Глава 1 - Огород, лопата и пейзанка
Прода от 9 сентября 2019 года
Карл Урбан любил свою работу. Так сильно, что порой сам себе завидовал: заниматься делом, которое приносит истинное удовольствие, да ещё и получать за это немаленькие деньги! А ещё съёмки часто означали поездки в новые страны — путешествия были второй страстью Карла после кино. Третий, и последний день съёмок в России подошёл к концу. Последние сцены с его участием были отсняты, и Карл решил прогуляться по окрестностям, пока доснимают кадры с другими актёрами.
Вокруг золотились поля пшеницы. Красивые, налитые колосья, как на картинке, клонились на ветру и по полю непрерывно бежали волны, ловя лучи заходящего солнца. Далеко впереди темнела стена леса, а на кромке поля виднелись крыши — там стояла деревня. Все три дня, что шли съёмки, вокруг площадки сновали местные жители. Кто-то просто сидел под деревьями и смотрел, кто-то снимал на телефон, а кто-то беззастенчиво клянчил на выпивку пару долларов. Карл усмехнулся — будто кто-то здесь смог бы их разменять!
Место оператор выбрал колоритное, не поспоришь. Но и цивилизация сюда, судя по всему, добиралась редко и нехотя. Ночевали актёры прямо в палатках в поле, потому что заходить в то, что им выделили под гостиницу, никто не пожелал. Дорога, по которой сейчас брёл Карл, представляла собой две раскатанные колеи, которые под дождём наверняка превращались в непролазную топь. Но сейчас было сухо, пахло пылью и травами, по обе стороны, из зарослей, доносились переливчатые трели, а ветер изредка доносил аромат хвои из леса. Поля остались позади, вперёд убегал луг, где-то шумела речка. Вот именно за эти минуты тишины и единения с природой Карл и любил натурные съёмки. И именно сейчас отдыхал душой. Задрав голову, он неспешно брёл вперёд, пытаясь разглядеть на постепенно темнеющем небе первые звёзды.
Солнце уже скрылось за кромкой леса, но сумерки задержались, окрашивая всё вокруг в бледно-розовый и нежно-лиловый. Первая звезда подмигнула и ярко вспыхнула прямо над головой. Карл улыбнулся ей, сделал шаг и провалился ногой в кроличью нору. Размахивая руками, он пытался удержать равновесие, но вместо этого вторая нога зацепилась за невесть откуда взявшийся корень, и Карл упал с высоты своего немаленького роста прямо в траву, стремительно скатываясь вниз, к небольшой речушке, прячущейся прямо за пригорком. Он пытался цепляться за выступающие корни, но только царапал руки, набирая скорость. Дно небольшого оврага оказалось близко, и в целом Карл отделался бы лёгким испугом и парой ссадин, если бы не камень, в который он влетел затылком. В глазах мгновенно потемнело, и последним, что он увидел, была нагло подмигивающая звезда.
***
Света вставала рано, ещё до петухов. Пока протрёшь глаза; пока споткнёшься о собаку, которая никогда не повторялась, не давая угадать, где ляжет в следующий раз, и обойти её; пока зевнёшь раз десять, рискуя сломать челюсть — дел было невпроворот. Конечно, никто не отменял и забот со скотиной и птицей, которой у Светы было ровно столько, сколько надо, чтобы не загнуться от голода и не сдохнуть от усталости с этой самой скотиной возясь.
Жила Света одна, в небольшом доме на окраине деревни. Приехала по программе помощи молодым специалистам, получила в пользование полуразвалившуюся хату в три комнаты трамвайчиком, двор и курятник с сараями, а ещё гектар земли, который засадить самостоятельно не смогла бы при всём своём желании. А желание было огромным, ведь Света была агрономом. Вот и сейчас, пробираясь вдоль грядок, посаженных ровно, как по линейке, она любовалась на цветущие помидоры и кабачки, представляя, как будет крутить их на зиму, заполняя обширный погреб.
Солнце взошло, сверкнуло лучами в воде — речка огибала её участок и бежала дальше. Глубоко вздохнув, Света улыбнулась и пошла к берегу, но, не дойдя несколько шагов, испуганно остановилась. Там, в кустах, кто-то лежал. Можно было подумать, что это Степаныч вчера перебрал и завалился в кусты, когда хотел попить. Света пару раз уже вытаскивала тракториста из воды. Но перегара не чувствовалось, значит версия со Степанычем отпадала. Сделав небольшой шажок, Света вытянула шею, пытаясь разглядеть мужчину. Бледно-голубые джинсы, изрядно запылённые, обтягивали мускулистые ноги и идеальную задницу. Нет, в деревне таких явно не водилось. Сердце Светы стукнуло о рёбра и вдруг заколотилось, как сумасшедшее. А вдруг это кто-то из американцев, которые приехали снимать фильм?
К съёмочной площадке Света не ходила — днём не успевала, потому что работала, а вечером ходить и пялиться на иностранцев, как на обезьян в зоопарке, было ниже её достоинства. Сделав новый шаг, она оторвала, наконец, взгляд от задницы незнакомца и посмотрела на плечи, скрытые под серой, местами порванной футболкой. Мощные плечи, загорелые руки, длинные пальцы, хоть и грязные — видно, что он падал с пригорка и пытался удержаться. Совершенно осмелев, Света подошла совсем близко и опустилась на корточки. Спину внезапно прошибла волна ледяного страха — а если он умер? Лежит сейчас сексуальным трупом у её дома, а ей потом куда его девать? Света осторожно коснулась шеи и выдохнула — тёплая. Искать пульс она не умела, это только в фильмах всё эпично. Но знала точно — жмурики тёплыми не бывают. Однако на затылке виднелось тёмное пятно — русые волосы были испачканы в крови. Рядом нашёлся и виновник травмы — подлый камень нагло усмехался, взирая в голубое небо пологой, грязной от засохшей крови верхушкой.
— Значит, это ты мне счастье подкинул? — пробормотала Света, осторожно поднимая камень и выбрасывая его в воду. Не дай Бог ещё Степаныч ударится. Его череп точно не выдержит.
— Эй! — Света потрясла незнакомца за плечо. — Эй, мужчина! Просыпайтесь!
Но незнакомец молчал, продолжая утопать одной рукой в илистом берегу. Тяжело вздохнув, Света перекинула его руку через своё плечо и, крякнув, начала подниматься. Силой Света обладала немаленькой, за что в классе её уважали и побаивались даже отпетые хулиганы. Лишнего веса у неё никогда не наблюдалось, скорее, о фигуре можно было сказать: кровь с молоком. В своё время папа, мечтавший о сыне, хотел сделать из дочки чемпионку по тяжёлой атлетике. Поэтому к десяти Света спокойно поднимала штангу в восемьдесят килограмм, что было почти в два с половиной раза больше её веса. К десятому классу, правда, открылась любовь к растениям и агротехнике параллельно с замечанием тренера, что звезды спорта из девочки не выйдет. Не забросив его окончательно, Света наконец вздохнула с облегчением, переведя поднимание штанги из разряда обязательных в разряд «для души». И вот сейчас это пригодилось как никогда, ведь мужчина, которого она тащила в дом, весил никак не меньше сотки, причём, сотки сплошных мышц и сухожилий, без намёка на жир.
Тяжело дыша, Света поднялась по трём ступенькам и толкнула ногой дверь. Комнаты в её доме шли одна за другой, и первой была кухня, она же — прихожая. Здесь же находилась дверь в погреб, и от кухни же шла крохотная пристройка, в которой Света обычно купалась зимой. Протащив незнакомца через кухню, Света остановилась посреди большой комнаты, гордо именуемой залом. В зале стоял в меру потрёпанный диван, прикрытый клетчатым пледом, на противоположной стене, между окон, на тумбочке стояла первая гордость этого дома — плазменный телевизор, привезённый из города три года назад. На всю деревню таких было всего два, и Света всё время боялась, что когда-нибудь ему приделают ноги в её отсутствие. Ещё в зале был сервант, старый, советский ещё, блестящий от лака. В нём хранился немногочисленный хрусталь, оставшийся от прежних хозяев, и несколько красивых тарелок, которые сунула мама в чемодан, когда Света покидала отчий дом. Мама сказала, что это — память о родном доме, Света же небезосновательно подозревала, что маме просто жаль было их выкидывать, всё-таки подарок свекрови…
Подтащив незнакомца к кровати, Света осторожно уложила его и вытерла блестевший от пота лоб. Наконец можно было разглядеть того, кого подкинула под порог её дома судьба. Мужчина был красив особенной, мужской красотой. Заострённый подбородок, покрытый лёгкой щетиной, тонкий нос, явно никогда не знавший переломов, нижняя губа больше верхней, будто её обладатель постоянно её прикусывает. У рта и в уголках глаз лежали тонкие морщинки — он явно любит смеяться. Тёмно-русые волосы падали на лоб короткими прядями, и Света, неожиданно для себя, потянулась и убрала их, проводя подушечками пальцев по лбу. Интересно, какого цвета у него глаза?
За домом истошно орал петух, пытаясь перекричать гомонивших в курятнике кур. Пора идти и кормить их, а потом — сходить к Михалне, купить молока. Глядишь, пока управится, и красавчик проснётся.
Карл приходил в себя долго, медленно выплывая из вязкой, тягучей пустоты. Голова гудела, в висках покалывало, а тело болело, словно по нему пробежало стадо слонов. Не открывая глаз, Карл попробовал понять, где находится. Он лежал на чём-то жёстком, и что-то, похожее на пружину, больно впивалось в спину. Пахло старым деревом, сыростью и чем-то жареным, похоже, луком. Осторожно приоткрыв один глаз, Карл принялся осматриваться. Первым, что он заметил, стал ковёр, висящий на стене. Яркий, бордовый, с красно-белым узором, он был явно дорогим. По крайней мере, Карл помнил это совершенно точно, ковры подобной расцветки в Марокко стоили от трёх тысяч долларов. Ручная работа.
Висел этот шедевр на стене, оклеенной бледно-жёлтыми обоями в серый цветочек. На полотке и стыках обои расходились, обнажая другие, ярко-розовые. Сам потолок оказался тоже жёлтого цвета, но явно не из-за покраски, скорее, потемнел от времени. Взгляд скользнул дальше, к окнам, на которых висели ажурные белые занавески, а стёкла наполовину скрывали бодрые шторки красного цвета с белыми петухами. Между окон стоял маленький телевизор, едва ли в двадцать пять дюймов. Стоял он на вязаной салфеточке и сиял чистотой.
Карл осторожно сел, держась за голову и раздумывая, куда идти и где искать хозяев. Дверь справа была распахнута, и можно было увидеть край кухонного стола. Слева — слегка приоткрыта. Он поднялся, охнул, держась за голову, и пошёл налево. За дверью пряталась крохотная спальня: кровать, тумбочка, над ней — светильник в виде бабочки. Слева от двери — массивный шкаф. Прямо — зеркало. Справа — одно окно, и те же занавески и петушки. Нездоровая любовь к петухам у хозяев, что ли? Или фетиш какой-то?.. Выхода здесь явно не было.
Развернувшись, Карл вернулся в большую комнату и подошёл к другой двери. Тут он явно угадал: справа тянулось то, что в обычных домах называют кухонный фартук. Здесь же был разнообразный набор из ящиков и полок, которые, видимо, собирались у всех соседей в округе. Но при этом было очень чисто, что радовало. А впереди, о, чудо! Находилась дверь на улицу!
Забыв обо всём, Карл ломанулся вперёд и буквально ввалился в дверной проём, повиснув на нём. Перед ним был двор. Пустой, не считая пятерых кур, важно расхаживающих перед ним, и одному облезлому петуху, гордо поглядывающему на Карла. Дальше шли ровные ряды грядок и редкие деревья. Прислонившись к двери, Карл попытался, наконец, собрать мысли в кучу. Но куча эта не собиралась, напротив: разбегалась в разные стороны. Он совершенно не помнил, кто он, где находится и что здесь делает…
Прислонившись к дверному косяку, покрытому растрескавшейся белой краской, Карл тяжело вздохнул и потёр лоб. И именно в этот момент из-за угла показалось прелестное создание. Точнее, это была обычная девушка, но Карл, быть может, благодаря помутнению разума, а может, из-за спутанного сознания, не мог отвести взор от широкоплечей, мускулистой блондинки с озорным блеском в ярко-серых глазах. Тем более, девушка с лёгкостью несла два ведра, накрытые белыми платками, и плечи её при каждом шаге приятно бугрились мускулами.
— Проснулся? — бодро спросила она, поставив вёдра у крыльца. Карл улыбнулся и ответил на чистом русском*:
— Давно, а вы кто?
Света нахмурилась было. В голове промелькнула сотня вариантов, что можно было рассказать, включая правду. Но отчего-то на ум пришёл только один.
— Здрасьте, приехали! — Света сложила руки на груди и скептично уставилась на идеальную фигуру Карла, замершую в дверях. — А то ты не помнишь!
— Что? — осторожно спросил Карл.
— Как вчера со Степанычем нажрался и упал в канал! — безжалостно констатировала Света. — А между прочим, обещал мне хотя бы пять соток вскопать!
— Что? — ещё раз повтори Карл, всё ещё не понимая, что от него хотят.
— Знаешь, — обиделась Света, — если ты не хочешь, можешь не копать, но ты вчера был таким убедительным, что я согласилась. А сегодня. — Она скрестила руки на пышной груди. — Можешь не копать. Иди себе, я Степаныча попрошу.
— Нет-нет! — встрепенулся Карл, всё ещё не понимая, где он и куда попал, но испытывая горячее желание помочь прекрасной селянке. Но замер, осторожно покосившись на неё: — Прости, а как тебя зовут?
— Света, Светик, Светулик, Светлячок, — охотно пояснила девушка. — Но ты обычно зовёшь Пейзанкой**.
— Чего? — опешил Карл.
— Ну, пейзанка, милый, — улыбнулась Света во все своих тридцать два здоровых зуба. Карл икнул и поспешно кивнул. Пусть. Будет называть, как пожелает, лишь бы в терновый куст не бросала***. — Знаешь, как у французов?
Сама Света часто себя так называла, представляя неприлично тонкую талию, затянутую в корсет, пышные юбки красного цвета, рукава-буфы и волосы, уложенные короной на голове. И чтобы обязательно посох, обвитый ленточкой, и пастушки вокруг. Окинув незнакомца внимательным взглядом, Света решила, что и один пастух подойдёт.
— А как меня зовут? — осторожно спросил Карл, держась за голову. — Я, наверное, вчера очень много выпил?
— Николай тебя зовут, — с готовностью сказала Света. — Колюня мой любимый. Три года как женаты! Ты не переживай, у тебя провалы иногда бывают, когда со
Степанычем первака напробуешься. А я тебе говорила: дождитесь второй перегонки! — Она шутливо погрозила пальцем и вновь подхватила вёдра. — Пойдём за дом, я там завтрак накрыла.
— Три года женаты? — задумчиво пробормотал Карл, следуя за Светой и не сводя глаз с покачивающихся бёдер довольно-таки аппетитной формы. За домом оказалась виноградная беседка, в которой стоял стол и две лавки, потемневшие от времени. Карл осторожно опустился на лавку и осмотрелся:
— А почему у нас тут забор расшатанный? — спросил он, попытавшись откинуться на неровный ряд досок за спиной.
— Так я тебя уже второй год прошу починить. — Света небрежно пожала плечами, и бретелька льняного сарафана соскользнула с плеча, обнажив бежевое, простенькое кружево. Пока она переливала молоко, приносила из дома хлеб и свежий сыр и ставила тарелку с огурцами и помидорами, он оглядывался, находя новые и новые признаки небрежности и отсутствия хозяйской, а точнее, мужской, руки. Вывод напрашивался неутешительный: хозяин из него был никакой.
