П О Ю Т Е Б Е
Женя Марков, 1954 года рождения, пел всегда, сначала мальчишеским звонким фальцетом, в 12 лет альтом. В 4 классе у него, как и у всех мальчишек, началась ломка голоса. И учитель пения настрого запретил петь, даже напевать, даже тихо, дома, себе под нос. Так было несколько лет.
И вдруг в 10 классе у парнишки родился свободный баритон. Теперь на всех гулянках и свадьбах, концертах в школе или городе его просили петь русские и советские песни, песни из любимых фильмов, отхлопывали ладони. Он с удовольствием пел, даже расширял репертуар, запоминая, а то и заучивая с пластинок неизвестные песни и даже арии, из опер и оперетт.
После школы Женя пошел в армию. Сначала был занят только строевой подготовкой, оружием, тренировками, новыми дружками. Однажды был довольно трудный переход с полной выкладкой, на выносливость и время. Устали, стали сбиваться с ноги, старшина поглядывал, но не хотел давать команду на привал.
Наоборот, гаркнул "Запевай!".
И вдруг в такт шагам раздался сильный веселый голос, который выводил лихо и умело:
- "Как будто ветры с гор трубят солдату сбор,
Дорога от порога далека!"
Молодые глотки радостно подхватили:
- "И уронив платок, чтоб не видал никто,
Слезу смахнула девичья рука.
Не плачь, девчонка! Пройдут дожди,
Солдат вернется, ты только жди"...
Усталости как не было, солдаты чеканили шаг, шли споро и охотно. А начальство тут же велело выяснить, кто таков певец и откуда, дать звание сержанта и ставить во все мероприятия, пока служит, первым номером.
Их командир, капитан Зимин, часто повторял Жене, что надо учиться пению, это его дорога. А Марков возражал, что петь, конечно, охота, но ведь это не специальность для мужика. Они спорили при каждом удобном случае, вплоть до самой демобилизации.
День Победы отмечался в части, как и везде в стране, широко. Сначала торжественная часть, концерт, потом состязания в мастерстве, игры, праздничный ужин, танцы и салют.
Конечно, в концерте, после тематического монтажа и танцевальной группы, выступал Марков с только что появившейся песней "День Победы". Она вызвала просто фурор. После нее его не отпускали, бешено аплодировали, кричали "бис!" Женщины выскакивали на сцену, дарили цветы, некоторые обнимали, кое-кто плакал. И ему пришла в голову спасительная мысль. Он начал петь свою любимую песню про войну:
- "Полем, вдоль берега крутого, мимо хат
В серой шинели рядового шел солдат".
Дирижер их оркестра покрутил носом, вздохнул - и дал знак каким-то музыкантам вступить. С облегчением думал про себя:
- "Слава богу, этот Марков хоть ритм.хорошо держит, бог знает, каким образом!"
А тот обрадованно продолжал:
- "Шел солдат, преград не зная,
Шел солдат, друзей теряя.
Часто бывало - шел без привала,
Щел вперед солдат.
Словно прирос к плечу солдата автомат.
Всюду врагов своих заклятых бил солдат.
Бил солдат их под Смоленском,
Бил он их в поселке Энском,
Смерть презирая, пуль не считая,
Бил врагов Солдат"...
Заканчивалась песня уже под грохот оркестра, ничуть не менее торжественно, чем предыдущая.
Этот концерт все долго вспоминали, и участники, и зрители.
Как-то незаметно подошел и конец службы. Это было летом 1974, Зимин сам утащил его от друзей - "хорош поить, ему предстоит серьезное дело, да и голос надо беречь!"
Увез его с собой. Утром Женя проснулся в купе поезда и протер глаза. соскочил с верхней койки и по привычке вытянулся:
- Здравия желаю, товарищ капитан!
Тот сидел в майке и протягивал ему воду в пластиковой бутылочке:
- Вольно. Мы на гражданке, забыл? Доброго утречка. Иди умывайся, скоро подъедем.
- А куда?
- Ко мне в гости. Живу я в Астрахани. Прости, брат, что распорядился последний раз за тебя, по привычке. Но домой ты всегда успеешь, а сначала надо дело сделать. Консерватория у нас знаменитая. Примут тебя, тогда и поедешь к маме. Будет ей две радости.
Марков был ошеломлен, но недолго. Подумал, а может, и правда, это его будущее. Чем он рискует? Примут - хорошо, петь он любит. Не примут - поступит в другой институт, какую-нибудь специальность мужицкую получит. И согласился.
Астрахань ему понравилась, похожа на его родную Елабугу, только вроде потише. Они с поезда на трамвае приехали на Большие Исады, как объяснял ему Зимин, радостно взволнованный предстоящей встречей с семьей. Там они прошли по зеленым улицам, с мальчишками, машинами, веревками с бельем над дворами, и вошли в один из них.
Их встретили радостные вопли. Зимин долго обнимался с родными, потом знакомил его. Потом он объяснил, что парень ночует у них, а там видно будет. Потом они мылись с дороги, распаковывались, брились, ужинали со всеми, выпивали, и в заключение Зимин с загадочным видом велел ему порадовать людей. Марков спел Смуглянку. Все были в восторге, подпевали, потом просили еще, и он пел, пока Зимин не опомнился:
- Э, друг, хватит! Охрипнешь к черту, а ведь завтра нам идти, куда, помнишь?
- Куда? - искренне удивился Евгений. Голова его была где-то высоко, а душа ликовала.
- Так, ты готов, я вижу. Мать, а ну, хватит угощений и веселья, пора отдыхать
Зимин сам оттащил парня в его комнату и уложил спать.
Потом сел с женой, обнялся и стал все по порядку рассказывать.
На следующее утро оба, посвежевшие и отдохнувшие, бритые , сытые и подтянутые, в военных формах отправились в консерваторию. Это была выдумка Зимина - люди с уважением относятся к военным, быстрее примут.
И точно, на них смотрели с обожанием уже в коридорах здания, особенно студентки и женщины-преподаватели. Они быстро нашли кабинет ректора и постучались. Вышли оттуда не скоро, измученные. голодные, но довольные.
Женю Маркова прослушали человек пять разных преподавателей. Они заставляли его петь и советские песни, и русские народные, и отрывки из опер, которые он разучил с пластинок. Особенный восторг, до экстаза, вызвал его Демон, распевное роскошное "Он далеко, он не узнает, не оценит тоски твоей...". А уж его высокое, но свободное "...царицей МИ-И-РА!"...заставило прослезиться пожилого профессора. Он смущенно вытирал лицо платком и повторял, что не слышал такого голоса со времен Революции.
Когда они вышли в коридор, им устроили овацию. Оказывается, в коридоре было полно слушателей, одни уходили - на лекции, на свои занятия, - другие занимали их место. Жене бросилось в глаза чье-то восторженное лицо. Она, сложив руки на груди, смотрела на него влюбленными глазами. Он улыбнулся и прошел дальше.
Потом он уехал домой, поблагодарив Зимина за хлопоты и приют. Дома ждали, устроили веселье на неделю. И родни хватало, и друзей, да и соседи, то один заглянет поздравить, то другой. Женя Марков еще не пил столько и не пел, опять же было много просьб - рассказать про армию, про Астрахань. Он выспался, отъелся, отдохнул. Потом все оставшееся летнее время - то рыбалки, то пляж, то по дому какие работы с отцом. Наконец вспомнил, что приближаются приемные экзамены в институт, и бросился к учебникам.
Экзамены он сдал, хоть это было нелегко, отвык от школьных дисциплин. Но его, разумеется, приняли, с условием, что математику подтянет в первом же семестре. Он с интересом начал изучать музыкальную грамоту, основы правильного дыхания и все, что вкладывали в его голову преподаватели, обрадованные его природным даром.
********************
Познакомился с однокурсниками Ритой и Ильей. А однажды Рита подвела к нему девушку, пунцовую от смущения:
- Вот, чуть уговорила, очень хотела познакомиться, но стеснялась сама.
- Евгений, - он протянул руку. Она еле коснулась, не подняв глаз, сказала:
- Татьяна, я по классу фортепиано. Прошлый год поступила.
- Ну, это не повод стесняться, по-моему. Я вас видел тогда в коридоре, в первый день...
- Вы очень хорошо поете.
- Спасибо, - усмехнулся он. - А можно услышать вашу игру?
- Еще не очень. Но каждую субботу, вы же знаете, со всех курсов показывают свои достижения.
- Буду знать. И приду.
Но он пропустил эту субботу. И увидевшись в общежитии, где жили все иногородние студенты, оправдывался:
- Таня, вы не думайте, я не зазнайка и не болтун. Просто учусь еще на вечернем, а в эту субботу там было свое мероприятие.
- Как на вечернем? - изумилась девушка. - А время, а сил где взять?
- Понимаете, есть у нас в стране вечерние институты, оказывается. И слава богу, я поступил на отделение теплоэнергетики. Все-таки мужское дело, полезное для людей, а не только для развлечений.
- Значит, вот как вы думаете о нашей профессии?
- Я только о своей. А что, иметь две профессии разве плохо, или не имею права?
- Просто усидите ли на двух стульях, - уклончиво ответила она.
- Вроде здоровьем бог не обидел!
.- А дома знают?
- Я обо всем пишу. Но решаю сам.
- Вы говорили, сложности с математикой. Как, осилили?
- Нет еще, - нахмурился он. - Но осилю.
- Хотите, помогу? Я люблю математику. Хоть она вроде мне никак...
- Вот спасибо!
И теперь оии довольно часто по полчаса, а то и больше встречались, где придется - в институте, в парке, в общежитии, на улице - и занимались или ели мороженое или пирожки, или болтали. Эти встречи стали неотъемлемой частью их жизни, и после того, как он пересдал математику. Она восхищалась его голосом, он отмахивался, рассказывал, чему уже научился как техник по тепловым установкам, или про свой город, или про армию.
Татьяна, поступив раньше, и выпустилась раньше его на год. Расставание было грустным. Ее распределили на три года в Тюмень. Они стали переписываться. Письма становились все теплее и откровеннее.
В следующем, 1979 году Маркова тоже выпустили, с грустью и гордостью. Об этом выпускном концерте звенели все астраханские газеты, особенно про несравненного Демона из его вокальных номеров. Зал, набитый до отказа, заставил его бисировать дважды. Расставаясь, уговаривали Женю беречь себя и голос. Дело в том, что он попросил послать его в Оренбург, туда же, куда распределили и в его втором институте.
Таня приехала туда, едва отработав свой срок, в ноябре 1981. Долетела самолетом, шла по заснеженной улице, увидела его лицо на афише, которую трепал ветер. Наконец нашла улицу, на которой было его общежитие. Объяснила вахтерше, что работник культуры, приехала навестить сотрудника, Маркова.
- Это который Марков, Женя, что ли? Поет хорошо? А, так он сейчас дома как раз, температурит. Как вернулся из этого, прости господи...Идите, комната 205 на втором этаже.
Марков был ошеломлен, даже закашлялся от волнения. Она смущенно объяснила, что отработала по распределению. А став свободной, захотела навестить его.
- Спасибо! Только вот видишь, валяюсь. Ничего, теперь стимул есть, быстрее встану! Ты располагайся вон там, между кухней и этой комнаткой. Потом поменяемся.
- Немудрено, что заболел, такие морозы у вас тут!
- Привыкли. А ты не замерзла?
- Что там про меня, ты-то как? Кто лечит?
- Медсестра. Уколы, горчичники, все по науке. Иди, мой руки, а то она скоро придет и набросится - гигиена!
И правда, медсестра была строгой, горластой, зато деловой и стремительной. Сделала все процедуры и ушла до четверга.
- Тань, отдохнула бы с дороги. Хочешь, душ сегодня работает. Витька обещал из столовки занести ужин. Разделим!
- Потом. Вот накормлю тебя, и займусь собой. Как тебя угораздило? Вахтерша сказала, ты откуда-то вернулся больной. Откуда?
- Вот трепло, - сквозь зубы сказал он.
- Тайна, что ли? Тогда не говори, я не буду лезть в чужие дела. Концерт?
- Ну, концерт. Для наших ребят в Афгане.
Она села, как подкошенная, даже руки к сердцу прижала:
- Господи! И тебя пустили туда?
- А что, я тоже военнослужащий в резерве, даже звание имею. Ты бы видела, как они радовались...А вообще там жутко. Они герои, точно. Письма со мной некоторые передали родным, девчатам своим. Летели в оба конца вертушкой, продуло немного. Да ладно, жить буду.
- Женя, - прошептала Татьяна, глядя на него во все глаза. Он махнул рукой:
- Да ладно тебе. Ты вот храбрая! Это надо же, сюда рвануть...
Дверь распахнулась. Пришел друг с обещанной едой. Знакомились, шумели, спорили о работе, ели, не замечая, что Таня подкладывает привезенное с собой. Наконец, остались одни. Женя устало привалился к спинке кровати, подтыкнул подушку. Видя, что Таня собирает посуду, приказал:
- Сядь, не суетись. Тань, ты же приехала ко мне.
- Ну...да...
- В такую даль, в такой холод! Деньги потратила немалые, да?
- Соскучилась. Я сразу решила, дотерплю свои 3 года и уволюсь...
- Уволилась?!
- Не цепляйся к словам.
- А ты не прячься за них. Мы оба стали необходимостью друг для друга.
- Можно сказать и так.
- Нет, я дурак. Нам хорошо вместе, так?
Она кивнула.
- Нет, я опять дурак. Мне хорошо с тобой. А тебе со мной?
- А зачем же я приехала?
- Тогда давай поженимся, а?
Она закрылась ладонями.
********************
В 1982 году в молодой семье родился сын Родион.
Татьяна работала аккомпаниатором в музыкальной школе. Она ругала мужа, но он смеялся и стоял на своем - и работал теплотехником в ЖЭКе, и пел в местной филармонии, щедро, на всех городских концертах, а то и с залетными знаменитостями, не уступая им ни в чем. Афиши с его именем и портретом красовались по всему городу. Он даже выезжал с агитбригадами в ближние и дальние села и городки. Люди были восхищены и благодарны. Особенно любили его слушатели в любом месте песни про Стеньку Разина, как он бросает в Волгу красавицу-княжну. И многие другие, как эту, например:
"Когда я на почте служил ямщиком,
Был молод, имел я силенку.
И крепко же, братцы, в селенье одном
Любил я в ту пору девчонку.
Сначала не чуял я в девке беды,
Потом задурил не на шутку:
Куда ни поеду, куда ни пойду,
Все к ней загляну на минутку"...
Потом в ней было про карие очи и лихую смерть в заснеженном лесу.
Татьяна тоже любила эту песню. Однажды призналась, обнимая Евгения, что в этой песне будто про них, - и начиналось так, просто учились, и глаза у нее карие. "Только конец счастливый!", напоминал он жене.
Каждый год по-прежнему Марков выбирал несколько дней, чтобы слетать в Афган, порадовать и подбодрить пацанов, уставших, тоскующих о доме, втайне изверившихся в благополучном исходе своей миссии. Однажды вернулся с завязанной головой. Таня чуть не рухнула в прихожей. Он прижал ее к себе:
- Да просто царапина, близковато снаряд разорвался. Не бери в голову!
Зимнн, с которым они переписывались постоянно, гордился им и собой, что не дал парню забросить свой талант. Он же поехал с ним в Чернобыль, когда в конце апреля 1986 случилась страшная беда.
Женя Марков, 1954 года рождения, пел всегда, сначала мальчишеским звонким фальцетом, в 12 лет альтом. В 4 классе у него, как и у всех мальчишек, началась ломка голоса. И учитель пения настрого запретил петь, даже напевать, даже тихо, дома, себе под нос. Так было несколько лет.
И вдруг в 10 классе у парнишки родился свободный баритон. Теперь на всех гулянках и свадьбах, концертах в школе или городе его просили петь русские и советские песни, песни из любимых фильмов, отхлопывали ладони. Он с удовольствием пел, даже расширял репертуар, запоминая, а то и заучивая с пластинок неизвестные песни и даже арии, из опер и оперетт.
После школы Женя пошел в армию. Сначала был занят только строевой подготовкой, оружием, тренировками, новыми дружками. Однажды был довольно трудный переход с полной выкладкой, на выносливость и время. Устали, стали сбиваться с ноги, старшина поглядывал, но не хотел давать команду на привал.
Наоборот, гаркнул "Запевай!".
И вдруг в такт шагам раздался сильный веселый голос, который выводил лихо и умело:
- "Как будто ветры с гор трубят солдату сбор,
Дорога от порога далека!"
Молодые глотки радостно подхватили:
- "И уронив платок, чтоб не видал никто,
Слезу смахнула девичья рука.
Не плачь, девчонка! Пройдут дожди,
Солдат вернется, ты только жди"...
Усталости как не было, солдаты чеканили шаг, шли споро и охотно. А начальство тут же велело выяснить, кто таков певец и откуда, дать звание сержанта и ставить во все мероприятия, пока служит, первым номером.
Их командир, капитан Зимин, часто повторял Жене, что надо учиться пению, это его дорога. А Марков возражал, что петь, конечно, охота, но ведь это не специальность для мужика. Они спорили при каждом удобном случае, вплоть до самой демобилизации.
День Победы отмечался в части, как и везде в стране, широко. Сначала торжественная часть, концерт, потом состязания в мастерстве, игры, праздничный ужин, танцы и салют.
Конечно, в концерте, после тематического монтажа и танцевальной группы, выступал Марков с только что появившейся песней "День Победы". Она вызвала просто фурор. После нее его не отпускали, бешено аплодировали, кричали "бис!" Женщины выскакивали на сцену, дарили цветы, некоторые обнимали, кое-кто плакал. И ему пришла в голову спасительная мысль. Он начал петь свою любимую песню про войну:
- "Полем, вдоль берега крутого, мимо хат
В серой шинели рядового шел солдат".
Дирижер их оркестра покрутил носом, вздохнул - и дал знак каким-то музыкантам вступить. С облегчением думал про себя:
- "Слава богу, этот Марков хоть ритм.хорошо держит, бог знает, каким образом!"
А тот обрадованно продолжал:
- "Шел солдат, преград не зная,
Шел солдат, друзей теряя.
Часто бывало - шел без привала,
Щел вперед солдат.
Словно прирос к плечу солдата автомат.
Всюду врагов своих заклятых бил солдат.
Бил солдат их под Смоленском,
Бил он их в поселке Энском,
Смерть презирая, пуль не считая,
Бил врагов Солдат"...
Заканчивалась песня уже под грохот оркестра, ничуть не менее торжественно, чем предыдущая.
Этот концерт все долго вспоминали, и участники, и зрители.
Как-то незаметно подошел и конец службы. Это было летом 1974, Зимин сам утащил его от друзей - "хорош поить, ему предстоит серьезное дело, да и голос надо беречь!"
Увез его с собой. Утром Женя проснулся в купе поезда и протер глаза. соскочил с верхней койки и по привычке вытянулся:
- Здравия желаю, товарищ капитан!
Тот сидел в майке и протягивал ему воду в пластиковой бутылочке:
- Вольно. Мы на гражданке, забыл? Доброго утречка. Иди умывайся, скоро подъедем.
- А куда?
- Ко мне в гости. Живу я в Астрахани. Прости, брат, что распорядился последний раз за тебя, по привычке. Но домой ты всегда успеешь, а сначала надо дело сделать. Консерватория у нас знаменитая. Примут тебя, тогда и поедешь к маме. Будет ей две радости.
Марков был ошеломлен, но недолго. Подумал, а может, и правда, это его будущее. Чем он рискует? Примут - хорошо, петь он любит. Не примут - поступит в другой институт, какую-нибудь специальность мужицкую получит. И согласился.
Астрахань ему понравилась, похожа на его родную Елабугу, только вроде потише. Они с поезда на трамвае приехали на Большие Исады, как объяснял ему Зимин, радостно взволнованный предстоящей встречей с семьей. Там они прошли по зеленым улицам, с мальчишками, машинами, веревками с бельем над дворами, и вошли в один из них.
Их встретили радостные вопли. Зимин долго обнимался с родными, потом знакомил его. Потом он объяснил, что парень ночует у них, а там видно будет. Потом они мылись с дороги, распаковывались, брились, ужинали со всеми, выпивали, и в заключение Зимин с загадочным видом велел ему порадовать людей. Марков спел Смуглянку. Все были в восторге, подпевали, потом просили еще, и он пел, пока Зимин не опомнился:
- Э, друг, хватит! Охрипнешь к черту, а ведь завтра нам идти, куда, помнишь?
- Куда? - искренне удивился Евгений. Голова его была где-то высоко, а душа ликовала.
- Так, ты готов, я вижу. Мать, а ну, хватит угощений и веселья, пора отдыхать
Зимин сам оттащил парня в его комнату и уложил спать.
Потом сел с женой, обнялся и стал все по порядку рассказывать.
На следующее утро оба, посвежевшие и отдохнувшие, бритые , сытые и подтянутые, в военных формах отправились в консерваторию. Это была выдумка Зимина - люди с уважением относятся к военным, быстрее примут.
И точно, на них смотрели с обожанием уже в коридорах здания, особенно студентки и женщины-преподаватели. Они быстро нашли кабинет ректора и постучались. Вышли оттуда не скоро, измученные. голодные, но довольные.
Женю Маркова прослушали человек пять разных преподавателей. Они заставляли его петь и советские песни, и русские народные, и отрывки из опер, которые он разучил с пластинок. Особенный восторг, до экстаза, вызвал его Демон, распевное роскошное "Он далеко, он не узнает, не оценит тоски твоей...". А уж его высокое, но свободное "...царицей МИ-И-РА!"...заставило прослезиться пожилого профессора. Он смущенно вытирал лицо платком и повторял, что не слышал такого голоса со времен Революции.
Когда они вышли в коридор, им устроили овацию. Оказывается, в коридоре было полно слушателей, одни уходили - на лекции, на свои занятия, - другие занимали их место. Жене бросилось в глаза чье-то восторженное лицо. Она, сложив руки на груди, смотрела на него влюбленными глазами. Он улыбнулся и прошел дальше.
Потом он уехал домой, поблагодарив Зимина за хлопоты и приют. Дома ждали, устроили веселье на неделю. И родни хватало, и друзей, да и соседи, то один заглянет поздравить, то другой. Женя Марков еще не пил столько и не пел, опять же было много просьб - рассказать про армию, про Астрахань. Он выспался, отъелся, отдохнул. Потом все оставшееся летнее время - то рыбалки, то пляж, то по дому какие работы с отцом. Наконец вспомнил, что приближаются приемные экзамены в институт, и бросился к учебникам.
Экзамены он сдал, хоть это было нелегко, отвык от школьных дисциплин. Но его, разумеется, приняли, с условием, что математику подтянет в первом же семестре. Он с интересом начал изучать музыкальную грамоту, основы правильного дыхания и все, что вкладывали в его голову преподаватели, обрадованные его природным даром.
********************
Познакомился с однокурсниками Ритой и Ильей. А однажды Рита подвела к нему девушку, пунцовую от смущения:
- Вот, чуть уговорила, очень хотела познакомиться, но стеснялась сама.
- Евгений, - он протянул руку. Она еле коснулась, не подняв глаз, сказала:
- Татьяна, я по классу фортепиано. Прошлый год поступила.
- Ну, это не повод стесняться, по-моему. Я вас видел тогда в коридоре, в первый день...
- Вы очень хорошо поете.
- Спасибо, - усмехнулся он. - А можно услышать вашу игру?
- Еще не очень. Но каждую субботу, вы же знаете, со всех курсов показывают свои достижения.
- Буду знать. И приду.
Но он пропустил эту субботу. И увидевшись в общежитии, где жили все иногородние студенты, оправдывался:
- Таня, вы не думайте, я не зазнайка и не болтун. Просто учусь еще на вечернем, а в эту субботу там было свое мероприятие.
- Как на вечернем? - изумилась девушка. - А время, а сил где взять?
- Понимаете, есть у нас в стране вечерние институты, оказывается. И слава богу, я поступил на отделение теплоэнергетики. Все-таки мужское дело, полезное для людей, а не только для развлечений.
- Значит, вот как вы думаете о нашей профессии?
- Я только о своей. А что, иметь две профессии разве плохо, или не имею права?
- Просто усидите ли на двух стульях, - уклончиво ответила она.
- Вроде здоровьем бог не обидел!
.- А дома знают?
- Я обо всем пишу. Но решаю сам.
- Вы говорили, сложности с математикой. Как, осилили?
- Нет еще, - нахмурился он. - Но осилю.
- Хотите, помогу? Я люблю математику. Хоть она вроде мне никак...
- Вот спасибо!
И теперь оии довольно часто по полчаса, а то и больше встречались, где придется - в институте, в парке, в общежитии, на улице - и занимались или ели мороженое или пирожки, или болтали. Эти встречи стали неотъемлемой частью их жизни, и после того, как он пересдал математику. Она восхищалась его голосом, он отмахивался, рассказывал, чему уже научился как техник по тепловым установкам, или про свой город, или про армию.
Татьяна, поступив раньше, и выпустилась раньше его на год. Расставание было грустным. Ее распределили на три года в Тюмень. Они стали переписываться. Письма становились все теплее и откровеннее.
В следующем, 1979 году Маркова тоже выпустили, с грустью и гордостью. Об этом выпускном концерте звенели все астраханские газеты, особенно про несравненного Демона из его вокальных номеров. Зал, набитый до отказа, заставил его бисировать дважды. Расставаясь, уговаривали Женю беречь себя и голос. Дело в том, что он попросил послать его в Оренбург, туда же, куда распределили и в его втором институте.
Таня приехала туда, едва отработав свой срок, в ноябре 1981. Долетела самолетом, шла по заснеженной улице, увидела его лицо на афише, которую трепал ветер. Наконец нашла улицу, на которой было его общежитие. Объяснила вахтерше, что работник культуры, приехала навестить сотрудника, Маркова.
- Это который Марков, Женя, что ли? Поет хорошо? А, так он сейчас дома как раз, температурит. Как вернулся из этого, прости господи...Идите, комната 205 на втором этаже.
Марков был ошеломлен, даже закашлялся от волнения. Она смущенно объяснила, что отработала по распределению. А став свободной, захотела навестить его.
- Спасибо! Только вот видишь, валяюсь. Ничего, теперь стимул есть, быстрее встану! Ты располагайся вон там, между кухней и этой комнаткой. Потом поменяемся.
- Немудрено, что заболел, такие морозы у вас тут!
- Привыкли. А ты не замерзла?
- Что там про меня, ты-то как? Кто лечит?
- Медсестра. Уколы, горчичники, все по науке. Иди, мой руки, а то она скоро придет и набросится - гигиена!
И правда, медсестра была строгой, горластой, зато деловой и стремительной. Сделала все процедуры и ушла до четверга.
- Тань, отдохнула бы с дороги. Хочешь, душ сегодня работает. Витька обещал из столовки занести ужин. Разделим!
- Потом. Вот накормлю тебя, и займусь собой. Как тебя угораздило? Вахтерша сказала, ты откуда-то вернулся больной. Откуда?
- Вот трепло, - сквозь зубы сказал он.
- Тайна, что ли? Тогда не говори, я не буду лезть в чужие дела. Концерт?
- Ну, концерт. Для наших ребят в Афгане.
Она села, как подкошенная, даже руки к сердцу прижала:
- Господи! И тебя пустили туда?
- А что, я тоже военнослужащий в резерве, даже звание имею. Ты бы видела, как они радовались...А вообще там жутко. Они герои, точно. Письма со мной некоторые передали родным, девчатам своим. Летели в оба конца вертушкой, продуло немного. Да ладно, жить буду.
- Женя, - прошептала Татьяна, глядя на него во все глаза. Он махнул рукой:
- Да ладно тебе. Ты вот храбрая! Это надо же, сюда рвануть...
Дверь распахнулась. Пришел друг с обещанной едой. Знакомились, шумели, спорили о работе, ели, не замечая, что Таня подкладывает привезенное с собой. Наконец, остались одни. Женя устало привалился к спинке кровати, подтыкнул подушку. Видя, что Таня собирает посуду, приказал:
- Сядь, не суетись. Тань, ты же приехала ко мне.
- Ну...да...
- В такую даль, в такой холод! Деньги потратила немалые, да?
- Соскучилась. Я сразу решила, дотерплю свои 3 года и уволюсь...
- Уволилась?!
- Не цепляйся к словам.
- А ты не прячься за них. Мы оба стали необходимостью друг для друга.
- Можно сказать и так.
- Нет, я дурак. Нам хорошо вместе, так?
Она кивнула.
- Нет, я опять дурак. Мне хорошо с тобой. А тебе со мной?
- А зачем же я приехала?
- Тогда давай поженимся, а?
Она закрылась ладонями.
********************
В 1982 году в молодой семье родился сын Родион.
Татьяна работала аккомпаниатором в музыкальной школе. Она ругала мужа, но он смеялся и стоял на своем - и работал теплотехником в ЖЭКе, и пел в местной филармонии, щедро, на всех городских концертах, а то и с залетными знаменитостями, не уступая им ни в чем. Афиши с его именем и портретом красовались по всему городу. Он даже выезжал с агитбригадами в ближние и дальние села и городки. Люди были восхищены и благодарны. Особенно любили его слушатели в любом месте песни про Стеньку Разина, как он бросает в Волгу красавицу-княжну. И многие другие, как эту, например:
"Когда я на почте служил ямщиком,
Был молод, имел я силенку.
И крепко же, братцы, в селенье одном
Любил я в ту пору девчонку.
Сначала не чуял я в девке беды,
Потом задурил не на шутку:
Куда ни поеду, куда ни пойду,
Все к ней загляну на минутку"...
Потом в ней было про карие очи и лихую смерть в заснеженном лесу.
Татьяна тоже любила эту песню. Однажды призналась, обнимая Евгения, что в этой песне будто про них, - и начиналось так, просто учились, и глаза у нее карие. "Только конец счастливый!", напоминал он жене.
Каждый год по-прежнему Марков выбирал несколько дней, чтобы слетать в Афган, порадовать и подбодрить пацанов, уставших, тоскующих о доме, втайне изверившихся в благополучном исходе своей миссии. Однажды вернулся с завязанной головой. Таня чуть не рухнула в прихожей. Он прижал ее к себе:
- Да просто царапина, близковато снаряд разорвался. Не бери в голову!
Зимнн, с которым они переписывались постоянно, гордился им и собой, что не дал парню забросить свой талант. Он же поехал с ним в Чернобыль, когда в конце апреля 1986 случилась страшная беда.
