- Что это, почему она в таком состоянии?
- Разложение началось. Внешне это незаметно, лишь обоняние окружающих страдает. Приходится доплачивать санитаркам и сестрам. В следующий визит принесите две тысячи.
- Да-да... До свиданья.
Он не помнил, как добрался до дома Клары, и лежал до ее прихода. Когда она услышала новость, заплакала. Вскочила " я сейчас же пойду". Он не велел. Сказал про плату. Она рухнула на стул, как подкошенная:
- Боже ты мой, где же взять денег? Может, у твоего отчима?
- Я не могу просить, - сказал Виктор. - Возьмем из денег на учебу.
- Но как же потом, когда придет пора платить там?
- Дожить надо, - уронил он.
Женщина поцеловала его в голову и опять заплакала.
Два дня он после учебы, а она после работы шли в больницу и сидели там, то в палате, то в коридоре, не смея уйти. В третий вечер им сказали, что больная скончалась два часа назад. Мальцев сказал, что заберет ее утром. Клара зарыдала, но перестала, глядя на него. Впервые увидела суровую морщинку на его переносице. Следующие два дня были для них сплошное черное пятно. Виктор все взял на себя.
Клара отпросилась с работы. Отчим, извещенный Мальцевым (послал уличного мальчишку), неожиданно явился и принял самое деятельное участие. Платил пополам с ними. И даже так Клара сознавала, что они остаются ни с чем. Но эта мысль была ничто рядом с горем. Скромная могила, скудные поминки, хоть и было, кроме них, человек пять, в том числе Ева. Наутро все было, как всегда.
Виктор сидел на лекциях, с усилием старался не заснуть, вспоминал мать, еще молодую и непьющую. Внезапно его тряхнули за плечо. Преподаватель осведомился, не желает ли он продолжить отдых у себя дома. Мальцев еле сдержался, чтобы не ответить грубостью. Потом, чтобы не поддаться странной сонливости, он заставил себя припомнить слова отчима. Тот вообще стал словоохотлив: и над могилой сказал прощальное слово, и Клару между делом расспрашивал о здоровье, об их житье-бытье. И даже Виктору сказал, улучив момент:
- Сынок, я понимаю твое горе. Но мы-то живем дальше, никуда не деться. Я вот что, про дом хотел. Не выгоняй меня из него, а? Там ведь и мой труд есть, и мебель вся почти новая, я сам купил. Да и куда мне, на улицу? Лет-то немало, поздновато сначала начинать.
- Почему меня спрашиваете? - выговорил Виктор.
- Так ведь не расписаны мы были с матерью, стало быть, ты да тетя твоя теперь наследники, а я никто.
- Кто ж мешал.
- Да дурость моя, все откладывал... Прости, если что. И - продашь теперь, может?
Тут их прервали, и продолжения не было. Голова его опять сползла на руки, и опять толкнул сосед по столу, прошипев что-то. Преподаватель сухо велел Мальцеву покинуть аудиторию. Он с облегчением встал и ушел, решив, что сегодня все равно ни на что не годен. Зашел в больницу, увидел, что Кларе не лучше, она с трудом ведет прием больных. Погладил по плечу, обещал приготовить ужин сам. Но в коридоре его перехватила Ева. Провела по щеке, сказала, что соскучилась, хоть все понимает, но не легче ли вдвоем. Он обещал скоро зайти. За ужином Клара выглядела такой измученной, что он не стал ни о чем говорить. Легли пораньше.
А утром в университете на доске объявлений, которая красовалась прямо у входа, Мальцев прочел приказ о своем отчислении. Оглушенный, он спросил в деканате, за что. Оказалось - за два дня прогулов без причин и за грубость преподавателю. Это было так дико, что он не смог выговорить ни слова, сжал зубы, чтоб удержать слезы обиды, и выскочил за дверь. Ноги привели в больницу. Клара, увидев его лицо, сказала, что сейчас вернется, и утащила его в безлюдный угол коридора. Узнав, в чем дело, ахнула и велела ему ждать ее здесь. Он сел и положил голову на какую-то тумбочку.
******************************
Женщина уговорила главврача дать ей замену на два часа и полетела в университет. В деканате никого не было, но она потребовала, чтоб ее провели к декану факультета психологии, или к ректору. Секретарь, миловидная женщина с дежурной улыбкой, осмотрела ее с головы до ног, пожала плечами:
- Ну, если только чудо какое, а то их нет. Обедают. Могут не прийти.
- Я подожду!
- Хорошо, но в коридоре, пожалуйста.
Она вышла, села было. Но отчаянная мысль, что не придут и она ничего не успеет сделать, подкинула ее. Она стала ходить взад и вперед по коридору, стискивая руки в черных нитяных перчатках. Она была в черной маленькой шляпе и темной блузке в знак траура. Юбка же, стянутая черным лаковым поясом, была не только светлой, но и длинной. И Клара ходила, то и дело раздраженно отбрасывая ее ногой. Две студентки прошли мимо, оглядели ее и прыснули. Но тут же подтянулись и смирно поклонились появившемуся человеку. Он шел мимо и вряд ли заметил их, но при виде Клары остановился. Приподнял свою трость и слегка поклонился:
- Могу ли я чем-нибудь помочь? Яков Шведов, профессор.
- О... - она запнулась. - Не знаю, имею ли я право отнимать у вас время.
- Давайте войдем сюда, здесь потише. Присаживайтесь, пожалуйста.
- Господин профессор, эта дама ждет... - начала торопливо секретарь, вскакивая.
- Она сама, полагаю, мне скажет, а вы не будете ли так любезны принести нам чай?
Женщина поспешно вышла, а человек сел рядом с Кларой и внимательно посмотрел:
- Так что у вас случилось?
Его глаза, довольно большие, несмотря на уже появившиеся морщинки, смотрели со сдержанным вниманием. Руки, сложенные на трости, были ухожены и красивы. Хорошая обувь, дорогой парфюм тоже говорили, что это птица высокого полета. Она опустила глаза, оробев, но вспомнила - Виктор! И время уходит.
- Три дня назад я похоронила сестру.
- Очень сочувствую.
- Благодарю. А мой племянник - мать. Простите, не представилась. Клара Мальцева. Он учится здесь. Первый курс. А сегодня отчислен! Его так называемые прогулы - это те два дня, когда мы ее хоронили. Вчера на лекциях, конечно, он был неадекватен, он измучился! А ваш преподаватель принял это за простую грубость. Простите, я говорю сумбурно...
- Успокойтесь, - задумчиво сказал Шведов. - Почему же он сразу не объяснил?
- Думаю, был в шоке. Мальчик так устал...
- Вот, выпейте чай. Ксения, позвоните декану и дайте мне трубку...Господин Ионин, могу я увидеться с вами через десять минут? В приемной, благодарю... Сделаем так, Ксения. Вы побудете с гостьей, угостите ее пирожными, у вас всегда их неисчерпаемый запас. А я навещу декана, уточню кое-что. Госпожа Мальцева, я скоро вернусь, извините.
Секретарша посмотрела на женщину с любопытством, пыталась завязать беседу, но Кларе было не до нее. Полчаса она промучилась неизвестностью, не чувствовала даже вкуса пирожных, которыми ее угощали. Наконец, Шведов вернулся, бросил:
- Печатай новый приказ, отменяющий отчисление Виктора Мальцева, и бегом на подпись, потом сразу бумагу на доску. Сегодня же, ясно?
Клара вскочила, прижала руки к груди:
- Как я вам благодарна! Бог наградит вас, конечно, а мне буквально нечем. До свиданья! Я очень спешу, обратно на работу.
- Где же вы работаете, госпожа Мальцева? - учтиво спросил человек.
- Больница скорой помощи. Прощайте!
И она вышла, несмело улыбнувшись обоим. Обежала больницу, нашла племянника в пустой палате, он спал на кушетке. Она устало села. Ее тронули за плечо:
- Кларочка, милая, что же вы мне не сказали, я бы помогла, - Ева погладила ее по плечу.
- Это ты его сюда?
- А кто же? Бегу из лаборатории, смотрю, спит сидя, свернулся, как щенок брошенный. Ну, как вы?
Клара, вытирая слезы, коротко объяснила ей все и ушла в свой кабинет, продолжать прием больных.
*************************
Виктор продолжил учиться, все утряслось, кроме ноющей грусти и неуверенности в будущем. Отдохнув, он начал вечерами разгружать вагоны, как ни ругала его Ева. Клара вздыхала, гладила его по голове, но молчала - приближался Новый год, скоро надо будет платить за учебу. Она экономила каждую минуту, на всем, отказывая порой себе в еде, чтоб юноше досталось на несколько глотков больше.
Как-то Ева, встретив Виктора на улице, затащила к себе, вымыла, стала кормить. Глядя, как жадно он ест, спросила:
- И чего вы не продадите старый дом? Без толку же стоит.
- Там отчим живет.
- Это его проблема! Выгони.
- Там вся мебель его, и перестраивал сколько...
- Зато стены твои. И право твое. Их и продай. Хочешь, помогу?
- Спасибо, но я еще не вступил в наследство. Ничего пока нельзя делать. Как полгода маме будет, вот тогда срок.
- Это февраль. Вполне успеете с голоду сдохнуть. Учиться нетрудно?
- Интересно.
- У меня идея! Отчим твой как, мужик, не сволочь?
- Нет, - подумав, ответил Виктор. Он вспомнил их встречу, все поведение человека.
- Тогда предложи ему аренду дома с завтрашнего дня! И деньги эти в счет стоимости дома, которую ты назовешь и не изменишь. Он все равно не найдет нужной суммы сразу, а вот так, кусочками, вполне может. А вы уже через месяц получите какие-то деньги, и будете постоянно получать. Ну? Здорово?
- Очень опасно, - поежился Виктор. - Могут измениться обстоятельства, или настроение, или женщину встретит, да мало ли...
- Миленький, так ведь договор подпишете! Все суммы, сроки, обязательства, права и обязанности каждого из вас в нем будут. И за нарушение ты сможешь подать в суд, а тот и вовсе может вернуть тебе право на дом, не учитывая сделанных отчимом выплат. Нет, если хорошего нотариуса найти, то можно не бояться.
- И откуда я знаю стоимость дома?
- Поговори с тетушкой, с отчимом, потом и до нотариуса дойдет. Ну, есть? - она взъерошила ему волосы. Виктор обнял ее, сидя, уткнулся в живот:
- Так соскучился, но спать хочу, не могу!
- Иди-иди, миленький, Клара заждалась. Береги силы для учебы.
Она поцеловала его долгим нежным поцелуем.
Но, придя домой, Виктор обнаружил, что домик пуст.
Правда, почти сразу появилась тетя Клара. Они быстро ели, обменивались вопросами, новостями. Она сама сказала спокойно:
- Извини за опоздание. Я была в кино с ... В общем, у меня появился друг.
- Ого! Ну, поздравляю, тетушка. Я всегда знал, что ты будешь счастлива.
- Это Шведов.
- Из благодарности, что ли? - нахмурился Виктор.
- Не смей даже думать так, - серьезно ответила женщина. - Просто он ведь мог и не остановиться, помнишь, я рассказывала, в вашем коридоре. Или выслушать, но ничего не делать, не его ведь епархия. Тепло души большая редкость. И очень привлекательно, - добавила она смущенно. - Для меня, во всяком случае. И потом... Он ведь сам меня нашел.
- Он женат.
- Знаю, мы ничего не скрываем друг от друга. Зачем? Нам и так хорошо.
- Ну, раз так... Чего же вам по улицам ходить, как юнцам? Видеть любопытные взгляды зевак и знакомых...
- Он считает гостиницу пошлостью.
- Я тоже. - Виктор помолчал и решил. - Ну, давай, я переберусь к Еве.
Клара поцеловала его в макушку, унося посуду на кухню.
- А если будет ребенок? - крикнул он вслед.
- Такого счастья не может быть, мне 41 год.
- Для кого счастья?
- Для обоих. У него ведь нет детей. А я мечтала об этом всю жизнь, как любая женщина.
- Думаю, не любая все-таки.
- Но в юности мой дружок быстро исчез, разбив мне сердце, и я с головой ушла в медицину, чтоб забыться... Устал? Господи, что же придумать, где еще взять денег? Ложись, я помассирую спину и плечи.
Он изложил ей идею Евы. Клара вздохнула, растирая его поясницу:
- Это прекрасно только в одном случае - нерушимый договор, где ничего нельзя будет истолковать двояко. Где взять такого нотариуса? Ах, знаю! Спрошу Якова, у них наверняка есть свой адвокат, и уж конечно, неплохой.
- А платить?
Она запнулась, помолчала. Сменила тему:
- Знаешь, вчера привезли одного человека, на стройке раздавило ногу. Боль адская, все мыслимые обезболивающие колем, толку нет, а он молчит. Зубы сожмет - и ни звука. Бедный...
- Сильный парень. Ампутация, вероятно?
- Само собой, уже гангрена начинается.
**************************************
Прошло недели две, выпал первый снежок. Отчим подумал и принял предложение Виктора. Клара получила через Шведова ход к хорошему адвокату, и они заключили договор. В нем было прописана стоимость дома, поделена на 36 месяцев, и эту сумму отчим обязался выплачивать 15 числа каждого месяца без пропусков. Подписали все четверо. Поехали к нему в дом и обмыли сделку. Клара, всплакнув от воспоминаний, пила чай, мужчины - водку, кое-чем угощались. Наконец, вышли, племянник взял ее под руку, нашел извозчика. Но в центре она поцеловала его:
- Прости, у меня свидание через четверть часа.
- Тогда я к Еве. Не тревожься, документ у меня.
Виктор с удовольствием предвкушал теплые объятия милой подруги. И вдруг услышал нечто такое, что низвергло его с небес:
- Понимаешь, он был такой тяжелый больной. Я ухаживала и привязалась. Как он только терпел! Это меня поразило, потом и привлекло. Не каждый день такие мужики встречаются. А он еще такой симпатичный, сероглазый. После операции однажды я сжалилась над ним, чтоб он отдохнул от боли, ну и провела ночь в его палате... А теперь вижу, что не могу без него. Он один живет, приехал к нам полгода назад. Дома жена ему изменила, он оставил ей жилье и бежал. Жил в общежитии стройки. Такой вот порядочный...Люблю, в общем. И радуюсь, как девчонка.
- А как же я? Не смогу же без тебя, я тоже люблю, ты ведь знаешь!
Она помолчала, погладила его по волосам, по щеке, мягко сказала:
- Нет, не любишь. Просто я твоя первая женщина, ты ослеплен, очарован. Может быть, очень благодарен, тронут и прочее.
- Тогда что же такое любовь, если не все это? - запальчиво спросил он.
- Помешательство! Когда дышать не можешь без того, кого любишь. Дня не проживешь, если не увидишь.
- Не понимаю. Не любовь это, по-моему, а ужас какой-то.
- А я вот понимаю. У меня так было один раз. Вот только теперь второй...
- Значит, и ты не любишь меня?
- Строгий мой мальчик. Ты просто прелесть.
- Ты не ответила.
- Знаешь, - она поглаживала его по груди, - люди живут вместе по тысяче причин. Тут тебе и ненависть, и зависть к кому-то, желание доказать, месть, желание не пустить к кому-то другому, страсть, или страх одиночества... А ты мне просто понравился. И я захотела порадовать тебя, жизнь облегчить, чтоб не цеплялись к тебе с насмешками. И себя немного порадовать. Одной-то несладко.
- Прости меня, - он ласково прижался к ней, - ты ангел. Спасибо тебе за все!... Значит, мне опять домой придется вернуться.
- Да он еще нескоро выпишется. Я скажу. Как учеба-то?... Мне кажется, или ты пил?
Виктору пришлось рассказать про сделку. Женщина была очень довольна и горда:
- Ну, вот и я пригодилась...Спи, дорогой, завтра всем рано вставать.
Так Мальцев остался один, но теперь ему почему-то не было так обидно и тоскливо. Может, прошло время, стирающее остроту боли. А может, стал взрослее.
- Разложение началось. Внешне это незаметно, лишь обоняние окружающих страдает. Приходится доплачивать санитаркам и сестрам. В следующий визит принесите две тысячи.
- Да-да... До свиданья.
Он не помнил, как добрался до дома Клары, и лежал до ее прихода. Когда она услышала новость, заплакала. Вскочила " я сейчас же пойду". Он не велел. Сказал про плату. Она рухнула на стул, как подкошенная:
- Боже ты мой, где же взять денег? Может, у твоего отчима?
- Я не могу просить, - сказал Виктор. - Возьмем из денег на учебу.
- Но как же потом, когда придет пора платить там?
- Дожить надо, - уронил он.
Женщина поцеловала его в голову и опять заплакала.
Два дня он после учебы, а она после работы шли в больницу и сидели там, то в палате, то в коридоре, не смея уйти. В третий вечер им сказали, что больная скончалась два часа назад. Мальцев сказал, что заберет ее утром. Клара зарыдала, но перестала, глядя на него. Впервые увидела суровую морщинку на его переносице. Следующие два дня были для них сплошное черное пятно. Виктор все взял на себя.
Клара отпросилась с работы. Отчим, извещенный Мальцевым (послал уличного мальчишку), неожиданно явился и принял самое деятельное участие. Платил пополам с ними. И даже так Клара сознавала, что они остаются ни с чем. Но эта мысль была ничто рядом с горем. Скромная могила, скудные поминки, хоть и было, кроме них, человек пять, в том числе Ева. Наутро все было, как всегда.
Виктор сидел на лекциях, с усилием старался не заснуть, вспоминал мать, еще молодую и непьющую. Внезапно его тряхнули за плечо. Преподаватель осведомился, не желает ли он продолжить отдых у себя дома. Мальцев еле сдержался, чтобы не ответить грубостью. Потом, чтобы не поддаться странной сонливости, он заставил себя припомнить слова отчима. Тот вообще стал словоохотлив: и над могилой сказал прощальное слово, и Клару между делом расспрашивал о здоровье, об их житье-бытье. И даже Виктору сказал, улучив момент:
- Сынок, я понимаю твое горе. Но мы-то живем дальше, никуда не деться. Я вот что, про дом хотел. Не выгоняй меня из него, а? Там ведь и мой труд есть, и мебель вся почти новая, я сам купил. Да и куда мне, на улицу? Лет-то немало, поздновато сначала начинать.
- Почему меня спрашиваете? - выговорил Виктор.
- Так ведь не расписаны мы были с матерью, стало быть, ты да тетя твоя теперь наследники, а я никто.
- Кто ж мешал.
- Да дурость моя, все откладывал... Прости, если что. И - продашь теперь, может?
Тут их прервали, и продолжения не было. Голова его опять сползла на руки, и опять толкнул сосед по столу, прошипев что-то. Преподаватель сухо велел Мальцеву покинуть аудиторию. Он с облегчением встал и ушел, решив, что сегодня все равно ни на что не годен. Зашел в больницу, увидел, что Кларе не лучше, она с трудом ведет прием больных. Погладил по плечу, обещал приготовить ужин сам. Но в коридоре его перехватила Ева. Провела по щеке, сказала, что соскучилась, хоть все понимает, но не легче ли вдвоем. Он обещал скоро зайти. За ужином Клара выглядела такой измученной, что он не стал ни о чем говорить. Легли пораньше.
А утром в университете на доске объявлений, которая красовалась прямо у входа, Мальцев прочел приказ о своем отчислении. Оглушенный, он спросил в деканате, за что. Оказалось - за два дня прогулов без причин и за грубость преподавателю. Это было так дико, что он не смог выговорить ни слова, сжал зубы, чтоб удержать слезы обиды, и выскочил за дверь. Ноги привели в больницу. Клара, увидев его лицо, сказала, что сейчас вернется, и утащила его в безлюдный угол коридора. Узнав, в чем дело, ахнула и велела ему ждать ее здесь. Он сел и положил голову на какую-то тумбочку.
******************************
Женщина уговорила главврача дать ей замену на два часа и полетела в университет. В деканате никого не было, но она потребовала, чтоб ее провели к декану факультета психологии, или к ректору. Секретарь, миловидная женщина с дежурной улыбкой, осмотрела ее с головы до ног, пожала плечами:
- Ну, если только чудо какое, а то их нет. Обедают. Могут не прийти.
- Я подожду!
- Хорошо, но в коридоре, пожалуйста.
Она вышла, села было. Но отчаянная мысль, что не придут и она ничего не успеет сделать, подкинула ее. Она стала ходить взад и вперед по коридору, стискивая руки в черных нитяных перчатках. Она была в черной маленькой шляпе и темной блузке в знак траура. Юбка же, стянутая черным лаковым поясом, была не только светлой, но и длинной. И Клара ходила, то и дело раздраженно отбрасывая ее ногой. Две студентки прошли мимо, оглядели ее и прыснули. Но тут же подтянулись и смирно поклонились появившемуся человеку. Он шел мимо и вряд ли заметил их, но при виде Клары остановился. Приподнял свою трость и слегка поклонился:
- Могу ли я чем-нибудь помочь? Яков Шведов, профессор.
- О... - она запнулась. - Не знаю, имею ли я право отнимать у вас время.
- Давайте войдем сюда, здесь потише. Присаживайтесь, пожалуйста.
- Господин профессор, эта дама ждет... - начала торопливо секретарь, вскакивая.
- Она сама, полагаю, мне скажет, а вы не будете ли так любезны принести нам чай?
Женщина поспешно вышла, а человек сел рядом с Кларой и внимательно посмотрел:
- Так что у вас случилось?
Его глаза, довольно большие, несмотря на уже появившиеся морщинки, смотрели со сдержанным вниманием. Руки, сложенные на трости, были ухожены и красивы. Хорошая обувь, дорогой парфюм тоже говорили, что это птица высокого полета. Она опустила глаза, оробев, но вспомнила - Виктор! И время уходит.
- Три дня назад я похоронила сестру.
- Очень сочувствую.
- Благодарю. А мой племянник - мать. Простите, не представилась. Клара Мальцева. Он учится здесь. Первый курс. А сегодня отчислен! Его так называемые прогулы - это те два дня, когда мы ее хоронили. Вчера на лекциях, конечно, он был неадекватен, он измучился! А ваш преподаватель принял это за простую грубость. Простите, я говорю сумбурно...
- Успокойтесь, - задумчиво сказал Шведов. - Почему же он сразу не объяснил?
- Думаю, был в шоке. Мальчик так устал...
- Вот, выпейте чай. Ксения, позвоните декану и дайте мне трубку...Господин Ионин, могу я увидеться с вами через десять минут? В приемной, благодарю... Сделаем так, Ксения. Вы побудете с гостьей, угостите ее пирожными, у вас всегда их неисчерпаемый запас. А я навещу декана, уточню кое-что. Госпожа Мальцева, я скоро вернусь, извините.
Секретарша посмотрела на женщину с любопытством, пыталась завязать беседу, но Кларе было не до нее. Полчаса она промучилась неизвестностью, не чувствовала даже вкуса пирожных, которыми ее угощали. Наконец, Шведов вернулся, бросил:
- Печатай новый приказ, отменяющий отчисление Виктора Мальцева, и бегом на подпись, потом сразу бумагу на доску. Сегодня же, ясно?
Клара вскочила, прижала руки к груди:
- Как я вам благодарна! Бог наградит вас, конечно, а мне буквально нечем. До свиданья! Я очень спешу, обратно на работу.
- Где же вы работаете, госпожа Мальцева? - учтиво спросил человек.
- Больница скорой помощи. Прощайте!
И она вышла, несмело улыбнувшись обоим. Обежала больницу, нашла племянника в пустой палате, он спал на кушетке. Она устало села. Ее тронули за плечо:
- Кларочка, милая, что же вы мне не сказали, я бы помогла, - Ева погладила ее по плечу.
- Это ты его сюда?
- А кто же? Бегу из лаборатории, смотрю, спит сидя, свернулся, как щенок брошенный. Ну, как вы?
Клара, вытирая слезы, коротко объяснила ей все и ушла в свой кабинет, продолжать прием больных.
*************************
Виктор продолжил учиться, все утряслось, кроме ноющей грусти и неуверенности в будущем. Отдохнув, он начал вечерами разгружать вагоны, как ни ругала его Ева. Клара вздыхала, гладила его по голове, но молчала - приближался Новый год, скоро надо будет платить за учебу. Она экономила каждую минуту, на всем, отказывая порой себе в еде, чтоб юноше досталось на несколько глотков больше.
Как-то Ева, встретив Виктора на улице, затащила к себе, вымыла, стала кормить. Глядя, как жадно он ест, спросила:
- И чего вы не продадите старый дом? Без толку же стоит.
- Там отчим живет.
- Это его проблема! Выгони.
- Там вся мебель его, и перестраивал сколько...
- Зато стены твои. И право твое. Их и продай. Хочешь, помогу?
- Спасибо, но я еще не вступил в наследство. Ничего пока нельзя делать. Как полгода маме будет, вот тогда срок.
- Это февраль. Вполне успеете с голоду сдохнуть. Учиться нетрудно?
- Интересно.
- У меня идея! Отчим твой как, мужик, не сволочь?
- Нет, - подумав, ответил Виктор. Он вспомнил их встречу, все поведение человека.
- Тогда предложи ему аренду дома с завтрашнего дня! И деньги эти в счет стоимости дома, которую ты назовешь и не изменишь. Он все равно не найдет нужной суммы сразу, а вот так, кусочками, вполне может. А вы уже через месяц получите какие-то деньги, и будете постоянно получать. Ну? Здорово?
- Очень опасно, - поежился Виктор. - Могут измениться обстоятельства, или настроение, или женщину встретит, да мало ли...
- Миленький, так ведь договор подпишете! Все суммы, сроки, обязательства, права и обязанности каждого из вас в нем будут. И за нарушение ты сможешь подать в суд, а тот и вовсе может вернуть тебе право на дом, не учитывая сделанных отчимом выплат. Нет, если хорошего нотариуса найти, то можно не бояться.
- И откуда я знаю стоимость дома?
- Поговори с тетушкой, с отчимом, потом и до нотариуса дойдет. Ну, есть? - она взъерошила ему волосы. Виктор обнял ее, сидя, уткнулся в живот:
- Так соскучился, но спать хочу, не могу!
- Иди-иди, миленький, Клара заждалась. Береги силы для учебы.
Она поцеловала его долгим нежным поцелуем.
Но, придя домой, Виктор обнаружил, что домик пуст.
Правда, почти сразу появилась тетя Клара. Они быстро ели, обменивались вопросами, новостями. Она сама сказала спокойно:
- Извини за опоздание. Я была в кино с ... В общем, у меня появился друг.
- Ого! Ну, поздравляю, тетушка. Я всегда знал, что ты будешь счастлива.
- Это Шведов.
- Из благодарности, что ли? - нахмурился Виктор.
- Не смей даже думать так, - серьезно ответила женщина. - Просто он ведь мог и не остановиться, помнишь, я рассказывала, в вашем коридоре. Или выслушать, но ничего не делать, не его ведь епархия. Тепло души большая редкость. И очень привлекательно, - добавила она смущенно. - Для меня, во всяком случае. И потом... Он ведь сам меня нашел.
- Он женат.
- Знаю, мы ничего не скрываем друг от друга. Зачем? Нам и так хорошо.
- Ну, раз так... Чего же вам по улицам ходить, как юнцам? Видеть любопытные взгляды зевак и знакомых...
- Он считает гостиницу пошлостью.
- Я тоже. - Виктор помолчал и решил. - Ну, давай, я переберусь к Еве.
Клара поцеловала его в макушку, унося посуду на кухню.
- А если будет ребенок? - крикнул он вслед.
- Такого счастья не может быть, мне 41 год.
- Для кого счастья?
- Для обоих. У него ведь нет детей. А я мечтала об этом всю жизнь, как любая женщина.
- Думаю, не любая все-таки.
- Но в юности мой дружок быстро исчез, разбив мне сердце, и я с головой ушла в медицину, чтоб забыться... Устал? Господи, что же придумать, где еще взять денег? Ложись, я помассирую спину и плечи.
Он изложил ей идею Евы. Клара вздохнула, растирая его поясницу:
- Это прекрасно только в одном случае - нерушимый договор, где ничего нельзя будет истолковать двояко. Где взять такого нотариуса? Ах, знаю! Спрошу Якова, у них наверняка есть свой адвокат, и уж конечно, неплохой.
- А платить?
Она запнулась, помолчала. Сменила тему:
- Знаешь, вчера привезли одного человека, на стройке раздавило ногу. Боль адская, все мыслимые обезболивающие колем, толку нет, а он молчит. Зубы сожмет - и ни звука. Бедный...
- Сильный парень. Ампутация, вероятно?
- Само собой, уже гангрена начинается.
**************************************
Прошло недели две, выпал первый снежок. Отчим подумал и принял предложение Виктора. Клара получила через Шведова ход к хорошему адвокату, и они заключили договор. В нем было прописана стоимость дома, поделена на 36 месяцев, и эту сумму отчим обязался выплачивать 15 числа каждого месяца без пропусков. Подписали все четверо. Поехали к нему в дом и обмыли сделку. Клара, всплакнув от воспоминаний, пила чай, мужчины - водку, кое-чем угощались. Наконец, вышли, племянник взял ее под руку, нашел извозчика. Но в центре она поцеловала его:
- Прости, у меня свидание через четверть часа.
- Тогда я к Еве. Не тревожься, документ у меня.
Виктор с удовольствием предвкушал теплые объятия милой подруги. И вдруг услышал нечто такое, что низвергло его с небес:
- Понимаешь, он был такой тяжелый больной. Я ухаживала и привязалась. Как он только терпел! Это меня поразило, потом и привлекло. Не каждый день такие мужики встречаются. А он еще такой симпатичный, сероглазый. После операции однажды я сжалилась над ним, чтоб он отдохнул от боли, ну и провела ночь в его палате... А теперь вижу, что не могу без него. Он один живет, приехал к нам полгода назад. Дома жена ему изменила, он оставил ей жилье и бежал. Жил в общежитии стройки. Такой вот порядочный...Люблю, в общем. И радуюсь, как девчонка.
- А как же я? Не смогу же без тебя, я тоже люблю, ты ведь знаешь!
Она помолчала, погладила его по волосам, по щеке, мягко сказала:
- Нет, не любишь. Просто я твоя первая женщина, ты ослеплен, очарован. Может быть, очень благодарен, тронут и прочее.
- Тогда что же такое любовь, если не все это? - запальчиво спросил он.
- Помешательство! Когда дышать не можешь без того, кого любишь. Дня не проживешь, если не увидишь.
- Не понимаю. Не любовь это, по-моему, а ужас какой-то.
- А я вот понимаю. У меня так было один раз. Вот только теперь второй...
- Значит, и ты не любишь меня?
- Строгий мой мальчик. Ты просто прелесть.
- Ты не ответила.
- Знаешь, - она поглаживала его по груди, - люди живут вместе по тысяче причин. Тут тебе и ненависть, и зависть к кому-то, желание доказать, месть, желание не пустить к кому-то другому, страсть, или страх одиночества... А ты мне просто понравился. И я захотела порадовать тебя, жизнь облегчить, чтоб не цеплялись к тебе с насмешками. И себя немного порадовать. Одной-то несладко.
- Прости меня, - он ласково прижался к ней, - ты ангел. Спасибо тебе за все!... Значит, мне опять домой придется вернуться.
- Да он еще нескоро выпишется. Я скажу. Как учеба-то?... Мне кажется, или ты пил?
Виктору пришлось рассказать про сделку. Женщина была очень довольна и горда:
- Ну, вот и я пригодилась...Спи, дорогой, завтра всем рано вставать.
Так Мальцев остался один, но теперь ему почему-то не было так обидно и тоскливо. Может, прошло время, стирающее остроту боли. А может, стал взрослее.
