Детективщица

Люба улыбнулась.
        - Надо же, когда-то такая же бутылка хранилась у моей бабушки. Только держала она её в серванте - на самом видном месте. После того, как бальзам закончился, бабушка налила туда настоянный на травах самогон, и хвасталась, что её настойка полезнее, чем бальзам.
        - Неужели? - заинтересовался Петр Григорьевич и снял с полки бутылку.
        Люба с округлившимися глазами наблюдала, как он откручивает пробку, и когда участковый поднес горлышко к лицу, испуганно дернула его за рукав:
        - Осторожнее, бабульки на самогоне настаивают и мухоморы!
        Рука участкового дрогнула, и он едва не выронил бутылку. Из неё выплеснулось содержимое, сразу же изгадив маслянистыми разводами блестящую керамическую поверхность.
        Петр Григорьевич выругался, и быстро, чтобы не испачкать пальцы, поставил бутылку на место.
        - Что я - дурак пить невесть какую дрянь? Здесь точно мухоморы.
        Софью Никитичну и двух её престарелых подружек они обнаружили в доме Клавушки.
        Женщины сообща квасили капусту. По всему дому плыли запахи капустных кочерыжек и томящейся в печи паренной тыквы. В глубоких мисках ждали своей очереди горы натертой моркови и клюквы. Но не все кромсали капусту: Анна Васильевна, с перевязанной пуховой шалью поясницей, устроившись возле печи с клубками шерсти, вывязывала сложный узор. На носках её валенок притулился котёнок.
        "Любят животные Анну Васильевну: вчера Полкан ластился, сегодня котофей прилип" - умилилась Люба.
        Старушки им отнюдь не обрадовались.
        - Чего это милиционеры по нашему поселку то и дело шастают? - удивилась Клавушка. - Ты, Любочка, не думай, что мы тебе не рады, но всё же шибко интересно, что вам здесь понадобилось?
        - А ты не слышала, когда похороны? Уже шестой день пошёл, как помер человек, а ни слуху, ни духу, - подхватила и ещё одна старушка, которую по фамилии все дразнили Кнышихой.
        Софья Никитична с досадой крякнула, поправляя слуховой аппарат, и также уставилась на гостей.
        - Идёт следствие, - пояснила старушкам Люба, - выяснилось, что Евдокия Федоровна отравилась крысиным ядом.
        Старушки перестали стучать ножами и так глянули на фельдшерицу, что она почувствовала себя написавшей в штанишки пятилетней девочкой.
        - С чего бы это Федоровне травиться, когда она заказала новый телевизор? Уж дождалась бы по любому, пока его привезут, - презрительно хмыкнула Клавушка - Вот мой внук...
        Рассказ о внуке мог затянуться надолго, поэтому Петр Григорьевич поторопился её перебить:
        - А откуда у Евдокии Федоровны деньги на телевизор появились?
        - Кредит хотела оформить.
        - Может, она приняла яд по ошибке? - Люба решила зайти с другой стороны. - Кому-нибудь известно - покупала ли Евдокия Федоровна отраву от крыс?
        - Нет, не покупала! - вступила в разговор Анна Васильевна, нервно застучав спицами. - Зато я хорошо помню, как...
        Неизвестно, что она хотела сказать, но её перебила, наконец-то, настроившая слуховой аппарат Софья Никитична:
        - Да уж ты, Васильевна, помалкивала бы: прославилась в своё время с дырявой памятью-то.
        - Не надо мне рот затыкать, - тотчас взорвалась Анна Васильевна. - И ту историю тоже поминать не надо!
        За перебранкой обеспокоенно наблюдала хозяйка дома.
        - Зачем ты, Никитична, вспомнила, что было ещё при царе Горохе? - укоризненно нахмурилась она. - А что касается крысиной отравы... нехорошо такое говорить про умерших, но иногда за Фёдоровной водилось - могла прихватить, что плохо лежит. Деньги или что ценное не брала, а так... по мелочи. И ловили её на этом, и стыдили, а она все смешочками отделывалась. Ну, теперь на том свете будет отвечать за свои проделки. А нам больше сказать нечего. Старые мы... голова уже плохо варит. Иногда час одеваюсь, а выйду на улицу - направо посмотрю, налево посмотрю, и не могу вспомнить, куда так долго собиралась.
        - Я же говорил, что мы ничего не узнаем, - шепнул девушке Петр Григорьевич.
        Между тем, хозяйка дома вернулась к своему занятию, но, рубанув пару раз ножом по капусте, добавила:
        - Ну, умерла и умерла Фёдоровна. Какая разница почему? Назад-то её не воротишь. Не стоит Дунька ваших стараний - ни живая, ни мертвая.
        Вот и поговори со старушкой после таких речей!
        Но оставалась ещё одна жительница Филатовского - Баба Груня. Именно она обнаружила тело, поэтому могла многое прояснить.
        Старушка не попала на посиделки, потому что прихворнула.
        - Поясницу что-то ломит. На прошлой неделе Васильевну прихватило, а теперь, видимо, моя очередь подошла, - пожаловалась она незваным гостям, держась за спину. - Да, вы садитесь, не стесняйтесь. Я вам чайку с травками заварю.
        Баба Груня была местной травницей, и её дом пропах густыми ароматами сухих растений, в изобилии развешанных пучками вдоль беленых стен.
        "Если бы Бабе Груне пришло в голову отравить соседку, она не стала пользоваться крысиным ядом - нашла травку хитрую какую-нибудь" - подумала Люба.
        Хозяйка дома не стала ходить вокруг да около:
        - Пётр Григорьевич, Федоровна что-то не то сожрала перед смертью?
        - Крысиного яду, - неохотно признался участковый.
        - Вот прожила абы как, и умереть достойно не сумела. Теперь её кобеля корми. А больно он мне нужен? Хорошо хоть котов Васильевна забрала, а то мявкали бы у порога - душу выматывали. А у Васильевны вы уже побывали?
        - Она у Клавдии Петровны.
        - Вот ведь... обещала шаль связать, а сама отправилась капусту квасить. А ведь всю прошлую неделю пластом провалялась - я ходила к ней печку топить.
        - Анна Васильевна трудится над шалью, - заверила её Люба. - Не думайте, она про вас не забыла.
        Баба Груня удивленно посмотрела на девушку.
        - Да я и не думаю: у Васильевны память на редкость хорошая.
        Люба вспомнила про недавние язвительные реплики относительно памяти Анны Васильевны.
        - А почему же тогда Софья Никитична упрекнула её "дырявой" памятью? А Клавдия Петровна сказала, что та история была "при царе Горохе".
        - Фу, - старушка брезгливо скривила и без того морщинистое лицо, - не люблю об этом вспоминать. Тогда ещё ПТУ работал, и почти в каждом дворе стояли на квартире студентки. Пятнадцать рублей в месяц - в те годы хорошие деньги. И вдруг у Васильевны пропал мешочек с шерстью...
        Петр Григорьевич сразу же вспомнил скандал.
        - Ох, какой тогда шум поднялся! Васильевна спросила про шерсть студенток, и тут приехала мать одной из них, накричала на Анну Васильевну и устроила обыск в её доме. Шерсть вроде бы нашлась в холодильнике?
        - Да, в сенцах стоял старый холодильник. Туда не заглядывали с того дня, как он сломался. Каким образом шалопутная баба догадалась, что шерсть именно в морозилке - не известно, но крик подняла на весь посёлок. Позорила Васильевну последними словами. Мало того, нажаловалась директору ПТУ, и с тех пор студенток предупреждали, чтобы не шли на квартиру к Серовым. А позору-то какого Васильевна натерпелась - некоторые соседи перестали здороваться.
        - И до сих пор неизвестно, кто засунул шерсть в морозилку? - полюбопытствовала Люба.
        Баба Груня тяжело вздохнула.
        - Как-то под хмельком она сама мне всё разболтала - хвалилась, какая умная и хитрая.
        - Кто "она"?
        - Федоровна, кто же ещё. К ней на квартиру отказывались девчонки идти - брезговали. Мы ей говорили, что сначала порядок в доме надо навести, а потом людей приглашать. У Серовых же в доме всегда была идеальная чистота, как в операционной. Ну, Дунька из вредности украла шерсть и спрятала в морозилку, а потом втихомолку потешалась, глядя, как Нюру люди гнобят.
        - А вы рассказали Анне Васильевне об этом?
        Баба Груня окинула насторожившихся гостей снисходительным взглядом.
        - Думаете, это Нюра её укокошила? С чего бы ей сейчас Федоровну травить, да ещё крысиным ядом? Как бы она его подсыпала?
        - Экспертиза выяснила, что яд был растворен в подсолнечном масле.
        - Ну, слышала я, что яд маслом заливают, чтобы привлеченные запахом крысы им полакомились. Но Федоровна ведь не крыса, чтобы так на запах позариться, что жрать всё подряд?
        - На столе была лужица пролитого масла. И эксперты нашли в ней следы отравы.
        Баба Груня досадливо крякнула:
        - Откуда оно там взялось? Не слизывала же покойница масло со стола?
        - Не знаем, а только емкость с отравленным маслом в доме не нашли.
        Что-то промелькнуло в глазах старухи, заставившее Любу напрячься - бабулька явно знала больше, чем говорила.
        - Ступайте с миром, - внезапно заявила старуха. - Ищите настоящих преступников, а здесь вам делать нечего.
        - Но кто-то же накормил гражданку ядом, - недовольно возразил участковый.
        - Только луканька знает, где покойница его надыбала и зачем натрескалась отравленного масла. Идите уж!
        Выбирались Люба и Петр Григорьевич из Филатовского уже в сумерках.
        - А я тебе говорил, что нет ничего хуже, чем иметь дело со старухами, - тяжело вздохнул участковый. - Ничем их не напугаешь, несознательные, упрямые. Вот весь день промотались, а что выяснили? Завтра на планерке у начальства выступать не с чем.
        Весь вечер Люба размышляла над этим делом. Только у Анны Васильевны был весомый повод совершить преступление. Но как старушка подсунула яд Федоровне?
        Люба подскочила среди ночи, внезапно проснувшись от поразившей её догадки: бабульки толковали о привычке Евдокии Фёдоровны совершать мелкие кражи, к тому же она была пьяницей.
        "Фёдоровна украла отравленное масло! Кто-то, зная о её клептомании, специально оставил на виду бутылку с ядовитым содержимым. Но самогон с маслом не спутаешь - даже сквозь стекло видно, что другая консистенция жидкости. Если только... если только бутылка не керамическая!'
        Любу даже дрожь пробрала, когда она вспомнила, как по найденной у Софьи Никитичны бутылке из-под бальзама катились капли маслянистой жидкости.
        'Не приведи Господь, Петр Григорьевич отхлебнул бы. А Федоровна... она же часто бывала у бабушки. Увидела точно такую же красивую бутылку, вспомнила, что покойница хранила в ней настойку - наверное, бедолага подумала, что Никитична тоже какую-нибудь травку залила самогоном'.
        Девушка вылезла из-под одеяла, и нервически заходила по комнате.
        'Так-так... И ведь Никитична при мне признавалась, что у неё аллергия на кошек. Как же она тогда воюет с крысами? Травит крысиным ядом. Значит, отрава у неё есть. Неужели она настояла яд на масле и налила в бутылку из-под бальзама? Но зачем Никитичне травить безобидную пьянчужку?'
        Чтобы хоть как-то успокоиться, Люба отправилась на кухню и поставила на конфорку чайник.
        'Ничего себе безобидная! Вон как подставила Анну Васильевну. Может и Никитичне какую-нибудь пакость подстроила, о которой я просто не знаю. Но почему старушка не уничтожила столь важную улику, и бутылка преспокойненько стоит в шкафу?"
        Чайник никак не хотел закипать, в отличие от несчастной любиной головы.
        'А что если Анна Васильевна, узнав о яде в бутылке, специально подкинула её Федоровне? Дома-то в Филатовском день и ночь открыты: заходи, бери - никто не помешает. А когда задуманное осуществилось, тайком забрала масло из дома Лободы. Да и кобель вокруг Анны Васильевны увивался, видимо, неспроста".
        Люба задумчиво пила удивительно безвкусный чай.
        'Хотя, может, решила, что никто не догадается. Федоровну похоронят, и концы в воду. Нет, Васильевна в тот день едва ползала, всё время за поясницу держалась. С разыгравшимся пояснично-крестцовым радикулитом по поселку с отравой не побегаешь. Да, что с чаем-то? '
        Люба недовольно заглянула в чашку и только тут сообразила, что забыла про заварку и хлебает простой кипяток.
        'Совсем меня с ума свела эта история. Завтра же выведу убийцу на чистую воду, чего бы мне это не стоило. Да, не ангел была покойница, но травить её крысиным ядом - это уже запредельная жестокость'
        Утро застало девушку возле огромной лужи перед въездом в Филатовский. Там застряла "скорая", и ругающийся Женька Свистунов беспомощно разглядывал воду вокруг машины.
        - Люба, ты что тут делаешь?
        - Да так... Сейчас я тебе помогу.
        Девушка нашла несколько толстых веток. По ним чертыхающийся Женька добрался до твердой почвы.
        - Ты к кому? - полюбопытствовала она.
        - К Анне Васильевне Серовой. Кто-то из её подружек позвонил - давление подскочило.
        Но по мере продвижения к заселенным домам Филатовского следственный раж Любы стал угасать:
        "Допустим, выясню, кто отравил Евдокию Фёдоровну, а дальше-то что? Разве я следователь, чтобы вести розыск? И всё же нужно, чтобы люди знали - среди них живет отравитель. Этак она всех на тот свет отправит - повод найдется'
        Не доходя до дома Серовой, парень с девушкой заметили на улице остальных обитательниц Филатовского. Разгоряченные старухи размахивали руками и о чем-то громко спорили, но заметив молодых людей, умолкли.
        - Поспешите, - приказала фельдшеру Баба Груня, - а то как бы не окочурилась.
        Но когда в дом попыталась пройти и Люба, она преградила ей дорогу.
        - Нечего там делать. А то увидит тебя Васильевна, и точно Богу душу отдаст.
        Люба разозлилась:
        - Знаете, бабушки, я убийцу покрывать не буду, хоть и знаю вас столько лет.
        - Да не пугай уж, - буркнула Кнышиха.
        - А я и не пугаю. Совершено преступление, а вы ведете себя как дети малые. Участкового едва ли не взашей вытолкали.
        - Молода ты ещё нас обвинять. А участковый - кобеляка беспутный - только хвостом вилять может.
        - Причем здесь Петр Григорьевич? Я знаю - яд хранится в бутылке из-под рижского бальзама, что находится у вас в доме, Софья Никитична. Или вы мне всё рассказываете, или прямо отсюда отправлюсь в полицию!
        Софья Никитична побагровела, но отрицать ничего не стала, суетливо хлопая по карманам - видимо, искала валидол.
        - Ишь, какая скорая, - с тяжелым вздохом покачала головой Марья Ивановна, - не всё так просто. Пойдем ко мне, поговорим.
        Когда старушки уселись вокруг стола, все тяжело уставились на Любу. Она покраснела, но не отступилась.
        - У вас, Софья Никитична, аллергия на кошачью шерсть, я слышала, как вы отказались взять котов Федоровны.
        - Слышала она... Да, я изготовила яд, - вдруг воинственно вскинулась бабка. - Готовая отрава дорогая, вот мне и посоветовали: купить гранулы, мелко-мелко растереть, настоять на них масло, а потом понемногу добавлять в зерно или в семечки. Крысы, привлеченные запахом, жрут эту гадость, словно мармелад.
        - А как отрава попала к Федоровне?
        - Шут его знает! Сперла, наверное, как ещё? У меня прошлым летом внук в Риге был и привез в подарок рижский бальзам. Ну, мы его сообща по ложке и выпили. Для здоровья очень полезно.
        Старушки энергично закивали в знак подтверждения.
        - Бутылка приметная - глиняная и красивая. С другими не спутаешь. Вот я из осторожности в ней яд и решила настаивать. А Дунька, дурочка, видимо приметила её и решила, что я ото всех ещё одну бутылку бальзама утаила.
        Она сначала перекрестилась, а потом ожесточенно отмахнулась.
        - Наверное, глотнула прямо из горлышка. Может, и сплюнула на стол, когда поняла, что это масло. А может, потом еду какую-нибудь им полила да съела. Кто же теперь выяснит? И жалко её, и зло разбирает.