БОЖЕСТВЕННОЙ ТРОПОЙ
Пояснения к тексту:
Коттай – воплощенный дух, созданный богом.
Иайто — японский тренировочный меч для иайдо (вид боевых искусств).
Доги — одежды для занятия восточными единоборствами.
Святая семерка – отсылка к семи богам счастья из синтоизма.
Мэй (яп. «танец») – девочка–полукровка, героиня, богиня возмездия.
Риндемон Ясумаро – коттай–лис.
Ёёши – верховный бог.
Ёёни – верховная богиня.
Омэй – человеческий брат Ёёни, погиб.
Доррон – дух–хранитель святилища.
Хё – спутница Мэй по храму.
Алый демон – бывший друг и нынешний хозяин Ясумаро.
Aотама – священное дерево Ёёши, цветет с середины весны и до начала лета.
Рёкай – колдун, человек, практикующий колдовство – магию демонов. Человеческое дитя демона.
Тайлун – маг, человек, практикующий божественную магию. Человеческое дитя бога.
Юката – повседневный вариант кимоно для ношения в домашней обстановке.
Сугегаса – коническая шляпа из тростника, соломы или бумаги.
Осоэ–Мо – бог подземного мира.
Саму – мужское повседневное кимоно для физического труда.
Бокиманайкаррон – полное имя доррона из Храма Солнца.
Дзабутон — японская плоская подушка для сидения
Футон — традиционная японская постельная принадлежность в виде толстого хлопчатобумажного матраца.
Канзаши - заколка на спице. Подарок Мэй от Риндо.
В душном зале придорожной таверны пахло пОтом, дорогой и ароматом фирменной настойки хозяина. Заведение пользовалось популярностью у заезжающих сюда путников, несмотря на заметную нечистоплотность содержащих его людей. На местами прогнившем и отсыревшем полу вырастал плотный объемный мох, столы редко ласкала чистая тряпка подавальщиц, небольшие жестяные плошки, служившие вместилищами капающего воска, сплошь были залиты им и очищались лишь тогда, когда требовалось сменить свечи. Однако, несмотря на заметные недостатки, «Дом у дороги», заведение папы Бундо, любили и исправно посещали. Мягкотелые помощницы здесь всегда были улыбчивы и позволяли уставшим мужским взглядам полюбоваться зрелищем мелькнувшей в разрезе длинной юбки желанной ножки, повару можно было прокричать о заказе из самого зала, и тотчас блюда появлялись перед просителем, как по волшебству. Ну а если не лень было поднять голову от тарелки, то на лестнице, ведущей на второй этаж, всегда можно было увидеть самого хозяина, радушно улыбающегося всем присутствующим. Стройный мужчина, которому на вид можно было дать около пятидесяти лет, осматривал творение собственных рук каждый вечер, неизменно одеваясь в мешковатые темные штаны, рубаху льняного цвета и жилетку поверх нее. Закатанные рукава демонстрировали сильные рабочие руки, испещренные сеткой крупных вен, длинные темные волосы неизменно убирались в хвост кожаным жгутом, и только седая прядь, спускающаяся чуть ниже подбородка, оставалась свободной. Да, папа Бундо любил свою таверну на окраине Древнего города – одного из многих в Рассветном Краю. Папа Бундо привечал у себя любого заплутавшего незнакомца. Случались вечера, когда хозяин спускался со своего поста вниз и щедро наливал настойку собственного приготовления из кувшина, который никогда не выпускал из широких ладоней. Стоило напитку оказаться в алчущем жидкости чреве, и никто уже не обращал внимания на то, что сосуд у папы Бундо никогда не пустеет, а глаза зажигаются алым блеском всякий раз, как на стол после очередной порции настойки опускается обессиленная голова путника. Ослабевших брали на себя подавальщицы: отводили на второй этаж, устраивали в гостиничных комнатах и позволяли увидеть не только полоску кожи в разрезе платья, но и всю молодую красоту доступного девичьего тела. В такие ночи папа Бундо не поднимался наверх после разлития настойки: сладострастные крики посетителей вперемешку с горловыми стонами его девиц из обслуги, сквозь которые остальные захмелевшие гости уже не могли слышать сдерживаемого звериного рыка, были слышны даже из обеденного зала, и держатель таверны впитывал чужие самые острые эмоции даже на расстоянии. Их хватало на всех: и на девочек, что страстно изгибались в руках осоловевших незнакомцев, и на хозяина «Дома у дороги».
Да, папа Бундо был древним демоном инкубом, его подавальщицы – суккубами на добровольной и бессрочной службе, повар – демоном соблазна и чревоугодия. Но кто же в то нелегкое время мог похвастаться безгрешностью? Питаться хотелось даже младенцу.
Именно так думал демон, в который раз собираясь обойти посетителей со своим бездонным кувшином, наполненным настойкой забвения, и разглядывая гостей вечера. Одна пара привлекла его особенное внимание: все потому, что полная женщина в годах и не менее плотный мужчина прибыли в его заведение с большой корзиной в руках, внутри которой сладко посапывал темноволосый младенец. Бундо не удивился бы, не смотрись ребенок, бережно укутанный белоснежным одеяльцем, чужим в атмосфере всеобщей бедности, в которую вписывались даже его родители, одетые в рабочую робу. Демон прокрутил в голове последние новости Древнего города и не припомнил ни одной, хотя бы отдаленно связанной с похищением ребенка. Что ж, возможно, эти двое всю жизнь копили и работали, не покладая рук, чтобы у девчушки такое вот бельишко было. Что девка, хозяин не сомневался: пацаны даже в наилучших условиях спали беспокойно, периодически просыпаясь и оглашая пространство голодным криком. Этот ангелок сопел слишком сладко для будущего разбивателя женских сердец. Этот ангелок явно был рожден в любви и согласии. Только не верилось папе Бундо, что неопрятная крестьянка приходилась дитю матерью. Бабкой, убитой горем, да. Но не из чрева этой буренки появилась девочка. Впрочем, какое ему до этого было дело? Заплатили – и ладно. Услуг девочек не заказали? Ничего, таверна от этого не обеднеет. Тем более только звякнул над входной дверью колокольчик, возвещающий о прибытии нового посетителя, так что Бундо сразу поспешил навстречу.
– Господин желает отведать фирменной настойки «Дома у дороги?» – дежурно поинтересовался он задолго до того, как начать разглядывать гостя. Прозвучавшее в ответ молчание заставило его на миг забыть о правилах приличия и законах гостеприимства.
Холодные серые глаза он увидел лишь тогда, когда задрал голову. В этом обличие инкуб был хоть и строен, но коренаст и не слишком высок. Посетитель превосходил его, пожалуй, на добрых полторы головы, и сосредоточенным взглядом обводил помещение обеденной. С каждой минутой лицо его принимало все более брезгливое выражение, но Бундо нисколько не стыдился внешнего вида своего заведения. В самом деле, что забыл богач подобного типа именно здесь? Неподалеку ведь находилось более комфортабельное место с подходящим для таких вот снобов названием. Что–то вроде «Вашего привычного уклада», кажется.
То, что незнакомец принадлежал к зажиточному сословию, Бундо определил безошибочно. Ауры он читать уже давно не мог, однако ни стоптанные сапоги пришедшего мужчины, ни его видавшая виды дорожная одежда, состоящая из брюк и плаща, под которым скрывалась рубаха, не смогли бы обмануть бывалого демона. Всему виной оказались длинные белоснежные волосы с пепельным оттенком, доходившие мужчине до середины бедра. Они сразу сигнализировали о том, что тщеславие владельца не позволило строить из себя заезжего ремесленника или направляющегося в город торговца. Бундо ощутил укол беспокойства: незнакомец ведь мог и из его братии оказаться. Но своих на территориях людей инкуб не чувствовал: не хватало силы. Лишь в том случае, если, как в случае девочек и повара, заранее знал, с кем имеет дело. Однако огромная волна брезгливости, идущая от путника, которой Бундо бессовестно подкрепился, свела на нет все сомнения, рождаемые интуицией: демоны в забегаловки типа «Дома у дороги» не сунули бы носа. Остальные просто не допускали подобных мыслей. Нет, к папе Бундо зашел простой отчаявшийся аристократ, вдруг решивший, что в жизни ему явно не хватает острых ощущений.
Словно в подтверждение его мыслей, незнакомец небрежно бросил:
– Свое пойло оставь для тех, кто вечно собирается жить между сном и явью. Комнату на ночь. Живо!
Папа Бундо не обиделся. За несколько тысячелетий жизни среди людей он привык ко всякому отношению. Этот пришелец безумно устал. Ему требовалась отдушина. Узнай он, пожалуй, что имеет дело с древним демоном, способным иссушить его до дна, наверное, сменил бы гнев на милость. Но папа Бундо давно уже стал законопослушным и свято чтил договор с людьми. Убивать их запрещалось категорически. Нарушившие же закон попросту развоплощались до состояния – злобных духов, которые не в силах были обрести покой. Нет, папа Бундо такой судьбы не желал. Он был мудрым инкубом.
– Трепетное женское тело заставит вас отвлечься от тягостных мыслей, – беззастенчиво намекнул хозяин постояльцу на наличие дополнительного спектра услуг.
Во взгляде блондина впервые скользнул интерес. Безошибочно определив девочек–подавальщиц в наполненном почти до отказа зале, хвостатый указал пальцем на фигуристую темноволосую Кюрюко:
– Эту. И побыстрее! – распорядился он.
– Прекрасный выбор, – похвалил его папа Бундо, одновременно подзывая выбранную девушку. – Проводишь господина в комнату наверх и останешься там до утра.
Наметанным взглядом суккуба окинула посетителя с головы до ног и незаметно кивнула хозяину. В руки демона же лег увесистый мешочек с монетами – вознаграждение за предстоящий ночлег. Как и подозревал инкуб, приезжий оказался не из простых горожан. Провожая поднимающуюся парочку прощальным взглядом, демон был уверен, что лучшая из его девочек сегодня наестся до отвала.
Спустя двадцать минут сверху послышались крики: сначала страстные, затем болезненные, а под конец Бундо ощутил агонию погибающей от рук незнакомца Кюрюко. Позабыв о том, что должен изображать гостеприимного хозяина, он молнией влетел на второй этаж, метнувшись в сторону нужной комнаты, но открывшаяся дверь и вырвавшийся оттуда белоснежный вихрь не позволили проверить состояние девушки–суккубы. Вместо этого стихия оттеснила инкуба сначала к лестнице, а потом и вовсе столкнула вниз, перегибая через перила. Одновременно с этим Бундо ощутил вошедшее в подреберье холодное лезвие, которое, почему–то, не стало доводить начатое до конца, вспарывая грудную клетку и, тем самым, подводя жирную черту под длинной и насыщенной событиями жизни демона. Нет, папа Бундо остался жив и, что самое главное, мог исцелиться. Ослабленный, он свалился со второго этажа как раз за тот стол, который ранее занимала семейная пара с совершенно не подходящим им младенцем. Убийца разрешил сомнения демона весьма простым способом: к тому моменту, как Бундо оказался лежащим на полу таверны, оба взрослых были обезглавлены. Белоснежное одеяльце девочки перепачкалось в чужой крови, но сама кроха продолжала мирно посапывать, будто никогда не творилось вокруг сущего безумия. Инстинктивно инкуб схватил корзину и, прижав ее к своей груди, что было силы, забился в нишу под лестницей, ощущая, как по щекам катятся злые слезы от действий внезапно ворвавшегося в его жизнь незнакомца, в мгновение ока разрушившего все, что было дорого хозяину. А белый вихрь все метался по трапезной, оставляя за собой горы обезглавленных трупов. Вскоре в зале осталось лишь трое живых, хотя развернувшееся в дальнейшем перед глазами папы Бундо зрелище заставило его пересмотреть подсчеты.
Обнаженный до пояса незнакомец с разметавшимися по плечам волосами стоял посреди обеденной и отслеживал признаки оставшейся жизни. Удовлетворенно кивнув самому себе, он поднял зажатый в руке иайто и, с удовольствием зажмурившись, слизал с лезвия оставшуюся на нем кровь. Инкуб поежился: пусть сам он в темнейшие свои годы не брезговал мертвечиной, худой, пусть и жилистый, мужчина, пробующий жизненные соки среди горы мертвецов вызвал в нем естественное желание бежать отсюда подальше. Но куда? Куда он подастся из своего «Дома у дороги»? Инкуб молился лишь об одном: чтобы не проснулась от голода малышка. Демон свое отжил, но отнимать жизнь у еще толком не видевшего света ребенка он считал кощунством. Однако два факта разуверили в этом инкуба и заставили по–новому взглянуть на учинившего резню блондина.
У людей никогда не исчезало из рук оружие. Даже наделенные магией существа, помимо способностей, которыми обладали, всегда имели при себе средства возможной обороны. Воплощать предметы, материализовывая их из воздуха, могли только духи. А значит, блондин был не кем иным, как коттаем.
Для чего духу потребовались обе свободные руки, демон понял несколькими минутами позже: длинноволосая смерть принялась поправлять прическу, пытаясь вернуть пряди к более–менее приемлемому виду. Тут–то Бундо и заметил на шее духа волшебный ошейник.
Надо же! Демон даже протер глаза, чтобы удостовериться в том, что чужая цепь на коттае ему не померещилась. Но тонкая золотая нить и правда оставляла блики в тусклом сиянии свечей, размещенных на полках по стенам, и то, что дух избавился от иайто, могло означать только одно: коттай свою задачу выполнил.
Испытав огромное облегчение вперемешку с обидой, Бундо вместе с корзиной выбрался из укрытия, привлекая внимание палача:
– И кому же не угодила моя скромная закусочная, а, коттай? – присев на стул, служивший ранее пристанищем для корзины, горько спросил демон. Раны его затягивались медленно, и он возблагодарил богов за то, что перед вечером успел покормиться. Эх, Кюрюко… как жалко ему было свою любимую демоницу.
– Без обид, пиявка, – дух стер с лица оставшуюся после перекуса кровь. – Но человеческим властям было поручено провести расследование в отношении твоей забегаловки, а уж им нетрудно было определить, что здесь частенько собираются чисто демонические компании. Сам понимаешь, по договору с людьми это запрещено: излишне подозрительные сборища могут являться средоточием заговора. Это ведет к полному истреблению ослушавшихся.
– И что, коттай, тебя призвали из небытия выполнять самую грязную работу? – сплюнул демон, хотя все внутри клокотало от негодования. – Тут семейная пара сидела! – в сердцах воскликнул он. – Скажешь, тоже демоны были?!
– И воняли хуже всех, – подтвердил дух недавние сомнения демона. – А ты ослаб настолько, что сущность от человека отличить не в силах. Небось, забыл уже, что значит истинный облик принимать, – поддразнил инкуба коттай.
Подобного оскорбления демон вынести не мог, и пусть трансформация отняла бы драгоценные силы, которые сейчас нужны были на восстановление испорченной плоти, Бундо упрямо решил измениться. Плотный туман полностью скрыл тело мужчины от усмехающегося духа, являя ему настоящий вид инкуба – златовласого бога с небесно–голубым оттенком глаз, одетого в светлый просторный доги и выглядевшего едва перешагнувшим порог совершеннолетия.
– Другое дело, – удовлетворенно заметил дух, но инкуб и не думал успокаиваться.
– Ребенка тоже порешишь?! – с нажимом спросил он, выставляя корзину вперед на вытянутых руках. – Или демонят ты из брезгливости не трогаешь?
– Глупый, изголодавшийся по нормальной еде инкуб, – поморщился коттай. – Совсем нюх потерял. Она ж полукровка, – указав пальцем на корзину, со знанием дела заявил дух. – Демона и бога. И в кого она превратится в будущем, будет зависеть от… впрочем, ты и сам прекрасно понимаешь.
Пояснения к тексту:
Коттай – воплощенный дух, созданный богом.
Иайто — японский тренировочный меч для иайдо (вид боевых искусств).
Доги — одежды для занятия восточными единоборствами.
Святая семерка – отсылка к семи богам счастья из синтоизма.
Мэй (яп. «танец») – девочка–полукровка, героиня, богиня возмездия.
Риндемон Ясумаро – коттай–лис.
Ёёши – верховный бог.
Ёёни – верховная богиня.
Омэй – человеческий брат Ёёни, погиб.
Доррон – дух–хранитель святилища.
Хё – спутница Мэй по храму.
Алый демон – бывший друг и нынешний хозяин Ясумаро.
Aотама – священное дерево Ёёши, цветет с середины весны и до начала лета.
Рёкай – колдун, человек, практикующий колдовство – магию демонов. Человеческое дитя демона.
Тайлун – маг, человек, практикующий божественную магию. Человеческое дитя бога.
Юката – повседневный вариант кимоно для ношения в домашней обстановке.
Сугегаса – коническая шляпа из тростника, соломы или бумаги.
Осоэ–Мо – бог подземного мира.
Саму – мужское повседневное кимоно для физического труда.
Бокиманайкаррон – полное имя доррона из Храма Солнца.
Дзабутон — японская плоская подушка для сидения
Футон — традиционная японская постельная принадлежность в виде толстого хлопчатобумажного матраца.
Канзаши - заколка на спице. Подарок Мэй от Риндо.
ПРОЛОГ
В душном зале придорожной таверны пахло пОтом, дорогой и ароматом фирменной настойки хозяина. Заведение пользовалось популярностью у заезжающих сюда путников, несмотря на заметную нечистоплотность содержащих его людей. На местами прогнившем и отсыревшем полу вырастал плотный объемный мох, столы редко ласкала чистая тряпка подавальщиц, небольшие жестяные плошки, служившие вместилищами капающего воска, сплошь были залиты им и очищались лишь тогда, когда требовалось сменить свечи. Однако, несмотря на заметные недостатки, «Дом у дороги», заведение папы Бундо, любили и исправно посещали. Мягкотелые помощницы здесь всегда были улыбчивы и позволяли уставшим мужским взглядам полюбоваться зрелищем мелькнувшей в разрезе длинной юбки желанной ножки, повару можно было прокричать о заказе из самого зала, и тотчас блюда появлялись перед просителем, как по волшебству. Ну а если не лень было поднять голову от тарелки, то на лестнице, ведущей на второй этаж, всегда можно было увидеть самого хозяина, радушно улыбающегося всем присутствующим. Стройный мужчина, которому на вид можно было дать около пятидесяти лет, осматривал творение собственных рук каждый вечер, неизменно одеваясь в мешковатые темные штаны, рубаху льняного цвета и жилетку поверх нее. Закатанные рукава демонстрировали сильные рабочие руки, испещренные сеткой крупных вен, длинные темные волосы неизменно убирались в хвост кожаным жгутом, и только седая прядь, спускающаяся чуть ниже подбородка, оставалась свободной. Да, папа Бундо любил свою таверну на окраине Древнего города – одного из многих в Рассветном Краю. Папа Бундо привечал у себя любого заплутавшего незнакомца. Случались вечера, когда хозяин спускался со своего поста вниз и щедро наливал настойку собственного приготовления из кувшина, который никогда не выпускал из широких ладоней. Стоило напитку оказаться в алчущем жидкости чреве, и никто уже не обращал внимания на то, что сосуд у папы Бундо никогда не пустеет, а глаза зажигаются алым блеском всякий раз, как на стол после очередной порции настойки опускается обессиленная голова путника. Ослабевших брали на себя подавальщицы: отводили на второй этаж, устраивали в гостиничных комнатах и позволяли увидеть не только полоску кожи в разрезе платья, но и всю молодую красоту доступного девичьего тела. В такие ночи папа Бундо не поднимался наверх после разлития настойки: сладострастные крики посетителей вперемешку с горловыми стонами его девиц из обслуги, сквозь которые остальные захмелевшие гости уже не могли слышать сдерживаемого звериного рыка, были слышны даже из обеденного зала, и держатель таверны впитывал чужие самые острые эмоции даже на расстоянии. Их хватало на всех: и на девочек, что страстно изгибались в руках осоловевших незнакомцев, и на хозяина «Дома у дороги».
Да, папа Бундо был древним демоном инкубом, его подавальщицы – суккубами на добровольной и бессрочной службе, повар – демоном соблазна и чревоугодия. Но кто же в то нелегкое время мог похвастаться безгрешностью? Питаться хотелось даже младенцу.
Именно так думал демон, в который раз собираясь обойти посетителей со своим бездонным кувшином, наполненным настойкой забвения, и разглядывая гостей вечера. Одна пара привлекла его особенное внимание: все потому, что полная женщина в годах и не менее плотный мужчина прибыли в его заведение с большой корзиной в руках, внутри которой сладко посапывал темноволосый младенец. Бундо не удивился бы, не смотрись ребенок, бережно укутанный белоснежным одеяльцем, чужим в атмосфере всеобщей бедности, в которую вписывались даже его родители, одетые в рабочую робу. Демон прокрутил в голове последние новости Древнего города и не припомнил ни одной, хотя бы отдаленно связанной с похищением ребенка. Что ж, возможно, эти двое всю жизнь копили и работали, не покладая рук, чтобы у девчушки такое вот бельишко было. Что девка, хозяин не сомневался: пацаны даже в наилучших условиях спали беспокойно, периодически просыпаясь и оглашая пространство голодным криком. Этот ангелок сопел слишком сладко для будущего разбивателя женских сердец. Этот ангелок явно был рожден в любви и согласии. Только не верилось папе Бундо, что неопрятная крестьянка приходилась дитю матерью. Бабкой, убитой горем, да. Но не из чрева этой буренки появилась девочка. Впрочем, какое ему до этого было дело? Заплатили – и ладно. Услуг девочек не заказали? Ничего, таверна от этого не обеднеет. Тем более только звякнул над входной дверью колокольчик, возвещающий о прибытии нового посетителя, так что Бундо сразу поспешил навстречу.
– Господин желает отведать фирменной настойки «Дома у дороги?» – дежурно поинтересовался он задолго до того, как начать разглядывать гостя. Прозвучавшее в ответ молчание заставило его на миг забыть о правилах приличия и законах гостеприимства.
Холодные серые глаза он увидел лишь тогда, когда задрал голову. В этом обличие инкуб был хоть и строен, но коренаст и не слишком высок. Посетитель превосходил его, пожалуй, на добрых полторы головы, и сосредоточенным взглядом обводил помещение обеденной. С каждой минутой лицо его принимало все более брезгливое выражение, но Бундо нисколько не стыдился внешнего вида своего заведения. В самом деле, что забыл богач подобного типа именно здесь? Неподалеку ведь находилось более комфортабельное место с подходящим для таких вот снобов названием. Что–то вроде «Вашего привычного уклада», кажется.
То, что незнакомец принадлежал к зажиточному сословию, Бундо определил безошибочно. Ауры он читать уже давно не мог, однако ни стоптанные сапоги пришедшего мужчины, ни его видавшая виды дорожная одежда, состоящая из брюк и плаща, под которым скрывалась рубаха, не смогли бы обмануть бывалого демона. Всему виной оказались длинные белоснежные волосы с пепельным оттенком, доходившие мужчине до середины бедра. Они сразу сигнализировали о том, что тщеславие владельца не позволило строить из себя заезжего ремесленника или направляющегося в город торговца. Бундо ощутил укол беспокойства: незнакомец ведь мог и из его братии оказаться. Но своих на территориях людей инкуб не чувствовал: не хватало силы. Лишь в том случае, если, как в случае девочек и повара, заранее знал, с кем имеет дело. Однако огромная волна брезгливости, идущая от путника, которой Бундо бессовестно подкрепился, свела на нет все сомнения, рождаемые интуицией: демоны в забегаловки типа «Дома у дороги» не сунули бы носа. Остальные просто не допускали подобных мыслей. Нет, к папе Бундо зашел простой отчаявшийся аристократ, вдруг решивший, что в жизни ему явно не хватает острых ощущений.
Словно в подтверждение его мыслей, незнакомец небрежно бросил:
– Свое пойло оставь для тех, кто вечно собирается жить между сном и явью. Комнату на ночь. Живо!
Папа Бундо не обиделся. За несколько тысячелетий жизни среди людей он привык ко всякому отношению. Этот пришелец безумно устал. Ему требовалась отдушина. Узнай он, пожалуй, что имеет дело с древним демоном, способным иссушить его до дна, наверное, сменил бы гнев на милость. Но папа Бундо давно уже стал законопослушным и свято чтил договор с людьми. Убивать их запрещалось категорически. Нарушившие же закон попросту развоплощались до состояния – злобных духов, которые не в силах были обрести покой. Нет, папа Бундо такой судьбы не желал. Он был мудрым инкубом.
– Трепетное женское тело заставит вас отвлечься от тягостных мыслей, – беззастенчиво намекнул хозяин постояльцу на наличие дополнительного спектра услуг.
Во взгляде блондина впервые скользнул интерес. Безошибочно определив девочек–подавальщиц в наполненном почти до отказа зале, хвостатый указал пальцем на фигуристую темноволосую Кюрюко:
– Эту. И побыстрее! – распорядился он.
– Прекрасный выбор, – похвалил его папа Бундо, одновременно подзывая выбранную девушку. – Проводишь господина в комнату наверх и останешься там до утра.
Наметанным взглядом суккуба окинула посетителя с головы до ног и незаметно кивнула хозяину. В руки демона же лег увесистый мешочек с монетами – вознаграждение за предстоящий ночлег. Как и подозревал инкуб, приезжий оказался не из простых горожан. Провожая поднимающуюся парочку прощальным взглядом, демон был уверен, что лучшая из его девочек сегодня наестся до отвала.
Спустя двадцать минут сверху послышались крики: сначала страстные, затем болезненные, а под конец Бундо ощутил агонию погибающей от рук незнакомца Кюрюко. Позабыв о том, что должен изображать гостеприимного хозяина, он молнией влетел на второй этаж, метнувшись в сторону нужной комнаты, но открывшаяся дверь и вырвавшийся оттуда белоснежный вихрь не позволили проверить состояние девушки–суккубы. Вместо этого стихия оттеснила инкуба сначала к лестнице, а потом и вовсе столкнула вниз, перегибая через перила. Одновременно с этим Бундо ощутил вошедшее в подреберье холодное лезвие, которое, почему–то, не стало доводить начатое до конца, вспарывая грудную клетку и, тем самым, подводя жирную черту под длинной и насыщенной событиями жизни демона. Нет, папа Бундо остался жив и, что самое главное, мог исцелиться. Ослабленный, он свалился со второго этажа как раз за тот стол, который ранее занимала семейная пара с совершенно не подходящим им младенцем. Убийца разрешил сомнения демона весьма простым способом: к тому моменту, как Бундо оказался лежащим на полу таверны, оба взрослых были обезглавлены. Белоснежное одеяльце девочки перепачкалось в чужой крови, но сама кроха продолжала мирно посапывать, будто никогда не творилось вокруг сущего безумия. Инстинктивно инкуб схватил корзину и, прижав ее к своей груди, что было силы, забился в нишу под лестницей, ощущая, как по щекам катятся злые слезы от действий внезапно ворвавшегося в его жизнь незнакомца, в мгновение ока разрушившего все, что было дорого хозяину. А белый вихрь все метался по трапезной, оставляя за собой горы обезглавленных трупов. Вскоре в зале осталось лишь трое живых, хотя развернувшееся в дальнейшем перед глазами папы Бундо зрелище заставило его пересмотреть подсчеты.
Обнаженный до пояса незнакомец с разметавшимися по плечам волосами стоял посреди обеденной и отслеживал признаки оставшейся жизни. Удовлетворенно кивнув самому себе, он поднял зажатый в руке иайто и, с удовольствием зажмурившись, слизал с лезвия оставшуюся на нем кровь. Инкуб поежился: пусть сам он в темнейшие свои годы не брезговал мертвечиной, худой, пусть и жилистый, мужчина, пробующий жизненные соки среди горы мертвецов вызвал в нем естественное желание бежать отсюда подальше. Но куда? Куда он подастся из своего «Дома у дороги»? Инкуб молился лишь об одном: чтобы не проснулась от голода малышка. Демон свое отжил, но отнимать жизнь у еще толком не видевшего света ребенка он считал кощунством. Однако два факта разуверили в этом инкуба и заставили по–новому взглянуть на учинившего резню блондина.
У людей никогда не исчезало из рук оружие. Даже наделенные магией существа, помимо способностей, которыми обладали, всегда имели при себе средства возможной обороны. Воплощать предметы, материализовывая их из воздуха, могли только духи. А значит, блондин был не кем иным, как коттаем.
Для чего духу потребовались обе свободные руки, демон понял несколькими минутами позже: длинноволосая смерть принялась поправлять прическу, пытаясь вернуть пряди к более–менее приемлемому виду. Тут–то Бундо и заметил на шее духа волшебный ошейник.
Надо же! Демон даже протер глаза, чтобы удостовериться в том, что чужая цепь на коттае ему не померещилась. Но тонкая золотая нить и правда оставляла блики в тусклом сиянии свечей, размещенных на полках по стенам, и то, что дух избавился от иайто, могло означать только одно: коттай свою задачу выполнил.
Испытав огромное облегчение вперемешку с обидой, Бундо вместе с корзиной выбрался из укрытия, привлекая внимание палача:
– И кому же не угодила моя скромная закусочная, а, коттай? – присев на стул, служивший ранее пристанищем для корзины, горько спросил демон. Раны его затягивались медленно, и он возблагодарил богов за то, что перед вечером успел покормиться. Эх, Кюрюко… как жалко ему было свою любимую демоницу.
– Без обид, пиявка, – дух стер с лица оставшуюся после перекуса кровь. – Но человеческим властям было поручено провести расследование в отношении твоей забегаловки, а уж им нетрудно было определить, что здесь частенько собираются чисто демонические компании. Сам понимаешь, по договору с людьми это запрещено: излишне подозрительные сборища могут являться средоточием заговора. Это ведет к полному истреблению ослушавшихся.
– И что, коттай, тебя призвали из небытия выполнять самую грязную работу? – сплюнул демон, хотя все внутри клокотало от негодования. – Тут семейная пара сидела! – в сердцах воскликнул он. – Скажешь, тоже демоны были?!
– И воняли хуже всех, – подтвердил дух недавние сомнения демона. – А ты ослаб настолько, что сущность от человека отличить не в силах. Небось, забыл уже, что значит истинный облик принимать, – поддразнил инкуба коттай.
Подобного оскорбления демон вынести не мог, и пусть трансформация отняла бы драгоценные силы, которые сейчас нужны были на восстановление испорченной плоти, Бундо упрямо решил измениться. Плотный туман полностью скрыл тело мужчины от усмехающегося духа, являя ему настоящий вид инкуба – златовласого бога с небесно–голубым оттенком глаз, одетого в светлый просторный доги и выглядевшего едва перешагнувшим порог совершеннолетия.
– Другое дело, – удовлетворенно заметил дух, но инкуб и не думал успокаиваться.
– Ребенка тоже порешишь?! – с нажимом спросил он, выставляя корзину вперед на вытянутых руках. – Или демонят ты из брезгливости не трогаешь?
– Глупый, изголодавшийся по нормальной еде инкуб, – поморщился коттай. – Совсем нюх потерял. Она ж полукровка, – указав пальцем на корзину, со знанием дела заявил дух. – Демона и бога. И в кого она превратится в будущем, будет зависеть от… впрочем, ты и сам прекрасно понимаешь.
