- Валленберги - коварные и опасные враги, и после того, что вы сделали со своей супругой, барон не просто в ярости, он будет мстить до последнего вздоха!
- Плевать я на него хотел,- небрежно отмахнулся де ла Верда,- и пострашнее враги найдутся, чем какой-то захудалый немецкий разбойник. Меня гораздо более тревожит и беспокоит другая проблема, святой отец! Я не знаю, что мне делать, с наконец-то, обретенной супругой?
- А в чем проблема, сын мой? - не понял епископ.
Дон Мигель замялся. Ему трудно было выразить словами, что не давало покоя все эти дни.
- Стефания не достойна моего ложа,- наконец, напрямую заявил он, - я не могу позволить занимать уважаемое и почетное место графини де ла Верда столь низко падшей особе! Это прямое оскорбление всем честным и мужественным женщинам моей семьи!
Его преосвященство задумался, пристально изучая взволнованное лицо своего высокого гостя.
- Гордыня - тяжкий грех!
- Я знаю,- тяжело вздохнул дон Мигель,- но жена вызывает у меня такое омерзение, что вряд ли я когда-нибудь смогу делить с ней ложе!
- Вообще-то, супружеская измена не является подходящим поводом для развода,- неохотно заметил епископ,- но исходя из ваших заслуг перед папским престолом, его святейшество, думаю, пойдет вам навстречу в этом вопросе!
О, если бы все было так просто, разве он мялся бы сейчас перед прелатом, как нашкодивший мальчишка?
- Я уже думал об этом! Но даже если я разведусь со Стефанией и заточу женщину в монастыре с очень жестким уставом, кто даст мне гарантию, что какой-нибудь новый барон фон Валленберг не склонит её вновь к прелюбодеянию? Знаете, золото открывает любые двери!
- Человек слаб,- охотно согласился епископ,- но вам-то, какое дело тогда будет до этого?
- Разведусь я с ней или нет,- раздраженно пояснил граф,- перед лицом Господа донна все равно останется моей женой и я за неё в ответе. А значит и за её блуд тоже! Тем более что операция развода достаточно долговременна, а у меня на примете очень выгодный брак, предложенный мне самим королем Людовиком. Благородная девица Бланка дю Валль - круглая сирота тринадцати лет с поистине королевским приданным.
Его преосвященство, прежде чем ответить, задумчиво перебрал четки.
- До осуществления супружеских прав она может ещё подождать!- заметил он.
- Может, - горько развел руками дон Мигель и тут же пояснил, - но король требует немедленного обручения, а как я могу на это пойти при живой жене? Объяснить все королю? Но это означает выставить свои рога на всеобщее обозрение и превратиться в притчу во языцех для всего христианского мира! А мои дела таковы, что я не могу себе этого позволить. Моему престижу папского легата будет нанесен невосполнимый урон!
С этим утверждением епископ не мог не согласиться. Опозоренное имя папского посла непременно выльется в ущерб самому Риму, и католической церкви в целом. Действительно, надо было что-то делать. Поначалу прелат решил пойти проторенным путем.
- Можно обвинить женщину в ереси, наверняка, она нахваталась всякого вольнодумства у этих Валленбергов,- осторожно предложил он,- знатные дамы редко переносят общение с палачом!
- Я мог бы её отдать в руки инквизиции безо всяких угрызений совести,- горячо заверил его граф,- столько всего подозрительного накопилось вокруг неё за эти годы! Но кто может дать гарантию, что не поплывут слухи, что графиня де ла Верда - ведьма?! Братья доминиканцы скромны и молчаливы, но дьявол всегда найдет лазейку! И что тогда? Да каждая еретическая тварь возрадуется моему горю и выльет на меня ушаты грязи! И на наше дело в целом!
- Да, сын мой,- вынужден был согласиться с этими доводами епископ,- действительно, очень сложная ситуация!
Мужчины задумались. Они оба, конечно, осознавали, что проще всего дону Мигелю было бы убить свою жену. Но епископ в силу своего положения духовного пастыря, не мог такого посоветовать, а у графа не поднималась рука. Ведь если посмотреть в корень проблемы - Стефания оказалась не по своей воле в руках фон Валленбергов!
Уютно теплился огонь в камине, а за окном завывала метель, бросая ледяную крупу в длинные по готической моде окна залы. Начало весны в этом году выдалось необычно суровым.
Епископ рассеянно прислушался к звукам разбушевавшейся непогоды и вдруг неожиданно хмыкнул.
- Кажется, я знаю, как вам помочь, сын мой, - оживленно встрепенулся он,- мы, по возможности, не будем никому лгать и ничего скрывать, но поступим следующим образом. Ваша жена около трех лет назад пропала, а к нашему женскому монастырю святой Гертруды прибилась какая-то бедняжка, не помнящая ни кто она, ни откуда. Но постепенно Господь прояснил её разум, и женщина вспомнила, что она графиня де ла Верда, бежавшая от грабителей и разбойников, захвативших монастырь, да где-то по голове её ударили. Короче, чудо произошло, и ваша жена вернулась к вам!
Граф скептически глянул в довольное лицо собеседника.
- Весьма романтическая история, но не вижу, как она мне может пригодиться!
Его преосвященство снисходительно усмехнулся.
- Но ведь вполне понятно, что за столь чудесное спасение надо отблагодарить Создателя, - пояснил он свою мысль, - и ваша жена пройдет пешком по всем монастырям и церквям по дороге, скажем, до Реймса, славя Господа за его милость. Это объяснение вполне подойдет для тех, кто проявит излишнее любопытство! На самом же деле, мы приговорим женщину к покаянию за свершенный грех прелюбодеяния. Я лично наложу на графиню епитимью пройти босой, простоволосой и в одной рубахе этот крестный путь в такую холодную погоду. Сестры монахини будут сопровождать кающуюся, защищая от нескромных взглядов. Но они, разумеется, будут тепло одеты и обуты.
Дон Мигель невольно зябко поежился, глянув за окно. Впрочем, идея ему пришлась по душе.
- Это выход из положения,- облегченно вздохнув, согласился он,- вряд ли Стефания перенесет такое испытание - она изнеженна праздными годами жизни во грехе!
- Но если ваша жена перенесет этот путь, - между тем, закончил свою мысль епископ, - то значит, сын мой, на то Божья воля и Всевышний хочет, чтобы вы простили свою жену! Грех вашей жены мы выносим на его суд, и как Господь повелит, так и будет!
- Аминь! - набожно перекрестился граф, и, перебирая четки, прочитал положенные молитвы.
В отведенных покоях графа ждали Гачек и Карел Збирайда. Они сдружились за время пребывания последнего в Париже, ведь землякам всегда есть о чем поговорить. Младший Збирайда оставался в Копфлебенце все время визита епископа и вместе с ним вернулся назад. Встретившись с Еленой он узнал, что произошло между супругами, и теперь поведал об этом Гачеку.
Тот сразу почувствовал такую тревогу, что не смог её скрыть от собеседника. Пан Славек, честно говоря, рассчитывал на большую снисходительность графа к своей жене, и теперь томился предчувствием больших неприятностей. Поэтому, когда поздно вечером де ла Верда, наконец-то, покинул комнаты епископа, его секретарь и гость тут же осведомились, как он намерен поступить со своей женой.
- Можете ехать домой,- устало заявил Карелу дон Мигель,- мы решили вынести проступок крестницы вашего отца на Божий суд!
- Не выскажитесь ли яснее? - встревожено потребовал тот.
Де ла Верда терпеливо объяснил двум чехам суть готовящегося испытания, но по мере рассказа вдруг заметил, какими глазами те взирают на него, и последняя фраза поневоле застряла у него в горле.
- Значит, я все эти годы тратил немыслимые усилия на поиски донны только лишь затем, чтобы вы могли убить свою жену и с чистой совестью жениться на другой?- голос Гачека зазвенел от гнева.
- Я должен вернуться к отцу и обрадовать его известием, что собственными руками уложил его крестницу в могилу, выдав её место пребывания? - обозлено вторил ему младший Збирайда.
Их глаза сузились гневом, и они стали похожи друг на друга, как близнецы.
- А как бы вы хотели, - в ответ вспыхнул от бешенства граф,- чтобы я простил эту потаскуху и согрел в своей постели, после того как она прошла через стольких мужчин?
- Но не убивать же женщину за то, в чем она не властна,- укоризненно воскликнул Гачек,- удалите её в монастырь, пусть отмаливает и свои, и чужие грехи! Всему же есть какой-то предел!
- Моему терпению тоже! - рявкнул возмущенный этими неслыханными попреками дон Мигель. - Не забывайте кто вы, а кто я! Вассалы не должны вмешиваться в семейные дела господина!
Чехи больше не стали с ним разговаривать, тот час покинув комнату, но сделали это с такими лицами, что графу стало здорово не по себе. Собственно, его вассалом, и то условно, можно было назвать только Гачека, так как он состоял у него на службе. Збирайда же под это определение не подходил.
- Черт знает этих славян,- ворочался без сна на постели граф, - вроде бы мягкие, уступчивые, но иногда.... Ладно, Гачек - альтруизм его вторая натура! Но Карел - такой честолюбивый, хладнокровный молодой человек и вдруг распустил нюни! Если бы моя сестра повела себя таким образом, я бы первый настоял на строжайшем наказании! Честь их семьи от её блуда пострадала не меньше, чем моя!
Утро принесло новые мучения всем действующим в этой истории лицам. Увы, все изначально пошло не так, как предполагали епископ и его протеже, задумывая изуверское паломничество.
Надо сказать, что сама графиня выслушала приговор с потрясающим спокойствием! Она не заплакала, не стала молить о снисхождении и прощении. Просто глянула на мужа с откровенным нескрываемым презрением, и отвела глаза в сторону.
- Ох, сын мой,- вздыхал после её ухода расстроенный таким упорством епископ,- ваша супруга закостенела в распутстве! Какая гордыня, какая вызывающая наглость! Надеюсь, Господь избавит вас от этой непосильной ноши. После такой бесстыдницы возблагодаришь Бога за любую порядочную женщину! Я хотел её утешить, укрепить в мыслях, что наказание ей во благо, во спасение души от Геены огненной. Да куда там! Силен нечистый!
Прелат, истово перекрестившись, прочитал несколько молитв.
- И все равно..., будем милосердны до конца,- спустя немного времени сказал он,- с вами все время будет находиться священник, чтобы дать графине перед смертью отпущение грехов. И этим она заслужит ваше прощение. Когда вы надумали пуститься в путь?
- Завтра!- жестко отрезал разозленный поведением супруги дон Мигель.- И хотя мой лекарь твердит, что у неё жар от грудницы, думаю, что холод улицы охладит жар и в её голове, и в теле! Мне же надо как можно быстрее вернуться в Париж, поэтому надеюсь, эта история не затянется надолго!
- Всё в руках Божьих, сын мой,- запротестовал епископ,- все в его руках! А я тут помолюсь, чтобы суд свершился к вашей вящей пользе!
Утром, после утренней мессы в кафедральном соборе, немногие присутствующие во дворе епископского дворца могли наблюдать довольно странную картину.
На улице дул пронизывающий ветер, перепархивал снег, но, тем не менее, у ворот выстраивались люди. Сначала в каре встали одетые во все черное монахини с зажженными толстыми свечами и запели каноны. Затем опять же две монахини под руки свели с каменного крыльца простоволосую с распущенными косами графиню, босоногую и одетую только в грубого холста плотную рубаху. Её поставили в центр образовавшегося шествия и то же сунули в руки тяжеленную свечу.
Немного в стороне от толпы женщин уже гарцевал готовый к выезду отряд испанцев во главе с наблюдающим за монахинями графом. Когда всё, казалось, было готово к выходу, и де ла Верда дал отмашку трогаться, произошло непредвиденное.
С того же самого крыльца, с которого только что спустилась графиня, сбежала пара молодых людей, то же босоногих, в точно таких же длинных холщевых рубахах и со свечами в руках. Они торопливой рысью пересекли двор и протиснулись к кающейся грешнице.
Дон Мигель и благословляющий шествие епископ лишились дара речи.
- Что это значит?- граф соскочил с коня.
Подбежав, он обреченно узрел рядом с блудливой женой Гачека и Збирайду.
- Да как вы посмели? - рявкнул он. - Что за выходка, недостойная зрелых мужчин! Это, в конце концов, неприлично!
- Значит, тешить взоры простолюдинов, волоча по обледенелым дорогам мою раздетую сестру - это прилично!- сверкнул глазами Збирайда. - А мне стоять с ней рядом в таком же виде - неприлично? Моя семья оскорблена, и я вместе со Стефкой выдержу или не выдержу то наказание, которое вы наложили на слабую женщину! Я её не брошу!
- Дурак! - в гневе выругался граф. - Упрямый моравский дурак! Ну и тащись по обледеневшей грязи, раз тебе так мила твоя потаскуха сестра! А что ты здесь делаешь, Гачек? У тебя, по-моему, есть жена и ребенок, и негоже рисковать своей и их жизнью ради той, которая этого явно не достойна!
Но земляки "недостойной" супруги не отреагировали в должной мере на эти упреки, глядя на графа, как на лютого врага. Как будто оба за одну ночь вдруг лишились рассудка!
- Позвольте мне об этом судить самому! - зло огрызнулся Гачек. - Божий суд пусть будет для всех нас, завязанных в этой истории!
- Вперед, сестры!- скомандовал он монахиням и, вздернув над животом тяжеленную свечу, грубым голосом затянул молитву.
Гачек и Збирайда первыми вышли из ворот епископской резиденции, за ними растерянно тронулись в путь и все остальные.
Вот только в этот миг Стефка, наконец-то, смогла заплакать. Слезы боли и покорности судьбе пролились из её глаз и принесли хоть какое-то облегчение омертвевшей душе. Ей было настолько плохо от разлуки с её мальчиками, что она даже не испугалась страшного приговора. Графине ещё больше стал противен и омерзителен супруг.
Горечь настолько сильно обжигала её душу, что она даже не чувствовала первое время холода. Тело и ноги лишь немели от соприкосновения со льдом и снегом. Гораздо хуже было внимание толпы, высыпавшей на улицы Трира, но тут бесценную помощь оказали двое сопровождавших мужчин. Они вышли чуть вперед и прикрыли женщину широкими плечами. Ветер развевал её волосы, путая и бросая в лицо. Вскоре длинные пряди покрыл снег, они обледенели, и было очень неприятно ощущать их неестественно звенящие удары.
Пока паломники находились в городе, холод был ещё терпим, но стоило шествию выйти за городские стены, как они подверглись нападению свирепого ледяного ветра. Ноги и руки окончательно замерзли. Каждый шаг троицы как будто скользил по лезвию отточенного ножа, и вскоре следы Стефки стали отмечаться замерзающей на снегу кровью.
- Донна, держитесь!- тихо поддержал слабеющую женщину Гачек.- Нужно быстрее двигаться! Я знаю, как вам больно и тяжело, но движение - это жизнь!
- Попробуй шевелить пальцами,- посоветовал так же и Карел,- прижав одной рукой свечу к животу, поработай пальцам другой, а потом смени руки. Не бойся, на таком холоде тебе не грозит обжечься!
Не смотря на всю тяжесть положения, женщина не могла не восхищаться своими спутниками, их выносливости и оптимизму. Графиня осознавала, что только из-за этих мужчин ещё держится и заставляет саму себя идти вперед. Если бы рядом не было Гачека и Карела, то она бы легла на дорогу и больше не встала - у Стефании не было никакого желания бороться со злой судьбой!
- Плевать я на него хотел,- небрежно отмахнулся де ла Верда,- и пострашнее враги найдутся, чем какой-то захудалый немецкий разбойник. Меня гораздо более тревожит и беспокоит другая проблема, святой отец! Я не знаю, что мне делать, с наконец-то, обретенной супругой?
- А в чем проблема, сын мой? - не понял епископ.
Дон Мигель замялся. Ему трудно было выразить словами, что не давало покоя все эти дни.
- Стефания не достойна моего ложа,- наконец, напрямую заявил он, - я не могу позволить занимать уважаемое и почетное место графини де ла Верда столь низко падшей особе! Это прямое оскорбление всем честным и мужественным женщинам моей семьи!
Его преосвященство задумался, пристально изучая взволнованное лицо своего высокого гостя.
- Гордыня - тяжкий грех!
- Я знаю,- тяжело вздохнул дон Мигель,- но жена вызывает у меня такое омерзение, что вряд ли я когда-нибудь смогу делить с ней ложе!
- Вообще-то, супружеская измена не является подходящим поводом для развода,- неохотно заметил епископ,- но исходя из ваших заслуг перед папским престолом, его святейшество, думаю, пойдет вам навстречу в этом вопросе!
О, если бы все было так просто, разве он мялся бы сейчас перед прелатом, как нашкодивший мальчишка?
- Я уже думал об этом! Но даже если я разведусь со Стефанией и заточу женщину в монастыре с очень жестким уставом, кто даст мне гарантию, что какой-нибудь новый барон фон Валленберг не склонит её вновь к прелюбодеянию? Знаете, золото открывает любые двери!
- Человек слаб,- охотно согласился епископ,- но вам-то, какое дело тогда будет до этого?
- Разведусь я с ней или нет,- раздраженно пояснил граф,- перед лицом Господа донна все равно останется моей женой и я за неё в ответе. А значит и за её блуд тоже! Тем более что операция развода достаточно долговременна, а у меня на примете очень выгодный брак, предложенный мне самим королем Людовиком. Благородная девица Бланка дю Валль - круглая сирота тринадцати лет с поистине королевским приданным.
Его преосвященство, прежде чем ответить, задумчиво перебрал четки.
- До осуществления супружеских прав она может ещё подождать!- заметил он.
- Может, - горько развел руками дон Мигель и тут же пояснил, - но король требует немедленного обручения, а как я могу на это пойти при живой жене? Объяснить все королю? Но это означает выставить свои рога на всеобщее обозрение и превратиться в притчу во языцех для всего христианского мира! А мои дела таковы, что я не могу себе этого позволить. Моему престижу папского легата будет нанесен невосполнимый урон!
С этим утверждением епископ не мог не согласиться. Опозоренное имя папского посла непременно выльется в ущерб самому Риму, и католической церкви в целом. Действительно, надо было что-то делать. Поначалу прелат решил пойти проторенным путем.
- Можно обвинить женщину в ереси, наверняка, она нахваталась всякого вольнодумства у этих Валленбергов,- осторожно предложил он,- знатные дамы редко переносят общение с палачом!
- Я мог бы её отдать в руки инквизиции безо всяких угрызений совести,- горячо заверил его граф,- столько всего подозрительного накопилось вокруг неё за эти годы! Но кто может дать гарантию, что не поплывут слухи, что графиня де ла Верда - ведьма?! Братья доминиканцы скромны и молчаливы, но дьявол всегда найдет лазейку! И что тогда? Да каждая еретическая тварь возрадуется моему горю и выльет на меня ушаты грязи! И на наше дело в целом!
- Да, сын мой,- вынужден был согласиться с этими доводами епископ,- действительно, очень сложная ситуация!
Мужчины задумались. Они оба, конечно, осознавали, что проще всего дону Мигелю было бы убить свою жену. Но епископ в силу своего положения духовного пастыря, не мог такого посоветовать, а у графа не поднималась рука. Ведь если посмотреть в корень проблемы - Стефания оказалась не по своей воле в руках фон Валленбергов!
Уютно теплился огонь в камине, а за окном завывала метель, бросая ледяную крупу в длинные по готической моде окна залы. Начало весны в этом году выдалось необычно суровым.
Епископ рассеянно прислушался к звукам разбушевавшейся непогоды и вдруг неожиданно хмыкнул.
- Кажется, я знаю, как вам помочь, сын мой, - оживленно встрепенулся он,- мы, по возможности, не будем никому лгать и ничего скрывать, но поступим следующим образом. Ваша жена около трех лет назад пропала, а к нашему женскому монастырю святой Гертруды прибилась какая-то бедняжка, не помнящая ни кто она, ни откуда. Но постепенно Господь прояснил её разум, и женщина вспомнила, что она графиня де ла Верда, бежавшая от грабителей и разбойников, захвативших монастырь, да где-то по голове её ударили. Короче, чудо произошло, и ваша жена вернулась к вам!
Граф скептически глянул в довольное лицо собеседника.
- Весьма романтическая история, но не вижу, как она мне может пригодиться!
Его преосвященство снисходительно усмехнулся.
- Но ведь вполне понятно, что за столь чудесное спасение надо отблагодарить Создателя, - пояснил он свою мысль, - и ваша жена пройдет пешком по всем монастырям и церквям по дороге, скажем, до Реймса, славя Господа за его милость. Это объяснение вполне подойдет для тех, кто проявит излишнее любопытство! На самом же деле, мы приговорим женщину к покаянию за свершенный грех прелюбодеяния. Я лично наложу на графиню епитимью пройти босой, простоволосой и в одной рубахе этот крестный путь в такую холодную погоду. Сестры монахини будут сопровождать кающуюся, защищая от нескромных взглядов. Но они, разумеется, будут тепло одеты и обуты.
Дон Мигель невольно зябко поежился, глянув за окно. Впрочем, идея ему пришлась по душе.
- Это выход из положения,- облегченно вздохнув, согласился он,- вряд ли Стефания перенесет такое испытание - она изнеженна праздными годами жизни во грехе!
- Но если ваша жена перенесет этот путь, - между тем, закончил свою мысль епископ, - то значит, сын мой, на то Божья воля и Всевышний хочет, чтобы вы простили свою жену! Грех вашей жены мы выносим на его суд, и как Господь повелит, так и будет!
- Аминь! - набожно перекрестился граф, и, перебирая четки, прочитал положенные молитвы.
В отведенных покоях графа ждали Гачек и Карел Збирайда. Они сдружились за время пребывания последнего в Париже, ведь землякам всегда есть о чем поговорить. Младший Збирайда оставался в Копфлебенце все время визита епископа и вместе с ним вернулся назад. Встретившись с Еленой он узнал, что произошло между супругами, и теперь поведал об этом Гачеку.
Тот сразу почувствовал такую тревогу, что не смог её скрыть от собеседника. Пан Славек, честно говоря, рассчитывал на большую снисходительность графа к своей жене, и теперь томился предчувствием больших неприятностей. Поэтому, когда поздно вечером де ла Верда, наконец-то, покинул комнаты епископа, его секретарь и гость тут же осведомились, как он намерен поступить со своей женой.
- Можете ехать домой,- устало заявил Карелу дон Мигель,- мы решили вынести проступок крестницы вашего отца на Божий суд!
- Не выскажитесь ли яснее? - встревожено потребовал тот.
Де ла Верда терпеливо объяснил двум чехам суть готовящегося испытания, но по мере рассказа вдруг заметил, какими глазами те взирают на него, и последняя фраза поневоле застряла у него в горле.
- Значит, я все эти годы тратил немыслимые усилия на поиски донны только лишь затем, чтобы вы могли убить свою жену и с чистой совестью жениться на другой?- голос Гачека зазвенел от гнева.
- Я должен вернуться к отцу и обрадовать его известием, что собственными руками уложил его крестницу в могилу, выдав её место пребывания? - обозлено вторил ему младший Збирайда.
Их глаза сузились гневом, и они стали похожи друг на друга, как близнецы.
- А как бы вы хотели, - в ответ вспыхнул от бешенства граф,- чтобы я простил эту потаскуху и согрел в своей постели, после того как она прошла через стольких мужчин?
- Но не убивать же женщину за то, в чем она не властна,- укоризненно воскликнул Гачек,- удалите её в монастырь, пусть отмаливает и свои, и чужие грехи! Всему же есть какой-то предел!
- Моему терпению тоже! - рявкнул возмущенный этими неслыханными попреками дон Мигель. - Не забывайте кто вы, а кто я! Вассалы не должны вмешиваться в семейные дела господина!
Чехи больше не стали с ним разговаривать, тот час покинув комнату, но сделали это с такими лицами, что графу стало здорово не по себе. Собственно, его вассалом, и то условно, можно было назвать только Гачека, так как он состоял у него на службе. Збирайда же под это определение не подходил.
- Черт знает этих славян,- ворочался без сна на постели граф, - вроде бы мягкие, уступчивые, но иногда.... Ладно, Гачек - альтруизм его вторая натура! Но Карел - такой честолюбивый, хладнокровный молодой человек и вдруг распустил нюни! Если бы моя сестра повела себя таким образом, я бы первый настоял на строжайшем наказании! Честь их семьи от её блуда пострадала не меньше, чем моя!
Утро принесло новые мучения всем действующим в этой истории лицам. Увы, все изначально пошло не так, как предполагали епископ и его протеже, задумывая изуверское паломничество.
Надо сказать, что сама графиня выслушала приговор с потрясающим спокойствием! Она не заплакала, не стала молить о снисхождении и прощении. Просто глянула на мужа с откровенным нескрываемым презрением, и отвела глаза в сторону.
- Ох, сын мой,- вздыхал после её ухода расстроенный таким упорством епископ,- ваша супруга закостенела в распутстве! Какая гордыня, какая вызывающая наглость! Надеюсь, Господь избавит вас от этой непосильной ноши. После такой бесстыдницы возблагодаришь Бога за любую порядочную женщину! Я хотел её утешить, укрепить в мыслях, что наказание ей во благо, во спасение души от Геены огненной. Да куда там! Силен нечистый!
Прелат, истово перекрестившись, прочитал несколько молитв.
- И все равно..., будем милосердны до конца,- спустя немного времени сказал он,- с вами все время будет находиться священник, чтобы дать графине перед смертью отпущение грехов. И этим она заслужит ваше прощение. Когда вы надумали пуститься в путь?
- Завтра!- жестко отрезал разозленный поведением супруги дон Мигель.- И хотя мой лекарь твердит, что у неё жар от грудницы, думаю, что холод улицы охладит жар и в её голове, и в теле! Мне же надо как можно быстрее вернуться в Париж, поэтому надеюсь, эта история не затянется надолго!
- Всё в руках Божьих, сын мой,- запротестовал епископ,- все в его руках! А я тут помолюсь, чтобы суд свершился к вашей вящей пользе!
Утром, после утренней мессы в кафедральном соборе, немногие присутствующие во дворе епископского дворца могли наблюдать довольно странную картину.
На улице дул пронизывающий ветер, перепархивал снег, но, тем не менее, у ворот выстраивались люди. Сначала в каре встали одетые во все черное монахини с зажженными толстыми свечами и запели каноны. Затем опять же две монахини под руки свели с каменного крыльца простоволосую с распущенными косами графиню, босоногую и одетую только в грубого холста плотную рубаху. Её поставили в центр образовавшегося шествия и то же сунули в руки тяжеленную свечу.
Немного в стороне от толпы женщин уже гарцевал готовый к выезду отряд испанцев во главе с наблюдающим за монахинями графом. Когда всё, казалось, было готово к выходу, и де ла Верда дал отмашку трогаться, произошло непредвиденное.
С того же самого крыльца, с которого только что спустилась графиня, сбежала пара молодых людей, то же босоногих, в точно таких же длинных холщевых рубахах и со свечами в руках. Они торопливой рысью пересекли двор и протиснулись к кающейся грешнице.
Дон Мигель и благословляющий шествие епископ лишились дара речи.
- Что это значит?- граф соскочил с коня.
Подбежав, он обреченно узрел рядом с блудливой женой Гачека и Збирайду.
- Да как вы посмели? - рявкнул он. - Что за выходка, недостойная зрелых мужчин! Это, в конце концов, неприлично!
- Значит, тешить взоры простолюдинов, волоча по обледенелым дорогам мою раздетую сестру - это прилично!- сверкнул глазами Збирайда. - А мне стоять с ней рядом в таком же виде - неприлично? Моя семья оскорблена, и я вместе со Стефкой выдержу или не выдержу то наказание, которое вы наложили на слабую женщину! Я её не брошу!
- Дурак! - в гневе выругался граф. - Упрямый моравский дурак! Ну и тащись по обледеневшей грязи, раз тебе так мила твоя потаскуха сестра! А что ты здесь делаешь, Гачек? У тебя, по-моему, есть жена и ребенок, и негоже рисковать своей и их жизнью ради той, которая этого явно не достойна!
Но земляки "недостойной" супруги не отреагировали в должной мере на эти упреки, глядя на графа, как на лютого врага. Как будто оба за одну ночь вдруг лишились рассудка!
- Позвольте мне об этом судить самому! - зло огрызнулся Гачек. - Божий суд пусть будет для всех нас, завязанных в этой истории!
- Вперед, сестры!- скомандовал он монахиням и, вздернув над животом тяжеленную свечу, грубым голосом затянул молитву.
Гачек и Збирайда первыми вышли из ворот епископской резиденции, за ними растерянно тронулись в путь и все остальные.
Вот только в этот миг Стефка, наконец-то, смогла заплакать. Слезы боли и покорности судьбе пролились из её глаз и принесли хоть какое-то облегчение омертвевшей душе. Ей было настолько плохо от разлуки с её мальчиками, что она даже не испугалась страшного приговора. Графине ещё больше стал противен и омерзителен супруг.
Горечь настолько сильно обжигала её душу, что она даже не чувствовала первое время холода. Тело и ноги лишь немели от соприкосновения со льдом и снегом. Гораздо хуже было внимание толпы, высыпавшей на улицы Трира, но тут бесценную помощь оказали двое сопровождавших мужчин. Они вышли чуть вперед и прикрыли женщину широкими плечами. Ветер развевал её волосы, путая и бросая в лицо. Вскоре длинные пряди покрыл снег, они обледенели, и было очень неприятно ощущать их неестественно звенящие удары.
Пока паломники находились в городе, холод был ещё терпим, но стоило шествию выйти за городские стены, как они подверглись нападению свирепого ледяного ветра. Ноги и руки окончательно замерзли. Каждый шаг троицы как будто скользил по лезвию отточенного ножа, и вскоре следы Стефки стали отмечаться замерзающей на снегу кровью.
- Донна, держитесь!- тихо поддержал слабеющую женщину Гачек.- Нужно быстрее двигаться! Я знаю, как вам больно и тяжело, но движение - это жизнь!
- Попробуй шевелить пальцами,- посоветовал так же и Карел,- прижав одной рукой свечу к животу, поработай пальцам другой, а потом смени руки. Не бойся, на таком холоде тебе не грозит обжечься!
Не смотря на всю тяжесть положения, женщина не могла не восхищаться своими спутниками, их выносливости и оптимизму. Графиня осознавала, что только из-за этих мужчин ещё держится и заставляет саму себя идти вперед. Если бы рядом не было Гачека и Карела, то она бы легла на дорогу и больше не встала - у Стефании не было никакого желания бороться со злой судьбой!
