Иногда Али ненавидела людей.
Порой абстрактно, всё человечество в целом.
Порой вполне конкретных личностей.
Сегодня таковая одна, зато из тех, кто бесит всегда, везде и при любой фазе луны.
Собственно личность нынче стояла, небрежно скрестив руки на груди, ровнёхонько возле старого неохватного дуба, под толстыми мощными корнями которого Али спрятала свою одежду, аккуратно сложенную и завёрнутую в полиэтиленовый пакет. Как уже бывало не раз – и что злило несказанно, – личность возникла словно из ниоткуда, приблизилась бесшумно, не выдав себя ни звуком случайным, ни запахом, ветром принесённым. Преспокойно дождалась, когда Али сменит ипостась и повернётся к искомому дубу, и лишь тогда сделала шаг вперёд, выходя из-за широкого древесного ствола. На один удар сердца Али застыла, с немалым трудом сдержавшись, чтобы не вздрогнуть и не добавить пару-тройку словечек покрепче, а на второй выпрямила спину, расправила плечи и с вызовом посмотрела на личность. Равнодушный взор карих глаз лениво, этак неспешно прогулялся по её обнажённому телу и поднялся обратно на лицо.
– Чем обязана? – спросила Али тоном радушной хозяйки.
– В ближайшие две недели тебе лучше воздержаться от прогулок в этой части леса.
– Почему?
– Человеческие браконьеры.
Коротко и ёмко.
– Разве эти леса не являются заповедными владениями князя?
И охотиться здесь можно исключительно по специальному разрешению.
– Являются. Только перспектива лёгкой наживы перевешивает всякое благоразумие, если оно вообще когда-либо было.
– Понятно, – сухо ответила Али.
На минуту повисла пауза, непонятная, выжидающая. Уходить или хотя бы отворачиваться личность не торопилась. И вконец обнаглевший взгляд нет-нет да опускался на грудь. Стыдиться Али нечего, стесняться обнажённого тела она привычки не имела, просто слишком уж раздражало нежданное это внимание.
Как и внезапная забота.
Впрочем, заботе-то как раз можно не удивляться. Как не проявить дежурное беспокойство о лучшей подруге молодой княгини и почти что тёте маленькой княжны? Случись что с Али, и Дэсмонд вряд ли простит Ройсу столь вопиющую халатность, ни как главе княжеской службы безопасности, ни как другу.
Тоже лучшему.
И, будучи лучшими друзьями княжеской четы, встречаться они вынуждены куда чаще, чем Али хотелось бы. Временами и вовсе казалось, будто Ройс следит за ней.
Или это паранойя? Ну а с другой стороны, как говорится, если у вас паранойя, это ещё не значит, что за вами не следят.
– Может, мне станцевать? – предложила Али наконец.
– Зачем? – в тёмных очах даже удивление мелькнуло.
– Ты так таращишься на меня, что поневоле возникает желание поискать пилон.
– Какой пилон?
– Который из клуба. Ну, знаешь, вокруг него ещё стриптизёрши крутятся по-всякому.
Ройс моргнул, словно в попытке переключиться на что-то более серьёзное, нежели медитативное созерцание женского бюста уверенного четвёртого размера, и усмехнулся презрительно.
– Полагаешь, будто меня интересуют твои прелести?
– Не полагаю – вижу. И чувствую.
Потому что некоторые вещи чуешь не носом, но нутром.
Попой, как любит повторять Арнетти.
Правда, пятая точка, она больше по неприятностям специализируется, а для определения мужского интереса другие органы существуют. Мозг, например, мыслями с пошловатым оттенком забитый. И почему вдруг вообще об этом подумалось? Чего греха таить, мужское внимание приятно и ведомая звериными инстинктами волчица сразу начинала оценивать мужчину как потенциального партнёра и отца будущего потомства, но, во-первых, Али пока не собиралась ни замуж, ни в роддом и, во-вторых, это же Ройс! Бывший ловец нечисти, угрюмый женоненавистник и просто мрачная, сомнительная личность неизвестного происхождения. А понянчить можно и дочку Эжени.
Ройс хмыкнул и соизволил-таки повернуться спиной. Али наклонилась, достала пакет. Вытряхнув кроссовки и спортивный костюм дивного розового цвета – подарок Арнетти, – начала одеваться. Вжикнула молнией на куртке, выудила из кармана штанов резинку и стянула каштановые волосы в практичный хвост. Пакет сложила неторопливо, аккуратно и с наигранной тщательностью, подталкиваемая мелким гаденьким желанием испытать терпение Ройса, запихнула в карман. И ровно тогда – и не секундой раньше – мужчина повернулся к ней.
– Готова? – спросил и, не дожидаясь ответа, добавил: – Тогда идём.
– Куда? – отчего-то насторожилась Али.
– Провожу тебя обратно во дворец.
– Зачем?
– Ты не собираешься туда возвращаться? – в голосе проклюнулась насмешка, цепкая, точно сорняк.
– Собираюсь. Я имела в виду, какого лешего ты потащишься вместе со мной?
– Для твоей безопасности.
– Я могу защитить себя, – напомнила Али.
– Не сомневаюсь, – насмешка стала откровеннее, отразилась в дрогнувших уголках губ.
– Тогда иди, куда шёл, – кажется, это её терпение испытывали на прочность. – Спасибо за предупреждение, с остальным я сама как-нибудь управлюсь.
– И пойду, – Ройс усмехнулся уже открыто. – По счастливому стечению обстоятельств мне тоже надо во дворец.
Ах так? Ладно же.
Сам напросился.
– Хорошо. Только предупреждаю, я быстро хожу, – и Али без предупреждения сорвалась с места.
Бег в человеческой ипостаси несравним с той магией, что рождалась, когда Али бежала по лесу волчицей. Чувства зверя обострены до предела, каждый вдох, каждый случайный звук, достигший чутких ушей, приносил множество запахов, следов, знаний. Мир играл иными красками, яркими, сочными, приобретал форму, становился выпуклым, насыщенным, словно плоская двухмерная картинка на глазах обращалась в трёхмерную и реальную. Человеческие проблемы, чаяния, эмоции, серые и скучные, терялись за этим волшебством, тускнели и тело пепельной волчицы, сильное, крепкое и одновременно стройное, грациозное, бесшумно скользило сквозь сумрак чащи, рассекало тенью прохладный свежий воздух, касалось лапами мягкой пружинистой земли.
Человек же неловок, неуклюж. Пусть и в человеческой ипостаси бегала Али куда быстрее, чем большинство обычных нетренированных людей, но, вопреки пониманию этому, не могла избавиться от ощущения деревянности, скованности тела нынешнего. Будь она сейчас зверем, сразу показала бы Ройсу, что даже ловцу не догнать её.
Впрочем, и в человеческом можно попытаться.
Следы не путала – всё равно им обоим во дворец, – лишь мчалась, петляя меж стволами деревьев, перепрыгивая через сухие ветви и выступающие из земли узловатые корни, огибая встречающиеся овраги и заросли папоротника. Наконец остановилась, принюхалась. Ни запаха, ни звука, свидетельствующего, что Ройс бросился в погоню.
Ни фигуры в неизменно чёрной одежде в пределах видимости.
Наверняка посчитал ниже своего достоинства бегать за какой-то волчицей. На голую женскую грудь все мужики пялиться горазды, а как требуется попотеть да за девушкой побегать, так сразу никого нет.
Али сдула с лица прядку, выбившуюся из хвоста, и повернулась, намереваясь продолжить путь уже неспешным гуляющим шагом.
И едва не вскрикнула позорно, словно обыкновенная девчонка, когда выше талии сомкнулось кольцо сильных рук, а перед носом возникла мрачная физиономия Ройса.
– Попалась, – произнёс без особого восторга.
– Попалась, – не стала спорить Али.
И как только подкрасться незамеченным сумел?
Не удержалась, потянулась к Ройсу, сделала глубокий вдох.
Ничего.
Странно.
Нет, какой-никакой запах у Ройса имелся – свежий, чуть пьянящий аромат леса, осевший невидимой пыльцой на встрёпанных тёмно-каштановых волосах и одежде, инстинктивно тревоживший волчицу. Терпкий запах сигарет, тонкий, едва уловимый, но впитавшийся прочно в поношенного вида кожаную куртку. Легчайший мятный привкус шампуня и пены для бритья. Характерный медный оттенок стали – какой ловец ходит без оружия? Но то запахи внешние, надетые на тело, будто одежда, прилипшие, точно репей к хвосту, а собственного запаха у Ройса словно и нет. Сними с него маску наносных ароматов, и что останется?
Сильные, ловкие руки. Прохладная на ощупь кожа. Худое, жилистое тело, угадывающееся под слоями ткани. Постоянное присутствие если не рядом, то где-то поблизости, и заставляющее нервничать, впадать в умеренную паранойю, и рождающее чувство защищённости, смутное пока, неуверенное.
Али наклонилась к шее Ройса, задев кончиком носа его подбородок, и ловец резко разжал руки, отшатнулся. На лице гримаса, брезгливая, глубоко возмущённая подобной вопиющей наглостью, в глазах – раздражение, досада.
– Ты что делаешь?
– Обнюхиваю тебя.
Чего уж отрицать очевидное?
– Зачем?
– Просто так. Пытаюсь понять, почему ты не пахнешь, как все нормальные люди и большинство нормальной нечисти.
– А должен?
– Вообще-то, да. В теории.
– Такие, как я, не пахнут, – Ройс одёрнул куртку, развернулся и направился в сторону дворца.
Занимательно, однако.
Али нагнала ловца, шагающего широко, быстро, пошла за ним, время от времени переходя на короткие перебежки, чтобы не отстать.
– Такие – это какие?
– Любопытство кошку сгубило, слышала такое выражение? – вопросом на вопрос ответил Ройс.
– Я не кошка.
– Значит, волчицу.
Всё-таки он испытывает её терпение.
– Послушай, Ройс. Понимаю, мы тебе не нравимся, но это вовсе не означает, что мы заслуживаем столь…
– Мы? – повторил Ройс насмешливо и даже мимолётным взглядом через плечо удостоил.
– Подруги Эжени, – пояснила Али, перебравшись через ствол поваленного дерева, заросшего тёмно-зелёным нежным мхом. – И женщины в целом.
– С первым пунктом соглашусь, пожалуй. Особенно эта коллега Эжени по бывшей работе, темноволосая, болтливая и шумная донельзя… как там, бишь, её?
– Юлисса.
Тут и самой можно согласиться отчасти. Юлисса и впрямь несколько суетливая, временами порывистая, иногда громкая чересчур и горячая через край – и в её случае выражение это теряло привычное своё метафорическое значение.
– Но у Юл доброе сердце. Она не злобная, не мелочная, не завистливая и своих никогда не предаст.
– Однако сердечная доброта не помешала ей отхватить в кавалеры ни много ни мало самого тёмного князя. С перспективой заполучить в своё распоряжение четверть этого мира лучшие душевные качества сразу цвести и пахнуть начинают.
– Это-то тут при чём?
– В большинстве своём вы, женщины, все одинаковы, особенно нынешние поколения, вскормленные телевизором, интернетом и сказками о красивой, необременительной и безбедной жизни, – отрезал Ройс. – И не уверяй, что благородная Юлисса об этом не думала ни минуты.
Ройс в своём репертуаре. Впрочем, как всегда, когда речь заходила о современных девушках. Порой аж любопытно становилось, где только княжеский ловец успел понабраться стереотипных этих представлений, столь же убогих, узких, подобно всякому клише? Юлисса, помнится, даже предположение выдвигала, что Ройсом, бедолагой, какая-то меркантильная дамочка попользовалась, оттого-то он теперь и нервный такой, чуть что, и сразу в корыстных намерениях подозревает.
Правда, трудно представить ту женщину, что смогла бы Ройса на деньги раскрутить, сыграть на его чувствах, использовать втемную и бросить, как только надоест или своё отработает.
Только не его.
– Тем не менее, второй пункт я не поддержу.
– То есть прекрасный пол ты любишь и уважаешь? – ироничная интонация сама собой в голосе появилась.
– Разумеется. Просто люблю и уважаю я далеко не всех его представительниц. Любовь и уважение надо заслужить, а не требовать его сугубо по гендерному признаку.
Больно надо – выслуживаться перед каким-то там ловцом! Не хочет соблюдать элементарные правила общения, принятые среди культурных людей и нечисти, и боги с ним.
Оставшийся до дворца путь прошёл в молчании. У Северного входа они разошлись, не сказав друг другу более ни слова, и Али с чувством тайного облегчения вернулась в свою комнату. Приняла душ, переоделась, включила ноутбук и до вечера погрузилась в работу. В восемь часов ждал традиционный и почти семейный ужин с Эжени, Дэсмондом и ближайшим его окружением из числа тех, кто в данный момент жил во дворце.
И ещё надо бы сказать Эжени, что Али придётся вернуться на пару деньков в мир людей. При всех своих удобствах княжеская вотчина, равно как и вся эта сторона, родной для нечисти и нелюдей мир, имела весьма солидный для Али недостаток – тут нет интернета.
Да и приятно будет хотя бы ненадолго избавиться от ощущения близкого присутствия Ройса, от его раздражающего высокомерия и пренебрежения.
* * *
– Несравненная госпожа Алионор!
Вот же… хрень!
Укрыться негде.
Бежать поздно.
Хамить в лицо некрасиво и невежливо. По отношению к хозяевам дома.
Остаётся запастись терпением и держать клыки и честное мнение при себе.
Мишель Сеймур, значившийся при пресветлом князе Дэсмонде канцлером чего-то там, возник перед Али, словно мелкий бес из болота вынырнул. Расплылся в широкой глуповатой улыбке, подхватил, разрешения не спрашивая, её руку и с видом самым обожающим, трепетным облобызал пальцы. Али выдавила ответный вымученный оскал, с немалым трудом сдерживаясь, чтобы не вырвать руку и не вытереть пальцы о подол платья.
А лучше сразу помыть.
С тем вонючим хозяйственным мылом, которым её мама пользовалась во времена детства Али. И от мерзкого ощущения слюны должно избавить, и раздражающий чужой запах накрепко отбить.
– Господин Сеймур, добрый вечер.
– Вы, как всегда, совершенно обворожительны, Алионор, – Мишель не торопился отпускать пленённую руку. – И я же просил вас общаться ко мне по имени.
– А… простите, я… забыла.
– Забывчивость юных дев столь очаровательна, что вам не следует её стесняться.
Неужели? Может, напомнить, что Али что по меркам этого мира, что мира людей к юным девам могла относиться разве что условно?
Али украдкой оглядела небольшую библиотеку, в которой в ожидании ужина коротали время княжеская чета и их гости. Народу мало: Эжени, Дэсмонд, двое мужчин из круга княжеских приближённых, их супруги да Мишель, пребывавший, к глубокому огорчению Али, в статусе не связанного брачными обязательствами холостяка. Спуститься должен был и Ройс, но пока ловца что-то не видно.
Или нашёл занятие поинтереснее долгой скучной трапезы, щедро приправленной пустопорожними застольными беседами?
Эжени с другими дамами расположилась на диванах возле камина, в стороне Дэсмонд разговаривал о чём-то с мужчинами. Мишель продолжал старательно улыбаться и смотреть на Али с выражением безграничного восторга. Худощавый, вертлявый, с каштановыми волосами и глубоко посаженными тёмными глазами, Мишель Сеймур производил впечатление существа недалёкого, не обременённого лишними сложными мыслями, немного скользкого и радости не вызывающего, но в целом безобидного. Однако на сей счёт Али не обманывалась. Эжени рассказывала, что в государственных делах канцлер демонстрировал стальную хватку, ловкость профессионального шулера и волчий нюх. Пустыми обещаниями не бросался, умел действовать решительно, жёстко и князя не подводил. И, только завидев Али, в мгновение ока превращался во влюблённого дурачка, липкого, приставучего, будто свежая жвачка на обувной подошве, беспрестанно сыплющего странными остротами и сомнительными комплиментами.
Или искусно притворялся таковым.
Что ближе к истине, Али ещё не выяснила.
Повернувшись лицом к сидящей рядом женщине и потрескивающему огню в камине, Эжени внимательно слушала собеседницу и потому умоляющего взгляда подруги не заметила.
