Картину Ромка прибивал на стену с большой любовью и нежностью
— во-первых, это был первый в его жизни выигрыш в лотерею, а во-вторых, обработанная в фотошопе и вставленная в рамочку фотография покрытой зеленью горы с аккуратной белой шапочкой снега реально была красива. Приятно будет прийти домой после работы и, запихнув в стиралку грязную робу, завалиться на диван с бутылочкой пива и мечтой о том, что однажды он туда отправится. Нет, в глубине души Ромка знал, что ни в какие горы его, человека сугубо городского, не заманишь, и кота оставить не с кем, но… но помечтать-то можно?
Кот у него был под стать хозяину — дворовый котенок, найденный возле подъезда. Ромка и сам не мог понять, что его тогда сподвигло взять домой побитую жизнью тварюшку со слезящимися глазами и полной блох шерстью. Теперь по квартире разгуливал мрачный полосатый бандит с желтыми глазами и похожим на палку от щетки хвостом.
В тот вечер они с котом успели подраться за рыбные консервы и черный хлеб — почему кот игнорировал свою еду и ел человеческую, Ромка не знал, но даже успел настучать по мохнатой лапе, когда та, словно сама собой, просунулась в банку и утащила под стол шпротину.
— Чтоб тебе… — начал было Ромка, и тут его грубо прервали. Из картины высунулась кудрявая голова, а потом с невнятным воплем и все остальное: похоже, по ту сторону картины кому-то отвесили пинка. Гость вылетел из рамы и, перевернувшись в воздухе, шлепнулся на бок.
— Каждый новый год мы с друзьями ходим в баню… — растерянно протянул Ромка, рассматривая завернутого в белую простыню незнакомца: — Эй, любезный, ты это… Надя живет в другой квартире!
Незнакомец открыл и закрыл рот. Помотал головой. Повернулся спиной, и Ромка в изумлении узрел маленькие крылышки.
— Карлсончик, дорогой… — офигело пробормотал Ромка. — Ты вообще кто, птица невиданная?
— Муз, — печально ответил гость.
— Чей? — Появление непонятно чьего мужа в квартире — это даже ладно, но что делать, если его будет искать жена?
— Не муж, а муз, — еще печальнее ответил тип. — Выперли меня. Понимаешь? Сказали, пока не… как это… пока не докажешь, что достоин — не возвращайся.
— А сюда-то почему? — До Ромки дошло, что даже если это и розыгрыш, то он влип. А с другой стороны, какой на фиг розыгрыш, если у него на глазах чувак провалился сквозь картину прямо на его не слишком мягкий пол? Гость это тоже наконец-то осознал. Он вскочил, бросился к окну, потом назад к картине изамер, молча и испуганно на нее глядя.
— Пустите… — попросил он жалобно.
— Не пустят. — Ромка пощупал картину, фэнтези он читал. — Значит, ты попаданец?
— Не попаданец, а Зэофилактес Попаданис. — Незнакомец наконец решил представиться. — А ты?
— Рома. Роман.
— Варвар, значит, — вздохнул муз. — Ну, могли и в Аид загнать.
— Аид у нас Греция, почему я тебя понимаю? — Ромка щелкнул кнопкой чайника и поставил на стол вторую чашку. — Ну садись, рассказывай, чей ты муз и за что тебя к нам. Ну и имечко… Зеа… да пошел ты, Попаданис! Филькой будешь!
— Потому что я — муз, а значит, говорю на языке поэзии, который понятен даже животным, — высокопарно ответил гость, плюхаясь на стул, но потом скуксился. — Чего тут рассказывать, если все чернее, чем у Аида в… царстве!
Чайник и прочие чудеса техники попаданец Филя воспринял достаточно спокойно. По его признанию, он Архимеда живым видел. Ромка в свою очередь известил, что он Архимеда тоже видал — в школьные годы, в гробу, и сразу по двум предметам: по геометрии и по истории.
— Но все-таки к варварам — это не так плохо. У вас есть определенные задатки к цивилизации, — вещал Филя. — А у вас рабы есть?
— Разумеется, нас тут всех имеют на положении рабов. И начальство имеет, и бригадир имеет, а вот ЖЭС особенно злостно имеет, — в сердцах пожаловался Роман. — Но вот лично у меня нет.
— Увы, — признал Филя, — начальство, оно… — и, воровато оглянувшись, добавил: — Оно везде имеет! Уж мне можешь верить!
Еще через две чашки чая Ромка осознал, что муз или нет, но кормить гостя придется, а значит, придется тащиться в магазин. Филя не раздумывая напросился с ним. То есть взлетел и завис над полом, помахивая куцыми крылышками.
— Ну как еще я смогу узнать о культуре варварского народа? — заявил он.
— А не влетим? У нас, знаешь ли, такой хрени не водится, — вздохнул Ромка, отчетливо понимая, что этого героя “Иронии судьбы” даже за белочку не выдашь.
— Невидимым буду, — поклялся муз. — Если я буду тут сидеть, я же могу никогда не узнать, как мне домой попасть. Ты пойми, отец, он, конечно разозлился, но не настолько, чтоб совсем изгнать!
— А твой отец Зевс?
— Не знаю, это была вакханалия. Но вроде бы он, — с достоинством ответил Филя. — И вообще, это не имеет значения, я же бессмертный, на Олимпе…
— Выпертый оттуда за бездарность! — предположил Ромка и угадал.
Гость обиженно замолк, даже крылышки обвисли. Но от похода не отказался. Пристроился над плечом, декламируя:
Творец не может быть голодным, он мнимо жаждою томим
И жертвуя богам в угоду, он поднимается над скверной,
Своей фантазией паря, так постигая разум свыше...
— Слышь, муз, бубни, прошу, потише, а то не слышно ни… ничего… — вяло отмахнулся, как от назойливой мухи, Ромка.
Магазин у Фильки вызвал такую бурю восторга, что муз метался между полок, развив космическую скорость. Ромка, который продолжал видеть все кульбиты и мертвые петли, выписываемые попаданцем, раз семнадцать успел схватиться на сердце, за лоб и за кошелек, когда эта крылатая тушка проносилась, с риском опрокинуть и обвалить, мимо полок с дорогущим вискарем и выставкой коньячных деликатесов. Пару раз Ромка даже зажмурился, когда Филя умудрился с бестактностью, достойной лучшего применения, заглянуть в декольте пышной мадаме, которая нагружала булочными и колбасными изделиями уже вторую тележку, причем рулила одновременно тремя. А второй раз Ромка решил, что точно они нарвутся на конфронтацию — когда Филя, бешено размахивая крылышками, завис возле длинноногой леди в настолько короткой миниюбке, что почти не оставляла пространства для мечты. Девица на помахивания муза срегировала бурно: обложила могучим и великим и кондиционер, который как-то странно дует снизу, и тех, кто так монтировал систему вентилирования по всему полу, и директора магазина, у которого сие безобразие творится. Выдернуть Филю из-под нимфы в миниюбке было сложно, но Ромка рискнул: приблизился, делая вид, что ему срочно нужны женские прокладки, наклонился с отрешенным видом и цапнул муза. Филя воспротивился и заверщал, что он «лишь в самом начале долгого и изысканного пути самопознания этой дивной гетеры».
— Да щас гетера вот сия... — зашипел Ромка.
— Ты как меня назвал? — опешила миниюбочница от такой наглости, и вдруг продолжила: — К словам сплетая странный смысл, я нахожу, что вы чрезмерно пути постигли, и обратно, прошу, немедля возвращайтесь…
— Как целомудренно послали, почетно быть послом таким, но в это место непременно не своротится мой маршрут… — пробормотал Ромка, пытаясь зажать себе рот. За это маленькое происшествие муз был запихнут в холодильник с пельменями и сухим льдом. Филя выбрался не сразу, а когда выбрался — ухитрился «утонуть» в ближайшей бутылке с нарисованной виноградной кистью.
— Греция, Олимп, а греются так же! — сделал вывод Ромка, наблюдая, как воздушная и невидимая для окружающих субстанция бодро поглощает вино, стоимостью как его зарплата… лет за десять. Оставалось только надеяться, что убывающая жидкость спишется на счет местной магии, разлома земной коры или алкоголического привидения, а не его — Романа Игоревича Конева, который уже минут шесть стоит, раззявив рот и мучительно завидуя такому музовскому таланту. Ромка опомнился, плюнул, вжал голову в плечи и рванул между рядами в сторону кассы. Переминаясь в небольшой — всего лишь до прилавка с молочкой — очереди, Ромка понял, что захлебнется слюной, и с горя пошел взял пива. Дешевого, зато с вишневой этикеткой. Хрен с ним, с музом, у него тоже Олимп сегодня будет. Заслуженный.
— Да, великим быть тебе не суждено, ты пьешь дрянную дрянь, а не вино! — Муз, надегустировавшийся эксклюзивного пойла, подползал к кассе на четвереньках, хуля последними божественными словами тех, кто на него натыкался, спотыкался и наступал на хитон, что торжественно волочился следом, подметая пол гипермаркета. — Крепок нектар, однако. Наши вина… так в голову не ударяют, после них хочется парить и воспевать…
— Ну и пари на здоровье, — обиделся Ромка за отечественного производителя.
— Не могу, — вполне по-человечески, без бульварной патетики пожаловался Филя, — нешто сблевнуть охота.
— Ну, — Ромка с пониманием приглушил голос, — дуй к выходу, и сразу налево, там проулок, а я расплачусь и подойду.
Из переулка Ромка вышел, таща муза на буксире за сандалию , Филя волочился за ним по воздуху и что-то бормотал на непонятном языке, периодически теряя то высоту, то невидимость. Из-за чего и было принято очередное судьбоносное решение — идти дворами. В конце концов лишние минут двадцать могут проветрить даже сильно набравшегося муза. Теория подтвердилась, когда они уже были в одном дворе от дома: Филя ожил, взмахнул крылышками и запорхал вокруг, оглядываясь.
— Ух ты! А что это? — удивился он, подлетая к фонарю.
— Так, на место! Ты слишком велик для бабочки, — Ромка заметил шевеление внутри двора и вгляделся в темноту. Этих троих он знал хорошо, уже сталкивался. Пришлось собраться с силами, мыслями и подозвать муза.
— Эх, Филя, сейчас нас будут бить, — констатировал Ромка, поднимая обломок трубы. — Видишь вон ту троицу?
Но, видимо, греческая жизнь была совсем не спокойной, потому что, присмотревшись к обитателям дворового дна, он кивнул:
— Плебс, понимаю.
— Ты отойди, чтоб тебя не зашибли. — Ромка крутанул кистью, примериваясь к оружию.
— Вот еще! Настоящий греческий муж должен быть силен во всех искусствах! — И Филя, взлетев, сделал над гопниками круг.
Троица засекла приближающуюся добычу и насторожилась, оценивая платежеспособность и возможность получения сдачи.
— Встаньте, герои двора, разомните застывшие члены… — начал один из них, отставляя в сторону недопитую бутылку. И осекся. Недоверчиво завертел головой, будто искал источник звука.
— Брат мой Сергей, сын достойного мужа Валеры, слышу я странные речи, как будто пивас был несвежий... — ответил второй, с изумление глядя на товарища, и поспешно зажал себе рот.
— Видно, торгаш недостойный травку бодяжит полынью, странные глюки рождая… — Третий гопник посмотрел на друзей и отбросил бычок в сторону, словно обжегся. — Сей поставщик ненадежен, следует выбрать другого…
— Парни, кажется, у вас проблема. — Ромка постарался не ржать, уж больно комично смотрелась внезапно опоэтившаяся троица.
— Брат, у Коляна хромого взяли товар мы поганый, проклятый гневным Гермесом, — донес ближайший к нему мужик, пятясь.
Незримый муз над головой троицы мерзко хихикал и усиленно махал крыльями.
— И у меня тоже… — Ромка протолкался между ними, схватил Филю за край хитона и пошел прочь.
Позади троица гопников высоким поэтичным стилем решала, что они сделают с несчастным барыгой, подогнавшим им «сию безобразную шнягу, что голову в ступор вгоняет и заплетает язык величаво».
Спустя год:
Изрядно обросший парень с гитарой вынырнул из перехода. Ромка, увидев приятеля, махнул ему рукой:
— Не забрали?
— Меня? Не смеши! — Филя пересчитал набросанные щедрыми прохожими монеты. — Живем, братан, и даже неплохо, на пиво хватит!
Невысокая девушка с пачкой листовок сунула им в руки рекламу и побежала дальше. Муз растерянно повертел бумажку в руках и вдруг, побледнев, сунул ее другу. Ромка тоже взглянул на рекламу: на фоне синего неба летела белая крылатая лошадка.
— Спасай! — хрипло выдохнул муз, — Это за мной! Не дай пропасть! Я же только цивилизации вкусить успел! У меня вся жизнь впереди! Девы в гости прийти обещались… ну ты же человек современный! Придумай что-нибудь!
— Да чего тут придумывать?! У нас свобода, а не рабовладельческий строй! — Ромка смял в кулаке бумажку и вышвырнул ее в урну. — И вообще, мне только лошади в квартире не хватает.
— во-первых, это был первый в его жизни выигрыш в лотерею, а во-вторых, обработанная в фотошопе и вставленная в рамочку фотография покрытой зеленью горы с аккуратной белой шапочкой снега реально была красива. Приятно будет прийти домой после работы и, запихнув в стиралку грязную робу, завалиться на диван с бутылочкой пива и мечтой о том, что однажды он туда отправится. Нет, в глубине души Ромка знал, что ни в какие горы его, человека сугубо городского, не заманишь, и кота оставить не с кем, но… но помечтать-то можно?
Кот у него был под стать хозяину — дворовый котенок, найденный возле подъезда. Ромка и сам не мог понять, что его тогда сподвигло взять домой побитую жизнью тварюшку со слезящимися глазами и полной блох шерстью. Теперь по квартире разгуливал мрачный полосатый бандит с желтыми глазами и похожим на палку от щетки хвостом.
В тот вечер они с котом успели подраться за рыбные консервы и черный хлеб — почему кот игнорировал свою еду и ел человеческую, Ромка не знал, но даже успел настучать по мохнатой лапе, когда та, словно сама собой, просунулась в банку и утащила под стол шпротину.
— Чтоб тебе… — начал было Ромка, и тут его грубо прервали. Из картины высунулась кудрявая голова, а потом с невнятным воплем и все остальное: похоже, по ту сторону картины кому-то отвесили пинка. Гость вылетел из рамы и, перевернувшись в воздухе, шлепнулся на бок.
— Каждый новый год мы с друзьями ходим в баню… — растерянно протянул Ромка, рассматривая завернутого в белую простыню незнакомца: — Эй, любезный, ты это… Надя живет в другой квартире!
Незнакомец открыл и закрыл рот. Помотал головой. Повернулся спиной, и Ромка в изумлении узрел маленькие крылышки.
— Карлсончик, дорогой… — офигело пробормотал Ромка. — Ты вообще кто, птица невиданная?
— Муз, — печально ответил гость.
— Чей? — Появление непонятно чьего мужа в квартире — это даже ладно, но что делать, если его будет искать жена?
— Не муж, а муз, — еще печальнее ответил тип. — Выперли меня. Понимаешь? Сказали, пока не… как это… пока не докажешь, что достоин — не возвращайся.
— А сюда-то почему? — До Ромки дошло, что даже если это и розыгрыш, то он влип. А с другой стороны, какой на фиг розыгрыш, если у него на глазах чувак провалился сквозь картину прямо на его не слишком мягкий пол? Гость это тоже наконец-то осознал. Он вскочил, бросился к окну, потом назад к картине изамер, молча и испуганно на нее глядя.
— Пустите… — попросил он жалобно.
— Не пустят. — Ромка пощупал картину, фэнтези он читал. — Значит, ты попаданец?
— Не попаданец, а Зэофилактес Попаданис. — Незнакомец наконец решил представиться. — А ты?
— Рома. Роман.
— Варвар, значит, — вздохнул муз. — Ну, могли и в Аид загнать.
— Аид у нас Греция, почему я тебя понимаю? — Ромка щелкнул кнопкой чайника и поставил на стол вторую чашку. — Ну садись, рассказывай, чей ты муз и за что тебя к нам. Ну и имечко… Зеа… да пошел ты, Попаданис! Филькой будешь!
— Потому что я — муз, а значит, говорю на языке поэзии, который понятен даже животным, — высокопарно ответил гость, плюхаясь на стул, но потом скуксился. — Чего тут рассказывать, если все чернее, чем у Аида в… царстве!
Чайник и прочие чудеса техники попаданец Филя воспринял достаточно спокойно. По его признанию, он Архимеда живым видел. Ромка в свою очередь известил, что он Архимеда тоже видал — в школьные годы, в гробу, и сразу по двум предметам: по геометрии и по истории.
— Но все-таки к варварам — это не так плохо. У вас есть определенные задатки к цивилизации, — вещал Филя. — А у вас рабы есть?
— Разумеется, нас тут всех имеют на положении рабов. И начальство имеет, и бригадир имеет, а вот ЖЭС особенно злостно имеет, — в сердцах пожаловался Роман. — Но вот лично у меня нет.
— Увы, — признал Филя, — начальство, оно… — и, воровато оглянувшись, добавил: — Оно везде имеет! Уж мне можешь верить!
Еще через две чашки чая Ромка осознал, что муз или нет, но кормить гостя придется, а значит, придется тащиться в магазин. Филя не раздумывая напросился с ним. То есть взлетел и завис над полом, помахивая куцыми крылышками.
— Ну как еще я смогу узнать о культуре варварского народа? — заявил он.
— А не влетим? У нас, знаешь ли, такой хрени не водится, — вздохнул Ромка, отчетливо понимая, что этого героя “Иронии судьбы” даже за белочку не выдашь.
— Невидимым буду, — поклялся муз. — Если я буду тут сидеть, я же могу никогда не узнать, как мне домой попасть. Ты пойми, отец, он, конечно разозлился, но не настолько, чтоб совсем изгнать!
— А твой отец Зевс?
— Не знаю, это была вакханалия. Но вроде бы он, — с достоинством ответил Филя. — И вообще, это не имеет значения, я же бессмертный, на Олимпе…
— Выпертый оттуда за бездарность! — предположил Ромка и угадал.
Гость обиженно замолк, даже крылышки обвисли. Но от похода не отказался. Пристроился над плечом, декламируя:
Творец не может быть голодным, он мнимо жаждою томим
И жертвуя богам в угоду, он поднимается над скверной,
Своей фантазией паря, так постигая разум свыше...
— Слышь, муз, бубни, прошу, потише, а то не слышно ни… ничего… — вяло отмахнулся, как от назойливой мухи, Ромка.
Магазин у Фильки вызвал такую бурю восторга, что муз метался между полок, развив космическую скорость. Ромка, который продолжал видеть все кульбиты и мертвые петли, выписываемые попаданцем, раз семнадцать успел схватиться на сердце, за лоб и за кошелек, когда эта крылатая тушка проносилась, с риском опрокинуть и обвалить, мимо полок с дорогущим вискарем и выставкой коньячных деликатесов. Пару раз Ромка даже зажмурился, когда Филя умудрился с бестактностью, достойной лучшего применения, заглянуть в декольте пышной мадаме, которая нагружала булочными и колбасными изделиями уже вторую тележку, причем рулила одновременно тремя. А второй раз Ромка решил, что точно они нарвутся на конфронтацию — когда Филя, бешено размахивая крылышками, завис возле длинноногой леди в настолько короткой миниюбке, что почти не оставляла пространства для мечты. Девица на помахивания муза срегировала бурно: обложила могучим и великим и кондиционер, который как-то странно дует снизу, и тех, кто так монтировал систему вентилирования по всему полу, и директора магазина, у которого сие безобразие творится. Выдернуть Филю из-под нимфы в миниюбке было сложно, но Ромка рискнул: приблизился, делая вид, что ему срочно нужны женские прокладки, наклонился с отрешенным видом и цапнул муза. Филя воспротивился и заверщал, что он «лишь в самом начале долгого и изысканного пути самопознания этой дивной гетеры».
— Да щас гетера вот сия... — зашипел Ромка.
— Ты как меня назвал? — опешила миниюбочница от такой наглости, и вдруг продолжила: — К словам сплетая странный смысл, я нахожу, что вы чрезмерно пути постигли, и обратно, прошу, немедля возвращайтесь…
— Как целомудренно послали, почетно быть послом таким, но в это место непременно не своротится мой маршрут… — пробормотал Ромка, пытаясь зажать себе рот. За это маленькое происшествие муз был запихнут в холодильник с пельменями и сухим льдом. Филя выбрался не сразу, а когда выбрался — ухитрился «утонуть» в ближайшей бутылке с нарисованной виноградной кистью.
— Греция, Олимп, а греются так же! — сделал вывод Ромка, наблюдая, как воздушная и невидимая для окружающих субстанция бодро поглощает вино, стоимостью как его зарплата… лет за десять. Оставалось только надеяться, что убывающая жидкость спишется на счет местной магии, разлома земной коры или алкоголического привидения, а не его — Романа Игоревича Конева, который уже минут шесть стоит, раззявив рот и мучительно завидуя такому музовскому таланту. Ромка опомнился, плюнул, вжал голову в плечи и рванул между рядами в сторону кассы. Переминаясь в небольшой — всего лишь до прилавка с молочкой — очереди, Ромка понял, что захлебнется слюной, и с горя пошел взял пива. Дешевого, зато с вишневой этикеткой. Хрен с ним, с музом, у него тоже Олимп сегодня будет. Заслуженный.
— Да, великим быть тебе не суждено, ты пьешь дрянную дрянь, а не вино! — Муз, надегустировавшийся эксклюзивного пойла, подползал к кассе на четвереньках, хуля последними божественными словами тех, кто на него натыкался, спотыкался и наступал на хитон, что торжественно волочился следом, подметая пол гипермаркета. — Крепок нектар, однако. Наши вина… так в голову не ударяют, после них хочется парить и воспевать…
— Ну и пари на здоровье, — обиделся Ромка за отечественного производителя.
— Не могу, — вполне по-человечески, без бульварной патетики пожаловался Филя, — нешто сблевнуть охота.
— Ну, — Ромка с пониманием приглушил голос, — дуй к выходу, и сразу налево, там проулок, а я расплачусь и подойду.
Из переулка Ромка вышел, таща муза на буксире за сандалию , Филя волочился за ним по воздуху и что-то бормотал на непонятном языке, периодически теряя то высоту, то невидимость. Из-за чего и было принято очередное судьбоносное решение — идти дворами. В конце концов лишние минут двадцать могут проветрить даже сильно набравшегося муза. Теория подтвердилась, когда они уже были в одном дворе от дома: Филя ожил, взмахнул крылышками и запорхал вокруг, оглядываясь.
— Ух ты! А что это? — удивился он, подлетая к фонарю.
— Так, на место! Ты слишком велик для бабочки, — Ромка заметил шевеление внутри двора и вгляделся в темноту. Этих троих он знал хорошо, уже сталкивался. Пришлось собраться с силами, мыслями и подозвать муза.
— Эх, Филя, сейчас нас будут бить, — констатировал Ромка, поднимая обломок трубы. — Видишь вон ту троицу?
Но, видимо, греческая жизнь была совсем не спокойной, потому что, присмотревшись к обитателям дворового дна, он кивнул:
— Плебс, понимаю.
— Ты отойди, чтоб тебя не зашибли. — Ромка крутанул кистью, примериваясь к оружию.
— Вот еще! Настоящий греческий муж должен быть силен во всех искусствах! — И Филя, взлетев, сделал над гопниками круг.
Троица засекла приближающуюся добычу и насторожилась, оценивая платежеспособность и возможность получения сдачи.
— Встаньте, герои двора, разомните застывшие члены… — начал один из них, отставляя в сторону недопитую бутылку. И осекся. Недоверчиво завертел головой, будто искал источник звука.
— Брат мой Сергей, сын достойного мужа Валеры, слышу я странные речи, как будто пивас был несвежий... — ответил второй, с изумление глядя на товарища, и поспешно зажал себе рот.
— Видно, торгаш недостойный травку бодяжит полынью, странные глюки рождая… — Третий гопник посмотрел на друзей и отбросил бычок в сторону, словно обжегся. — Сей поставщик ненадежен, следует выбрать другого…
— Парни, кажется, у вас проблема. — Ромка постарался не ржать, уж больно комично смотрелась внезапно опоэтившаяся троица.
— Брат, у Коляна хромого взяли товар мы поганый, проклятый гневным Гермесом, — донес ближайший к нему мужик, пятясь.
Незримый муз над головой троицы мерзко хихикал и усиленно махал крыльями.
— И у меня тоже… — Ромка протолкался между ними, схватил Филю за край хитона и пошел прочь.
Позади троица гопников высоким поэтичным стилем решала, что они сделают с несчастным барыгой, подогнавшим им «сию безобразную шнягу, что голову в ступор вгоняет и заплетает язык величаво».
Спустя год:
Изрядно обросший парень с гитарой вынырнул из перехода. Ромка, увидев приятеля, махнул ему рукой:
— Не забрали?
— Меня? Не смеши! — Филя пересчитал набросанные щедрыми прохожими монеты. — Живем, братан, и даже неплохо, на пиво хватит!
Невысокая девушка с пачкой листовок сунула им в руки рекламу и побежала дальше. Муз растерянно повертел бумажку в руках и вдруг, побледнев, сунул ее другу. Ромка тоже взглянул на рекламу: на фоне синего неба летела белая крылатая лошадка.
— Спасай! — хрипло выдохнул муз, — Это за мной! Не дай пропасть! Я же только цивилизации вкусить успел! У меня вся жизнь впереди! Девы в гости прийти обещались… ну ты же человек современный! Придумай что-нибудь!
— Да чего тут придумывать?! У нас свобода, а не рабовладельческий строй! — Ромка смял в кулаке бумажку и вышвырнул ее в урну. — И вообще, мне только лошади в квартире не хватает.
