ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ: некоторые астрономические понятия соответствуют действительности (в созвездии Дракона, например, действительно располагаются три галактики), некоторые являются предметом вымысла. Проверять подлинность предоставляемых сведений, с вашего позволения, автор предоставляет кропотливому читателю. А у нас роман о любви.
Никто доподлинно не знает, как образовалась необъятная Вселенная, населенная бесчисленным количеством рас. Но однажды в темном пространстве космоса вдруг зажглись миллиарды звезд, а на них, в свою очередь, стали обитать существа, похожие внешне и, тем не менее, совершенно разные внутри. Подобно сияющему хвосту пролетающей кометы, в созвездии Дракона появились три галактики, населенные мудрыми и справедливыми обитателями: звезда Этамин стала прибежищем для наиболее сильных представителей расы – призрачных драконов, Тубан объединил под своим крылом подземных, «плясун» Арракис – огненных, и самых способных к дипломатии, драконов. Вместе они олицетворяли расу разума, знаний и инициаторов перемен. Именно с их созвездия во Вселенную и пришло процветание.
В противовес рассудочным и продуманным представителям триединого созвездия судьба поставила свободолюбивые Магеллановы Облака. Их жители – крылатые и морские сирены – нравом отличались строптивым, заносчивым и руководствовались лишь собственной выгодой и комфортом. Чужаков не любили, сами же охотно путешествовали, насколько позволяли технологии (приобретенные благодаря драконам). Вызвано это было необходимостью рождения потомства, поскольку сирены, в большинстве своем, приносили свету одних только девочек. В награду за то, что чужое семя прорастало в них, сирены пели песни. Из всех созданий Вселенной они обладали наиболее древней и загадочной магией, не поддающейся никому другому, и песни сирен – добрые, ласковые, а порой и режущие лучше всякого клинка – могли приносить как умиротворение, так и служить причиной для начала кровопролитной войны. Женщины эти славу заслужили дурную, поскольку не всякий брошенный ими мужчина был готов навсегда расстаться с потомством. Но сирены уходили, слетались обратно на Облака, и границу закрывали тотчас же, как оказывались в родных владениях. К помощи их прибегали лишь в самых крайних случаях, поскольку обладали они странным свойством: один раз за всю жизнь слышали зов, на который не могли не откликнуться, и бороздили звездные просторы до тех пор, пока не находили мужчину, ставшего причиной беспокойства. Мудрая Вселенная сама подсказывала самодостаточным путешественницам, где стоит искать мир и покой, с кем нужно остаться, чтобы обрести счастье, но…сирены были верны своей Родине. Сирены были непреклонны.
Третьей, наряду с драконами и сиренами, наиболее древней и по праву считающейся высшей расой стали горгулы – двуипостасные сущности, могущие принимать форму камня в те минуты, когда угрожала опасность. Это свойство горгульей природы нашло применение в диалоге с подземными: боевая ипостась горгулов, имевшая, помимо всего прочего, еще и плотные крылья, обладала повышенной выносливостью и недюжинной силой. Признанные строители Вселенной – подземные драконы – по достоинству оценили это качество, положив начало долгосрочному и плодотворному сотрудничеству. А еще горгулы по праву считались связующей нитью Вселенной: добываемое в недрах планет, обращающихся вокруг центров галактик, принадлежащих созвездию Льва, топливо применялось для быстрой транспортировки пассажиров и грузов на большие расстояния.
Три расы – драконы, сирены и горгулы – были названы высшими, поскольку могли использовать энергию ядра планет своих звездных систем, так называемых Источников, имеющую выход на поверхность в виде плазменных столбов, уходящих под небосвод. Наследниками высших по праву считались те, кто мог подчинить себе энергию Источника. Ни одна из появившихся после рас – людей и метаморфов – таким свойством не обладала. И если первые, считающиеся наиболее слабой и беззащитной частью Вселенной, стали бороться с этим путем построения лучшего космического флота, то вторые со своим положением смиряться не собирались.
Кто из оборотней первым объявил драконам войну, осталось под завесой тайны. Возможно, этого факта в истории не существовало, поскольку древнейших высших начали уничтожать преимущественно поодиночке, а миролюбивые драконы просто не могли поднять руку на младших братьев. Были, конечно, и кровопролитные столкновения, но оборотни всегда брали количеством: они не были стеснены рамками какой–либо галактики, они обладали свойством путешествовать любыми видами телепортов, гостеприимно предлагаемых драконами, они не обладали принципами невмешательства. Ближайших помощников – горгулов – изолировали тогда, когда уничтожили одного из династии правителей. Сирены к бедам драконов остались равнодушны, поскольку пытались отстоять независимость своей родины. И свободолюбивым женщинам, в отличие от мудрых крылатых, это удалось. Но с тех пор они стали изгоями Вселенной. Их ненавидели, имя их считалось синонимом предательства и вероломства. Сирены оказались вне закона.
Возможно, так продолжалось бы и по сей день. Но судьба распорядилась иначе, и однажды два представителя планет с системы Лигейи, ближе всего в Млечном пути находящейся к Дракону, провели между своими детьми обряд кровной помолвки. Ничего серьезного – простое дипломатическое соглашение: смешали в чаше кровь наследников, пожали друг другу руки и разошлись управлять своими планетами дальше. Только короткая встреча положила начало одной из основательных перемен в отношениях между расами, устроила перелом в продолжительной холодной войне. С нее и начинается эта история.
– Я не могу уснуть.
Наш семейный врач и по совместительству светило местной медицины – а именно планеты Орфей системы Лигейи в самом хвосте рукава Стрельца галактики Млечный Путь – посмотрел на меня с интересом. Наверное, удивился. По крайней мере, я так подумала поначалу. Еще бы, дочка президента всегда отличалась прекрасным здоровьем. Арина Одиссис не простывала, не ломала руки и ноги, никогда не срывала голос – и вдруг перестала нормально спать? Я бы тоже заинтересовалась.
– Не подумайте ничего плохого, – тут же поспешила объяснить происходящие со мной вещи подробнее. – В сон я проваливаюсь, а потом начинается оно…
– Что – оно? – Густав наконец–то подал голос.
– Я слышу голос. Он зовет меня… – по залегшей между бровей складке поняла: мужчина крепко задумался. С Густавом это происходило всегда: обычно он был молчалив и улыбчив, когда заходил к нам на чаепития и проверял состояние здоровья папы – как–никак, а президент нуждался в тщательном уходе – но когда начинался действительно важный мыслительный процесс, он медленно уходил себя, прерываясь на короткие вылазки на поверхность сознания с целью задать несколько наводящих вопросов. И снова исчезал. Сейчас, как оказалось, был немного другой случай.
– Что он говорит? – словно так и должно быть, призвал меня к ответу терапевт.
– Я не помню, – я честно пожала плечами. – Но после каждого такого сеанса чувствую себя так, словно целую ночь только тем и занималась, что тренировалась в спортзале.
Густав как–то подозрительно сощурился:
– Как давно это началось?
– Около месяца назад.
Врач испустил тяжелый вздох и выдал очень подходящее моменту ругательство:
– Черт! Я надеялся, что этого все же не произойдет…
С этими словами, несмотря на некоторую грузность фигуры и приличный животик, он на удивление легко поднялся из кресла в гостиной, где мы устроились для приватного разговора, и решительно встал рядом с моим:
– Пойдем, Арина. Пришла пора поговорить с папой…
Не совсем понимая, о чем именно пойдет речь, я, тем не менее, поднялась следом и конечно пошла за Густавом.
Выходной отец нашего дружного (и совсем не из–за политического имиджа, а ввиду крепкого фундамента, заложенного при первой же встрече) и благородного семейства обычно проводил в кабинете. Нет, не за деловыми переговорами – этому уделялись будние дни, ну и папа, пусть и скрывал, но откровенно побаивался грозного маминого напоминания о том, что дом не есть место для политики. Эрик Одиссис просматривал новости, делился с друзьями впечатлениями ну и, конечно, посвящал время семье, то есть нам с мамой. Такие минуты Терриния – или Терри, как, подобно далекой сестре с Магеллановых Облаков, любил уменьшать мамино имя папа – Брок–Одиссис любила больше всего. Она частенько повторяла, что ценить стоит те мгновения, которые мы проводим с самыми близкими. Конечно, никого роднее нас с папой для нее не было. Тетя Эдна периодически с ней связывалась, но некоторая отстраненность систем Магеллана от общего стремления быть друг к другу ближе делала разговоры с сестрой быстрыми и скомканными. Мама скучала – я это видела, но при нынешней ситуации и руководстве Облаков вряд ли можно было как–то ситуацию исправить. Вот и приходился избыток маминой любви, предназначенный для далекой родной крови, на нас с папой. Больше детей у родителей не случилось, но это они объясняли достаточно просто: им хватило одного взгляда на меня, чтобы понять, что я стану единственным светом до конца их жизни. Нет, знала я и нормальную причину своего вынужденного одинокого существования, но… на Млечном Пути о таких вещах говорить было не принято. Во избежание. Да…
Кабинет находился рядом с гостиной, так что в вотчину папы мы пришли достаточно быстро. Насыщенно–каштановая шевелюра с упругими кольцами волос, которую он старался стричь максимально коротко, чтобы можно было выглядеть презентабельно, и удивительно–загорелая кожа выдавали в нем коренного жителя планеты Орфей. Все правильно, мы находились на таком расстоянии от Лигейи, что уровень излучения всех поголовно жителей наделял насыщенным цветом кожи. То ли дело соседний Рокис – он и дальше, и прохладнее на нем. А мы – жители горячей планеты, как прозвали нас ближайшие в масштабах небесных тел собеседники. Хотя мама у меня бледна и темноволоса. Но она ведь и не отсюда родом…впрочем, внешностью я все равно пошла в папу. Я – длинноволосый и выросший кудрявый барашек, как до сих пор порой называет меня отец. Я не против. В семье иногда не грех и подурачиться.
Папа оторвал глаза от бумаг, стоило Густаву открыть дверь внутрь.
– Что–то случилось? – с улыбкой спросил мой почти венценосный родитель и правитель всея Орфея. На включенном в режим конференц–связи мини–видеофоне, лежащем рядом на столе, я успела заметить лицо министра внутренних дел, Маркуса Вери, но решила папу не сдавать, тем более что мама сейчас занималась с розами в саду и отвлекать ее было нежелательно.
Пришлось повторно пересказывать то, что уже услышал Густав, папе и Маркусу. Я–то, конечно, особой значимости в своей проблеме не видела, но раз попросили…отец все сильнее хмурился с каждым моим словом, а Маркус от нетерпения, кажется, только что не подпрыгивал и все время норовил напомнить о чем–то папе словами «Эрик, мы не можем такого шанса упустить!» Когда мой рассказ подошел к концу, папа поднял на меня взгляд и без подготовки спросил:
– Милая, ты же помнишь Дориана?
От неожиданности вопроса я даже дернулась:
– Дориана? Дориана Детри?
– Именно его, девочка моя, – утвердительно кивнул отец, а мне пришлось окунуться в невеселые воспоминания.
С сыном президента планеты Рокис судьба когда–то попыталась связать нас не самым обычным образом. Случилось это двадцать шесть лет назад. Дело в том, что оккупированные оборотнями – преимущественно львами и тиграми – звезды Дракона в один далеко не счастливый для Млечного Пути момент внезапно решили нанести визит вежливости. С языка метаморфов это можно было перевести примерно следующим образом: слабые люди, готовьтесь, мы идем к вам с войной. Оборотни – точнее, радикально настроенные по отношению к другим расам оборотни – учли всё. Кроме одной детали. Люди были прекрасно осведомлены о том, что не обладают ни способностью подключаться к Источнику своей планеты, ни возможностью использовать дополнительные силы организма, в отличие от двуликих. И пусть человечество в сравнении с метаморфами явно проигрывало в количестве, оно призвало на свою защиту новейшие достижения техники. Там, где оборотни свободно использовали телепорты, люди оборудовали оборонительные пункты, отбиваясь новейшим оружием. Там, где враги шли с большой космической флотилией, любезно позаимствованной у вымерших (благодаря тем же любезным метаморфам) драконов, люди выставляли свои корабли. И бились до последней капли крови. Столкновения с лже–правителями Дракона около тридцати лет назад закончились тем, что оборотням указали на их законное – по крайней мере, они так полагали – место и настоятельно рекомендовали больше на Млечном Пути не появляться. В довершение всего в одной из приграничных систем Милки–Уэя было решено подписать мирный договор между сторонами. Вот с того времени и началась наша с Дорианом история…
На переговоры отец прибыл вместе с Патриком Детри – отцом Дора. Как представители одного из пограничных рукавов галактики, они были избраны федерацией Млечного Пути на роли парламентеров. И все вроде бы шло хорошо, вот только кто–то из реакционеров с позорным бегством оборотней явно не был согласен. Отца отравили. Не окажись рядом Патрика, мать осталась бы вдовой, а я…на тот момент отец о моем существовании еще не знал, но мечтал расплатиться с Детри–старшим за свое спасение каким–нибудь глобальным образом. Вернувшись на Орфей и заведя приятельские отношения с президентом соседней планеты, отец вскоре был обрадован новостью о том, что…собственно, станет родителем. В то, что у четы Детри есть отпрыск мужского пола, мои предки были посвящены. В том, что у самих на свет появится девочка, не сомневались ни минуты. Почему? Собственно, потому же, почему и о внешности мамы у нас не принято разговаривать за семейными обедами. Но пол будущего первенца не обсуждался. Не было смысла.
Отец на радостях связался с Патриком. Как на подобную авантюру согласился Детри, для меня до сих пор остается неизвестным, но… Спустя год, когда я только–только встала на ножки, а Дориан, судя по отрывочным воспоминаниям родителей, представлял собой не по годам серьезного молодого человека шести лет от роду, меня отвезли на Рокис, где в одном из храмов, исповедующих древние обряды крови, и была заключена помолвка. Так, ничего особенного – просто несколько капелек из пальцев двух маленьких детей, смешанных в чаше для ритуалов. Просто это обещание могло бы обернуться счастливой свадьбой двух влюбленных. Но…
– Помню, папа, – безмятежно улыбнувшись, ответила я. – Дориан оказался настолько умен и великодушен, что освободил меня от вашего непонятного желания связать наши судьбы.
На самом деле я так, конечно, не думала. Лукавила специально, чтобы не дать папе понять, насколько неоднозначно восприняла последний визит Дориана к нам в дом. А случилось это в его восемнадцатилетие. Тогда еще угловатый подросток в сопровождении отца почти с порога нашего дома заявил, что поступок Эрика – величайшая честь для семьи Детри, а сам Дориан был бы бесконечно счастлив получить в жены такое нежное создание, как я, но, тем не менее, выбирать за меня судьбу считает неправильным, а потому вынужден расторгнуть помолвку.
ПРОЛОГ
Никто доподлинно не знает, как образовалась необъятная Вселенная, населенная бесчисленным количеством рас. Но однажды в темном пространстве космоса вдруг зажглись миллиарды звезд, а на них, в свою очередь, стали обитать существа, похожие внешне и, тем не менее, совершенно разные внутри. Подобно сияющему хвосту пролетающей кометы, в созвездии Дракона появились три галактики, населенные мудрыми и справедливыми обитателями: звезда Этамин стала прибежищем для наиболее сильных представителей расы – призрачных драконов, Тубан объединил под своим крылом подземных, «плясун» Арракис – огненных, и самых способных к дипломатии, драконов. Вместе они олицетворяли расу разума, знаний и инициаторов перемен. Именно с их созвездия во Вселенную и пришло процветание.
В противовес рассудочным и продуманным представителям триединого созвездия судьба поставила свободолюбивые Магеллановы Облака. Их жители – крылатые и морские сирены – нравом отличались строптивым, заносчивым и руководствовались лишь собственной выгодой и комфортом. Чужаков не любили, сами же охотно путешествовали, насколько позволяли технологии (приобретенные благодаря драконам). Вызвано это было необходимостью рождения потомства, поскольку сирены, в большинстве своем, приносили свету одних только девочек. В награду за то, что чужое семя прорастало в них, сирены пели песни. Из всех созданий Вселенной они обладали наиболее древней и загадочной магией, не поддающейся никому другому, и песни сирен – добрые, ласковые, а порой и режущие лучше всякого клинка – могли приносить как умиротворение, так и служить причиной для начала кровопролитной войны. Женщины эти славу заслужили дурную, поскольку не всякий брошенный ими мужчина был готов навсегда расстаться с потомством. Но сирены уходили, слетались обратно на Облака, и границу закрывали тотчас же, как оказывались в родных владениях. К помощи их прибегали лишь в самых крайних случаях, поскольку обладали они странным свойством: один раз за всю жизнь слышали зов, на который не могли не откликнуться, и бороздили звездные просторы до тех пор, пока не находили мужчину, ставшего причиной беспокойства. Мудрая Вселенная сама подсказывала самодостаточным путешественницам, где стоит искать мир и покой, с кем нужно остаться, чтобы обрести счастье, но…сирены были верны своей Родине. Сирены были непреклонны.
Третьей, наряду с драконами и сиренами, наиболее древней и по праву считающейся высшей расой стали горгулы – двуипостасные сущности, могущие принимать форму камня в те минуты, когда угрожала опасность. Это свойство горгульей природы нашло применение в диалоге с подземными: боевая ипостась горгулов, имевшая, помимо всего прочего, еще и плотные крылья, обладала повышенной выносливостью и недюжинной силой. Признанные строители Вселенной – подземные драконы – по достоинству оценили это качество, положив начало долгосрочному и плодотворному сотрудничеству. А еще горгулы по праву считались связующей нитью Вселенной: добываемое в недрах планет, обращающихся вокруг центров галактик, принадлежащих созвездию Льва, топливо применялось для быстрой транспортировки пассажиров и грузов на большие расстояния.
Три расы – драконы, сирены и горгулы – были названы высшими, поскольку могли использовать энергию ядра планет своих звездных систем, так называемых Источников, имеющую выход на поверхность в виде плазменных столбов, уходящих под небосвод. Наследниками высших по праву считались те, кто мог подчинить себе энергию Источника. Ни одна из появившихся после рас – людей и метаморфов – таким свойством не обладала. И если первые, считающиеся наиболее слабой и беззащитной частью Вселенной, стали бороться с этим путем построения лучшего космического флота, то вторые со своим положением смиряться не собирались.
Кто из оборотней первым объявил драконам войну, осталось под завесой тайны. Возможно, этого факта в истории не существовало, поскольку древнейших высших начали уничтожать преимущественно поодиночке, а миролюбивые драконы просто не могли поднять руку на младших братьев. Были, конечно, и кровопролитные столкновения, но оборотни всегда брали количеством: они не были стеснены рамками какой–либо галактики, они обладали свойством путешествовать любыми видами телепортов, гостеприимно предлагаемых драконами, они не обладали принципами невмешательства. Ближайших помощников – горгулов – изолировали тогда, когда уничтожили одного из династии правителей. Сирены к бедам драконов остались равнодушны, поскольку пытались отстоять независимость своей родины. И свободолюбивым женщинам, в отличие от мудрых крылатых, это удалось. Но с тех пор они стали изгоями Вселенной. Их ненавидели, имя их считалось синонимом предательства и вероломства. Сирены оказались вне закона.
Возможно, так продолжалось бы и по сей день. Но судьба распорядилась иначе, и однажды два представителя планет с системы Лигейи, ближе всего в Млечном пути находящейся к Дракону, провели между своими детьми обряд кровной помолвки. Ничего серьезного – простое дипломатическое соглашение: смешали в чаше кровь наследников, пожали друг другу руки и разошлись управлять своими планетами дальше. Только короткая встреча положила начало одной из основательных перемен в отношениях между расами, устроила перелом в продолжительной холодной войне. С нее и начинается эта история.
ЧАСТЬ 1. ПРИЙТИ НА ЗОВ
ГЛАВА 1. ТЫ СНИШЬСЯ МНЕ
– Я не могу уснуть.
Наш семейный врач и по совместительству светило местной медицины – а именно планеты Орфей системы Лигейи в самом хвосте рукава Стрельца галактики Млечный Путь – посмотрел на меня с интересом. Наверное, удивился. По крайней мере, я так подумала поначалу. Еще бы, дочка президента всегда отличалась прекрасным здоровьем. Арина Одиссис не простывала, не ломала руки и ноги, никогда не срывала голос – и вдруг перестала нормально спать? Я бы тоже заинтересовалась.
– Не подумайте ничего плохого, – тут же поспешила объяснить происходящие со мной вещи подробнее. – В сон я проваливаюсь, а потом начинается оно…
– Что – оно? – Густав наконец–то подал голос.
– Я слышу голос. Он зовет меня… – по залегшей между бровей складке поняла: мужчина крепко задумался. С Густавом это происходило всегда: обычно он был молчалив и улыбчив, когда заходил к нам на чаепития и проверял состояние здоровья папы – как–никак, а президент нуждался в тщательном уходе – но когда начинался действительно важный мыслительный процесс, он медленно уходил себя, прерываясь на короткие вылазки на поверхность сознания с целью задать несколько наводящих вопросов. И снова исчезал. Сейчас, как оказалось, был немного другой случай.
– Что он говорит? – словно так и должно быть, призвал меня к ответу терапевт.
– Я не помню, – я честно пожала плечами. – Но после каждого такого сеанса чувствую себя так, словно целую ночь только тем и занималась, что тренировалась в спортзале.
Густав как–то подозрительно сощурился:
– Как давно это началось?
– Около месяца назад.
Врач испустил тяжелый вздох и выдал очень подходящее моменту ругательство:
– Черт! Я надеялся, что этого все же не произойдет…
С этими словами, несмотря на некоторую грузность фигуры и приличный животик, он на удивление легко поднялся из кресла в гостиной, где мы устроились для приватного разговора, и решительно встал рядом с моим:
– Пойдем, Арина. Пришла пора поговорить с папой…
Не совсем понимая, о чем именно пойдет речь, я, тем не менее, поднялась следом и конечно пошла за Густавом.
Выходной отец нашего дружного (и совсем не из–за политического имиджа, а ввиду крепкого фундамента, заложенного при первой же встрече) и благородного семейства обычно проводил в кабинете. Нет, не за деловыми переговорами – этому уделялись будние дни, ну и папа, пусть и скрывал, но откровенно побаивался грозного маминого напоминания о том, что дом не есть место для политики. Эрик Одиссис просматривал новости, делился с друзьями впечатлениями ну и, конечно, посвящал время семье, то есть нам с мамой. Такие минуты Терриния – или Терри, как, подобно далекой сестре с Магеллановых Облаков, любил уменьшать мамино имя папа – Брок–Одиссис любила больше всего. Она частенько повторяла, что ценить стоит те мгновения, которые мы проводим с самыми близкими. Конечно, никого роднее нас с папой для нее не было. Тетя Эдна периодически с ней связывалась, но некоторая отстраненность систем Магеллана от общего стремления быть друг к другу ближе делала разговоры с сестрой быстрыми и скомканными. Мама скучала – я это видела, но при нынешней ситуации и руководстве Облаков вряд ли можно было как–то ситуацию исправить. Вот и приходился избыток маминой любви, предназначенный для далекой родной крови, на нас с папой. Больше детей у родителей не случилось, но это они объясняли достаточно просто: им хватило одного взгляда на меня, чтобы понять, что я стану единственным светом до конца их жизни. Нет, знала я и нормальную причину своего вынужденного одинокого существования, но… на Млечном Пути о таких вещах говорить было не принято. Во избежание. Да…
Кабинет находился рядом с гостиной, так что в вотчину папы мы пришли достаточно быстро. Насыщенно–каштановая шевелюра с упругими кольцами волос, которую он старался стричь максимально коротко, чтобы можно было выглядеть презентабельно, и удивительно–загорелая кожа выдавали в нем коренного жителя планеты Орфей. Все правильно, мы находились на таком расстоянии от Лигейи, что уровень излучения всех поголовно жителей наделял насыщенным цветом кожи. То ли дело соседний Рокис – он и дальше, и прохладнее на нем. А мы – жители горячей планеты, как прозвали нас ближайшие в масштабах небесных тел собеседники. Хотя мама у меня бледна и темноволоса. Но она ведь и не отсюда родом…впрочем, внешностью я все равно пошла в папу. Я – длинноволосый и выросший кудрявый барашек, как до сих пор порой называет меня отец. Я не против. В семье иногда не грех и подурачиться.
Папа оторвал глаза от бумаг, стоило Густаву открыть дверь внутрь.
– Что–то случилось? – с улыбкой спросил мой почти венценосный родитель и правитель всея Орфея. На включенном в режим конференц–связи мини–видеофоне, лежащем рядом на столе, я успела заметить лицо министра внутренних дел, Маркуса Вери, но решила папу не сдавать, тем более что мама сейчас занималась с розами в саду и отвлекать ее было нежелательно.
Пришлось повторно пересказывать то, что уже услышал Густав, папе и Маркусу. Я–то, конечно, особой значимости в своей проблеме не видела, но раз попросили…отец все сильнее хмурился с каждым моим словом, а Маркус от нетерпения, кажется, только что не подпрыгивал и все время норовил напомнить о чем–то папе словами «Эрик, мы не можем такого шанса упустить!» Когда мой рассказ подошел к концу, папа поднял на меня взгляд и без подготовки спросил:
– Милая, ты же помнишь Дориана?
От неожиданности вопроса я даже дернулась:
– Дориана? Дориана Детри?
– Именно его, девочка моя, – утвердительно кивнул отец, а мне пришлось окунуться в невеселые воспоминания.
С сыном президента планеты Рокис судьба когда–то попыталась связать нас не самым обычным образом. Случилось это двадцать шесть лет назад. Дело в том, что оккупированные оборотнями – преимущественно львами и тиграми – звезды Дракона в один далеко не счастливый для Млечного Пути момент внезапно решили нанести визит вежливости. С языка метаморфов это можно было перевести примерно следующим образом: слабые люди, готовьтесь, мы идем к вам с войной. Оборотни – точнее, радикально настроенные по отношению к другим расам оборотни – учли всё. Кроме одной детали. Люди были прекрасно осведомлены о том, что не обладают ни способностью подключаться к Источнику своей планеты, ни возможностью использовать дополнительные силы организма, в отличие от двуликих. И пусть человечество в сравнении с метаморфами явно проигрывало в количестве, оно призвало на свою защиту новейшие достижения техники. Там, где оборотни свободно использовали телепорты, люди оборудовали оборонительные пункты, отбиваясь новейшим оружием. Там, где враги шли с большой космической флотилией, любезно позаимствованной у вымерших (благодаря тем же любезным метаморфам) драконов, люди выставляли свои корабли. И бились до последней капли крови. Столкновения с лже–правителями Дракона около тридцати лет назад закончились тем, что оборотням указали на их законное – по крайней мере, они так полагали – место и настоятельно рекомендовали больше на Млечном Пути не появляться. В довершение всего в одной из приграничных систем Милки–Уэя было решено подписать мирный договор между сторонами. Вот с того времени и началась наша с Дорианом история…
На переговоры отец прибыл вместе с Патриком Детри – отцом Дора. Как представители одного из пограничных рукавов галактики, они были избраны федерацией Млечного Пути на роли парламентеров. И все вроде бы шло хорошо, вот только кто–то из реакционеров с позорным бегством оборотней явно не был согласен. Отца отравили. Не окажись рядом Патрика, мать осталась бы вдовой, а я…на тот момент отец о моем существовании еще не знал, но мечтал расплатиться с Детри–старшим за свое спасение каким–нибудь глобальным образом. Вернувшись на Орфей и заведя приятельские отношения с президентом соседней планеты, отец вскоре был обрадован новостью о том, что…собственно, станет родителем. В то, что у четы Детри есть отпрыск мужского пола, мои предки были посвящены. В том, что у самих на свет появится девочка, не сомневались ни минуты. Почему? Собственно, потому же, почему и о внешности мамы у нас не принято разговаривать за семейными обедами. Но пол будущего первенца не обсуждался. Не было смысла.
Отец на радостях связался с Патриком. Как на подобную авантюру согласился Детри, для меня до сих пор остается неизвестным, но… Спустя год, когда я только–только встала на ножки, а Дориан, судя по отрывочным воспоминаниям родителей, представлял собой не по годам серьезного молодого человека шести лет от роду, меня отвезли на Рокис, где в одном из храмов, исповедующих древние обряды крови, и была заключена помолвка. Так, ничего особенного – просто несколько капелек из пальцев двух маленьких детей, смешанных в чаше для ритуалов. Просто это обещание могло бы обернуться счастливой свадьбой двух влюбленных. Но…
– Помню, папа, – безмятежно улыбнувшись, ответила я. – Дориан оказался настолько умен и великодушен, что освободил меня от вашего непонятного желания связать наши судьбы.
На самом деле я так, конечно, не думала. Лукавила специально, чтобы не дать папе понять, насколько неоднозначно восприняла последний визит Дориана к нам в дом. А случилось это в его восемнадцатилетие. Тогда еще угловатый подросток в сопровождении отца почти с порога нашего дома заявил, что поступок Эрика – величайшая честь для семьи Детри, а сам Дориан был бы бесконечно счастлив получить в жены такое нежное создание, как я, но, тем не менее, выбирать за меня судьбу считает неправильным, а потому вынужден расторгнуть помолвку.
