В сельской жизни мало развлечений, и собирающимся скоротать вечерок дамам и джентльменам редко удается найти интересную тему разговора. Всё становится сенсацией: и застрявшая в грязи телега, и разбитый нерадивой служанкой горшок. Но жителям городка Бленчинг с отсутствием тем для сплетен сталкиваться не приходилось, потому что в его окрестностях проживал некий Джон Флетчер.
Владелец небольшого поместья Темптон-лодж был человеком во всех отношениях неприятным.
Нелюдимый грубиян, он и внешность имел отталкивающую: багровое одутловатое лицо, маленькие злющие глазки под белесыми бровями и нелепо торчащие во все стороны остатки волос за ушами. Да ещё при общей худобе над кривыми ножками свисало карикатурно огромное пузо. Флетчер постоянно с кем-то скандалил, бесконечно судился, а иногда даже пускал в ход кулаки.
Говорят, что когда-то у него была жена, но даже люди знающие Флетчера всю жизнь и то не могли припомнить, как она выглядела: блеклая, тощая, бессловесная. Она умерла, рожая единственное дитя эсквайра – дочь Элспет.
После смерти миссис Флетчер вдовец даже не делал попыток ещё раз устроить свою судьбу. Он не доверял экономкам со стороны, поэтому хозяйством в его доме долгое время заправляла сестра. Миссис Джонсон была почтенной вдовой священника местного прихода. Она и заменила малютке Элспет мать. Дама отличалась строгостью, хорошо понимала свой долг, и когда она умерла, пятнадцатилетняя Элспет уже была готова заменить тётушку и в кладовых, и на кухне.
К этому времени она вытянулась в весьма привлекательную во всех отношениях девицу. Синие томные глаза, копна пышных каштановых волос, тонкие черты лица и ладная фигурка. Элспет могла поддержать беседу и отличалась приятными манерами. Увы, но даже этих несомненных достоинств было недостаточно, чтобы сгладить негативное отношение жителей Бленчинга к семье Флетчеров.
Кроме как в церкви девушка редко где бывала. Только иногда, когда отец по каким-то делам надолго уезжал в Лондон, она могла позволить себе нанести визиты знакомым. Но зато её часто можно было встретить на улицах городка с корзиной для покупок, и люди несведущие могли её принять если не за служанку, то за девицу из семьи, отличающейся крайней бедностью.
Между тем, среди жителей Бленчинга ходили упорные слухи, что денежки у эсквайра водятся, только скуп он до чрезвычайности. Его дочь ходила в старых по многу раз перешитых платьях, стоптанных башмаках и в давно вышедших из моды ещё тётушкиных шляпках.
Как-то местная баронесса леди Амалия Ворт даже сделала резкое замечание отцу по поводу внешнего вида Элспет. Флетчер ответил в своей извечной сварливой манере: мол, лучшее украшение девушки - скромность, а всё остальное – происки дьявола, к которому высокородная дама и должна пойти, причём немедленно.
Говорят, высокородная дама пригрозила ему судом, но потом скандал как-то сам собой замялся, и никто так и не смог заставить Флетчера прикусить язык.
Выведенные из себя его хамством жители Бленчинга подвергли невежу остракизму, но того их гнев только позабавил. А какой интерес бойкотировать человека, который плевать на это хотел?
Каждый день после ужина эсквайр уединялся в столовой с запасами портвейна, и частенько прислуге приходилось затаскивать в спальню своего напившегося до бесчувствия работодателя.
При таком отце будущее мисс Флетчер рисовалось окружающим довольно ясно: несмотря на красоту её ждала незавидная участь старой девы, угасающей в убогой нищете и одиночестве. Иначе чем «бедняжка Элспет» её местные дамы и не называли.
Сама же мисс Флетчер подчинялась тирании отца без малейшего ропота. Уж слишком много забот обременяло её голову.
Темптон-лодж был обычным английским поместьем. К дому примыкали два крыла. Одно - предназначалось для слуг, другое - для конюшен.
Две гостиные, столовая, библиотека, детская и классная комната, несколько спален. Из кухни коридор вёл в буфетную, кладовую и чуланы. Всё обветшало, требовало ремонта, и нуждалось в содержании в чистоте и порядке, несмотря на ворчание слуг, постоянно норовивших отлынивать от работы.
К обширному парку примыкали также лес и три фермы. Хозяйство немалое, и тоже требующее постоянного пригляда. На отца надежды было мало, особенно после того как браконьер прострелил ему в лесу ногу. Хромой Флетчер стал мучиться болями в ране, что отнюдь не улучшило его характера.
Вдобавок девушка занималась постоянной штопкой своих и отцовских вещей, следила за слугами, вела хозяйственные книги, возилась в саду, читала родителю вслух и терпеливо выслушивала его раздраженное брюзжание.
- Господь дал тебе именно такого отца, - когда-то напутствовала её тетушка. – Значит, он хотел научить тебя смирению и милосердию. Твой долг почитать родителя каким бы он ни был: не роптать и не ныть. Это недостойно истинной леди.
Вот она не роптала и не ныла, покорно вынося все чудачества батюшки.
К тому же у Элспет была тайна: когда девушке исполнилось шестнадцать лет, произошла встреча, чудесно преобразившая её унылое существование.
В тот июльский день было довольно жарко, и отец решил развлечься рыбалкой. Рыбу ловить он любил, а вот возиться с наживкой и крючками терпеть не мог, доверив эту докуку Элспет.
Флетчеры, спрятавшись от солнца в тени большого вяза, напряженно следили за поплавком, когда из-за поворота показалась лодка. За вёслами сидел черноволосый юноша. Мало того что он был без сюртука, жилета и шляпы, да ещё и закатал рукава ослепительно белой рубашки. Вопиющая непристойность. Когда лодка поравнялась с Флетчерами, пожилой джентльмен дал выход гневу:
- Эй, бесстыдник, – зарычал он, - это частные владения: здесь не положено плавать кому ни попадя! Поворачивай, если не хочешь предстать перед судьей!
Юноша обернулся, и у Элспет оборвалось дыхание от радостного изумления: как же он был красив! Черные вьющиеся волосы взъерошились, тёмные глаза сверкали, а щёки разрумянились от зноя. А ещё… он снял шейный платок! Девушка стыдливо покраснела, впервые в жизни увидев обнаженную мужскую шею.
Между тем незнакомец вежливо заметил:
- Река всего лишь разделяет наши владения, сэр! И если на то пошло, я плыву вдоль берега, принадлежащего моей семье.
- А то я не вижу, где шныряет твоя лодка!
- Вам показалось: у человека на берегу несколько искаженное восприятие перспективы.
- Что-то ты городишь мудреное, мальчишка. Убирайся отсюда! Здесь юная барышня, и ей не след смотреть, как ты распоясался.
- Прошу меня извинить, сэр! Это действительно моё упущение, – и юноша направил лодку к противоположному берегу, но прежде…
Прежде он с заметным интересом посмотрел на Элспет, и у девушки приятно сжалось сердце предчувствием чего-то волшебно прекрасного.
- Уилл Ворт, - проворчал отец, - младший сынок баронета. Ещё тот хлыщ! Но меня титулами-то не прошибешь: я любого заставлю уважать границы своих владений. Что молчишь, Эл?
- Я слушаю вас, отец.
- Ты покраснела. Уж не заболела ли? Отправляйся домой и распорядись насчёт обеда, а то вы - девчонки чуть солнце припекло, сразу брык и в обморок.
Элспет ни разу не падала в обморок, но сейчас даже обрадовалась предложению отца: ей хотелось побыть в одиночестве.
Позже они ещё не раз встречались. Она видела Уилла в церкви: юноша чинно восседал на семейной скамье Вортов в окружении родственников. И хотя его красота никуда не исчезла, в полном облачении джентльмена из высшего общества он был не столь очарователен как в тот летний день, когда солнечные зайчики веселыми искрами отражались в его темных глазах.
Элспет так и не смогла совместить в своём сердце эти два облика понравившегося юноши, поэтому укладываясь вечерами в постель, грезила только о юном гребце. Ей это никогда не надоедало и неизменно помогало сохранить жизнерадостность, даже когда отец становился совсем невыносимым.
Надо сказать, что и юный Уилл также обратил внимание на юную соседку, и при помощи нехитрых уловок не раз оказывался рядом, когда она направлялась по каким-нибудь делам в Бленчинг. Флетчер всегда заставлял дочь передвигаться пешком.
- Ходьба полезна для здоровья, а лошади нужны в хозяйстве не для баловства, а для работы!
Догнав девушку, Уилл спешивался, и они проводили немало времени, болтая о разных пустяках. Молодой человек учился в Оксфорде и мечтал о карьере морского офицера.
- Младшим сыновьям приходится самим пробиваться в жизни.
Элспет обожающими глазами смотрела на красавца и тяжело вздыхала. Она не питала иллюзий, хорошо осознавая, что Ворт будет искать невесту среди девушек с хорошим приданым. И всё равно им было хорошо вместе.
А потом Уилл уехал, и несколько лет не появлялся в Ворт-холле. До неё доносились слухи, что от мыслей об офицерской карьере он отказался, потому что дальний родственник оставил ему сумму денег, достаточную для образа жизни джентльмена из высшего общества.
Со временем его облик поблек и в её мечтах, превратившись в приятное, но весьма туманное воспоминание.
Когда девушке исполнилось двадцать два года, она осиротела.
Флетчер умирал тяжело: его и без того доставлявшая немало хлопот печень окончательно перестала справляться с ежедневными запоями.
Призванный к постели больного доктор Адам Данэм осмотрел его с непроницаемым выражением лица. Он был единственным человеком в Бленчинге, с кем у Флетчера сложились более-менее приятельские отношения. Данэм часто бывал в его доме, и иногда даже оставался на ужин или на обед. И хотя доктор не сказал пациенту, что его дела хуже некуда, эсквайр уже обо всём догадался. Флетчер выслушал все рекомендации с кислым выражением лица, а после его ухода позвал к себе дочь:
- Вот что, - заявил он, морщась от боли, - тут такое дело… я скоро умру!
- Отец!
- Что – отец! – было взвился Флетчер, но тут же опять сник. - А ты думала я вечный?
- Нет, но…
- Ах, девочка моя, жизнь – штука скучная, нелепая и одному Господу известно: зачем мы приходим в этот мир? Но коль я всё-таки твой отец, то не могу с легким сердцем уйти к Всевышнему пока мы не поговорим откровенно.
Элспет настороженно покосилась на пожелтевшего словно лимон родителя. Он никогда не говорил с ней столь торжественно, да ещё о таких серьезных вещах.
- Когда я умру, ты узнаешь… - отец задержал дыхание, а потом быстро выпалил, - …ты узнаешь, что унаследовала состояние. Не так, чтобы очень большое, но для некоторых и пятьдесят тысяч фунтов – лакомый кусок.
Пятьдесят тысяч! Изумленная Элспет решила, что от боли у отца помутился рассудок. В течение долгого времени заполняя хозяйственные книги, она конечно знала, что их доходы во много раз превышают расходы. Регулярно поступали деньги от арендаторов, приносили неплохую прибыль фермы. Покойная миссис Джонсон в своё время пояснила Элспет, что отец собирает ей деньги на приданое, и больше вопросов девушка не задавала. Но пятьдесят тысяч? На продаже молока и сена такого состояния не сделаешь!
- Мой отец, прости его Господи, - продолжал говорить Флетчер, - был дрянным человеком: мот, игрок, да ещё и дурак впридачу, но дьявол наградил его смазливой физиономией и умением обольщать простодушных дурочек.
Элпет согласно качнула головой, не понимая, куда он клонит. Портрет деда висел в гостиной, и любой мог убедиться, что тот был весьма недурен.
- И моя наивная мать клюнула на его уловки. Твой прадед – Джордж Уинтроп был состоятельным ливерпульским торговцем, и дал за ней хорошее приданое. Казалось, живи и радуйся, но отец умчался в Лондон, бросив жену и ребенка, и пустился во все тяжкие. Он бесился до тех пор, пока не промотал всё – до пенни! Его посадили в долговую тюрьму, а нас с матерью кредиторы чуть не вытолкали на улицу из родного дома…
Флетчера скрутила боль, и он, со стоном схватившись за бок, переждал приступ, прежде чем продолжил свой невеселый рассказ:
- В тюрьме отец умер, и его никто не оплакивал: других хлопот хватало. На помощь пришёл дед Уинтроп. Он выкупил долговые обязательства на Темптон-лодж, научил меня кое-каким хитрым операциям с векселями. Однако нам с матерью пришлось долгие годы жить практически в нищете, пока не удалось окончательно расплатиться с кредиторами. Потом, я научился играть на бирже, несколько раз удачно вложил деньги, и вот…
Отец страдальчески поморщился, и Элспет поспешила подать рекомендованное доктором питье.
-… когда Уинтроп умер, мать по завещанию получила свою долю наследства - пятнадцать тысяч, но мы к тому времени настолько привыкли экономить, что это не отразилось на нашем образе жизни. Мало того, мы осознали всю выгоду такого положения вещей: никто не суется в твои дела, никаких подписных листов, дурацкой благотворительности, ненужных трат на бесполезные тряпки, экипажи, приемы. К тебе не липнут приятели, не надоедают гости, не заглядывают в глаза торговцы – ты свободен. До бедных никому нет дела!
Элспет только и смогла, что растерянно хлопать ресницами. Услышанное не укладывалось в её голове. Пятьдесят тысяч! А у неё ни разу в жизни не было добротного платья.
- Я к чему это всё рассказываю, - мучительно простонал Флетчер, - не хочу, чтобы ты оказалась такой же идиоткой как и моя мать. Увы, после похорон все узнают о наших денежках и налетят, что осы на свежее мясо. Запомни как молитву, задолби себе на лбу: всем без исключения нужны только твои деньги, чтобы они там сладкоголосо не пели, восхваляя твою красоту. Хотя ты пошла в своего деда и на редкость хороша собой. Вон уже и кавалеры вьются…
Он проницательно взглянул на дочь.
- Думаешь, я не знаю, что ты сохнешь по младшему Ворту? Выкинь его из головы, если не хочешь сдохнуть с голоду в сточной канаве. Считай, что я не даю благословения на этот брак. Вся эта семейка доброго слова не стоит.
Девушки удивленно смотрела на родителя: как же он догадался о её самой сокровенной тайне? Но отец, оказывается, ещё не всё сказал:
- Жизнь, девочка моя, отнюдь не мармелад! И только деньги могут дать уверенность в завтрашнем дне. Крепко держись за свой карман! Не я это придумал, и не скажу, что мне особо по душе такое положение дел, но так устроен мир. Так вот, чтобы я со спокойной душой ушёл к Господу нашему, дай мне слово, что твоим мужем станет мужчина, у которого денег будет не меньше, чем у тебя!
И что ей оставалось? Только дать требуемую клятву.
Элспет с грустью подумала, что женихи и так старательно обходят их дом стороной, а теперь о замужестве и вовсе придётся забыть. У кого из окружающих её джентльменов есть сумма, превышающая пятьдесят тысяч? А если такие деньги и есть, то их взоры будут устремлены в другую сторону: на красавиц из хороших семей и связями в высшем обществе. Видимо, несколько встреч с младшим Вортом так и останутся её единственным романом.
ДАНЭМЫ.
Адам Данэм, вернувшись с кладбища, сказал своей сестре Эмили:
- Эм, мисс Флетчер нужно поддержать на первых порах. Неприлично ей оставаться одной в Темптон-лодж.
Эмили кисло поморщилась. Это предложение не вызвало у неё особого энтузиазма.
Будучи закоренелой старой девой, она вела хозяйство в доме холостого брата, состояла в совете местного прихода, кроме того ещё слыла настоящим «синим чулком», потому что увлекалась чтением научной литературы и собиранием гербария.
Владелец небольшого поместья Темптон-лодж был человеком во всех отношениях неприятным.
Нелюдимый грубиян, он и внешность имел отталкивающую: багровое одутловатое лицо, маленькие злющие глазки под белесыми бровями и нелепо торчащие во все стороны остатки волос за ушами. Да ещё при общей худобе над кривыми ножками свисало карикатурно огромное пузо. Флетчер постоянно с кем-то скандалил, бесконечно судился, а иногда даже пускал в ход кулаки.
Говорят, что когда-то у него была жена, но даже люди знающие Флетчера всю жизнь и то не могли припомнить, как она выглядела: блеклая, тощая, бессловесная. Она умерла, рожая единственное дитя эсквайра – дочь Элспет.
После смерти миссис Флетчер вдовец даже не делал попыток ещё раз устроить свою судьбу. Он не доверял экономкам со стороны, поэтому хозяйством в его доме долгое время заправляла сестра. Миссис Джонсон была почтенной вдовой священника местного прихода. Она и заменила малютке Элспет мать. Дама отличалась строгостью, хорошо понимала свой долг, и когда она умерла, пятнадцатилетняя Элспет уже была готова заменить тётушку и в кладовых, и на кухне.
К этому времени она вытянулась в весьма привлекательную во всех отношениях девицу. Синие томные глаза, копна пышных каштановых волос, тонкие черты лица и ладная фигурка. Элспет могла поддержать беседу и отличалась приятными манерами. Увы, но даже этих несомненных достоинств было недостаточно, чтобы сгладить негативное отношение жителей Бленчинга к семье Флетчеров.
Кроме как в церкви девушка редко где бывала. Только иногда, когда отец по каким-то делам надолго уезжал в Лондон, она могла позволить себе нанести визиты знакомым. Но зато её часто можно было встретить на улицах городка с корзиной для покупок, и люди несведущие могли её принять если не за служанку, то за девицу из семьи, отличающейся крайней бедностью.
Между тем, среди жителей Бленчинга ходили упорные слухи, что денежки у эсквайра водятся, только скуп он до чрезвычайности. Его дочь ходила в старых по многу раз перешитых платьях, стоптанных башмаках и в давно вышедших из моды ещё тётушкиных шляпках.
Как-то местная баронесса леди Амалия Ворт даже сделала резкое замечание отцу по поводу внешнего вида Элспет. Флетчер ответил в своей извечной сварливой манере: мол, лучшее украшение девушки - скромность, а всё остальное – происки дьявола, к которому высокородная дама и должна пойти, причём немедленно.
Говорят, высокородная дама пригрозила ему судом, но потом скандал как-то сам собой замялся, и никто так и не смог заставить Флетчера прикусить язык.
Выведенные из себя его хамством жители Бленчинга подвергли невежу остракизму, но того их гнев только позабавил. А какой интерес бойкотировать человека, который плевать на это хотел?
Каждый день после ужина эсквайр уединялся в столовой с запасами портвейна, и частенько прислуге приходилось затаскивать в спальню своего напившегося до бесчувствия работодателя.
При таком отце будущее мисс Флетчер рисовалось окружающим довольно ясно: несмотря на красоту её ждала незавидная участь старой девы, угасающей в убогой нищете и одиночестве. Иначе чем «бедняжка Элспет» её местные дамы и не называли.
Сама же мисс Флетчер подчинялась тирании отца без малейшего ропота. Уж слишком много забот обременяло её голову.
Темптон-лодж был обычным английским поместьем. К дому примыкали два крыла. Одно - предназначалось для слуг, другое - для конюшен.
Две гостиные, столовая, библиотека, детская и классная комната, несколько спален. Из кухни коридор вёл в буфетную, кладовую и чуланы. Всё обветшало, требовало ремонта, и нуждалось в содержании в чистоте и порядке, несмотря на ворчание слуг, постоянно норовивших отлынивать от работы.
К обширному парку примыкали также лес и три фермы. Хозяйство немалое, и тоже требующее постоянного пригляда. На отца надежды было мало, особенно после того как браконьер прострелил ему в лесу ногу. Хромой Флетчер стал мучиться болями в ране, что отнюдь не улучшило его характера.
Вдобавок девушка занималась постоянной штопкой своих и отцовских вещей, следила за слугами, вела хозяйственные книги, возилась в саду, читала родителю вслух и терпеливо выслушивала его раздраженное брюзжание.
- Господь дал тебе именно такого отца, - когда-то напутствовала её тетушка. – Значит, он хотел научить тебя смирению и милосердию. Твой долг почитать родителя каким бы он ни был: не роптать и не ныть. Это недостойно истинной леди.
Вот она не роптала и не ныла, покорно вынося все чудачества батюшки.
К тому же у Элспет была тайна: когда девушке исполнилось шестнадцать лет, произошла встреча, чудесно преобразившая её унылое существование.
В тот июльский день было довольно жарко, и отец решил развлечься рыбалкой. Рыбу ловить он любил, а вот возиться с наживкой и крючками терпеть не мог, доверив эту докуку Элспет.
Флетчеры, спрятавшись от солнца в тени большого вяза, напряженно следили за поплавком, когда из-за поворота показалась лодка. За вёслами сидел черноволосый юноша. Мало того что он был без сюртука, жилета и шляпы, да ещё и закатал рукава ослепительно белой рубашки. Вопиющая непристойность. Когда лодка поравнялась с Флетчерами, пожилой джентльмен дал выход гневу:
- Эй, бесстыдник, – зарычал он, - это частные владения: здесь не положено плавать кому ни попадя! Поворачивай, если не хочешь предстать перед судьей!
Юноша обернулся, и у Элспет оборвалось дыхание от радостного изумления: как же он был красив! Черные вьющиеся волосы взъерошились, тёмные глаза сверкали, а щёки разрумянились от зноя. А ещё… он снял шейный платок! Девушка стыдливо покраснела, впервые в жизни увидев обнаженную мужскую шею.
Между тем незнакомец вежливо заметил:
- Река всего лишь разделяет наши владения, сэр! И если на то пошло, я плыву вдоль берега, принадлежащего моей семье.
- А то я не вижу, где шныряет твоя лодка!
- Вам показалось: у человека на берегу несколько искаженное восприятие перспективы.
- Что-то ты городишь мудреное, мальчишка. Убирайся отсюда! Здесь юная барышня, и ей не след смотреть, как ты распоясался.
- Прошу меня извинить, сэр! Это действительно моё упущение, – и юноша направил лодку к противоположному берегу, но прежде…
Прежде он с заметным интересом посмотрел на Элспет, и у девушки приятно сжалось сердце предчувствием чего-то волшебно прекрасного.
- Уилл Ворт, - проворчал отец, - младший сынок баронета. Ещё тот хлыщ! Но меня титулами-то не прошибешь: я любого заставлю уважать границы своих владений. Что молчишь, Эл?
- Я слушаю вас, отец.
- Ты покраснела. Уж не заболела ли? Отправляйся домой и распорядись насчёт обеда, а то вы - девчонки чуть солнце припекло, сразу брык и в обморок.
Элспет ни разу не падала в обморок, но сейчас даже обрадовалась предложению отца: ей хотелось побыть в одиночестве.
Позже они ещё не раз встречались. Она видела Уилла в церкви: юноша чинно восседал на семейной скамье Вортов в окружении родственников. И хотя его красота никуда не исчезла, в полном облачении джентльмена из высшего общества он был не столь очарователен как в тот летний день, когда солнечные зайчики веселыми искрами отражались в его темных глазах.
Элспет так и не смогла совместить в своём сердце эти два облика понравившегося юноши, поэтому укладываясь вечерами в постель, грезила только о юном гребце. Ей это никогда не надоедало и неизменно помогало сохранить жизнерадостность, даже когда отец становился совсем невыносимым.
Надо сказать, что и юный Уилл также обратил внимание на юную соседку, и при помощи нехитрых уловок не раз оказывался рядом, когда она направлялась по каким-нибудь делам в Бленчинг. Флетчер всегда заставлял дочь передвигаться пешком.
- Ходьба полезна для здоровья, а лошади нужны в хозяйстве не для баловства, а для работы!
Догнав девушку, Уилл спешивался, и они проводили немало времени, болтая о разных пустяках. Молодой человек учился в Оксфорде и мечтал о карьере морского офицера.
- Младшим сыновьям приходится самим пробиваться в жизни.
Элспет обожающими глазами смотрела на красавца и тяжело вздыхала. Она не питала иллюзий, хорошо осознавая, что Ворт будет искать невесту среди девушек с хорошим приданым. И всё равно им было хорошо вместе.
А потом Уилл уехал, и несколько лет не появлялся в Ворт-холле. До неё доносились слухи, что от мыслей об офицерской карьере он отказался, потому что дальний родственник оставил ему сумму денег, достаточную для образа жизни джентльмена из высшего общества.
Со временем его облик поблек и в её мечтах, превратившись в приятное, но весьма туманное воспоминание.
Когда девушке исполнилось двадцать два года, она осиротела.
Флетчер умирал тяжело: его и без того доставлявшая немало хлопот печень окончательно перестала справляться с ежедневными запоями.
Призванный к постели больного доктор Адам Данэм осмотрел его с непроницаемым выражением лица. Он был единственным человеком в Бленчинге, с кем у Флетчера сложились более-менее приятельские отношения. Данэм часто бывал в его доме, и иногда даже оставался на ужин или на обед. И хотя доктор не сказал пациенту, что его дела хуже некуда, эсквайр уже обо всём догадался. Флетчер выслушал все рекомендации с кислым выражением лица, а после его ухода позвал к себе дочь:
- Вот что, - заявил он, морщась от боли, - тут такое дело… я скоро умру!
- Отец!
- Что – отец! – было взвился Флетчер, но тут же опять сник. - А ты думала я вечный?
- Нет, но…
- Ах, девочка моя, жизнь – штука скучная, нелепая и одному Господу известно: зачем мы приходим в этот мир? Но коль я всё-таки твой отец, то не могу с легким сердцем уйти к Всевышнему пока мы не поговорим откровенно.
Элспет настороженно покосилась на пожелтевшего словно лимон родителя. Он никогда не говорил с ней столь торжественно, да ещё о таких серьезных вещах.
- Когда я умру, ты узнаешь… - отец задержал дыхание, а потом быстро выпалил, - …ты узнаешь, что унаследовала состояние. Не так, чтобы очень большое, но для некоторых и пятьдесят тысяч фунтов – лакомый кусок.
Пятьдесят тысяч! Изумленная Элспет решила, что от боли у отца помутился рассудок. В течение долгого времени заполняя хозяйственные книги, она конечно знала, что их доходы во много раз превышают расходы. Регулярно поступали деньги от арендаторов, приносили неплохую прибыль фермы. Покойная миссис Джонсон в своё время пояснила Элспет, что отец собирает ей деньги на приданое, и больше вопросов девушка не задавала. Но пятьдесят тысяч? На продаже молока и сена такого состояния не сделаешь!
- Мой отец, прости его Господи, - продолжал говорить Флетчер, - был дрянным человеком: мот, игрок, да ещё и дурак впридачу, но дьявол наградил его смазливой физиономией и умением обольщать простодушных дурочек.
Элпет согласно качнула головой, не понимая, куда он клонит. Портрет деда висел в гостиной, и любой мог убедиться, что тот был весьма недурен.
- И моя наивная мать клюнула на его уловки. Твой прадед – Джордж Уинтроп был состоятельным ливерпульским торговцем, и дал за ней хорошее приданое. Казалось, живи и радуйся, но отец умчался в Лондон, бросив жену и ребенка, и пустился во все тяжкие. Он бесился до тех пор, пока не промотал всё – до пенни! Его посадили в долговую тюрьму, а нас с матерью кредиторы чуть не вытолкали на улицу из родного дома…
Флетчера скрутила боль, и он, со стоном схватившись за бок, переждал приступ, прежде чем продолжил свой невеселый рассказ:
- В тюрьме отец умер, и его никто не оплакивал: других хлопот хватало. На помощь пришёл дед Уинтроп. Он выкупил долговые обязательства на Темптон-лодж, научил меня кое-каким хитрым операциям с векселями. Однако нам с матерью пришлось долгие годы жить практически в нищете, пока не удалось окончательно расплатиться с кредиторами. Потом, я научился играть на бирже, несколько раз удачно вложил деньги, и вот…
Отец страдальчески поморщился, и Элспет поспешила подать рекомендованное доктором питье.
-… когда Уинтроп умер, мать по завещанию получила свою долю наследства - пятнадцать тысяч, но мы к тому времени настолько привыкли экономить, что это не отразилось на нашем образе жизни. Мало того, мы осознали всю выгоду такого положения вещей: никто не суется в твои дела, никаких подписных листов, дурацкой благотворительности, ненужных трат на бесполезные тряпки, экипажи, приемы. К тебе не липнут приятели, не надоедают гости, не заглядывают в глаза торговцы – ты свободен. До бедных никому нет дела!
Элспет только и смогла, что растерянно хлопать ресницами. Услышанное не укладывалось в её голове. Пятьдесят тысяч! А у неё ни разу в жизни не было добротного платья.
- Я к чему это всё рассказываю, - мучительно простонал Флетчер, - не хочу, чтобы ты оказалась такой же идиоткой как и моя мать. Увы, после похорон все узнают о наших денежках и налетят, что осы на свежее мясо. Запомни как молитву, задолби себе на лбу: всем без исключения нужны только твои деньги, чтобы они там сладкоголосо не пели, восхваляя твою красоту. Хотя ты пошла в своего деда и на редкость хороша собой. Вон уже и кавалеры вьются…
Он проницательно взглянул на дочь.
- Думаешь, я не знаю, что ты сохнешь по младшему Ворту? Выкинь его из головы, если не хочешь сдохнуть с голоду в сточной канаве. Считай, что я не даю благословения на этот брак. Вся эта семейка доброго слова не стоит.
Девушки удивленно смотрела на родителя: как же он догадался о её самой сокровенной тайне? Но отец, оказывается, ещё не всё сказал:
- Жизнь, девочка моя, отнюдь не мармелад! И только деньги могут дать уверенность в завтрашнем дне. Крепко держись за свой карман! Не я это придумал, и не скажу, что мне особо по душе такое положение дел, но так устроен мир. Так вот, чтобы я со спокойной душой ушёл к Господу нашему, дай мне слово, что твоим мужем станет мужчина, у которого денег будет не меньше, чем у тебя!
И что ей оставалось? Только дать требуемую клятву.
Элспет с грустью подумала, что женихи и так старательно обходят их дом стороной, а теперь о замужестве и вовсе придётся забыть. У кого из окружающих её джентльменов есть сумма, превышающая пятьдесят тысяч? А если такие деньги и есть, то их взоры будут устремлены в другую сторону: на красавиц из хороших семей и связями в высшем обществе. Видимо, несколько встреч с младшим Вортом так и останутся её единственным романом.
ДАНЭМЫ.
Адам Данэм, вернувшись с кладбища, сказал своей сестре Эмили:
- Эм, мисс Флетчер нужно поддержать на первых порах. Неприлично ей оставаться одной в Темптон-лодж.
Эмили кисло поморщилась. Это предложение не вызвало у неё особого энтузиазма.
Будучи закоренелой старой девой, она вела хозяйство в доме холостого брата, состояла в совете местного прихода, кроме того ещё слыла настоящим «синим чулком», потому что увлекалась чтением научной литературы и собиранием гербария.
