Снова подул ветер, и снова зазвенел колокольчик. Стиснув зубы, Леся вернулась в дом и принялась искать на полках ножницы. Когда она их нашла, то взяла и перерезала веревку. Наконец-то наступила тишина. Леся победно посмотрела на соседний дом, и у неё перехватило дыхание.
В тёмных дверях отчётливо виднелся скрюченный силуэт. Седые волосы развевались на ветру, обрамляя голову. Тело не было худым — оно было мерзко тучным, одетое в грязные лохмотья, которые вились вокруг толстых грязных ног, и что-то стекало по ним. Тошнота подкатила к горлу, и Леся поспешила зайти в дом.
Она села на кровать, где ещё недавно спала, и смотрела, как в окне пригибается почти до земли береза.
Леся не знала, сколько она так просидела, но посмотрела на время — третий час.
Да где же они?
В этот миг ей показалось, что она слышит шаги и движение во дворе, но она боялась посмотреть. Ей мерещилось грузное тело, двигающееся под окнами. Вдруг девушка сорвалась с места и побежала к двери. Она схватилась за ручку, которая дрогнула прямо под её руками, и едва успела удержать её.
Тело Леси дрожало, но она уперлась плечом, стараясь не пустить то, что ломилось к ней. Это тяжёлое дыхание, эти звуки мерзкого тела и зловоние, которое сочилось сквозь дверь... Нет, она не пустит.
Вдруг движение прекратилось. Просто все звуки за прекратились. Леся все еще стояла, упираясь и тело ее заныло от напряжения, но девушка боялась отойти.
На кухне сгущалась темнота, и по стенам плясали причудливые и пугающие тени. Оставаться в этом мраке было страшно, но и обнаружить свое присутствие светом тоже не хотелось. Вдруг раздался знакомый звон колокольчика, который она сама перерезала. Теперь же он звучал глухо, как будто из самых глубин ада.
Леся сидела в темноте на кровати, пытаясь зажать уши, но этот звук, словно проникая в самую душу, звучал уже у нее в голове.
Медленно поднявшись, девушка подошла к холодильнику. Открыв его, она обнаружила черный пакет и, взяв его в руки, почувствовала, что содержимое теплое. Кривившись от отвращения, она вышла за калитку.
Как только Леся оказалась за пределами участка, звук колокольчика прекратился, как и ветер.
Зловоние, напоминающее запах мокрой и прогнившей кладбищенской земли, охватило ее, заставляя внутренности сжиматься от страха. Как только она переступила порог, дверь захлопнулась за ней, и Леся выронила пакет. Что-то с липким звуком упало к ее ногам — липкое, с волосами и теплое.
В дальней комнате началось движение. Зловоние стало невыносимым, и Лесю вырвало прямо на липкий пол, голова закружилась. А потом это нечто стало приближаться к ней...
3
Нина вошла в дом и обнаружила, что её дочь мирно спит в кровати.
Женщина осторожно подошла к ней и слегка коснулась плеча.
— Проснись, — прошептала она.
— Почему так долго? — спросила девушка, протирая глаза.
— Мы попали в грозу, съехали с дороги и чуть не перевернулись. А потом и вовсе перекрыли въезд обратно. Как ты?
— Нормально. Едем?
Нина с улыбкой коснулась лица дочери, и та, к её удивлению, ответила ей такой же улыбкой, но какой-то странной, словно чужой.
— Ты зайдешь попрощаться? — спросила Яна.
— Да, наверное, надо, — выдохнула Нина, — всё-таки это мать. А ты собирайся и жди меня у машины. Я недолго.
Солнце нежно ласкало едва влажную дорогу, по которой шла женщина. Ей в спину испытующе смотрела девушка, не отводя взгляда до тех пор, пока Нина не скрылась в темноте дома. Но даже тогда она продолжала смотреть на дом, словно могла видеть сквозь стены.
Нина почувствовала запах пота и жизнедеятельности. На кровати, среди одеял, лежало то, что когда-то было её матерью. Дыхание с трудом вырывалось из полного горла, окружённого множеством колец жира, со свистом. Лицо было опухшим и покрыто воспалёнными прыщами и нарывами.
Толстая старуха, увидев Нину, вдруг оживилась и начала яростно двигать руками, словно пытаясь схватиться за неё, но Нина остановилась в недосягаемости. Рот издавал какие-то звуки.
— О, кажется, она рада встрече, — сказала женщина.
— Можно я останусь с ней наедине? — спросила Нина.
Женщина кивнула и вышла на улицу, под молящий взгляд тусклых глаз старухи. Та начала активнее мычать и двигаться, в глазах застыли страх и мольба. Но Нина стояла молча, не двигаясь, наблюдая за отчаянием, и, кажется, даже удовольствие отразилось в её взгляде.
Но вот силы быстро покинули лежавшую, она стала задыхаться и затихла, руки упали на грязную кровать. Старушка изо всех сил старалась отдышаться. Только теперь Нина подошла ближе, наклонилась к ней и зашептала.
– Ты заслуживаешь гнить здесь, мерзкая ведьма! За все твои издевательства надо мной! Помнишь, когда я была маленькой и не помогала тебе в твоих обрядах, ты уложила меня в выгребную яму, связав руки и ноги, и оставила там на несколько дней? И вот теперь ты будешь сидеть в своей яме до конца своих дней!
Нина с наслаждением наблюдала, как прозрачная капля стекает по воспаленному лицу старушки.
– Ма…ма, – с трудом произнесла старушка, пытаясь коснуться руки Нины, но та с брезгливостью отбросила её.
– Да, мама. Ты вроде как была ей когда-то. А теперь ты получишь то, что заслужила. Прощай! Никто не поможет тебе.
Старушка вновь начала мычать, её лицо было мокрым и красным. А когда Нина вышла из дома, раздался истошный вопль обречённого, перешедший в рыдания. На мгновение Нина замерла, будто этот плачь был ей знаком.
– Едем уже! – крикнула девушка.
Нина дёрнула головой и села в машину. Почувствовав запах сигаретного дыма, она взглянула на дочку.
Та с ухмылкой смотрела в окно, в темноту дома, где уже затихли стенания обреченной.
В тёмных дверях отчётливо виднелся скрюченный силуэт. Седые волосы развевались на ветру, обрамляя голову. Тело не было худым — оно было мерзко тучным, одетое в грязные лохмотья, которые вились вокруг толстых грязных ног, и что-то стекало по ним. Тошнота подкатила к горлу, и Леся поспешила зайти в дом.
Она села на кровать, где ещё недавно спала, и смотрела, как в окне пригибается почти до земли береза.
Леся не знала, сколько она так просидела, но посмотрела на время — третий час.
Да где же они?
В этот миг ей показалось, что она слышит шаги и движение во дворе, но она боялась посмотреть. Ей мерещилось грузное тело, двигающееся под окнами. Вдруг девушка сорвалась с места и побежала к двери. Она схватилась за ручку, которая дрогнула прямо под её руками, и едва успела удержать её.
Тело Леси дрожало, но она уперлась плечом, стараясь не пустить то, что ломилось к ней. Это тяжёлое дыхание, эти звуки мерзкого тела и зловоние, которое сочилось сквозь дверь... Нет, она не пустит.
Вдруг движение прекратилось. Просто все звуки за прекратились. Леся все еще стояла, упираясь и тело ее заныло от напряжения, но девушка боялась отойти.
На кухне сгущалась темнота, и по стенам плясали причудливые и пугающие тени. Оставаться в этом мраке было страшно, но и обнаружить свое присутствие светом тоже не хотелось. Вдруг раздался знакомый звон колокольчика, который она сама перерезала. Теперь же он звучал глухо, как будто из самых глубин ада.
Леся сидела в темноте на кровати, пытаясь зажать уши, но этот звук, словно проникая в самую душу, звучал уже у нее в голове.
Медленно поднявшись, девушка подошла к холодильнику. Открыв его, она обнаружила черный пакет и, взяв его в руки, почувствовала, что содержимое теплое. Кривившись от отвращения, она вышла за калитку.
Как только Леся оказалась за пределами участка, звук колокольчика прекратился, как и ветер.
Зловоние, напоминающее запах мокрой и прогнившей кладбищенской земли, охватило ее, заставляя внутренности сжиматься от страха. Как только она переступила порог, дверь захлопнулась за ней, и Леся выронила пакет. Что-то с липким звуком упало к ее ногам — липкое, с волосами и теплое.
В дальней комнате началось движение. Зловоние стало невыносимым, и Лесю вырвало прямо на липкий пол, голова закружилась. А потом это нечто стало приближаться к ней...
3
Нина вошла в дом и обнаружила, что её дочь мирно спит в кровати.
Женщина осторожно подошла к ней и слегка коснулась плеча.
— Проснись, — прошептала она.
— Почему так долго? — спросила девушка, протирая глаза.
— Мы попали в грозу, съехали с дороги и чуть не перевернулись. А потом и вовсе перекрыли въезд обратно. Как ты?
— Нормально. Едем?
Нина с улыбкой коснулась лица дочери, и та, к её удивлению, ответила ей такой же улыбкой, но какой-то странной, словно чужой.
— Ты зайдешь попрощаться? — спросила Яна.
— Да, наверное, надо, — выдохнула Нина, — всё-таки это мать. А ты собирайся и жди меня у машины. Я недолго.
Солнце нежно ласкало едва влажную дорогу, по которой шла женщина. Ей в спину испытующе смотрела девушка, не отводя взгляда до тех пор, пока Нина не скрылась в темноте дома. Но даже тогда она продолжала смотреть на дом, словно могла видеть сквозь стены.
Нина почувствовала запах пота и жизнедеятельности. На кровати, среди одеял, лежало то, что когда-то было её матерью. Дыхание с трудом вырывалось из полного горла, окружённого множеством колец жира, со свистом. Лицо было опухшим и покрыто воспалёнными прыщами и нарывами.
Толстая старуха, увидев Нину, вдруг оживилась и начала яростно двигать руками, словно пытаясь схватиться за неё, но Нина остановилась в недосягаемости. Рот издавал какие-то звуки.
— О, кажется, она рада встрече, — сказала женщина.
— Можно я останусь с ней наедине? — спросила Нина.
Женщина кивнула и вышла на улицу, под молящий взгляд тусклых глаз старухи. Та начала активнее мычать и двигаться, в глазах застыли страх и мольба. Но Нина стояла молча, не двигаясь, наблюдая за отчаянием, и, кажется, даже удовольствие отразилось в её взгляде.
Но вот силы быстро покинули лежавшую, она стала задыхаться и затихла, руки упали на грязную кровать. Старушка изо всех сил старалась отдышаться. Только теперь Нина подошла ближе, наклонилась к ней и зашептала.
– Ты заслуживаешь гнить здесь, мерзкая ведьма! За все твои издевательства надо мной! Помнишь, когда я была маленькой и не помогала тебе в твоих обрядах, ты уложила меня в выгребную яму, связав руки и ноги, и оставила там на несколько дней? И вот теперь ты будешь сидеть в своей яме до конца своих дней!
Нина с наслаждением наблюдала, как прозрачная капля стекает по воспаленному лицу старушки.
– Ма…ма, – с трудом произнесла старушка, пытаясь коснуться руки Нины, но та с брезгливостью отбросила её.
– Да, мама. Ты вроде как была ей когда-то. А теперь ты получишь то, что заслужила. Прощай! Никто не поможет тебе.
Старушка вновь начала мычать, её лицо было мокрым и красным. А когда Нина вышла из дома, раздался истошный вопль обречённого, перешедший в рыдания. На мгновение Нина замерла, будто этот плачь был ей знаком.
– Едем уже! – крикнула девушка.
Нина дёрнула головой и села в машину. Почувствовав запах сигаретного дыма, она взглянула на дочку.
Та с ухмылкой смотрела в окно, в темноту дома, где уже затихли стенания обреченной.
