, а выгляжу, как после ускоренного курса пластической реанима… тьфу ты, как там…? Реабилитации, вот, а девица обращается ко мне заискивающе, с немым обожанием и готовностью услужить.
- Мне бы поесть чаво? - попросила я тоном утопающего, хватающегося за последнюю надежду.
Наверно, если бы перед служанкой предстал осел с рогами, она бы не так удивилась, как моим словам.
- Кушать изволите… Ах! - и тут она как всплеснет руками, как заголосит, будто соседка моя, Вера Никифоровна, большая любительница бразильских сериалов. Как-то раз случилось, что свет погас перед показом очередной мыльной оперы, так после ее завываний у местных котов комплекс неполноценности развился.
- Принцесса Мануэлания желает откушать! Подать немедленно завтрак Ее Высочеству!
Что тут началось! Двери в спешке распахнулись, и внутрь вплыли по одному слуги в белых ливреях, с ловкостью акробатов неся каждый по золоченому блюду с едой. От горячих закусок вверх поднимался пар, а комната скоро наполнилась великолепными ароматами. Слуги выстроились в ряд передо мной как… как лист перед травой. Тьфу! Нелепое сравнение. Всегда недоумевала, что это за лист такой, что в сказке перед травой выстраивается. Но не будем портить волшебную историю, чем же тогда объяснить то, что вышколенные слуги, все красавцы удалые, великаны молодые, все равны как на подбор, с ними дядька - Черномор. Вон тот! Мужичек суровый в пышных одеждах, что как раз после молодчиков появился, подошел к постели, а взгляд такой властный и одновременно взволнованный. Явно тут всем заправляет.
- Мануэлания, дочь моя! - вкладывая в голос вселенскую скорбь, произнес он, словно герой любимого сериала той самой Веры Никифоровны.
- Папа?! - ошарашено промолвила я.
Да тут уже совсем другая сказка намечается…
- Ты так огорчила меня своим поведением, - начал выговаривать король. - Разве можно было так истязать молодое тело и отказываться от еды?
Я ошиблась маленько. Это не пышные одежды на царственной особе, это он сам такой от любви к съестному.
- И я все же рад, что ты одумалась. Что скажут женихи заморские, когда увидят перед собой высушенную, словно вобла, девицу, а не пышущую здоровьем принцессу с румянцем во всю щеку?
Тут я согласилась. Ту себя, которую я недавно увидела в зеркале, можно было обнять и плакать от жалости. Худющая, бледная, с огромными синими глазищами. Ни один внук от меня не уезжал голодным! Мне бы такую на месяц - быстро бы в норму привела. У моей коровки молочко жирное, а блинчики я такие вкусные пеку да к столу подаю с маслицем и вареньем малиновым… Чувствую, слюни так и текут. У-у-у…изверги, сколько же голодом можно морить-то? Я с жадностью набросилась на принесенную еду, а батюшка даже прослезился от счастья.
- Кушай, мое золотце, кушай и больше не расстраивай своего отца.
«Так, о чем это мой новоявленный папаня говорил недавно, о женихах что ли?» - подумала я, как только немного насытилась. Помолодела, а мозги все те же, плохо соображают. Стоило подкрепиться, так сразу включились. «Это меня замуж выдать хотят? Без моего согласия?» - дошло тут до меня. Не пойду! При живом-то муже, тудыть твою растудыть!
Очевидно, и девица была такого мнения, раз на голодовку села. Нет, с такой забастовкой я долго не продержусь, на третьи сутки за котлету отдамся, прости меня Гаврюша! Тут нужно покумекать, потянуть время маленько, авось женихи и сами разбегутся. А уж мы-то постараемся, чтобы так и случилось.
С тех пор стала я жить во дворце да в Тридевятом Царстве припеваючи, в полном довольстве, как у Бога за пазухой. Батюшка нарадоваться не мог изменению в характере своей дочурки, то есть - в моем характере. Ни с того ни сего принцесса из ледышки превратилась в заботливую, веселую хохотушку. От прислуги слыхала: она нелюдимой росла, слова не вытянуть. А с моим немалым жизненным опытом я быстро нашла подход к королю. Ласковых деток-то всегда больше любят и примечают. Вот и я не стала перечить отцу, замуж так замуж, а сама обстановку аккуратно прощупываю. Недаром годы мои молодые в партизанском отряде прошли, когда с немцами-то воевали. Через неделю, когда женихи должны были пожаловать на смотрины, батюшка и сам не рад был. Это как же дитя единственное и любимое увезут в страну далекую, кто ж его в старости-то порадует, кто словом добрым да взглядом ласковым утешит? Но поздно было уже, слово королевское назад не воротишь.
- Ты уж, дочка, присмотрись хорошенько, - невольно вздохнул глава государства за завтраком, когда речь зашла о женихах. - Я тебя не тороплю. Подумай.
- Как скажете, батюшка, - ласково соглашалась я, а сама уже смотрю, как бы быстрее в сад улизнуть.
С каждым днем солнышко все больше пригревать стало, весна в самый разгар вошла. Когда не жарко еще, как летом, но солнечно и тепло. Трава зеленая, бархатная по земле стелется, птицы с утра трели заводят, а воздух наполнен пьянящими ароматами. Эх, жизнь все-таки хорошая штука!
Но горничные с меня глаз не спускали, все боялись, что на солнце мое лицо, не дай же, Боже, потемнеет и покроется веснушками. Что женихи скажут о первой красавице королевства? Бегают за мной с зонтами, закрывают от ярких лучей, а то и вовсе не пущают на прогулки. Видать, думают, что сбегу, услышав о приезде кавалеров. Правильно думают. Кто же деревенскую бабу в избе-то удержит? Тьфу ты, все никак не привыкну к своей новой жизни. Пенсия, ты пенсия, уж не знаю как, но теперь ты - принцесса, да еще и внешностью не обиженная. В молодости своей я тоже в округе слыла красавицей, забыла, каково это, когда взглядом провожают, когда тело бойкое и упругое, когда ничего не болит, ничего не беспокоит. Годы пролетели в заботах и трудах, опомниться не успела, как пришла старость.
Прихватив с собой яблоко, сослалась на головную боль и покинула батюшку. Служанкам строго-настрого приказала меня не беспокоить, а те и рады, что не прошусь в сад. Вот-вот женихи должны приехать, негоже принцессе разгуливать возле дворца. Ну-ну. Спуститься по скрученным простыням оказалось плевым делом, в который раз порадовалась гибкому молодому телу. Поправив юбки и оглянувшись по сторонам, направилась по дорожке к саду. Вдыхая свежий воздух и улыбаясь недавней проделке, я торопливо ступала по земле, стараясь не испачкать замшевые туфельки, а не то спалюсь на такой мелочи. Я счастливо захихикала. Размышляю прямо как внук Егорка, сейчас и выгляжу не старше его. Наклонилась, сорвала травинку да в рот положила, прикусила. Шагаю, чуть ли не присвистывая, подумывая о том, что изменилась не только внешне, как слышу вдруг позади себя топот копыт. Погоня?! Уже?! Развернулась и стала ждать, прятаться было поздно. Парень с каштановыми волосами до плеч, статный, в простой одежде приближался на коне, но держался в седле больно лихо, чувствовалось умение управлять гордым животным. А конь сам казался необузданным, из-под ног так и летели мелкие камни. Отбивало животное копытами, словно отплясывало свой дикий танец, но всадник смог подчинить его себе, крепко держа поводья в руках. У меня сердце на мгновение замерло.
- ..он… - прошелестело в голове и тут же стихло, будто легкий внезапный ветерок поднял прошлогоднюю сухую листву и унес далеко.
Я и сама не могла понять, что держало мой взгляд и не отпускало. Парень напомнил мне моего Гаврюшу в молодости. Незнакомец не был красавцем в прямом понимании, но синие глаза его казались такими родными, а складка меж широких бровей такой знакомой…
С мужем мы встретились после войны. Я с поля возвращалась с девчатами. Уставшая, но довольная от проделанной работы, я пела песню, девчата вторили, а он на лошади мимо проезжал, заслушался, остановился. Потом признался мне, что голос мой самый звонкий и веселый был. В том году мы и свадьбу сыграли, а через год у нас и сынок родился. Петром назвали.
Сравнявшись со мной, мужчина соскочил с коня, склонил голову в приветствии, а я не могла глаз отвести, сердце так и щемило от тоски.
- Ваше Высочество, рад, что мы снова увиделись. Вы так внезапно исчезли, перестали приходить к конюшне. Я был обеспокоен, а потом узнал, что вам нездоровится.
- Да, я приболела немного, - согласилась, а голос даже сел от волнения.
- Счастлив, что вам стало лучше.
Если он будет продолжать так говорить и смотреть своими большими синими глазами на меня, я и впрямь сейчас зардеюсь, как девица.
- Значит ли это, что вы снова будете навещать… - голос его запнулся на мгновение, а глаза потемнели и сделались задумчивыми, -… своих лошадей?
Наверно, он конюх. Странно, выражается не по-простому да и осанка гордая, так простые конюхи не ведут себя, уж я-то долгую жизнь прожила, на многое нагляделась.
- А нельзя ли сейчас? - неожиданно вырвалось у меня. - Проехаться на коне?
В молодости я часто ездила с Гаврилой то на базар, то в город, по большей части кобылку в телегу впрягали, но и верхом я хорошо на лошади держалась, и мне вдруг безумно захотелось прокатиться, как тогда, в молодости, когда была полна еще сил и здоровья. Вскочить в седло и мчаться во весь опор, да навстречу ветру. Безумно захотелось жить, почувствовать, как в теле разгорается огонь, как он лихорадочно будоражит кровь. Ведь не зря же я оказалась в новом теле?
Радостное удивление проскользнуло по лицу конюха. Он протянул руку навстречу.
- Я помогу вам сесть на коня.
Я пожала плечами. Это раньше я была немощной старушкой, а сейчас и сама превосходно справлюсь с такой задачей, но, похоже, конюх проявляет обычную вежливость и галантное отношение к даме. Я подала руку юноше. Его ладонь оказалась теплой, кожа загрубевшей, но вот пальцы, длинные красивые, изящные и, главное - чистые, вызвали подозрение. Не рабочие это руки. Сильные, загрубевшие, возможно, от холодного оружия, но не от тяжелой работы. Это руки солдата, воина, но не крестьянина. Странно все это.
Он подвел меня к скакуну и помог на него взобраться. Я легко справилась, все же навыки не забываются, а на лице конюха проступило еще большее удивление.
- Вы больше не боитесь лошадей? - замер он.
- А должна? - вырвалось у меня прежде, чем подумала.
- Вы… в детстве упали с лошади и никогда не садились на нее. Видно, наши совместные уроки дали свои плоды… Я, пожалуй, поведу коня под уздцы, а вы попробуйте проехаться самостоятельно.
Я постаралась ничему не удивляться. Так мы молча и дошли до конюшни. Это, конечно, не то, что мне хотелось, но я не стала просить отпустить поводья и дать коню волю. В нашем молчании было что-то особенное: и то, что он шел рядом, и то, как поглядывал иногда на меня - во всем этом проскальзывала некая близость. Получается, мы с детства с ним знакомы? Я задумчиво смотрела на юношу, а когда наши взгляды встретились, вспыхнула и отвела глаза в сторону.
Сладко зевнула, похлопывая ладонью по рту, да только странное чувство, что идет все не так, как всегда, подтолкнуло провести рукой по простыни. Пусто. Неужели муженек раньше меня поднялся? Вчера с соседом Степанычем засиделся на кухне, спать должен аки невинный младенец после бутылки принятого, а тут место рядом холодное. Странно все это, а еще ощущение, что я вовсе не дома, и оно резко усилилось после того, как разлепила глаза и уставилась на роскошные занавески, что служили украшением светлеющего окна в просторном помещении. Да что там занавески, я лежу на кровати в раз десять превышающей меня по размеру! Ввел меня в ступор и балдахин, тяжелыми складками спускающийся вниз. Етить-молотить, где это я?
Взялась за одеяло, откинула в сторону и снова замерла, разглядывая худые ноги-спички. Пошевелила - мои. Батюшки, что ж это делается-то, а?! Как сказал бы сейчас внук Егорка: «Чет ты, баб Мань, зависаешь, как интернет в глубинке». Отвисла, выдохнула и опустила ноги вниз, переводя внимание на удлиненные пальцы красивых рук. Покрутила, все еще не веря глазам. То, что очи меня подводят, знала, но не настолько же? Вчера перед сном очки положила на буфет, но где ж их искать теперь, комната, в которой я проснулась, была абсолютно незнакомой. Ну все, бабка, пришла твоя старость! Впала ты в юность в прямом и переносном смысле. Тонкие девичьи запястья, а кожа ровная, гладкая. Молодая кожа! Мои-то руки грубые, морщинистые, пальцы до конца не сгибаются. Это от тяжелой работы, всю жизнь проработала дояркой в колхозе, даже медаль труда имеется. Коснулась лица, уже зная, что и там почувствую изменения. Резво соскочила с кровати, удивляясь легкости тела, и бросилась к зеркалу стоящему на позолоченных изогнутых ножках возле старинного комода.
- Забодай меня комар! - невольно сорвалось с губ.
Видела я и без очков прекрасно. На меня растерянно смотрела худенькая девчушка лет шестнадцати, длинные светлые волосы свободными прядями опускались до пят, как и белая сорочка с кружевными манжетами и воротником, что на мне была надета. Как же это? Померла, что ли? Дернула с силой за волнистую прядь - больно. Да нет, бледновата на вид, но, вроде, живая. А внезапные позывы желудка громко просигнализировали, что живее всех живых. Сейчас бы сальца жаренного с яичницей, прямо со сковородочки, а потом в горячий жир ломтем черного хлеба… М-м-м… Стоило представить эту картину, как голова закружилась от накатившей слабости, пришлось срочно лечь в постель, сглатывая слюни. Стала рассматривать помещение, в котором оказалась, более внимательно. Огромная комната, белая мебель с позолотой в вычурном аляповатом стиле, подняла глаза вверх - расписной потолок с ангелочками. Где же это я?! Если бы вслух произнесла, прозвучало бы это так же жалостливо, как и: «Может, кто накормит?!» Ангелочки в ответ невозмутимо молчали.
Тут дверь с тихим скрипом отворилась и показалась голова девушки в белом чепчике. Встретившись со мной глазами, она испуганно вскрикнула и, подбежав к постели, радостно затараторила, сложив руки на груди, словно в молитве:
- Принцесса, вы очнулись? Как вы себя чувствуете, Ваше Высочество?
И смотрит так, словно я почила, вознеслась и снова вернулась. Странная девица, раз спрашивает такое. Явно же видит, что не сплю, да и когда в моем возрасте чувствуют себя хорошо? То печень прихватит, то ногу потянет, а то и за сердце хватаешься. А потом до меня дошло как до утки на третьи сутки, что речь-то я понимаю, а выгляжу, как после ускоренного курса пластической реанима… тьфу ты, как там…? Реабилитации, вот, а девица обращается ко мне заискивающе, с немым обожанием и готовностью услужить.
- Мне бы поесть чаво? - попросила я тоном утопающего, хватающегося за последнюю надежду.
Наверно, если бы перед служанкой предстал осел с рогами, она бы не так удивилась, как моим словам.
- Кушать изволите… Ах! - и тут она как всплеснет руками, как заголосит, будто соседка моя, Вера Никифоровна, большая любительница бразильских сериалов. Как-то раз случилось, что свет погас перед показом очередной мыльной оперы, так после ее завываний у местных котов комплекс неполноценности развился.
- Принцесса Мануэлания желает откушать! Подать немедленно завтрак Ее Высочеству!
Что тут началось! Двери в спешке распахнулись, и внутрь вплыли по одному слуги в белых ливреях, с ловкостью акробатов неся каждый по золоченому блюду с едой. От горячих закусок вверх поднимался пар, а комната скоро наполнилась великолепными ароматами. Слуги выстроились в ряд передо мной как… как лист перед травой. Тьфу! Нелепое сравнение. Всегда недоумевала, что это за лист такой, что в сказке перед травой выстраивается. Но не будем портить волшебную историю, чем же тогда объяснить то, что вышколенные слуги, все красавцы удалые, великаны молодые, все равны как на подбор, с ними дядька - Черномор. Вон тот! Мужичек суровый в пышных одеждах, что как раз после молодчиков появился, подошел к постели, а взгляд такой властный и одновременно взволнованный. Явно тут всем заправляет.
- Мануэлания, дочь моя! - вкладывая в голос вселенскую скорбь, произнес он, словно герой любимого сериала той самой Веры Никифоровны.
- Папа?! - ошарашено промолвила я.
Да тут уже совсем другая сказка намечается…
- Ты так огорчила меня своим поведением, - начал выговаривать король. - Разве можно было так истязать молодое тело и отказываться от еды?
Я ошиблась маленько. Это не пышные одежды на царственной особе, это он сам такой от любви к съестному.
- И я все же рад, что ты одумалась. Что скажут женихи заморские, когда увидят перед собой высушенную, словно вобла, девицу, а не пышущую здоровьем принцессу с румянцем во всю щеку?
Тут я согласилась. Ту себя, которую я недавно увидела в зеркале, можно было обнять и плакать от жалости. Худющая, бледная, с огромными синими глазищами. Ни один внук от меня не уезжал голодным! Мне бы такую на месяц - быстро бы в норму привела. У моей коровки молочко жирное, а блинчики я такие вкусные пеку да к столу подаю с маслицем и вареньем малиновым… Чувствую, слюни так и текут. У-у-у…изверги, сколько же голодом можно морить-то? Я с жадностью набросилась на принесенную еду, а батюшка даже прослезился от счастья.
- Кушай, мое золотце, кушай и больше не расстраивай своего отца.
«Так, о чем это мой новоявленный папаня говорил недавно, о женихах что ли?» - подумала я, как только немного насытилась. Помолодела, а мозги все те же, плохо соображают. Стоило подкрепиться, так сразу включились. «Это меня замуж выдать хотят? Без моего согласия?» - дошло тут до меня. Не пойду! При живом-то муже, тудыть твою растудыть!
Очевидно, и девица была такого мнения, раз на голодовку села. Нет, с такой забастовкой я долго не продержусь, на третьи сутки за котлету отдамся, прости меня Гаврюша! Тут нужно покумекать, потянуть время маленько, авось женихи и сами разбегутся. А уж мы-то постараемся, чтобы так и случилось.
С тех пор стала я жить во дворце да в Тридевятом Царстве припеваючи, в полном довольстве, как у Бога за пазухой. Батюшка нарадоваться не мог изменению в характере своей дочурки, то есть - в моем характере. Ни с того ни сего принцесса из ледышки превратилась в заботливую, веселую хохотушку. От прислуги слыхала: она нелюдимой росла, слова не вытянуть. А с моим немалым жизненным опытом я быстро нашла подход к королю. Ласковых деток-то всегда больше любят и примечают. Вот и я не стала перечить отцу, замуж так замуж, а сама обстановку аккуратно прощупываю. Недаром годы мои молодые в партизанском отряде прошли, когда с немцами-то воевали. Через неделю, когда женихи должны были пожаловать на смотрины, батюшка и сам не рад был. Это как же дитя единственное и любимое увезут в страну далекую, кто ж его в старости-то порадует, кто словом добрым да взглядом ласковым утешит? Но поздно было уже, слово королевское назад не воротишь.
- Ты уж, дочка, присмотрись хорошенько, - невольно вздохнул глава государства за завтраком, когда речь зашла о женихах. - Я тебя не тороплю. Подумай.
- Как скажете, батюшка, - ласково соглашалась я, а сама уже смотрю, как бы быстрее в сад улизнуть.
С каждым днем солнышко все больше пригревать стало, весна в самый разгар вошла. Когда не жарко еще, как летом, но солнечно и тепло. Трава зеленая, бархатная по земле стелется, птицы с утра трели заводят, а воздух наполнен пьянящими ароматами. Эх, жизнь все-таки хорошая штука!
Но горничные с меня глаз не спускали, все боялись, что на солнце мое лицо, не дай же, Боже, потемнеет и покроется веснушками. Что женихи скажут о первой красавице королевства? Бегают за мной с зонтами, закрывают от ярких лучей, а то и вовсе не пущают на прогулки. Видать, думают, что сбегу, услышав о приезде кавалеров. Правильно думают. Кто же деревенскую бабу в избе-то удержит? Тьфу ты, все никак не привыкну к своей новой жизни. Пенсия, ты пенсия, уж не знаю как, но теперь ты - принцесса, да еще и внешностью не обиженная. В молодости своей я тоже в округе слыла красавицей, забыла, каково это, когда взглядом провожают, когда тело бойкое и упругое, когда ничего не болит, ничего не беспокоит. Годы пролетели в заботах и трудах, опомниться не успела, как пришла старость.
Прихватив с собой яблоко, сослалась на головную боль и покинула батюшку. Служанкам строго-настрого приказала меня не беспокоить, а те и рады, что не прошусь в сад. Вот-вот женихи должны приехать, негоже принцессе разгуливать возле дворца. Ну-ну. Спуститься по скрученным простыням оказалось плевым делом, в который раз порадовалась гибкому молодому телу. Поправив юбки и оглянувшись по сторонам, направилась по дорожке к саду. Вдыхая свежий воздух и улыбаясь недавней проделке, я торопливо ступала по земле, стараясь не испачкать замшевые туфельки, а не то спалюсь на такой мелочи. Я счастливо захихикала. Размышляю прямо как внук Егорка, сейчас и выгляжу не старше его. Наклонилась, сорвала травинку да в рот положила, прикусила. Шагаю, чуть ли не присвистывая, подумывая о том, что изменилась не только внешне, как слышу вдруг позади себя топот копыт. Погоня?! Уже?! Развернулась и стала ждать, прятаться было поздно. Парень с каштановыми волосами до плеч, статный, в простой одежде приближался на коне, но держался в седле больно лихо, чувствовалось умение управлять гордым животным. А конь сам казался необузданным, из-под ног так и летели мелкие камни. Отбивало животное копытами, словно отплясывало свой дикий танец, но всадник смог подчинить его себе, крепко держа поводья в руках. У меня сердце на мгновение замерло.
- ..он… - прошелестело в голове и тут же стихло, будто легкий внезапный ветерок поднял прошлогоднюю сухую листву и унес далеко.
Я и сама не могла понять, что держало мой взгляд и не отпускало. Парень напомнил мне моего Гаврюшу в молодости. Незнакомец не был красавцем в прямом понимании, но синие глаза его казались такими родными, а складка меж широких бровей такой знакомой…
С мужем мы встретились после войны. Я с поля возвращалась с девчатами. Уставшая, но довольная от проделанной работы, я пела песню, девчата вторили, а он на лошади мимо проезжал, заслушался, остановился. Потом признался мне, что голос мой самый звонкий и веселый был. В том году мы и свадьбу сыграли, а через год у нас и сынок родился. Петром назвали.
Сравнявшись со мной, мужчина соскочил с коня, склонил голову в приветствии, а я не могла глаз отвести, сердце так и щемило от тоски.
- Ваше Высочество, рад, что мы снова увиделись. Вы так внезапно исчезли, перестали приходить к конюшне. Я был обеспокоен, а потом узнал, что вам нездоровится.
- Да, я приболела немного, - согласилась, а голос даже сел от волнения.
- Счастлив, что вам стало лучше.
Если он будет продолжать так говорить и смотреть своими большими синими глазами на меня, я и впрямь сейчас зардеюсь, как девица.
- Значит ли это, что вы снова будете навещать… - голос его запнулся на мгновение, а глаза потемнели и сделались задумчивыми, -… своих лошадей?
Наверно, он конюх. Странно, выражается не по-простому да и осанка гордая, так простые конюхи не ведут себя, уж я-то долгую жизнь прожила, на многое нагляделась.
- А нельзя ли сейчас? - неожиданно вырвалось у меня. - Проехаться на коне?
В молодости я часто ездила с Гаврилой то на базар, то в город, по большей части кобылку в телегу впрягали, но и верхом я хорошо на лошади держалась, и мне вдруг безумно захотелось прокатиться, как тогда, в молодости, когда была полна еще сил и здоровья. Вскочить в седло и мчаться во весь опор, да навстречу ветру. Безумно захотелось жить, почувствовать, как в теле разгорается огонь, как он лихорадочно будоражит кровь. Ведь не зря же я оказалась в новом теле?
Радостное удивление проскользнуло по лицу конюха. Он протянул руку навстречу.
- Я помогу вам сесть на коня.
Я пожала плечами. Это раньше я была немощной старушкой, а сейчас и сама превосходно справлюсь с такой задачей, но, похоже, конюх проявляет обычную вежливость и галантное отношение к даме. Я подала руку юноше. Его ладонь оказалась теплой, кожа загрубевшей, но вот пальцы, длинные красивые, изящные и, главное - чистые, вызвали подозрение. Не рабочие это руки. Сильные, загрубевшие, возможно, от холодного оружия, но не от тяжелой работы. Это руки солдата, воина, но не крестьянина. Странно все это.
Он подвел меня к скакуну и помог на него взобраться. Я легко справилась, все же навыки не забываются, а на лице конюха проступило еще большее удивление.
- Вы больше не боитесь лошадей? - замер он.
- А должна? - вырвалось у меня прежде, чем подумала.
- Вы… в детстве упали с лошади и никогда не садились на нее. Видно, наши совместные уроки дали свои плоды… Я, пожалуй, поведу коня под уздцы, а вы попробуйте проехаться самостоятельно.
Я постаралась ничему не удивляться. Так мы молча и дошли до конюшни. Это, конечно, не то, что мне хотелось, но я не стала просить отпустить поводья и дать коню волю. В нашем молчании было что-то особенное: и то, что он шел рядом, и то, как поглядывал иногда на меня - во всем этом проскальзывала некая близость. Получается, мы с детства с ним знакомы? Я задумчиво смотрела на юношу, а когда наши взгляды встретились, вспыхнула и отвела глаза в сторону.
