Кто бы ни был человек, укравший кошелёк у буфетчицы пивной "Зелёный приют", отваги ему было не занимать. По крайней мере, участковый Саженин Виктор Павлович проникся к неизвестному вору неподобающим его должности восхищением.
        - Украли... всё как есть украли... ни копеечки даже на хлеб не оставили, - пробасила пострадавшая, шумно сморкаясь в носовой платок. - Бедная я, горемычная...
        Буфетчица Зинаида Крохина появилась в местном РОВД в шестом часу пополудни, когда участковый уже закрывал кабинет на ключ.
        Ругнувшись про себя, Виктор Павлович отказался от мысли поспеть домой к началу футбольного матча.
        День и так-то выдался хлопотливым: сначала разбирал жалобу гражданки Авдотьевой на Клюева Виктора. Женщина обвиняла соседа в краже огурцов с её грядки. Виктор же в оправдание говорил, что огурцы у тетки Марьи ворует её собственный кот, дико любящий зеленцы.
        - Но ведь жопки-то, жопки должны были остаться, - кричала разгоряченная женщина. - Это ты их воруешь, чтобы с дружками водку закусывать, а на Мурзика напраслину гонишь!
        - Да, этот троглодит вместе с жопками их трескает, - огрызался Виктор, - да ещё урчит. Сам видел.
        - Что ты там видел? Свой ... видел, а не Мурзика! Не будет он жопки жрать - они горькие и колючие.
        - Гражданка Авдотьева, следите за языком, - грозно призвал её к порядку участковый, утомившись слушать про огурцы и их "жопки".
        Покричав ещё с четверть часа, соседи удалились.
        Им на смену пришла учительница Ермолова.
        - Хочу обратить ваше внимание на Савелия Ртищева, - нервно сжала руки Ирина Ивановна, - вчера этот, несомненно, ненормальный человек слушал громкую музыку до двенадцати часов ночи. А у меня мама больная, у неё давление. Прошу принять меры.
        - Сами-то не пробовали с ним поговорить?
        - С тех пор, как я его сыну в восьмом классе четверку по пению поставила, Савелий со мной не здоровается. Зато каждый раз при встрече кричит, что мое пианино - отстой и фуфло, и он всем покажет, какую музыку нужно любить. Но, знаете, после того, как сорок раз подряд прослушаешь "Птицу счастья завтрашнего дня", о любви даже к классической музыке уже говорить не приходится.
        - Хорошо, я разберусь.
        И так целый день. А теперь вот ещё у Зинаиды какой-то отчаявшийся смертник украл деньги.
        - Присаживайтесь, гражданка Крохина, - предложил он, с опаской наблюдая, как женщина пристраивается на жалобно заскрипевшем стуле.
        Зинаида не соответствовала своей фамилии, будучи давно перевалившей за центнер мощной бабищей с вечно обиженным выражением откровенно некрасивого лица. К тому же женщина обладала низким басом, в минуты гнева настолько напоминающим рёв коровы, что иные люди пугались.
        Такую женщину легко было представить катающей вагонетку или кладущей шпалы, а не за прилавком небольшой пивной. Однако, несмотря на трещавший по швам на солидных формах белый халат, Зинаида ловко маневрировала между столиками, управлялась с пивным насосом и ни разу не разбила ни одной кружки или тарелки.
        Жалоб на неё было не счесть. Ладно бы только пиво разбавляла, недоливала и обсчитывала подвыпивших мужиков (на это Виктор Павлович особого внимания не обращал), но Зинаида за бесценок скупала вещи, которые тащили из собственных домов пропойцы, чтобы опохмелиться.
        В эпоху тотального дефицита в ход шло абсолютно всё: отрезы ткани, кофточки, обувь, хрусталь, продукты. Причем, если Зинаида что-то прибирала к рукам, то вещи пропадали навсегда, как бы потом ни скандалили с ней пострадавшие женщины.
        Знающие люди рассказывали, что муж Зинаиды сразу же отвозил добычу на мотоцикле в соседний городок к сестре, которая торговала на местной барахолке.
        Игорёк (так звали его знакомые мужики) в противоположность жене был плюгавеньким мужичонкой, которым постоянно помыкала грозная половина.
        Правда, бывало, что и у него от такой жизни срывало крышу - он напивался.
        Что делал пьяный Игорек со второй половиной - неизвестно, но вскоре из дома разносился знакомый низкий рев:
        - Ой, люди добрые, спасите! Ведь насмерть убьет, ирод! Вызывайте милицию!
        На крыльцо на коленях выползала заплаканная Зинаида, и громко выла, стуча головой о деревянный настил.
        - Да лучше я сдохла бы, чем такую муку принимать! Зверь, истинный зверь! Хоть бы солдаты пришли - эту вражину фашистскую застрелили!
        "Вражина" осторожно высовывал нос из-за двери и тихонько уговаривал:
        - Зин, а Зин, ну ты чего... пойдем в дом-то!
        Но его супруга ещё долго не хотела униматься, осыпая его всевозможными проклятиями и требуя, чтобы на её защиту прислали части регулярной армии. Наверное, поэтому и пил Игорёк крайне редко.
        Сколько нервов себе потрепал Виктор Павлович, общаясь с этой курьезной парочкой, знала только жена, вынужденная каждый раз после общения мужа с буфетчицей поить его сердечными каплями.
        Зинаида отличалась запредельной наглостью - даже глядя в глаза раскаявшимся в кражах мужикам, с обидой утверждала, что они ничего ей не приносили, а пропили вещи в другом месте.
        Виктор Павлович и напрямую, и через начальство не раз просил перевести Зинаиду в какую-нибудь другую торговую точку - пусть газировкой или квасом торгует, а то и молоком. Но директор райпотребсоюза оставался глух к мольбам участкового.
        У него были свои причины удерживать Крохину в "Зеленом приюте". Во-первых, пивная всё время перевыполняла план. Во-вторых, завсегдатаи этой пивной вежливостью могли сравниться разве что с воспитанницами института благородных девиц - Зинаида не терпела ни мата, ни пьяных выходок. Едва кто-то показывал гонор, его тотчас выбрасывали из заведения могучей рукой, и он утыкался носом в чахлый газончик. В-третьих, злые языки утверждали, что один из постоянно выращиваемых Крохиными поросят в виде мясной вырезки исчезал в холодильнике начальства.
        И вот эта нахальная баба принялась жаловаться на свою горькую судьбу прекрасно знавшему её участковому:
        - Я ведь всё для людей делаю, а они-то за простоту мою так обидели. От воров честным людям проходу нет!
        Виктор Павлович терпеливо выслушал её стенания, а потом пододвинул лист бумаги:
        - Пишите заявление.
        - А что писать? - насторожилась Зинаида.
        - Всё: сколько было денег, где вы их хранили, в какой момент обнаружили пропажу. Может, вы догадываетесь, кто вор?
        - Тогда зачем бы я к вам пришла? - презрительно фыркнула буфетчица. - Вы мне, главное, кошелёк найдите - такой из белой клеенки с синими цветочками. На кнопочку закрывается.
        Судя по описанию, красная цена тому кошельку была копеек сорок.
        Виктор Павлович кивнул на дверь.
        - Можете идти. Милиция настолько мелкими кражами не занимается. Да и вряд ли какой-нибудь вор на такую др... мелочь позарился. Пошарьте, как следует в сумке, может, за подкладку завалился.
        Но Зинаида не сдвинулась с места - грозно раздувая ноздри, она так смотрела на Виктора Павловича, что тот счел нужным предупредить:
        - Нападение на участкового при исполнении служебных обязанностей - от трех до пяти лет колонии строгого режима.
        - Я жаловаться буду!
        - Угу! Пятая дверь налево - начальник РОВД. Там и табличка висит - не заблудитесь.
        Зинаида перестала сопеть и деловито пояснила:
        - Если кошелек найдете, я с вором сама разберусь.
        - Да кто бы сомневался? А нам потом отвечать, почему не предотвратили преступление. Так что... - и он вновь пододвинул ей бумагу. - Пишите всё, в том числе и сколько денег было в кошельке.
        Надо было видеть, с какой неохотой буфетчица писала заявление.
        - Вот!
        Виктор Павлович с трудом разбирал каракули Зинаиды - если считала она молниеносно, то в чистописании была явно не сильна. Тем не менее, ему сразу же бросилась в глаза сумма пропажи - 60 рублей. Участковый даже очки к глазам приложил, подумав, что зрение подводит.
        - Это зачем же вам, гражданка Крохина, в будний день такая сумма понадобилась?
        Его удивление было объяснимо: оклад буфетчицы составлял 80 рублей. Да, Зинаида работала хорошо и всегда выполняла план, но даже в самые удачные месяцы (в летнюю жару или во время майских праздников) премия не превышала 10 рублей. Понятно, что Зинаида не могла получить 60 рублей ни авансом, ни зарплатой - речь шла о сбережениях.
        - И что же вы собирались на них купить?
        - Да вот... стол понадобился.
        Зинаида врала, и знала, что участковый это прекрасно понимает: за столом она поехала бы в выходной день с мужем, и деньги в таком случае не стала доверять клеенчатому нутру кошелька, а спрятала в лифчик. Да к тому же, все промтоварные магазины в их городке работали до пяти часов вечера, а сейчас шёл уже шестой час.
        Вопрос, зачем понадобились Зинаиде деньги, заинтересовал участкового даже больше, чем сама пропажа. Дело в том, что за все вынесенные из дома алкашами вещи, буфетчица расплачивалась исключительно пивом. Что-либо продать ей за деньги было делом безнадежным. Зинаида, так и эдак рассматривая приглянувшуюся вещь, всегда находила какой-нибудь изъян - пятнышко или царапину. При этом она без устали жаловалась на безденежье и, окончательно заморочив голову человеку, всё равно умудрялась вместо денег всучить ему банку с пивом.
        А тут целых 60 рублей! Это вам не кто сожрал огуречные "жопки" выяснять.
        Закрыв кабинет, Виктор Павлович отправился на место преступления. На улице было душно, и он даже вспотел, едва поспевая за торопящейся на работу Зинаидой.
        Пивная находилась за воротами городского парка. В зале стояли семь высоких круглых столиков со столешницами из искусственного мрамора, вокруг которых и собирались любители пива. Работал "Зеленый приют" до девяти часов вечера, поэтому рабочий день Зинаиды был в самом разгаре.
        Помчавшись в милицию, буфетчица закрыла заведение, повесив табличку "Уехала на базу", но завсегдатаи покорно толпились у порога, не выказывая ни малейшего недовольства.
        Увидев участкового, они не удивились, и, стоило Зинаиде открыть дверь, сразу же устремились к облюбованным столикам.
        Виктор Павлович вдохнул специфический запах пивной, полюбовался на витрину с сушеной рыбой и тарелками с подозрительной колбасой, а потом приступил к своим непосредственным обязанностям.
        - Где находился кошелёк?
        - Вот здесь - в кармашке лежал, - и Зинаида достала из-под прилавка большую хозяйственную сумку.
        - Осторожнее, не хватайтесь особо руками. Завтра криминалист чужие отпечатки пальцев поищет, - предупредил женщину участковый.
        Вообще-то, кое-что показалось Виктору Павловичу странным. Дело в том, что в "Зеленом приюте" была большая подсобка - там буфетчица переодевалась, мыла грязные пивные кружки, нарезала колбасу и хлеб для бутербродов.
        - Почему же вы не оставили сумку в подсобке, а вынесли в торговый зал?
        - Чтобы на виду всё время была - неужели непонятно? А сегодня пиво завезли: пока я с накладными разбиралась, мало ли кто в подсобку мог зайти?
        "Интересно, а под прилавком этот "кто-то" почему не смог бы сумку найти?"
        Участковый попытался достать сумку, перегнувшись через прилавок - не получилось. Значит, неизвестный вор действовал, когда буфетчица отлучалась из торгового зала.
        - И когда же вы обнаружили пропажу?
        Зинаида почему-то занервничала.
        - Я в сумку полезла, а кошелька-то нет.
        - А зачем полезли?
        - Ну... платок мне понадобился.
        Внезапно она разозлилась.
        - Что вы ко мне-то цепляетесь? Не сама же я у себя деньги украла?
        - А кто тогда в зале был?
        Зинаида пренебрежительно махнула рукой в сторону клиентов.
        - Да эти же - алкаши проклятые! Куда только милиция смотрит - почему тунеядцев в тюрьму не сажаете?
        "Алкаши" не обиделись, а лишь снисходительно рассмеялись.
        - Чего же ты, Зинуля, сук-то рубишь, на котором сидишь? - пошутил старик Николай Зевельцев. - Посадят нас - без работы останешься.
        - На мой век выпивох хватит, - огрызнулась буфетчица.
        Зинаида быстро переоделась в белый халат и, приколов к волосам вырезанную из бумаги корону, громко позвала. - Подходите!
        У прилавка собралась небольшая толпа. Участковый окинул цепким взглядом жаждущих пива мужиков, и заметил среди них пару человек, которые в прошлом не гнушались чужими кошельками.
        Он подошёл к спокойно ждущему, когда рассосется очередь, Мишане Пустовалову.
        Пожилой холостяк зарабатывал себе на пиво, играя в духовом оркестре на похоронах.
        - Ты здесь с утра? - спросил Виктор Павлович.
        Мишаня в далекой юности проучился год в культпросветучилище, поэтому считал себя интеллигентным человеком.
        - Допустим, но это не значит, что я деньги украл. У меня презумпция невиновности.
        - Да никто на неё и не покушается. Ничего подозрительного не заметил? Вижу здесь Бориса Угольникова. Он у прилавка не ошивался, когда буфетчица в подсобке была или пиво принимала?
        - Не-а... Они со Славкой Шустовым в мини-шахматы играли.
        - А Юрка Скобинцев? Неужели опять за старое принялся?
        - Да он только что пришёл: ни ухом, ни рылом про кражу.
        - Может...
        - Ой, Палыч, кончай жилы тянуть. Делать мне больше нечего, как за Зинкиным кошельком следить.
        Виктор Павлович тяжело вздохнул. Завсегдатаи "Зеленого приюта" использовали помещение пивной как своеобразный клуб: обсуждали газетные новости, играли в шахматы и шашки, коллекционеры менялись марками, а старый сапожник Зевельцев встречался с клиентами - собирал нуждавшуюся в ремонте обувь, и здесь же возвращал её заказчикам.
        Некоторые любители пива часами азартно стучали по столикам рыбой, но бывали и такие, кто просто заскакивал "промочить горло", а потом убегал по своим делам. Зинаида тоже на месте не стояла: собирала грязные кружки, мыла их, получала товар.
        И когда именно неизвестный вор совершил кражу, выяснить было трудно.
        - Ты, Палыч, у Музи лучше спроси... он сегодня загадочный какой-то - глазами по сторонам водит. Может, чего-нибудь и увидел? - всё-таки сжалился над участковым Мишаня.
        Мусин Геннадий был почитателем как пива, так и Эвтерпы. Смысл его мудреных виршей землякам был непонятен, но местное дарование уважали и любовно называли "Музей".
        Участковый подошёл к Музе без особой надежды на успех - все знали, насколько рассеян поэт.
        Вот и сейчас он что-то писал огрызком карандаша на клочке газеты, задумчиво косясь на пивную кружку.
        - Музя... Геннадий, у буфетчицы деньги пропали. Не видел кого-нибудь подозрительного у прилавка?
        - Я стихи сочинял, - рассеянно ответил Музя и, пошарив по карманам, вытащил комок исписанных бумажек.
        Сосредоточено покопавшись в них, он разгладил старую квитанцию, на обороте которой были накарябаны строчки:
        "Время мчится, как сумасшедший гонщик,
        Его велосипед скрипит, как трамвайный вагончик..."
        Виктор Павлович немного подумал, а потом недоверчиво спросил:
        - Хочешь сказать, что здесь был Толик Галкин?
        - Неужели? - удивился Музя, а потом ошалело закивал головой. - Точно! А я-то думаю, откуда у меня этот велосипедный скрип взялся? Всю строфу испортил...
        До неудавшейся строфы участковому дела не было, и он вновь вернулся за столик Мишани.
        Его удивление можно было понять. Толику Галкину нечего было делать в пивной. Мужик не только не пил и не курил, дай ему волю, он не ел бы, и не спал, потому что был доморощенным изобретателем.