Вот уж, действительно, на чужом пиру похмелье! Отец Михаил был самым яростным борцом со слухами о колдовстве, потому во время исповеди и в многочисленных беседах с прихожанками чаще всего слышал именно о ведьмах.
Надо сказать, что батюшкину паству составляли в основном пожилые женщины, потому что остальные верующие боялись посещать храм. В ту эпоху можно было и работы лишиться, и на крупные неприятности нарваться, просто перекрестив лоб. Зато старушки, зная, что вскоре попадут в места, недосягаемые для самых ярых борцов с «религиозной заразой», не отказывали себе в молитве и покаянии.
Вот с заблуждениями этой паствы и вёл непримиримую борьбу отец Михаил.
- Сестры мои,- взывал он во время проповеди,- магия и ведовство - это, конечно, великий грех, но грех, гораздо больший вы совершаете, клевеща на своих близких и обвиняя их во всяких мерзостях. Склоки, ссоры, драки - вот торжество лукавого! Одумайтесь, покайтесь и перестаньте злословить!
- А как же молоко?
- Крынки нужно чаще мыть и хорошенько прожаривать, и тогда не будет молоко киснуть!
Батюшка знал, о чём говорил! Его корова была одной из самых лучших в Фронске, и у попадьи никогда молоко не прокисало.
Но надо знать наших советских старушонок. Батюшку они, конечно, уважали, но не особо доверяли его словам. Понятно, что сатана священника боится, а им-то - простым смертным, что с такой напастью делать? И даже согнув виновато голову и постно поджав губы, они во время проповеди не забывали подозрительно коситься на соседок. Сатана силён, а ведьмы хитры и изворотливы!
И отец Михаил, замечая эти злобные переглядывания, только обреченно вздыхал, да усиленно молился за свою погрязшую в грехах паству.
Но сегодня ему пришлось испить полную чашу унижения от местных властей. Первый секретарь райкома долго извергал молнии и громы на смиренно внимающего напраслине служителя культа, и, пригрозив на последок закрытием храма, отпустил его восвояси.
Поп ушёл, и ему на смену на знаменитой красной дорожке выстроились следующие лица - директор семилетней школы в Оторвановке, зав.библиотекой, секретарь комсомольской ячейки колхоза «Серп и молот» (там работали в основном оторвановцы) и, конечно же, глава местного общества «Знание».
- Садитесь, товарищи! Тема нашего сегодняшнего заседания,- торжественно объявил собравшимся Пётр Карпович,- «О проведении научно-атеистической пропаганды среди населения Оторвановки». Предрассудки настолько затмили разум людей, что мы обязаны вмешаться и навестить в этом деле порядок. Ваши предложения, товарищи?
Разговаривали долго и, в конце концов, личная секретарша Петра Карповича Людочка записала в протоколе: «Постановили: вести систематическую атеистическую пропаганду среди жителей Оторвановки со всей коммунистической настойчивостью и методом убеждения; бросить все имеющиеся силы на проведение терпеливого разъяснения и индивидуального подхода к каждому верующему человеку; усилить идейную борьбу с предрассудками, путем чтения лекций населению, с привлечением учителей школ, библиотекарей, работников культпросвета и общества «Знание»; заказать в областном кинопрокате фильмы, разоблачающие служителей культа, как мракобесов и обманщиков…», и т. д., и т. п.
Коммунистов начала 50-х годов можно было упрекнуть, в чём угодно, но только не в формальном подходе к решениям райкома партии, поэтому уже на следующий день на жителей Оторвановки обрушилась вся мощь советской идеологической машины районного масштаба.
Сначала всех взрослых жителей созвали в местный клуб, где им показали фильм Калатозова «Заговор обреченных», а потом лектор - субтильный мужичок в очках из общества «Знание» долго и нудно вещал, что никаких ведьм не существует, потому что Бога нет, и вообще ничего сверхъестественного нет.
- Химию надо учить и физику, тогда вы поймете, что все чудеса - это шарлатанство и невежество!
Потом по дворам пошли учителя местной семилетки. Они заходили в каждый дом, и, усевшись на табурет у порога, эти дамы от образования доходчиво и четко выговаривая слова поясняли, что ведьм и колдунов не бывает.
За ними следовали груженые книгами по научному атеизму библиотекари. Женщины совали всем подряд отпечатанные в местной типографии «Памятки безбожникам», в которых под порядковыми номерами перечислялись доказательства тезиса - «Бога нет!»
В десятилетней школе прошли открытые комсомольские собрания, куда пригласили и пионеров из пионерской дружины, чтобы привлечь их к решению единственной проблемы - «антирелигиозному просвещению».
- Каждый пионер или комсомолец должен взять шефство над отдельно взятой старушкой, которая поповской глупости верит, и разубедить её в существовании Бога… и ведьм!
- Давайте пройдем по домам и составим список таких несознательных гражданок!
Конечно, среди комсомольцев и пионеров Фронска были и те, чьи семьи жили в Оторвановке. И хотя они дружно кивали головами и выражали всем видом полное согласие с решением своих товарищей, в глубине души каждый из них сомневался хоть в какой-нибудь эффективности таких действий.
- С нашими бабками тяжело иметь дело, - лишь буркнул пятнадцатилетний Максим Авдеев,- тёмные они! Вцепились в суеверия, как клещи в собаку! А что им не по вкусу, так притворяются глухими!
- На то вы и комсомольцы, а комсомол легких дорог не выбирает!
Мальчишки и девчонки из Оторвановки шли домой после комсомольского собрания в подавленном молчании, и их можно было понять. Посторонние вряд ли осознавали всю сложность, поставленной перед ними задачи. Парадокс состоял в том, что среди жителей их улицы были и верующие, и не верующие, и последних вроде бы гораздо больше, чем первых, но… все до единого не сомневались в существовании ведьм. В том числе, сомнения втайне терзали и самих подростков! Только с одним маленьким дополнением - ведьмы, по их глубокому убеждению, должны быть красивыми и молодыми.
Особенно жаркие споры по этому вопросу разгорались между четырьмя приятелями - вышеупомянутым Максимом Авдеевым, Степаном Коломыйцевым, Иваном Степневым и Борькой Акимушкиным.
Друзья учились в девятом классе городской десятилетки и учились хорошо. Много читали, активно занимались общественной работой и были хорошими комсомольцами, но… когда вокруг тебя все только и твердят о выходках ведьм, как не задуматься о них?
- О ведьмах писал Гоголь! Но его панночка и утопленница были молодыми и красивыми! По крайней мере, среднего возраста, как Солоха! - рассуждал Борька,- а кто у нас в Оторвановке из красивых женщин самый подозрительный?
И приятели в три голоса ему ответили:
- Ядвига! Ядвига Самохвалова!
И приятели были по-своему правы.
Петька Самохвалов воевал в армии Буденного и привез жену из Польши. Юная, с трудом изъясняющаяся по-русски, она умерла родами, оставив Петьке в память о себе новорожденную дочку. Самохвалов немного покрутился в Фронске, да и уехал в Москву, оставив мать с внучкой на руках. Первое время он ещё высылал семье деньги, а потом сгинул где-то, оставив их на произвол судьбы.
Бабке с внучкой пришлось туго, но, тем не менее, им удалось выжить даже в голодные 30-е годы.
Со временем Ядвига вытянулась в редкостную красавицу - черноволосая и синеглазая, статная, с горделивой осанкой и соблазнительными формами. Когда она шла по улице, то головы всех мужчин сами по себе поворачивались ей вслед, да и женщины не упускали случая проводить дерзкую красавицу, каким-нибудь нелицеприятным эпитетом.
Женихи к ней сватались со всего околотка. Каждый вечер возле самохваловской хатёнки, вросшей по самые окна в землю, толпились поклонники. И нередко это сватовство заканчивалось потасовкой, порванными рубахами и выбитыми зубами. А что же Ядвига? Да ничего! Только смеялась, хотя и ходили смутные слухи, что кое-кому она ответила взаимностью, да только замуж наотрез отказалась выходить. Но отвергнутые женихи то же не долго томились от безответной любви, и в кратчайшие сроки находили себе девушек по сердцу. Так что никаких разбитых сердец, и прочих драм.
Дольше всех, наверное, продержался в женихах Митяй Горохов - киномеханик из клуба. Парень красивый и языкастый, он то и дело привозил из районного кинопроката фильм «Весёлые ребята», потому что кто-то ему сказал, что Ядвиге нравится Любовь Орлова в паре с Леонидом Утёсовым.
Оторвановцы хорошо относились и к Любови Орловой, и к Леониду Утёсову, и к «Весёлым ребятам» в частности, но после того, как им десять раз подряд показали историю любви домработницы и помешанного на музыке пастуха, зароптали, мол, кино и другим бывает.
Горохов, скрипя зубами, привёз «Петра Первого» и в тот же день получил от ворот поворот.
Работала Ядвига буфетчицей в станционном ресторане, и хотя им с бабкой огород отрезали почти по порог ( так поступали со всеми, кто выходил из колхоза), жили они вполне сыто. Да и одевалась Самохвалова лучше всех в Оторвановке. У неё первой появилась шёлковая косынка с красными и черными закорючками, прозрачная кофточка, и досужие соседки разглядели через забор, сохнувшую на веревке нарядную кружевную комбинацию.
А ещё Ядвига красила яркой помадой губы и пользовалась дорогущими духами «Красная Москва».
- Гулящая! - был единодушный вердикт жителей улицы Сталина,- это она с командировочными шуры-муры крутит, да вещами у них берёт!
Вот об этой скандальной особе и разговаривали четверо приятелей, сидя на возвышающемся над Оторвановкой холме.
- Если ведьмы и есть, то это сто процентов - Ядвига! Живёт, как хочет, на всех плевала, мужа и детей у неё нет! Да и странная она какая-то…, всё время улыбается, а глаза такие - как будто никого не видит! - рассуждал Максим.
- Ядвига портит бабкам молоко? - моментально усомнился Стёпка,- с чего бы это? Да она их в упор не замечает!
- Может, из вредности?
- Да не вредная она вовсе! Наоборот, добрая и веселая! Всё время напевает, как в том фильме «Веселые ребята» - «Тюх-тюх, разгорелся наш утюг!»
Борьке можно было верить - он жил по соседству с Ядвигой и видел её каждый день.
- Да и вообще - вот представь себе! Ты могущественный колдун! Можешь и бурю поднять, и летать, и дождь вызвать!
- Ну, представил! И что дальше?
- А то! Будешь ли ты вместо этого, молоко у бабок сквашивать? Или по крыше в валенках столетнего деда топтаться? Зачем? Где смысл?
Подростки тяжело вздохнули - они хорошо помнили утро того дня, когда тетка Матрена Харченко бежала по огороду, перепрыгивая через грядки, когда узрела валенки своего прадеда на крыше бабки Мани. И все соседки, вышедшие на рассвете, чтобы ещё до работы в колхозе прополоть грядки, видели, как сверкают на солнце красные калоши этих непоседливых ветеранов валяльного производства.
- Во всём должна быть логика!- уныло согласился отличник Максимка,- мы живём в мире причинно-следственных связей. Поэтому нет никаких ведьм, есть неизвестные ещё ученым явления природы!
Но как не ломали головы друзья, разгадать эту головоломку они не смогли, и печально побрели домой.
Августовские сумерки уже окутали домишки Оторвановки, и то там, то здесь в окошках затеплились огоньки керосинок. Откуда-то тянуло вкусным запахом пареных кукурузных початков, готовящихся в чьей-то летней стряпке, и проголодавшиеся подростки поспешили домой - ужинать.
А вот Ваньке Степневу не повезло. Не успел он перешагнуть порог дома, как мать, в спешке воткнув ему кусок хлеба с солью, погнала его разыскивать, где-то заплутавшую козу.
- Пришла на луг, а на колышке только кусок веревки остался - сорвалась анчутка! Позвала, позвала, да домой побежала, надо было Красавку из стада встречать! Отец на смене, Машка с Пашкой ещё маловаты по ночам шастать, так что беги, ищи!
Ещё та радость - бродить в темноте по кущам, и звать заполошную козу, но, в конце концов, Ванька всё-таки нашел беглянку. Та забралась на дерево, когда обрывок веревки захлестнулся вокруг сука, и с дуру спрыгнула вниз, да так и осталась стоять на задних копытах.
Ванька с перепугу, забыв про комсомольский устав, неумело перекрестился, завидев прямо перед собой этакого монстра. Но тут рогатое чудище жалобно заблеяло, и парнишка с облегчением узнал свою пропажу.
Пока он с великим трудом дотащил упирающуюся козу до сараюшки, загнал в загон и налил, беспрестанно мекающей беглянке воды, ночь уже перевалила за вторую половину.
Луна светила так, словно забыла, что она не солнце. Ночь выдалась безветренной и душной, и где-то у реки совсем по-весеннему расквакались лягушки.
«Пойду выкупаюсь! Весь взопрел, пока за козой гонялся!» - подумал Ванька и направился к Фроне.
Речка протекала сразу же за огородом - надо было только пересечь небольшой, поросший осокой луг. Извилистая тропинка выводила в небольшую заводь, укрытую от посторонних глаз зарослями камыша.
Дно здесь было песчаное, ровное. Ближе к противоположному берегу устилали листьям дремотную гладь воды заросли лилий и кувшинок, и местные женщины очень любили тут купаться и полоскать белье.
Но в такой час, понятно, купальня должна быть пуста, и Ванька уверенно направился к заводи.
При подходе к Фроне крики лягушек становились всё громче и громче, и вскоре, рассеянно прислушивающийся к ним изумленный подросток уловил знакомый мотивчик.
В оцепенении остановившись, он озадаченно напряг слух, сначала решив, что ему просто померещилось. Но нет! Заполошные лягушки бойко и уверенно выквакивали: «Тюх-тюх, разгорелся наш утюг!»
Ванька нервно протер глаза и больно ущипнул себя за руку - пение не прекратилось! И тогда он тихо, стараясь идти на цыпочках, чтобы не спугнуть лягушек, приблизился к заводи.
Осторожно высунув нос из-за зарослей камыша, паренек глянул на берег Фрони и пораженно замер.
Но не сидящие тремя рядами на песочке и орущие песню лягушки заставили Ваньку затаить дыхание, а открывшаяся перед его взором невероятная картина.
Залитая луной Фроня искрилась словно лента из расплавленного серебра, и лишь широкие листья кувшинок темными отметинами выделялись на ослепляющей глаза глади. И вот по этим листьям и прыгала, танцующаяся под незатейливый мотивчик Ядвига.
Её черные волосы волной падали на лопатки, а тело прикрывала только лишь низко вырезная рубашка.
« Наверное, та самая комбинация, о которой столько говорят соседки!» - заторможено подумал Ванька.
Ядвига плясала на листьях, выделывая те же коленца, что и Любовь Орлова в столь любимом ею фильме, но вода под её ногами не разбрызгивалась, даже когда она притоптывала, выбивая чечётку. И при этом женщина игриво смеялась и напевала, явно к кому-то обращаясь: «… всё равно ты будешь мой и никуда не денешься…».
Ванька остолбенел и, изумленно раскрыв рот, наблюдал за игрищами ведьмы, но вскоре сообразил, что танцует Ядвига не одна.
Её таинственный партнёр не столько был виден, сколько ощущался - как-то не так серебрился воздух, что-то такое прозрачное мерещилось на фоне камышей - тень не тень, непонятно что! И только потом до него дошло - вода! Ядвига танцевала с водяным!
Не тем водяным, про которого рассказывали старухи в страшных сказках - окутанным тиной и безобразным, как утопленник. Нет! Этот был прозрачный, юркий, смешливый и галантный, судя по тому, как млела и заигрывала с ним Ядвига.
А лягушки вдруг так заорали своё «тюх-тюх», что у Ваньки заломило в ушах и он, в страхе обхватив руками голову, мучительно зажмурился.
Надо сказать, что батюшкину паству составляли в основном пожилые женщины, потому что остальные верующие боялись посещать храм. В ту эпоху можно было и работы лишиться, и на крупные неприятности нарваться, просто перекрестив лоб. Зато старушки, зная, что вскоре попадут в места, недосягаемые для самых ярых борцов с «религиозной заразой», не отказывали себе в молитве и покаянии.
Вот с заблуждениями этой паствы и вёл непримиримую борьбу отец Михаил.
- Сестры мои,- взывал он во время проповеди,- магия и ведовство - это, конечно, великий грех, но грех, гораздо больший вы совершаете, клевеща на своих близких и обвиняя их во всяких мерзостях. Склоки, ссоры, драки - вот торжество лукавого! Одумайтесь, покайтесь и перестаньте злословить!
- А как же молоко?
- Крынки нужно чаще мыть и хорошенько прожаривать, и тогда не будет молоко киснуть!
Батюшка знал, о чём говорил! Его корова была одной из самых лучших в Фронске, и у попадьи никогда молоко не прокисало.
Но надо знать наших советских старушонок. Батюшку они, конечно, уважали, но не особо доверяли его словам. Понятно, что сатана священника боится, а им-то - простым смертным, что с такой напастью делать? И даже согнув виновато голову и постно поджав губы, они во время проповеди не забывали подозрительно коситься на соседок. Сатана силён, а ведьмы хитры и изворотливы!
И отец Михаил, замечая эти злобные переглядывания, только обреченно вздыхал, да усиленно молился за свою погрязшую в грехах паству.
Но сегодня ему пришлось испить полную чашу унижения от местных властей. Первый секретарь райкома долго извергал молнии и громы на смиренно внимающего напраслине служителя культа, и, пригрозив на последок закрытием храма, отпустил его восвояси.
Поп ушёл, и ему на смену на знаменитой красной дорожке выстроились следующие лица - директор семилетней школы в Оторвановке, зав.библиотекой, секретарь комсомольской ячейки колхоза «Серп и молот» (там работали в основном оторвановцы) и, конечно же, глава местного общества «Знание».
- Садитесь, товарищи! Тема нашего сегодняшнего заседания,- торжественно объявил собравшимся Пётр Карпович,- «О проведении научно-атеистической пропаганды среди населения Оторвановки». Предрассудки настолько затмили разум людей, что мы обязаны вмешаться и навестить в этом деле порядок. Ваши предложения, товарищи?
Разговаривали долго и, в конце концов, личная секретарша Петра Карповича Людочка записала в протоколе: «Постановили: вести систематическую атеистическую пропаганду среди жителей Оторвановки со всей коммунистической настойчивостью и методом убеждения; бросить все имеющиеся силы на проведение терпеливого разъяснения и индивидуального подхода к каждому верующему человеку; усилить идейную борьбу с предрассудками, путем чтения лекций населению, с привлечением учителей школ, библиотекарей, работников культпросвета и общества «Знание»; заказать в областном кинопрокате фильмы, разоблачающие служителей культа, как мракобесов и обманщиков…», и т. д., и т. п.
Коммунистов начала 50-х годов можно было упрекнуть, в чём угодно, но только не в формальном подходе к решениям райкома партии, поэтому уже на следующий день на жителей Оторвановки обрушилась вся мощь советской идеологической машины районного масштаба.
Сначала всех взрослых жителей созвали в местный клуб, где им показали фильм Калатозова «Заговор обреченных», а потом лектор - субтильный мужичок в очках из общества «Знание» долго и нудно вещал, что никаких ведьм не существует, потому что Бога нет, и вообще ничего сверхъестественного нет.
- Химию надо учить и физику, тогда вы поймете, что все чудеса - это шарлатанство и невежество!
Потом по дворам пошли учителя местной семилетки. Они заходили в каждый дом, и, усевшись на табурет у порога, эти дамы от образования доходчиво и четко выговаривая слова поясняли, что ведьм и колдунов не бывает.
За ними следовали груженые книгами по научному атеизму библиотекари. Женщины совали всем подряд отпечатанные в местной типографии «Памятки безбожникам», в которых под порядковыми номерами перечислялись доказательства тезиса - «Бога нет!»
В десятилетней школе прошли открытые комсомольские собрания, куда пригласили и пионеров из пионерской дружины, чтобы привлечь их к решению единственной проблемы - «антирелигиозному просвещению».
- Каждый пионер или комсомолец должен взять шефство над отдельно взятой старушкой, которая поповской глупости верит, и разубедить её в существовании Бога… и ведьм!
- Давайте пройдем по домам и составим список таких несознательных гражданок!
Конечно, среди комсомольцев и пионеров Фронска были и те, чьи семьи жили в Оторвановке. И хотя они дружно кивали головами и выражали всем видом полное согласие с решением своих товарищей, в глубине души каждый из них сомневался хоть в какой-нибудь эффективности таких действий.
- С нашими бабками тяжело иметь дело, - лишь буркнул пятнадцатилетний Максим Авдеев,- тёмные они! Вцепились в суеверия, как клещи в собаку! А что им не по вкусу, так притворяются глухими!
- На то вы и комсомольцы, а комсомол легких дорог не выбирает!
Мальчишки и девчонки из Оторвановки шли домой после комсомольского собрания в подавленном молчании, и их можно было понять. Посторонние вряд ли осознавали всю сложность, поставленной перед ними задачи. Парадокс состоял в том, что среди жителей их улицы были и верующие, и не верующие, и последних вроде бы гораздо больше, чем первых, но… все до единого не сомневались в существовании ведьм. В том числе, сомнения втайне терзали и самих подростков! Только с одним маленьким дополнением - ведьмы, по их глубокому убеждению, должны быть красивыми и молодыми.
Особенно жаркие споры по этому вопросу разгорались между четырьмя приятелями - вышеупомянутым Максимом Авдеевым, Степаном Коломыйцевым, Иваном Степневым и Борькой Акимушкиным.
Друзья учились в девятом классе городской десятилетки и учились хорошо. Много читали, активно занимались общественной работой и были хорошими комсомольцами, но… когда вокруг тебя все только и твердят о выходках ведьм, как не задуматься о них?
- О ведьмах писал Гоголь! Но его панночка и утопленница были молодыми и красивыми! По крайней мере, среднего возраста, как Солоха! - рассуждал Борька,- а кто у нас в Оторвановке из красивых женщин самый подозрительный?
И приятели в три голоса ему ответили:
- Ядвига! Ядвига Самохвалова!
И приятели были по-своему правы.
Петька Самохвалов воевал в армии Буденного и привез жену из Польши. Юная, с трудом изъясняющаяся по-русски, она умерла родами, оставив Петьке в память о себе новорожденную дочку. Самохвалов немного покрутился в Фронске, да и уехал в Москву, оставив мать с внучкой на руках. Первое время он ещё высылал семье деньги, а потом сгинул где-то, оставив их на произвол судьбы.
Бабке с внучкой пришлось туго, но, тем не менее, им удалось выжить даже в голодные 30-е годы.
Со временем Ядвига вытянулась в редкостную красавицу - черноволосая и синеглазая, статная, с горделивой осанкой и соблазнительными формами. Когда она шла по улице, то головы всех мужчин сами по себе поворачивались ей вслед, да и женщины не упускали случая проводить дерзкую красавицу, каким-нибудь нелицеприятным эпитетом.
Женихи к ней сватались со всего околотка. Каждый вечер возле самохваловской хатёнки, вросшей по самые окна в землю, толпились поклонники. И нередко это сватовство заканчивалось потасовкой, порванными рубахами и выбитыми зубами. А что же Ядвига? Да ничего! Только смеялась, хотя и ходили смутные слухи, что кое-кому она ответила взаимностью, да только замуж наотрез отказалась выходить. Но отвергнутые женихи то же не долго томились от безответной любви, и в кратчайшие сроки находили себе девушек по сердцу. Так что никаких разбитых сердец, и прочих драм.
Дольше всех, наверное, продержался в женихах Митяй Горохов - киномеханик из клуба. Парень красивый и языкастый, он то и дело привозил из районного кинопроката фильм «Весёлые ребята», потому что кто-то ему сказал, что Ядвиге нравится Любовь Орлова в паре с Леонидом Утёсовым.
Оторвановцы хорошо относились и к Любови Орловой, и к Леониду Утёсову, и к «Весёлым ребятам» в частности, но после того, как им десять раз подряд показали историю любви домработницы и помешанного на музыке пастуха, зароптали, мол, кино и другим бывает.
Горохов, скрипя зубами, привёз «Петра Первого» и в тот же день получил от ворот поворот.
Работала Ядвига буфетчицей в станционном ресторане, и хотя им с бабкой огород отрезали почти по порог ( так поступали со всеми, кто выходил из колхоза), жили они вполне сыто. Да и одевалась Самохвалова лучше всех в Оторвановке. У неё первой появилась шёлковая косынка с красными и черными закорючками, прозрачная кофточка, и досужие соседки разглядели через забор, сохнувшую на веревке нарядную кружевную комбинацию.
А ещё Ядвига красила яркой помадой губы и пользовалась дорогущими духами «Красная Москва».
- Гулящая! - был единодушный вердикт жителей улицы Сталина,- это она с командировочными шуры-муры крутит, да вещами у них берёт!
Вот об этой скандальной особе и разговаривали четверо приятелей, сидя на возвышающемся над Оторвановкой холме.
- Если ведьмы и есть, то это сто процентов - Ядвига! Живёт, как хочет, на всех плевала, мужа и детей у неё нет! Да и странная она какая-то…, всё время улыбается, а глаза такие - как будто никого не видит! - рассуждал Максим.
- Ядвига портит бабкам молоко? - моментально усомнился Стёпка,- с чего бы это? Да она их в упор не замечает!
- Может, из вредности?
- Да не вредная она вовсе! Наоборот, добрая и веселая! Всё время напевает, как в том фильме «Веселые ребята» - «Тюх-тюх, разгорелся наш утюг!»
Борьке можно было верить - он жил по соседству с Ядвигой и видел её каждый день.
- Да и вообще - вот представь себе! Ты могущественный колдун! Можешь и бурю поднять, и летать, и дождь вызвать!
- Ну, представил! И что дальше?
- А то! Будешь ли ты вместо этого, молоко у бабок сквашивать? Или по крыше в валенках столетнего деда топтаться? Зачем? Где смысл?
Подростки тяжело вздохнули - они хорошо помнили утро того дня, когда тетка Матрена Харченко бежала по огороду, перепрыгивая через грядки, когда узрела валенки своего прадеда на крыше бабки Мани. И все соседки, вышедшие на рассвете, чтобы ещё до работы в колхозе прополоть грядки, видели, как сверкают на солнце красные калоши этих непоседливых ветеранов валяльного производства.
- Во всём должна быть логика!- уныло согласился отличник Максимка,- мы живём в мире причинно-следственных связей. Поэтому нет никаких ведьм, есть неизвестные ещё ученым явления природы!
Но как не ломали головы друзья, разгадать эту головоломку они не смогли, и печально побрели домой.
Августовские сумерки уже окутали домишки Оторвановки, и то там, то здесь в окошках затеплились огоньки керосинок. Откуда-то тянуло вкусным запахом пареных кукурузных початков, готовящихся в чьей-то летней стряпке, и проголодавшиеся подростки поспешили домой - ужинать.
А вот Ваньке Степневу не повезло. Не успел он перешагнуть порог дома, как мать, в спешке воткнув ему кусок хлеба с солью, погнала его разыскивать, где-то заплутавшую козу.
- Пришла на луг, а на колышке только кусок веревки остался - сорвалась анчутка! Позвала, позвала, да домой побежала, надо было Красавку из стада встречать! Отец на смене, Машка с Пашкой ещё маловаты по ночам шастать, так что беги, ищи!
Ещё та радость - бродить в темноте по кущам, и звать заполошную козу, но, в конце концов, Ванька всё-таки нашел беглянку. Та забралась на дерево, когда обрывок веревки захлестнулся вокруг сука, и с дуру спрыгнула вниз, да так и осталась стоять на задних копытах.
Ванька с перепугу, забыв про комсомольский устав, неумело перекрестился, завидев прямо перед собой этакого монстра. Но тут рогатое чудище жалобно заблеяло, и парнишка с облегчением узнал свою пропажу.
Пока он с великим трудом дотащил упирающуюся козу до сараюшки, загнал в загон и налил, беспрестанно мекающей беглянке воды, ночь уже перевалила за вторую половину.
Луна светила так, словно забыла, что она не солнце. Ночь выдалась безветренной и душной, и где-то у реки совсем по-весеннему расквакались лягушки.
«Пойду выкупаюсь! Весь взопрел, пока за козой гонялся!» - подумал Ванька и направился к Фроне.
Речка протекала сразу же за огородом - надо было только пересечь небольшой, поросший осокой луг. Извилистая тропинка выводила в небольшую заводь, укрытую от посторонних глаз зарослями камыша.
Дно здесь было песчаное, ровное. Ближе к противоположному берегу устилали листьям дремотную гладь воды заросли лилий и кувшинок, и местные женщины очень любили тут купаться и полоскать белье.
Но в такой час, понятно, купальня должна быть пуста, и Ванька уверенно направился к заводи.
При подходе к Фроне крики лягушек становились всё громче и громче, и вскоре, рассеянно прислушивающийся к ним изумленный подросток уловил знакомый мотивчик.
В оцепенении остановившись, он озадаченно напряг слух, сначала решив, что ему просто померещилось. Но нет! Заполошные лягушки бойко и уверенно выквакивали: «Тюх-тюх, разгорелся наш утюг!»
Ванька нервно протер глаза и больно ущипнул себя за руку - пение не прекратилось! И тогда он тихо, стараясь идти на цыпочках, чтобы не спугнуть лягушек, приблизился к заводи.
Осторожно высунув нос из-за зарослей камыша, паренек глянул на берег Фрони и пораженно замер.
Но не сидящие тремя рядами на песочке и орущие песню лягушки заставили Ваньку затаить дыхание, а открывшаяся перед его взором невероятная картина.
Залитая луной Фроня искрилась словно лента из расплавленного серебра, и лишь широкие листья кувшинок темными отметинами выделялись на ослепляющей глаза глади. И вот по этим листьям и прыгала, танцующаяся под незатейливый мотивчик Ядвига.
Её черные волосы волной падали на лопатки, а тело прикрывала только лишь низко вырезная рубашка.
« Наверное, та самая комбинация, о которой столько говорят соседки!» - заторможено подумал Ванька.
Ядвига плясала на листьях, выделывая те же коленца, что и Любовь Орлова в столь любимом ею фильме, но вода под её ногами не разбрызгивалась, даже когда она притоптывала, выбивая чечётку. И при этом женщина игриво смеялась и напевала, явно к кому-то обращаясь: «… всё равно ты будешь мой и никуда не денешься…».
Ванька остолбенел и, изумленно раскрыв рот, наблюдал за игрищами ведьмы, но вскоре сообразил, что танцует Ядвига не одна.
Её таинственный партнёр не столько был виден, сколько ощущался - как-то не так серебрился воздух, что-то такое прозрачное мерещилось на фоне камышей - тень не тень, непонятно что! И только потом до него дошло - вода! Ядвига танцевала с водяным!
Не тем водяным, про которого рассказывали старухи в страшных сказках - окутанным тиной и безобразным, как утопленник. Нет! Этот был прозрачный, юркий, смешливый и галантный, судя по тому, как млела и заигрывала с ним Ядвига.
А лягушки вдруг так заорали своё «тюх-тюх», что у Ваньки заломило в ушах и он, в страхе обхватив руками голову, мучительно зажмурился.
