окрепну»? Разве можно смериться с тем, что кого ты любишь больше нет? Нет, нельзя! Неужели Алек всю жизнь собирается держать меня на успокоительных, притупляющих любые чувства? Наверное, он думал, что так помогает мне, хотя на самом деле просто продлял мою агонию. Мне не становилось легче, ни на грамм, ни на секунду, ни на долю секунды! Как только действие лекарства проходило, мой мозг начинал лихорадочно искать новое избавление от находившего медленными волнами отчаяния. Я то снова возвращалась в детство, что вновь и вновь звала Влада. Не вслух, конечно, но где-то очень рядом моя душа кричала, срывая голос, и она звала Влада!
Если не считать мою двухнедельную кому и реабилитацию после нее, то в санатории я пробыла ровно два месяца. Все это время меня навещал Алек – то один, то в компании еще с кем-то из своей семьи, тогда я даже не пыталась запомнить их имена. По началу я еще старалась узнать, как оказалась в больнице, кто меня принес и почему я ничего не помню. Но ни на один вопрос я не получила точного ответа. Алек умело уходил от темы, а я, уже напичканная всевозможными успокоительными препаратами, быстро забывала то, что хотела узнать, а позже пропало даже всякое желание задавать какие-либо вопросы.
Лето подходило к концу, сквозь большое окно своей санаторной комнаты я видела, как день за днем могучие деревья все больше и больше пропитывались желтизной ранней осени. Ветерок был прохладным, но не сильным, с юга он приносил немного повлажневший воздух, который, как чудилось мне, пах морем. Я могла долго сидеть под сенью увядающих крон с закрытыми глазами и просто вдыхать полной грудью чистый воздух, который приятно прокатывался по легким. Мне ничего уже больше не хотелось, как всегда находиться здесь и ни о чем не думать. Но приехал Алек, и мы засобирались обратно в Бухарест. Вернее, он засобирался, мне же было все равно где жить, будто я уже давно и не жила.
И вот именно тогда я впервые узнала, что буду жить в доме Алека, в семье Гроссу. Я помню как входила в этот огромный коттедж, больше похожий на замок, как не хотела туда идти и все внутри меня сжималось от одной мысли, что мне придется жить в доме своего врага. Я чуть ли не на вкус чувствовала, как они все будут на меня смотреть, как будут смаковать свою победу. Мне чудилось, будто я добыча, за которую обещан большой выкуп. Мне чудилось, будто они палачи, а я преступник, которого наконец-то удалось поймать… Одним словом, внутри меня не было ничего, кроме ужаса – исполинского, дышащего ядовитым огнем. И вступая на порог, мне вдруг показалось, что кто-то следит за мной.
«Влад!» - мысленно позвала я, оглядываясь через плечо, но никто не ответил. Никого позади меня не было, только Алек, который шел следом, будто верный охранник. И от этого было еще больнее. Дверь за моей спиной закрывалась, и я понимала, что эта уже новая ступень, тот уровень, где мне нужно будет подстраиваться под другой уклад, под чужую семью, но, главное, носить в сердце никогда не затягивающуюся рану.
Я представляю, какой предстала перед семейством Гроссу. Сгорбленная, с затравленным взглядом и сжатыми в кулаки руками я, наверное, выглядела очень жалко. По-крайней мере мне кажется, что со стороны это казалось именно так.
Я помню, что в большой светлой гостиной с камином и длинным кожаным диваном были только «старички» и несколько из тех Искателей, что присутствовали на битве, но на этот раз рядом с ними сидели их жены. Они улыбались мне, приветствовали, но мне хотелось выть, выть, как волк, как собака, предчувствующая чью-то смерть. А потом появилась Ив, Ивлина Гроссу – дочь Алека и Миреллы, сестра Антона и Андрея. Ее каштановые волосы были распущены и пушились, словно облачко; в каре-зеленых глазах читалась искренняя радость, граничащая с каким-то истинно фанатическим счастьем. Почему-то именно тогда мне показалось, что она сможет мне помочь, покажет выход из этой темной комнаты, куда не проникал даже солнечный свет.
- Добро пожаловать, Катя! – выдохнула Ив, обнимая меня. – Меня зовут Ивлина. Я так рада, что ты здесь!
- Ив! – предупредительно одернул ее отец, но она, кажется, не обратила на него никакого внимания.
Ее глаза жадно рассматривали меня, а руки крепко держали мои плечи. Я не знаю, почему запомнила Ив так ярко. Возможно потому, что в тот момент ужас чудесным образом отступил и я безоговорочно поверила ей, сразу же поверила, даже не задумываясь о том, какой она человек.
Ив было шестнадцать – самый лучший возраст, на мой взгляд. Она была открытой и веселой, любознательной и довольно мудрой для своих лет, но в то же время до смешного наивной, казалось, ее восторгало все в этом мире. Я не знала, как ей удавалось сочетать в себе две этих черты, поэтому иногда мне казалось, что Ив просто играет на публику. Несмотря на большую разницу в возрасте, мы с ней очень сдружились и, часто, моим единственным обществом была именно Ивлина. Она единственная, кто смело расспрашивала меня о моих родителей, о том, как они умерли; расспрашивала о Владе. Если она и боялась причинить мне боль, то не показывала этого, а вела разговор легко, словно в моей жизни никогда не было трагедий. Ивлина не твердила мне о том, что ей до ужаса меня жалко, хотя искренне сочувствовала.
- Не представляю, что значит потерять родителей, - говорила она. – Ты очень сильная, раз нашла силы жить дальше.
Я лишь кивала, поджимая губы. Что я еще могла ответить? Наверное, смерть была бы для меня лучшим избавлением от всех бед, но мне никто не предоставил такого шанса. Так что мне оставалось только жить.
- Прости, что щиплю тебя за больное место, - однажды сказала Ив. – Но все эти вопросы необходимы мне, потому что я могу тебе помочь.
- И как же? – невесело усмехнулась я.
- Я могу унять твою тоску по родителям, - тихо ответила она, чуть наклонившись ко мне. – Знаешь как тоска по умершим губит живого человека? Вгоняет в могилу верным способом. Если ты позволишь мне помочь тебе,.. - она запнулась. – О, Катарина, мне так хочется помочь тебе! Больно чувствовать, как ты страдаешь!
- Ты чувствуешь? – не уверенно спросила я.
- Да. Я эмпат. Не очень сильный, но все-таки. – Она передернула плечами, и пододвинулась ко мне, продолжая все так же тихо: - Твое горе убьет тебя, поверь мне. Я чувствую, и гибну вместе с тобой. Не знаю, почему у нас такая связь, наверное судьба, а может что-то и посильнее…
- А что может быть сильнее судьбы? – перебила я.
- Магия. – В глазах Ив загорелся зеленый огонек. – Моя бабка, - Корина – очень сильная ведьма, ее дар перешел мне. Я многое умею, кое-что могу… Я готова помочь тебе, погасить это пламя боли в твоем сердце, в твоей душе.
Я смотрела на нее и не верила своим ушам. Ивлина – ведьма. Наверное, раньше бы я рассмеялась, но сейчас так отчаянно поверила в ее силу, что готова была принять любую магическую помощь. Один бог знает, как мне было плохо тогда!
Мы приступили к ритуалу немедленно. Ив принесла церковную свечу, пепельницу, коробок спичек и тонкую вязальную спицу. Пока она зажигала свечку, я, как завороженная, наблюдала за всеми приготовлениями, улавливая краем уха обрывки заклинания, которое произносила Ив. Она стала накаливать спицу в огне свечи, не отрываясь смотря в центр тонкого трепещущего пламени.
- Когда я закончу, - заговорила она, - ты не должна ни с кем говорить до завтрашнего утра. Уйду я тоже молча, так требует ритуал.
Я кивнула, подмечая, как вдруг сухо стала у меня в горле. Раньше я не сталкивалась с магией, и поэтому сейчас в душе возникал вполне объяснимый страх.
Нагретой в пламени свечи спицей, Ив дотрагивалась до моих глаз, лба, ушей и груди в области сердца, громко произнося слова заклинание. Потом она обошла меня со свечкой, приговаривая что-то на незнакомом мне языке, а когда все было кончено, молча ушла, забрав с собой все, что приносила для ритуала. Я долго сидела, тупо уставившись на дверь. Сердце колотилось как бешенное, но в тоже время я начинала ощущать легкое разочарование – мне хотелось, чтобы душевная боль ушла мгновенно, словно ее ветер унес, но все оставалось по-прежнему. Приняв лекарство, я легла спать, но уже на утро ощутила, как легко мне стало дышать и думать. Впервые за долгие мучительные месяцы, мысль о родителях не пронзала меня копьем, а сердце стучало ровно. Казалось, что со дня их гибели прошли годы – боль улеглась, хотя в груди и ныла рана. Но мне не хотелось уже быстрее найти свою смерть, я решила измениться, жить дальше, как бы того хотели мои родители. Мне стало легче, и этим я была обязана Ив. Я не утверждаю, что сразу стала веселой, беззаботной горной козочкой, но, что меня угнетало, навевая мысли о страшных действиях, пропало, будто некто стер это из моей головы ластиком.
И теперь моей единственной болью, которая не хотела униматься - был Влад. Он занимал мои мысли днем и ночью, он снился мне, иногда я слышала его голос в своей голове и начинала оглядываться по сторонам, надеюсь, что он все-таки сумел выжить каким-то чудесным образом. Мне хотелось думать о том, что он есть где-то, что он помнит обо мне и однажды придет. Не знаю, почему я себе это внушала, наверное, мысль о его смерти в глубине души казалась абсурдом, хотя на самом деле я верила словам Алека. Но не внуши мне Влад то, что вампиры бессмертны, легче ли мне было смериться с его утратой? Наверное да. Я бы приняла это как должное, как злое стечение обстоятельств, которое однажды должно было перейти мне дорогу. Да, мне было бы легче! Я бы не мучилась так сейчас, заглушая страдания лекарствами и сигаретами, разбавленным апельсиновым соком мартини… Я бы не пряталась в новом, таком чужом и противном образе блондинки, безжалостно расправившись со своей холеной гривой темных волос. Все это было фальшем, игрой, бегством от самой себя.
На глаза наворачивались слезы. Я бы предпочла бы сейчас мерзнуть с Владом в его темной землянке или пустой мрачной пещере, чем сидеть здесь и попивать кофе, словно так было всю жизнь. Но Влада нет, а я есть и буду до того времени, пока какой-нибудь чертов случай или старость не отберут у меня возможность хранить его в своем сердце.
Поток моих мыслей нарушила вбежавшая в кухню Ив. Она была не на шутку встревожена: в глазах паника, короткая шубка расстегнута, а длинный фиолетовый шарф разметался по плечам.
- Боже! – усмехнулась я. – Пожар что ли?
- Не смешно! – выкрикнула она, быстро наливая в чашку кофе и выпивая его залпом. – Я опаздываю в конюшни!
- Меньше спать надо было, - усмехнулась я, неспешно делая себе бутерброд с сыром.
- О, только не надо нравоучений! – взмолилась та. – Хотя бы не слышать этого от тебя, Кети!
- Да мне-то вообще все равно, - неоднозначно пожала плечами я.
- Не говори папе, что я проспала, иначе он никогда не купит мне лошадь!
Я не совсем поняла, как понимать ее последнюю фразу, но потребовать разъяснений не успела – Ив уже убежала.
Допивая кофе и доедая бутерброд, я вдруг стала раздумывать над тем, зачем меня ищет Алек. Мы не часто с ним пересекались и обычно пытались себя вести так, будто бы ничего не случилось – он не покушался на моего любимого, а я не обвиняла его в эгоизме, - но некое напряжение между нами безусловно чувствовалось. Ему нравилось, что я дружила с Ив, что ладила с малышами Гроссу и могла поддержать беседу практически со всеми членами семьи, но сам же, общаясь со мной наедине тщательно подбирал слова. Он осторожничал, продумывая каждую последующую фразу, даже каждое движение, словно я была диким животным, которое взяли в дом и теперь проверяют, так ли я опасна. Странный он все-таки, этот Алек.
Подперев рукой подбородок, я невидящим взглядом уставилась в окно. Вот так бы сидеть и сидеть целый день ни о чем не переживая!
В коридоре донеслись детские голоса и суровый голос Антона. Пора сматываться с кухни, иначе малышня, найдя меня здесь, не отстанут до самого вечера, а мне, честно сказать, не хотелось возиться с ними. Не мое это дело, оно только расшатывает мои нервы.
Выскользнув из кухни, я быстро прошмыгнула в узкий коридор, что шел параллельно главному и, сделав глубокий вдох, направилась в кабинет Алека. В этом коридоре располагалось еще три кабинета, которыми пользовались другие Искатели. Я здесь не была частым гостем, но все от той же Ив знала, что эта зона некоего уединения старших мужчин. Здесь они решали многие свои рабочие дела или просто читали, когда хотели отдохнуть; детям сюда вход был строго воспрещен.
Достигнув нужной двери, я тихо постучала, а потом заглянула внутрь.
- Заходи, Катя, - послышался голос Алека.
Он сидел в широком кожаном кресле, увлеченно разбирая какие-то бумаги, которые занимали всю поверхность большого стола с незатейливой резьбой по краям. Наверное, этот стол перешел по наследству от какого-то предка, потому что в нем чувствовалась вековая уверенность. Присмотревшись, я поняла, что интересовавшие Алека бумаги не что иное, как письма.
- Доброе утро! – сказала я, прикрывая за собой дверь.
- Доброе утро, - отозвался тот, не отрываясь от своего занятия. – Присядь, у меня к тебе разговор.
В кабинете было прохладно, на мой взгляд даже слишком. Застегнув кофту спортивного костюма, я села в кожаное кресло напротив Алека. Мой собеседник молчал, помечая что-то в блокноте, а я решила рассмотреть кабинет. Он был просторным, с высоким потолком, где располагалась красивая люстра, вероятнее всего тоже из прошлого века. Одно большое окно, сквозь которое дневной свет проникал в кабинет без помех, было украшено тяжелой темно-зеленой занавеской, наверное, в летние дни, солнечные лучи достают до противоположной стены, играя светом на полках с книгами. Здесь их было очень много, и, присмотревшись, я поняла, что Алек собрал под рукой только научную литературу.
- Я хотел поговорить с тобой еще вчера вечером, но ты уже спала. – Он достал из ящика стола какой-то конверт. – Я заезжал вчера к доктору Петреску, он позвонил мне после обеда, сказал, что вывел результаты последнего теста.
Я занервничала. Если этот странный психотерапевт вывел что-то не очень хорошее, это меня добьет.
Алек вынул из конверта белый листок с набранным на компьютере текстом и быстро пробежал его глазами.
- И что там? – не выдержала я.
- Все хорошо, - ответил он, поднимая на меня глаза. На его губах отразилась улыбка. – Доктор Петреску говорит, что с тобой все в порядке, показатели хорошие, и он считает, что тебе больше не требуется помощь психиатра.
Я непонимающе смотрела на Алека.
- Значит ли это, что я здорова? – не уверенно спросила я.
- Не полностью, но здесь уже все в твоих руках. Кризис, который привел тебя в кабинет врача, снят. Ты можешь жить полноценной жизнью, без лекарств и тренингов, только не перегружать себя нагрузками как умственными, так и физическими.
Я почувствовала, как все внутри начинает ликовать. Боже мой, неужели больше не надо спешить в эту маленькую и тихую клинику, не надо созерцать бешенную рыбку в аквариуме и грызть маленькие леденчики, ожидая, когда доктор Петреску пригласит в кабинет. Это самая лучшая новость за последние дни! Но остался вопрос: так ли я здорова на самом деле, как считает сам врач?
- Если хочешь узнать полные результаты, можешь в понедельник заехать к нему сама, - тихо сказал Алек, видимо, прочтя мои мысли.
Если не считать мою двухнедельную кому и реабилитацию после нее, то в санатории я пробыла ровно два месяца. Все это время меня навещал Алек – то один, то в компании еще с кем-то из своей семьи, тогда я даже не пыталась запомнить их имена. По началу я еще старалась узнать, как оказалась в больнице, кто меня принес и почему я ничего не помню. Но ни на один вопрос я не получила точного ответа. Алек умело уходил от темы, а я, уже напичканная всевозможными успокоительными препаратами, быстро забывала то, что хотела узнать, а позже пропало даже всякое желание задавать какие-либо вопросы.
Лето подходило к концу, сквозь большое окно своей санаторной комнаты я видела, как день за днем могучие деревья все больше и больше пропитывались желтизной ранней осени. Ветерок был прохладным, но не сильным, с юга он приносил немного повлажневший воздух, который, как чудилось мне, пах морем. Я могла долго сидеть под сенью увядающих крон с закрытыми глазами и просто вдыхать полной грудью чистый воздух, который приятно прокатывался по легким. Мне ничего уже больше не хотелось, как всегда находиться здесь и ни о чем не думать. Но приехал Алек, и мы засобирались обратно в Бухарест. Вернее, он засобирался, мне же было все равно где жить, будто я уже давно и не жила.
И вот именно тогда я впервые узнала, что буду жить в доме Алека, в семье Гроссу. Я помню как входила в этот огромный коттедж, больше похожий на замок, как не хотела туда идти и все внутри меня сжималось от одной мысли, что мне придется жить в доме своего врага. Я чуть ли не на вкус чувствовала, как они все будут на меня смотреть, как будут смаковать свою победу. Мне чудилось, будто я добыча, за которую обещан большой выкуп. Мне чудилось, будто они палачи, а я преступник, которого наконец-то удалось поймать… Одним словом, внутри меня не было ничего, кроме ужаса – исполинского, дышащего ядовитым огнем. И вступая на порог, мне вдруг показалось, что кто-то следит за мной.
«Влад!» - мысленно позвала я, оглядываясь через плечо, но никто не ответил. Никого позади меня не было, только Алек, который шел следом, будто верный охранник. И от этого было еще больнее. Дверь за моей спиной закрывалась, и я понимала, что эта уже новая ступень, тот уровень, где мне нужно будет подстраиваться под другой уклад, под чужую семью, но, главное, носить в сердце никогда не затягивающуюся рану.
Я представляю, какой предстала перед семейством Гроссу. Сгорбленная, с затравленным взглядом и сжатыми в кулаки руками я, наверное, выглядела очень жалко. По-крайней мере мне кажется, что со стороны это казалось именно так.
Я помню, что в большой светлой гостиной с камином и длинным кожаным диваном были только «старички» и несколько из тех Искателей, что присутствовали на битве, но на этот раз рядом с ними сидели их жены. Они улыбались мне, приветствовали, но мне хотелось выть, выть, как волк, как собака, предчувствующая чью-то смерть. А потом появилась Ив, Ивлина Гроссу – дочь Алека и Миреллы, сестра Антона и Андрея. Ее каштановые волосы были распущены и пушились, словно облачко; в каре-зеленых глазах читалась искренняя радость, граничащая с каким-то истинно фанатическим счастьем. Почему-то именно тогда мне показалось, что она сможет мне помочь, покажет выход из этой темной комнаты, куда не проникал даже солнечный свет.
- Добро пожаловать, Катя! – выдохнула Ив, обнимая меня. – Меня зовут Ивлина. Я так рада, что ты здесь!
- Ив! – предупредительно одернул ее отец, но она, кажется, не обратила на него никакого внимания.
Ее глаза жадно рассматривали меня, а руки крепко держали мои плечи. Я не знаю, почему запомнила Ив так ярко. Возможно потому, что в тот момент ужас чудесным образом отступил и я безоговорочно поверила ей, сразу же поверила, даже не задумываясь о том, какой она человек.
Ив было шестнадцать – самый лучший возраст, на мой взгляд. Она была открытой и веселой, любознательной и довольно мудрой для своих лет, но в то же время до смешного наивной, казалось, ее восторгало все в этом мире. Я не знала, как ей удавалось сочетать в себе две этих черты, поэтому иногда мне казалось, что Ив просто играет на публику. Несмотря на большую разницу в возрасте, мы с ней очень сдружились и, часто, моим единственным обществом была именно Ивлина. Она единственная, кто смело расспрашивала меня о моих родителей, о том, как они умерли; расспрашивала о Владе. Если она и боялась причинить мне боль, то не показывала этого, а вела разговор легко, словно в моей жизни никогда не было трагедий. Ивлина не твердила мне о том, что ей до ужаса меня жалко, хотя искренне сочувствовала.
- Не представляю, что значит потерять родителей, - говорила она. – Ты очень сильная, раз нашла силы жить дальше.
Я лишь кивала, поджимая губы. Что я еще могла ответить? Наверное, смерть была бы для меня лучшим избавлением от всех бед, но мне никто не предоставил такого шанса. Так что мне оставалось только жить.
- Прости, что щиплю тебя за больное место, - однажды сказала Ив. – Но все эти вопросы необходимы мне, потому что я могу тебе помочь.
- И как же? – невесело усмехнулась я.
- Я могу унять твою тоску по родителям, - тихо ответила она, чуть наклонившись ко мне. – Знаешь как тоска по умершим губит живого человека? Вгоняет в могилу верным способом. Если ты позволишь мне помочь тебе,.. - она запнулась. – О, Катарина, мне так хочется помочь тебе! Больно чувствовать, как ты страдаешь!
- Ты чувствуешь? – не уверенно спросила я.
- Да. Я эмпат. Не очень сильный, но все-таки. – Она передернула плечами, и пододвинулась ко мне, продолжая все так же тихо: - Твое горе убьет тебя, поверь мне. Я чувствую, и гибну вместе с тобой. Не знаю, почему у нас такая связь, наверное судьба, а может что-то и посильнее…
- А что может быть сильнее судьбы? – перебила я.
- Магия. – В глазах Ив загорелся зеленый огонек. – Моя бабка, - Корина – очень сильная ведьма, ее дар перешел мне. Я многое умею, кое-что могу… Я готова помочь тебе, погасить это пламя боли в твоем сердце, в твоей душе.
Я смотрела на нее и не верила своим ушам. Ивлина – ведьма. Наверное, раньше бы я рассмеялась, но сейчас так отчаянно поверила в ее силу, что готова была принять любую магическую помощь. Один бог знает, как мне было плохо тогда!
Мы приступили к ритуалу немедленно. Ив принесла церковную свечу, пепельницу, коробок спичек и тонкую вязальную спицу. Пока она зажигала свечку, я, как завороженная, наблюдала за всеми приготовлениями, улавливая краем уха обрывки заклинания, которое произносила Ив. Она стала накаливать спицу в огне свечи, не отрываясь смотря в центр тонкого трепещущего пламени.
- Когда я закончу, - заговорила она, - ты не должна ни с кем говорить до завтрашнего утра. Уйду я тоже молча, так требует ритуал.
Я кивнула, подмечая, как вдруг сухо стала у меня в горле. Раньше я не сталкивалась с магией, и поэтому сейчас в душе возникал вполне объяснимый страх.
Нагретой в пламени свечи спицей, Ив дотрагивалась до моих глаз, лба, ушей и груди в области сердца, громко произнося слова заклинание. Потом она обошла меня со свечкой, приговаривая что-то на незнакомом мне языке, а когда все было кончено, молча ушла, забрав с собой все, что приносила для ритуала. Я долго сидела, тупо уставившись на дверь. Сердце колотилось как бешенное, но в тоже время я начинала ощущать легкое разочарование – мне хотелось, чтобы душевная боль ушла мгновенно, словно ее ветер унес, но все оставалось по-прежнему. Приняв лекарство, я легла спать, но уже на утро ощутила, как легко мне стало дышать и думать. Впервые за долгие мучительные месяцы, мысль о родителях не пронзала меня копьем, а сердце стучало ровно. Казалось, что со дня их гибели прошли годы – боль улеглась, хотя в груди и ныла рана. Но мне не хотелось уже быстрее найти свою смерть, я решила измениться, жить дальше, как бы того хотели мои родители. Мне стало легче, и этим я была обязана Ив. Я не утверждаю, что сразу стала веселой, беззаботной горной козочкой, но, что меня угнетало, навевая мысли о страшных действиях, пропало, будто некто стер это из моей головы ластиком.
И теперь моей единственной болью, которая не хотела униматься - был Влад. Он занимал мои мысли днем и ночью, он снился мне, иногда я слышала его голос в своей голове и начинала оглядываться по сторонам, надеюсь, что он все-таки сумел выжить каким-то чудесным образом. Мне хотелось думать о том, что он есть где-то, что он помнит обо мне и однажды придет. Не знаю, почему я себе это внушала, наверное, мысль о его смерти в глубине души казалась абсурдом, хотя на самом деле я верила словам Алека. Но не внуши мне Влад то, что вампиры бессмертны, легче ли мне было смериться с его утратой? Наверное да. Я бы приняла это как должное, как злое стечение обстоятельств, которое однажды должно было перейти мне дорогу. Да, мне было бы легче! Я бы не мучилась так сейчас, заглушая страдания лекарствами и сигаретами, разбавленным апельсиновым соком мартини… Я бы не пряталась в новом, таком чужом и противном образе блондинки, безжалостно расправившись со своей холеной гривой темных волос. Все это было фальшем, игрой, бегством от самой себя.
На глаза наворачивались слезы. Я бы предпочла бы сейчас мерзнуть с Владом в его темной землянке или пустой мрачной пещере, чем сидеть здесь и попивать кофе, словно так было всю жизнь. Но Влада нет, а я есть и буду до того времени, пока какой-нибудь чертов случай или старость не отберут у меня возможность хранить его в своем сердце.
Поток моих мыслей нарушила вбежавшая в кухню Ив. Она была не на шутку встревожена: в глазах паника, короткая шубка расстегнута, а длинный фиолетовый шарф разметался по плечам.
- Боже! – усмехнулась я. – Пожар что ли?
- Не смешно! – выкрикнула она, быстро наливая в чашку кофе и выпивая его залпом. – Я опаздываю в конюшни!
- Меньше спать надо было, - усмехнулась я, неспешно делая себе бутерброд с сыром.
- О, только не надо нравоучений! – взмолилась та. – Хотя бы не слышать этого от тебя, Кети!
- Да мне-то вообще все равно, - неоднозначно пожала плечами я.
- Не говори папе, что я проспала, иначе он никогда не купит мне лошадь!
Я не совсем поняла, как понимать ее последнюю фразу, но потребовать разъяснений не успела – Ив уже убежала.
Допивая кофе и доедая бутерброд, я вдруг стала раздумывать над тем, зачем меня ищет Алек. Мы не часто с ним пересекались и обычно пытались себя вести так, будто бы ничего не случилось – он не покушался на моего любимого, а я не обвиняла его в эгоизме, - но некое напряжение между нами безусловно чувствовалось. Ему нравилось, что я дружила с Ив, что ладила с малышами Гроссу и могла поддержать беседу практически со всеми членами семьи, но сам же, общаясь со мной наедине тщательно подбирал слова. Он осторожничал, продумывая каждую последующую фразу, даже каждое движение, словно я была диким животным, которое взяли в дом и теперь проверяют, так ли я опасна. Странный он все-таки, этот Алек.
Подперев рукой подбородок, я невидящим взглядом уставилась в окно. Вот так бы сидеть и сидеть целый день ни о чем не переживая!
В коридоре донеслись детские голоса и суровый голос Антона. Пора сматываться с кухни, иначе малышня, найдя меня здесь, не отстанут до самого вечера, а мне, честно сказать, не хотелось возиться с ними. Не мое это дело, оно только расшатывает мои нервы.
Выскользнув из кухни, я быстро прошмыгнула в узкий коридор, что шел параллельно главному и, сделав глубокий вдох, направилась в кабинет Алека. В этом коридоре располагалось еще три кабинета, которыми пользовались другие Искатели. Я здесь не была частым гостем, но все от той же Ив знала, что эта зона некоего уединения старших мужчин. Здесь они решали многие свои рабочие дела или просто читали, когда хотели отдохнуть; детям сюда вход был строго воспрещен.
Достигнув нужной двери, я тихо постучала, а потом заглянула внутрь.
- Заходи, Катя, - послышался голос Алека.
Он сидел в широком кожаном кресле, увлеченно разбирая какие-то бумаги, которые занимали всю поверхность большого стола с незатейливой резьбой по краям. Наверное, этот стол перешел по наследству от какого-то предка, потому что в нем чувствовалась вековая уверенность. Присмотревшись, я поняла, что интересовавшие Алека бумаги не что иное, как письма.
- Доброе утро! – сказала я, прикрывая за собой дверь.
- Доброе утро, - отозвался тот, не отрываясь от своего занятия. – Присядь, у меня к тебе разговор.
В кабинете было прохладно, на мой взгляд даже слишком. Застегнув кофту спортивного костюма, я села в кожаное кресло напротив Алека. Мой собеседник молчал, помечая что-то в блокноте, а я решила рассмотреть кабинет. Он был просторным, с высоким потолком, где располагалась красивая люстра, вероятнее всего тоже из прошлого века. Одно большое окно, сквозь которое дневной свет проникал в кабинет без помех, было украшено тяжелой темно-зеленой занавеской, наверное, в летние дни, солнечные лучи достают до противоположной стены, играя светом на полках с книгами. Здесь их было очень много, и, присмотревшись, я поняла, что Алек собрал под рукой только научную литературу.
- Я хотел поговорить с тобой еще вчера вечером, но ты уже спала. – Он достал из ящика стола какой-то конверт. – Я заезжал вчера к доктору Петреску, он позвонил мне после обеда, сказал, что вывел результаты последнего теста.
Я занервничала. Если этот странный психотерапевт вывел что-то не очень хорошее, это меня добьет.
Алек вынул из конверта белый листок с набранным на компьютере текстом и быстро пробежал его глазами.
- И что там? – не выдержала я.
- Все хорошо, - ответил он, поднимая на меня глаза. На его губах отразилась улыбка. – Доктор Петреску говорит, что с тобой все в порядке, показатели хорошие, и он считает, что тебе больше не требуется помощь психиатра.
Я непонимающе смотрела на Алека.
- Значит ли это, что я здорова? – не уверенно спросила я.
- Не полностью, но здесь уже все в твоих руках. Кризис, который привел тебя в кабинет врача, снят. Ты можешь жить полноценной жизнью, без лекарств и тренингов, только не перегружать себя нагрузками как умственными, так и физическими.
Я почувствовала, как все внутри начинает ликовать. Боже мой, неужели больше не надо спешить в эту маленькую и тихую клинику, не надо созерцать бешенную рыбку в аквариуме и грызть маленькие леденчики, ожидая, когда доктор Петреску пригласит в кабинет. Это самая лучшая новость за последние дни! Но остался вопрос: так ли я здорова на самом деле, как считает сам врач?
- Если хочешь узнать полные результаты, можешь в понедельник заехать к нему сама, - тихо сказал Алек, видимо, прочтя мои мысли.
