Заходите в гости в мой новый роман "Долгая сказка на ночь": https://prodaman.ru/FallenFromGrace/books/Dolgaya-skazka-na-noch
Когда в дверь богатого дома молодой вдовы постучали, она отправилась открывать сама, не забыв заранее запахнуться в подаренную почившим мужем шаль. Царившая за окном непогода – дождь, словно проклятый, лил с утра, не переставая – заставила ее поторопиться. Она знала, кто придет. Знала, кто пришел. Он всегда приходил, когда ей было хуже всего.
– Добрый вечер, Акуна, – хорошо поставленный тихий голос был прекрасно слышен сквозь шум дождя. Женщина без слов освободила дорогу, чтобы гость смог оказаться внутри: слишком тяжелым казался его багаж, состоящий из широкого большого зонта и странного портфеля, что мужчина держал, против обыкновения, прижатым к груди. – Я рад, что ты так своевременно откликнулась. На улице нам было не так комфортно, как здесь. Благодарю.
Акуна хотела было поинтересоваться, кого еще имеет в виду давний знакомый, но потом решила не торопить события: перед ней был далеко не простой человек и совсем не рядовой маг. Ну, еще бы: лезть на рожон к творцу равновесия – по меньшей мере, неблагодарное дело.
– Добрый вечер, Констанс. Несмотря на то, что происходит снаружи, я рада тебя видеть. Какими судьбами?
– Ты одна? – вместо ответа поинтересовался мужчина, ставя поклажу на пол рядом с собой и закрывая зонт обеими руками. Шляпа с узкими полями, дорогое элегантное пальто, брюки со стрелками и блестящие ботинки не принадлежали ее миру, Акуна знала это. Как не был созданием действительности и сам господин Бенуа – представительный мужчина, которому на вид можно было дать около сорока лет, если бы не стремительно заполняющая виски седина. Свое инкогнито он раскрыл еще при первой встрече, и то, что он является одним из сильнейших магов–творцов мира, она никогда не сомневалась: слишком уж большая сила исходила от него, слишком умел устрашать одним своим видом этот, казалось бы, вежливый и внимательный к деталям человек. Тем интереснее для нее был тот факт, что однажды Бенуа решил сделать ее своей любовницей: она не видела причин для него обрастать связями, да еще и там, где он не мог никаким образом повлиять на события. И все же…
– Конечно. Впрочем, ты и сам должен это знать, не так ли? У меня не осталось родственников благодаря возлюбленному мужу – он увез меня из родного городка десять лет назад. А с его стороны все отвернулись от меня – когда решили, что именно я приложила руку к безвременной кончине Гильермо.
– Разве это не так? – с ироничной улыбкой Бенуа смотрел на покинутую всеми, но ни капли не сломленную женщину. Прямая спина, гордая осанка, ненавистный блеск в глазах – именно за это он когда–то и полюбил милую девушку, волею судьбы отданную в руки престарелого мужа–извращенца.
– Естественно, так, – равнодушно бросила Акуна. – Но если ты в курсе всех моих событий, какого дьявола продолжаешь измываться, стоя тут, словно хозяин мира? – огрызнулась она, сплевывая на пол перед гостем. – Унизить пришел? Знаешь, дорогой, с моим покойным супругом не сравнится никто. Я с пятнадцати лет в курсе, на что может быть способна больная изобретательность! Ни один целитель не выдерживал рядом со мной больше месяца – двух–трех свиданий вполне хватало, чтобы они поняли, что залечивать увечья, нанесенные Гильермо, не стоит того морального ущерба, который они при этом получают! Если ты пришел лишний раз напомнить мне о грехе, который я совершила, убив его – напрасно! Я в этом никогда не раскаюсь.
– Нет, милая Акуна, не об этом грехе я пришел поговорить… – загадочно произнес Бенуа. – Муж твой, допустим. Отправился к праотцам заслуженно, но чем был виноват ребенок, которого ты скинула, лишь узнав о том, что он растет в твоем чреве?
Женщина прикрыла лицо руками, и теплая шаль упала на пол, открывая взгляду Бенуа длинное платье с пышной юбкой, надетое на любовнице. Голубой цвет как нельзя лучше шел к ее каштаново–русым волосам, добавляя невинности всему виду Акуны. Наверное, он залюбовался бы ею, не будь у него неотложного дела, своей значимостью перекрывающего все остальные мысли.
– Может быть, я и согрешила, совершив это, – наконец хрипло призналась женщина. – Но я не хотела дарить миру такое же отродье, каким вырос мой муж.
– Отродья в нем была бы ровно половина, – мягко заметил Бенуа, приближаясь к Акуне и кладя руки на ее плечи. – Вторая половина непременно досталась бы от тебя. И ты могла воспитать его по своему образу и подобию.
– Но я предпочла сгноить своего муженька новостью о выкидыше, – жестко возразила собеседница. – Не стой в дверях, – вздохнула она. – Пойдем в гостиную. Бинни сварит нам чай и принесет пирожных.
– Значит, все же не совсем одна? – выгнул бровь Бенуа.
– А ты думал, я с моей комплекцией смогла бы задушить подушкой целого борова? – всерьез удивилась Акуна. – Констанс, я думала, ты в курсе всего. И о чем мы только с тобой разговариваем… пойдем в гостиную. Я ненавижу этот холл.
Мужчина не нашел в просторном помещении, украшенном букетами свежих цветов – очевидно, дани уважения умершему – ни единой причины для негативного отношения, но все же последовал за хозяйкой в гостиную, находящуюся за дверью. Пальто и шляпу он предварительно оставил в прихожей, положив их на высокий комод, и захватил портфель с собой, заботливо прижимая к груди и откидывая его верхний клапан. Служанка догадается высушить вещи. Как и зонт. Как и зонт…
Когда Бинни поставила чашки с дымящимся напитком на стол в озаренной свечами гостиной, Бенуа попросил ее задержаться.
– Что–то случилось? – поинтересовалась Акуна.
– Хотел полюбопытствовать, есть ли в вашем доме молоко.
– Конечно, есть, Констанс. Ты проголодался? – недоумевая предположила женщина.
– Не я, – улыбнулся маг. – А вот она…
С этими словами мужчина, все это время державший портфель при себе, разместил его на диване рядом со столом и позволил Акуне заглянуть внутрь.
– Пресвятые создатели! – прижимая ладонь к губам, выдохнула она.
Любопытная Бинни, которой на вид было чуть меньше самой хозяйки, также сунула носик в дела хозяев, чтобы тут же отскочить и в ужасе уставиться на пришедшего в гости к госпоже.
– Милочка, я бы попросил вас все же приготовить молоко и емкость, в которую можно было бы его налить. И не перегрейте – ребенку это может не понравиться, – тем временем распорядился Бенуа.
Бинни перевела испуганный взгляд на Акуну, та сдержанно кивнула, подтверждая слова господина, и служанка тотчас выскочила из гостиной, убегая на кухню. У нее было дело на ближайшие двадцать минут.
Акуна, придя в себя, спохватилась и аккуратно вытащила из огромного портфеля сладко спящего младенца в розовом конверте–пеленке. Она не сомневалась: в ее руках оказалась совсем маленькая девочка, которой от роду было несколько недель, не более.
– Ты притащил ребенка в этом грязном портфеле?! – зашипела она, наседая на Бенуа, с умилением рассматривающего младенца на руках женщины.
– А вы неплохо смотритесь вместе, – будто не слыша обвинений, заключил Бенуа. – Все же мой выбор был правильным.
– Да о чем ты, Констанс? – не выдержала Акуна, прижимая девочку к груди.
– Ее зовут Амариллис, – начал информировать спутницу мужчина. – Кто ее родители, особого значения не имеет. Важно лишь то, что она призвана искупить твою вину – и помочь осуществиться некоторым моим планам. Ты продашь этот особняк, на вырученные деньги приобретешь билет на корабль и отплывешь вместе с девочкой в Лиоканию. Там находится сфера моих интересов. Сбережений должно хватить на то, чтобы открыть там таверну – не самую шикарную, но тебе и не нужно будет привлекать к себе внимание. Мы встретимся тогда, когда Амариллис исполнится двадцать и она покинет твой дом.
– Констанс, я не понимаю тебя… – нахмурившись, с болью в голосе проговорила женщина.
– Взамен убитого ребенка ты должна будешь воспитать этого, как своего собственного. Ну, почти, – с легким сожалением добавил мужчина. – Держи ее в черном теле, брани за любую, даже малую, провинность, не давай ни единого повода задрать нос или возгордиться собственным даром. Она должна знать, на что способна, и четко отдавать себе отчет в том, что мир вокруг нее ужасен и несправедлив.
– Констанс! – в ужасе прошептала Акуна. – Как ты можешь быть таким жестоким?!
– Это не я жесток, а тот, кто своим появлением начал отравлять этот мир, Акуна, – покачал головой маг. – А я всего лишь нашел рычаг, который поможет восстановить равновесие в этом мире. Твой путь лежит в Лиоканию. Там начнется становление дара Амариллис.
– Дара? Что за дар будет у девочки? – вопросила хозяйка дома, прекрасно осознавая, что, не обладая никакими способностями, не сможет справиться с подросшим ребенком, если у него проявится агрессивное волшебство.
– Она провидица, Акуна, – развеял опасения Бенуа. – Вестник злых и добрых новостей. Ни единого своего предсказания она не сможет скрыть. Иначе умрет. Или будет мучиться так, что никому не пожелаешь – в зависимости от значения видения.
– Бедная Рилли… – баюкая на руках сладко сопящего ребенка, прослезилась Акуна. Как раз в это время подошла Бинни с бутылочкой в руках, и хозяйка передела ей малышку. Служанка скрылась за дверью снова.
– Соглашайся. У оборотней, конечно, не так безопасно, но тебе ничего грозить не будет, – подойдя к молодой вдове, обнял ее Бенуа. Она расслабилась: когда хотел, этот мужчина мог дарить ей непередаваемое спокойствие.
– Зато будет грозить Амариллис, – не повелась на сладкие речи Акуна. – Не зря же она через двадцать лет уйдет от меня. Что с ней станет? Оборотни? Маги? Кто, Констанс?!
– Не думай об этом, – мужчина поджал губы, отстраняясь и беря лицо женщины в ладони. – Пути судьбы неисповедимы, милая. Но эта девочка спасет ваш мир от Тьмы, которая уже поглощает его.
– Что?! – округлила глаза Акуна.
– Ш–ш–ш, – успокоил ее Бенуа, удерживая в объятиях. – Ничего непоправимого не произойдет.
Сухие тонкие губы прикоснулись к ней, а дальше произошло то, что и всегда происходило, стоило Бенуа оказаться рядом: Акуна вновь потеряла голову. Для того, что они собирались сделать, широкий диван подходил как нельзя кстати.
Много позже женщина с распущенными длинными волосами, не стесняясь собственной наготы, сидела на краешке дивана, и гость, с удовольствием рассматривая ее силуэт, перебирал струящиеся по спине локоны.
– Ты жесток, Констанс, – наконец вымолвила она. – Ты просишь меня наступить себе на горло и идти против собственной природы. К тому же Лиокания по сравнению с нашим Софтуорлдом – это дикий край, в котором каждый третий – оборотень. Ни водопровода, ни мостовых – одни деревни и грязные дети по закоулкам, которые вырастают не менее грязными подростками, лишающимися невинности в полнолуние. Что грозит Амариллис?
– Береги ее до двадцатилетия, Акуна, – только и сказал Бенуа. – Затем она сама найдет нужную дорогу к предназначению. А до того момента…она должна познать лишений столько, чтобы сама Тьма сжалилась над ней.
Тьма всегда любила меня. Впервые я поняла это в шесть лет, когда соседские мальчишки, услышав одно из моих предсказаний, собрались и, не обращая внимания на яростное сопротивление, заперли в темном чулане. Я никогда не контролировала этот дар. Любая попытка сдержать видения в момент касания оборачивалась опоясывающей головной болью, когда тело сковывала судорога и становилось трудно дышать. Я бросила любые попытки остановить накатывающие видения. И точно так же, как не могла контролировать их появления, не могла промолчать и о том, что завтра Тома – так звали одного из тех мальчиков – поставит в угол священник в церковно–приходской школе, которую обязаны были посещать все дети из неблагополучных или невысокого достатка семей.
Том, конечно, мне не поверил. Зато рассказал о моем «длинном языке», как сам определил мое неумение отсрочивать открытие тайн будущего, Джею, а Джей позвал Даррена, и уже вместе они решили проучить «грязную оборванку». Почему ко мне прицепилось это прозвище – не знаю: мадам Акуна, при всей своей строгости, одевала меня добротно и аккуратно, однако факт оставался фактом. Для мальчишек я была не кем иным, как недостойной их внимания малолеткой.
Они были ненамного старше меня. Года три разницы, наверное. Но это обстоятельство ничуть не мешало им скрутить меня за руки и оттащить на задний двор таверны, принадлежавшей мадам Акуне, чтобы после нескольких ощутимых тумаков закрыть в чулане, где обычно хранили корм для лошадей постояльцев. Я, конечно, в долгу не осталась. Правда, давая сдачи Джею и Даррену, дополнительно увидела, что те двое ввяжутся в очень нехорошую драку, и результатом станет травма головы Джея, из–за которой парень однажды упадет в обморок и больше не очнется. Даррен должен был отделаться гноящейся раной на ноге, но жизни его ничто бы не угрожало. И я бы обо всем рассказала мальчишкам, если б не оказалась в темном маленьком помещении, которого боялась до жути. Я ненавидела темноту – она будила во мне почти животный ужас. Жаль, тогда я еще не понимала, какую роль в моей жизни сыграет Тьма.
Странно, но те видения о Даррене и Джее в объятиях тьмы стали сходить на нет, и, несмотря на дикий страх и ужас, я, продолжая всхлипывать и забившись в дальний угол чулана, потихоньку затихала. Меня найдут – непременно найдут, я была в этом уверена. Вот только мадам Акуна совсем не будет довольна очередной выходкой. Она опять возьмет ремень и дрожащими руками отходит меня по мягкому месту. Иногда мне казалось, что она делает это через силу, что кто–то велел ей так вести себя со мной, но, естественно, я никогда даже не помышляла о том, чтобы поделиться с ней своими наблюдениями. Я считала воспитавшую меня женщину строгой, но достойной. В конце концов, именно благодаря ей я не испытывала недостатка в еде и всегда была одета и обута. Я не роптала на судьбу. В конце концов, виной всему был мой длинный и не желающий оставаться за зубами язык.
Когда слезы постепенно сошли на нет и я окончательно затихла, тьма шевельнулась, вселяя в душу новую порцию ужаса. Это было неконтролируемое чувство, от которого мне стоило начать кричать изо всех сил, умоляя мальчишек выпустить меня на волю. Но горло сдавило спазмом, а сама я внутренне сжалась, не в силах сделать ни единого движения. А потом в чулане стало будто светлее, чтобы я могла видеть самое страшное из всех порождений тьмы.
Котенок. Им оказался маленький черный котенок с зелеными глазками–бусинками. Он мило мурчал, пусть и создавалось ощущение, будто вокруг его тельца постоянно клубится дым. Тьма пришла ко мне в виде самого беззащитного существа. В тот миг я и поняла, насколько приглянулась ей.
Хвостик вильнул, зелень глаз будто бы вспыхнула ярче, и то, что создала тьма, засеменило в сторону от угла, где затихла я. Он показывал мне дорогу? Неужели?..
Тело ломало – подняться полностью я не могла. Встав на четвереньки, я поползла вслед за котенком, не обращая внимания на то, что колготки от такого путешествия непременно станут грязными. Тогда мне было все равно: чем быстрее отступал страх, тем больше к горлу подкатывала тошнота, а сознание мутилось.
***Жестокие игры творцов - 4***
ПРОЛОГ. НА СТРАЖЕ РАВНОВЕСИЯ
Когда в дверь богатого дома молодой вдовы постучали, она отправилась открывать сама, не забыв заранее запахнуться в подаренную почившим мужем шаль. Царившая за окном непогода – дождь, словно проклятый, лил с утра, не переставая – заставила ее поторопиться. Она знала, кто придет. Знала, кто пришел. Он всегда приходил, когда ей было хуже всего.
– Добрый вечер, Акуна, – хорошо поставленный тихий голос был прекрасно слышен сквозь шум дождя. Женщина без слов освободила дорогу, чтобы гость смог оказаться внутри: слишком тяжелым казался его багаж, состоящий из широкого большого зонта и странного портфеля, что мужчина держал, против обыкновения, прижатым к груди. – Я рад, что ты так своевременно откликнулась. На улице нам было не так комфортно, как здесь. Благодарю.
Акуна хотела было поинтересоваться, кого еще имеет в виду давний знакомый, но потом решила не торопить события: перед ней был далеко не простой человек и совсем не рядовой маг. Ну, еще бы: лезть на рожон к творцу равновесия – по меньшей мере, неблагодарное дело.
– Добрый вечер, Констанс. Несмотря на то, что происходит снаружи, я рада тебя видеть. Какими судьбами?
– Ты одна? – вместо ответа поинтересовался мужчина, ставя поклажу на пол рядом с собой и закрывая зонт обеими руками. Шляпа с узкими полями, дорогое элегантное пальто, брюки со стрелками и блестящие ботинки не принадлежали ее миру, Акуна знала это. Как не был созданием действительности и сам господин Бенуа – представительный мужчина, которому на вид можно было дать около сорока лет, если бы не стремительно заполняющая виски седина. Свое инкогнито он раскрыл еще при первой встрече, и то, что он является одним из сильнейших магов–творцов мира, она никогда не сомневалась: слишком уж большая сила исходила от него, слишком умел устрашать одним своим видом этот, казалось бы, вежливый и внимательный к деталям человек. Тем интереснее для нее был тот факт, что однажды Бенуа решил сделать ее своей любовницей: она не видела причин для него обрастать связями, да еще и там, где он не мог никаким образом повлиять на события. И все же…
– Конечно. Впрочем, ты и сам должен это знать, не так ли? У меня не осталось родственников благодаря возлюбленному мужу – он увез меня из родного городка десять лет назад. А с его стороны все отвернулись от меня – когда решили, что именно я приложила руку к безвременной кончине Гильермо.
– Разве это не так? – с ироничной улыбкой Бенуа смотрел на покинутую всеми, но ни капли не сломленную женщину. Прямая спина, гордая осанка, ненавистный блеск в глазах – именно за это он когда–то и полюбил милую девушку, волею судьбы отданную в руки престарелого мужа–извращенца.
– Естественно, так, – равнодушно бросила Акуна. – Но если ты в курсе всех моих событий, какого дьявола продолжаешь измываться, стоя тут, словно хозяин мира? – огрызнулась она, сплевывая на пол перед гостем. – Унизить пришел? Знаешь, дорогой, с моим покойным супругом не сравнится никто. Я с пятнадцати лет в курсе, на что может быть способна больная изобретательность! Ни один целитель не выдерживал рядом со мной больше месяца – двух–трех свиданий вполне хватало, чтобы они поняли, что залечивать увечья, нанесенные Гильермо, не стоит того морального ущерба, который они при этом получают! Если ты пришел лишний раз напомнить мне о грехе, который я совершила, убив его – напрасно! Я в этом никогда не раскаюсь.
– Нет, милая Акуна, не об этом грехе я пришел поговорить… – загадочно произнес Бенуа. – Муж твой, допустим. Отправился к праотцам заслуженно, но чем был виноват ребенок, которого ты скинула, лишь узнав о том, что он растет в твоем чреве?
Женщина прикрыла лицо руками, и теплая шаль упала на пол, открывая взгляду Бенуа длинное платье с пышной юбкой, надетое на любовнице. Голубой цвет как нельзя лучше шел к ее каштаново–русым волосам, добавляя невинности всему виду Акуны. Наверное, он залюбовался бы ею, не будь у него неотложного дела, своей значимостью перекрывающего все остальные мысли.
– Может быть, я и согрешила, совершив это, – наконец хрипло призналась женщина. – Но я не хотела дарить миру такое же отродье, каким вырос мой муж.
– Отродья в нем была бы ровно половина, – мягко заметил Бенуа, приближаясь к Акуне и кладя руки на ее плечи. – Вторая половина непременно досталась бы от тебя. И ты могла воспитать его по своему образу и подобию.
– Но я предпочла сгноить своего муженька новостью о выкидыше, – жестко возразила собеседница. – Не стой в дверях, – вздохнула она. – Пойдем в гостиную. Бинни сварит нам чай и принесет пирожных.
– Значит, все же не совсем одна? – выгнул бровь Бенуа.
– А ты думал, я с моей комплекцией смогла бы задушить подушкой целого борова? – всерьез удивилась Акуна. – Констанс, я думала, ты в курсе всего. И о чем мы только с тобой разговариваем… пойдем в гостиную. Я ненавижу этот холл.
Мужчина не нашел в просторном помещении, украшенном букетами свежих цветов – очевидно, дани уважения умершему – ни единой причины для негативного отношения, но все же последовал за хозяйкой в гостиную, находящуюся за дверью. Пальто и шляпу он предварительно оставил в прихожей, положив их на высокий комод, и захватил портфель с собой, заботливо прижимая к груди и откидывая его верхний клапан. Служанка догадается высушить вещи. Как и зонт. Как и зонт…
Когда Бинни поставила чашки с дымящимся напитком на стол в озаренной свечами гостиной, Бенуа попросил ее задержаться.
– Что–то случилось? – поинтересовалась Акуна.
– Хотел полюбопытствовать, есть ли в вашем доме молоко.
– Конечно, есть, Констанс. Ты проголодался? – недоумевая предположила женщина.
– Не я, – улыбнулся маг. – А вот она…
С этими словами мужчина, все это время державший портфель при себе, разместил его на диване рядом со столом и позволил Акуне заглянуть внутрь.
– Пресвятые создатели! – прижимая ладонь к губам, выдохнула она.
Любопытная Бинни, которой на вид было чуть меньше самой хозяйки, также сунула носик в дела хозяев, чтобы тут же отскочить и в ужасе уставиться на пришедшего в гости к госпоже.
– Милочка, я бы попросил вас все же приготовить молоко и емкость, в которую можно было бы его налить. И не перегрейте – ребенку это может не понравиться, – тем временем распорядился Бенуа.
Бинни перевела испуганный взгляд на Акуну, та сдержанно кивнула, подтверждая слова господина, и служанка тотчас выскочила из гостиной, убегая на кухню. У нее было дело на ближайшие двадцать минут.
Акуна, придя в себя, спохватилась и аккуратно вытащила из огромного портфеля сладко спящего младенца в розовом конверте–пеленке. Она не сомневалась: в ее руках оказалась совсем маленькая девочка, которой от роду было несколько недель, не более.
– Ты притащил ребенка в этом грязном портфеле?! – зашипела она, наседая на Бенуа, с умилением рассматривающего младенца на руках женщины.
– А вы неплохо смотритесь вместе, – будто не слыша обвинений, заключил Бенуа. – Все же мой выбор был правильным.
– Да о чем ты, Констанс? – не выдержала Акуна, прижимая девочку к груди.
– Ее зовут Амариллис, – начал информировать спутницу мужчина. – Кто ее родители, особого значения не имеет. Важно лишь то, что она призвана искупить твою вину – и помочь осуществиться некоторым моим планам. Ты продашь этот особняк, на вырученные деньги приобретешь билет на корабль и отплывешь вместе с девочкой в Лиоканию. Там находится сфера моих интересов. Сбережений должно хватить на то, чтобы открыть там таверну – не самую шикарную, но тебе и не нужно будет привлекать к себе внимание. Мы встретимся тогда, когда Амариллис исполнится двадцать и она покинет твой дом.
– Констанс, я не понимаю тебя… – нахмурившись, с болью в голосе проговорила женщина.
– Взамен убитого ребенка ты должна будешь воспитать этого, как своего собственного. Ну, почти, – с легким сожалением добавил мужчина. – Держи ее в черном теле, брани за любую, даже малую, провинность, не давай ни единого повода задрать нос или возгордиться собственным даром. Она должна знать, на что способна, и четко отдавать себе отчет в том, что мир вокруг нее ужасен и несправедлив.
– Констанс! – в ужасе прошептала Акуна. – Как ты можешь быть таким жестоким?!
– Это не я жесток, а тот, кто своим появлением начал отравлять этот мир, Акуна, – покачал головой маг. – А я всего лишь нашел рычаг, который поможет восстановить равновесие в этом мире. Твой путь лежит в Лиоканию. Там начнется становление дара Амариллис.
– Дара? Что за дар будет у девочки? – вопросила хозяйка дома, прекрасно осознавая, что, не обладая никакими способностями, не сможет справиться с подросшим ребенком, если у него проявится агрессивное волшебство.
– Она провидица, Акуна, – развеял опасения Бенуа. – Вестник злых и добрых новостей. Ни единого своего предсказания она не сможет скрыть. Иначе умрет. Или будет мучиться так, что никому не пожелаешь – в зависимости от значения видения.
– Бедная Рилли… – баюкая на руках сладко сопящего ребенка, прослезилась Акуна. Как раз в это время подошла Бинни с бутылочкой в руках, и хозяйка передела ей малышку. Служанка скрылась за дверью снова.
– Соглашайся. У оборотней, конечно, не так безопасно, но тебе ничего грозить не будет, – подойдя к молодой вдове, обнял ее Бенуа. Она расслабилась: когда хотел, этот мужчина мог дарить ей непередаваемое спокойствие.
– Зато будет грозить Амариллис, – не повелась на сладкие речи Акуна. – Не зря же она через двадцать лет уйдет от меня. Что с ней станет? Оборотни? Маги? Кто, Констанс?!
– Не думай об этом, – мужчина поджал губы, отстраняясь и беря лицо женщины в ладони. – Пути судьбы неисповедимы, милая. Но эта девочка спасет ваш мир от Тьмы, которая уже поглощает его.
– Что?! – округлила глаза Акуна.
– Ш–ш–ш, – успокоил ее Бенуа, удерживая в объятиях. – Ничего непоправимого не произойдет.
Сухие тонкие губы прикоснулись к ней, а дальше произошло то, что и всегда происходило, стоило Бенуа оказаться рядом: Акуна вновь потеряла голову. Для того, что они собирались сделать, широкий диван подходил как нельзя кстати.
Много позже женщина с распущенными длинными волосами, не стесняясь собственной наготы, сидела на краешке дивана, и гость, с удовольствием рассматривая ее силуэт, перебирал струящиеся по спине локоны.
– Ты жесток, Констанс, – наконец вымолвила она. – Ты просишь меня наступить себе на горло и идти против собственной природы. К тому же Лиокания по сравнению с нашим Софтуорлдом – это дикий край, в котором каждый третий – оборотень. Ни водопровода, ни мостовых – одни деревни и грязные дети по закоулкам, которые вырастают не менее грязными подростками, лишающимися невинности в полнолуние. Что грозит Амариллис?
– Береги ее до двадцатилетия, Акуна, – только и сказал Бенуа. – Затем она сама найдет нужную дорогу к предназначению. А до того момента…она должна познать лишений столько, чтобы сама Тьма сжалилась над ней.
Глава 1. Подданная
Тьма всегда любила меня. Впервые я поняла это в шесть лет, когда соседские мальчишки, услышав одно из моих предсказаний, собрались и, не обращая внимания на яростное сопротивление, заперли в темном чулане. Я никогда не контролировала этот дар. Любая попытка сдержать видения в момент касания оборачивалась опоясывающей головной болью, когда тело сковывала судорога и становилось трудно дышать. Я бросила любые попытки остановить накатывающие видения. И точно так же, как не могла контролировать их появления, не могла промолчать и о том, что завтра Тома – так звали одного из тех мальчиков – поставит в угол священник в церковно–приходской школе, которую обязаны были посещать все дети из неблагополучных или невысокого достатка семей.
Том, конечно, мне не поверил. Зато рассказал о моем «длинном языке», как сам определил мое неумение отсрочивать открытие тайн будущего, Джею, а Джей позвал Даррена, и уже вместе они решили проучить «грязную оборванку». Почему ко мне прицепилось это прозвище – не знаю: мадам Акуна, при всей своей строгости, одевала меня добротно и аккуратно, однако факт оставался фактом. Для мальчишек я была не кем иным, как недостойной их внимания малолеткой.
Они были ненамного старше меня. Года три разницы, наверное. Но это обстоятельство ничуть не мешало им скрутить меня за руки и оттащить на задний двор таверны, принадлежавшей мадам Акуне, чтобы после нескольких ощутимых тумаков закрыть в чулане, где обычно хранили корм для лошадей постояльцев. Я, конечно, в долгу не осталась. Правда, давая сдачи Джею и Даррену, дополнительно увидела, что те двое ввяжутся в очень нехорошую драку, и результатом станет травма головы Джея, из–за которой парень однажды упадет в обморок и больше не очнется. Даррен должен был отделаться гноящейся раной на ноге, но жизни его ничто бы не угрожало. И я бы обо всем рассказала мальчишкам, если б не оказалась в темном маленьком помещении, которого боялась до жути. Я ненавидела темноту – она будила во мне почти животный ужас. Жаль, тогда я еще не понимала, какую роль в моей жизни сыграет Тьма.
Странно, но те видения о Даррене и Джее в объятиях тьмы стали сходить на нет, и, несмотря на дикий страх и ужас, я, продолжая всхлипывать и забившись в дальний угол чулана, потихоньку затихала. Меня найдут – непременно найдут, я была в этом уверена. Вот только мадам Акуна совсем не будет довольна очередной выходкой. Она опять возьмет ремень и дрожащими руками отходит меня по мягкому месту. Иногда мне казалось, что она делает это через силу, что кто–то велел ей так вести себя со мной, но, естественно, я никогда даже не помышляла о том, чтобы поделиться с ней своими наблюдениями. Я считала воспитавшую меня женщину строгой, но достойной. В конце концов, именно благодаря ей я не испытывала недостатка в еде и всегда была одета и обута. Я не роптала на судьбу. В конце концов, виной всему был мой длинный и не желающий оставаться за зубами язык.
Когда слезы постепенно сошли на нет и я окончательно затихла, тьма шевельнулась, вселяя в душу новую порцию ужаса. Это было неконтролируемое чувство, от которого мне стоило начать кричать изо всех сил, умоляя мальчишек выпустить меня на волю. Но горло сдавило спазмом, а сама я внутренне сжалась, не в силах сделать ни единого движения. А потом в чулане стало будто светлее, чтобы я могла видеть самое страшное из всех порождений тьмы.
Котенок. Им оказался маленький черный котенок с зелеными глазками–бусинками. Он мило мурчал, пусть и создавалось ощущение, будто вокруг его тельца постоянно клубится дым. Тьма пришла ко мне в виде самого беззащитного существа. В тот миг я и поняла, насколько приглянулась ей.
Хвостик вильнул, зелень глаз будто бы вспыхнула ярче, и то, что создала тьма, засеменило в сторону от угла, где затихла я. Он показывал мне дорогу? Неужели?..
Тело ломало – подняться полностью я не могла. Встав на четвереньки, я поползла вслед за котенком, не обращая внимания на то, что колготки от такого путешествия непременно станут грязными. Тогда мне было все равно: чем быстрее отступал страх, тем больше к горлу подкатывала тошнота, а сознание мутилось.
