Теща стояла, не двигаясь, как корова в стойле: не мычала, и не телилась.
Я раздухарился, и ткнул указующим перстом в шоколадный глаз – пора было перебираться вверх по карьерной лестнице.
- Нет, - тихо сказала раба божья Алевтина, и перекрестилась.
«Понятно», подумал я, продолжая загонять тещу в угол стола, «значит, все-таки существуют ограничения по использованию малых народов в полевых условиях. Видимо, и омлетом тут не пахнет – не христианское это дело». Продолжая наполнять маму Алю пролетарским самосознанием, я вдруг услышал приближающийся скрип половиц, и трубный глас архангела Гавриила возвестил о явлении мужа, озадаченного, на этот раз, поисками истины не в вине, а в жене.
Ясно представив себе, как я отправляюсь в ад по частям, если он застукает меня за этим не богоугодным делом, я пробкой от шампанского выскочил из узкого горлышка мамы Али, и с заинтересованным видом стал рассматривать репродукцию, висящую на стене. Это оказалась картина Верещагина «Апофеоз войны», где среди пирамиды черепов я уже отчетливо видел свою бестолковую голову.
Теща, кряхтя, вылезла из-под стола, и столкнулась нос к носу с Гаврилой, заруливающего на запах войны: в воздухе отчетливо пахло битвой полов.
- А… Это ты, - неуверенно сказал Гаврила, вновь не узнав меня, и повернулся к Алевтине, – Алька, - сказал он жене, которая судорожно вздрагивала и косилась на меня, - пойдем со мной, в огороде поможешь. - Она кивнула, и мелкими шажками засеменила вон из кухни, напомнив мне японскую гейшу.
«Это что же, опять заниматься рукоприкладством?!» – мысленно возопил я, сжимая в кулаке нереализованные возможности к самопознанию. «Ну, уж нет, увольте!» Я горным козлом поскакал в огород, вслед за своей козочкой, намереваясь под любым возможным предлогом закончить обряд инициации.
Моя недообъезженная лошадка стояла крупом кверху промеж грядок, а соседский мужик с полевым биноклем наперевес изучал тещину грядку промеж ножек, прячась в ветвях массивного дерева, напоминающего дуб в цвету. Подпрыгивая от нетерпения и гарцуя вдоль межи, я неумолимо приближался к раненой кобылке, желая добить ее точечными ударами в зияющую на солнце рану.
«Гаврила был подле сарая – Гаврила, молча водку пил. Пока он занят был процессом, схватил я тещу за бедро, и чтоб она вдруг не упала, ее на крюк свой насадил...», – весело плел я по дороге какую-то ахинею, как акын (что увижу – то спою), подбираясь к заветной мечте...
Мама Аля по обычаю затихла (она сразу становилась шелковая, когда Каменный Гость посещал ее темницу), и я, воровато озираясь по сторонам, поскакал что есть мочи, неся концом благую весть.
Гаврила временно бросил пить и посмотрел на нас. Я остановился и приветственно помахал ему рукой. Он посмотрел мутным взглядом куда-то мимо меня и рухнул в кусты. Я заржал и, роя копытом землю, устремился к финишу. Теща вдруг очнулась и стала двигаться со мною в одной упряжке. «Вот и тебя, наконец, пробрало», обрадовался я, что есть силы хлюпая внизу.
Сзади что-то хрустнуло: это с дуба рухнул сосед, не выдержав накала страстей. Я мысленно послал ему джедайскую установку: «Ты ничего не видел», но, видимо, он был тойдарианцем от рождения и не чувствовал Силу. Сосед с воплями помчался по деревне, размахивая треснувшим от напряжения биноклем, и скрылся вдали…
Всему когда-то приходит конец – пришел он и к Алевтине. Она вдруг тоненько заголосила и вся как-то завибрировала.
- Ой, что это… Как же это… Что со мною… – запричитала она, еле держась на подгибающихся ногах.
- Это оргазм, детка, - пафосно изрек я, добивая ее, грешную, разящими ударами своей палицы, закаленной в семейных боях. И тут я почувствовал, что и для меня наступил момент истины.
– Fatality!!! - страшным голосом закричал я, выпуская порцию медихлориана в изможденную вагину, и повалился на землю, увлекая за собой счастливую фемину на благоухающую постель из трав и цветов - в пучки салата и резеды.
- Напрасно вы, мамаша, отказываетесь от всяческих удовольствий! – я тяжело дышал, и еще не отошел от Битвы Пяти Воинств. - Вон, у дочки вашей поинтересуйтесь, как бывает хорошо... Она тоже только из-под шкафа вылезла, когда со мной познакомилась – видимо, это у вас семейное... а теперь от этой секс-террористки проходу нет: приходится скрываться в глухой деревне. Отдохнуть я хотел от всего этого… Если бы не вы.
Алевтина Ивановна ничего не отвечала, только мелко дрожала, с трудом восстанавливая дыхание, и улыбалась…
***
Все последующие дни я охотился за желанной добычей, настигая тещу в самых непредсказуемых местах: то в ванной, пока она развешивала белье; то на кухне, во время мытья посуды; то в ее супружеской постели, рядом со спящим в хлам ее мужем; то во время дойки коровы в сарае, то на огороде, во время кормления кур.
Она действовала на меня, как Виагра: раньше я никогда не обладал такой мужской силой – моей потенции хватало, в лучшем случае, на пару раз в день, да и то – по великим праздникам. Сейчас же я мог заткнуть за пояс самого Геракла с его сексуальными подвигами, трахаясь по пять раз на дню. Да что там за пояс – я и его бы самого трахнул, даром, что он мужик.
Ее муж нам не мешал: он находился все время в параллельном пространстве. Я был для него случайным призраком, вторгшимся в его разрушенный и неспокойный мир, и внятно поговорить с ним мне так и не удалось.
Моя Женька целыми днями раскатывала по деревне на велосипеде, встречаясь с подругами и пропадая неизвестно где, давая мне возможность без стеснения иметь ее маму при любом удобном случае. Правда, ночью мне пришлось все же пару раз выполнить с ней обязательную программу: она тосковала по анальному сексу, и я быстро приводил ее в чувство, в ожидании очередного утра – тогда с Алевтиной Ивановной опять начиналась программа произвольная.
Теще самой стала нравиться эта игра. Она теперь регулярно кончала и, зачастую, сама подстерегала меня где-нибудь за углом. Когда я хотел, например, предаться отдыху на сеновале в компании старины Уокера, она находила меня и нежно дрочила, глядя на меня преданным взглядом собачьих глаз. Приходилось объезжать ее по новой, снова и снова. Постепенно она стала напоминать мне свою дочь, и я хотел только одного: трахнуть ее уже по полной программе, не избегая нехристианских мест, и покинуть этот гостеприимный дом – он уже мало чем отличался от моего собственного.
Наступила последняя ночь нашего пребывания в деревне – неделя пронеслась незаметно, оставшись в памяти одним нескончаемым трахом, словно я вступил в Эру Совокупления. В последний день мы с Женькиной мамой почти не виделись: быстрая ебля на кухне в стояка, пока она готовила завтрак, и торопливый трах на обеденном столе, пока жена ходила в подвал за квашеной капустой – не в счет...
Женщины занимались упаковкой вещей в дорогу, Гаврила лежал в предбаннике лицом в плошке с кошачьей едой и пускал носом пузыри, а я нежился в кровати после душа, готовясь ко сну.
Я уже дремал, как вдруг почувствовал, что меня осторожно приводят в боевую готовность: кто-то тихо дрочил мой член не спрашивая, хочу я этого, или нет. Это оказалась Женькина мать, которая, присев на краешек кровати, ласкала его руками, с любовью глядя на меня.
- Вы завтра уезжаете, - заговорила она, видя, что я открыл глаза, - и сегодня последняя ночь… Я помню, что вы мне сказали… Тогда, в первый раз… И я хочу попробовать… Чтобы не жалеть, что не сделала… Когда была такая возможность.
Не давая мне времени на ответ, Алевтина Ивановна потупилась, посмотрела на результат своей ручной работы, и перекрестилась.
- Господи, прости меня, грешную, - сказала она, потом наклонилась, и осторожно лизнула головку.
Я не верил своим глазам: теща опустилась ртом на член, и стала причмокивать губами! Конечно, было приятно, но техника сосания отсутствовала напрочь. Я поднял голову: посередине комнаты стояла моя жена – она тоже не верила своим глазам.
«Дзинь!» – раздался стеклянный звук в моей голове: я представил себе, как мои обледеневшие от ужаса яйца медленно отделяются от организма и отлетают от меня навсегда. Я посмотрел на выражение лица жены и зажмурился от страха.
Теща увидела Женьку, поперхнулась, и от неожиданности зубами сжала мой орган. Потом она подскочила, схватила Женьку за руку и потащила из комнаты.
– Мы сейчас, – сказала она сдавленным голосом.
Пока я лихорадочно метался по кровати, выбирая между тем, чтобы выброситься из окна, или забаррикадировать дверь, в комнату вошла похоронная процессия: Женька и ее мама.
- Я все знаю, – глухим голосом сказала моя жена.
Вдруг вспомнились пингвины из мультфильма «Мадагаскар»: «Улыбаемся, и машем!» – подумалось мне. Я весь сжался под одеялом и втянул голову в плечи.
- Я хочу поблагодарить тебя за то, что ты сделал для моей мамы, – на лице жены вдруг появилась теплая улыбка. – Как в свое время сделал это для меня. И… я не сержусь, любимый.
Я обалдело смотрел на жену, не до конца понимая смысл сказанных ею слов. Женька, тем временем, подвела свою маму за руку к кровати и заботливо сняла с нее халат. Передо мной открылось ядреное тело женщины: с большими торчащими сосками на огромных грудях и красивым изгибом полных бедер. Я первый раз видел Женькину мать полностью обнаженной: обычно я трахал ее одетой по-домашнему. И тут мне стало не до шуток…
– Покажи ей все, – сказала жена, сбрасывая и с себя одежду, – а я вам помогу.
Они легли на кровать по обе стороны от меня, наклонились над моей головой и стали вместе целовать мои губы, поочередно засовывая мне в рот свои влажные языки. Я мял их груди руками, не находя особой разницы в размерах, сжимал пальцами возбужденные соски и оттягивал их в стороны. Мои женщины ласкали мне мошонку и, переплетаясь пальцами на члене, нежно дрочили меня.
Потом Женька медленно спустилась вниз, проведя влажную дорожку по моему телу горячим языком, и стала слегка покусывать мои соски, облизывая их по окружности. Затем опустилась еще ниже, утопив язык в ложбинке пупка. Она вылизывала его, задевая подбородком липкую головку члена, которая упиралась ей под горло, и пристально смотрела мне в глаза. Потом совсем сползла к моим ногам, чмокнула член у основания, и стала сосать головку, сжимая яйца в мягкой ладошке. Я не знал, что мне доставляет большее наслаждение: минет от жены, или поцелуи от тещи. Наверное, и то и другое вместе.
– Мама, иди сюда, – позвала Женька, – и подвинулась, освобождая место для нее.
Теща с сожалением выпустила мои губы, и неожиданно грациозным движением пантеры скользнула на зов дочери.
– Смотри, и повторяй за мной, – сказала жена и вновь припала губами к моему члену.
Она медленно обрабатывала весь его целиком, задерживаясь около головки, лаская уздечку быстрыми волнующими движениями кончика языка. Слюна обильно текла по стволу члена, и Женька периодически влажно всасывала его целиком, упираясь губами в мошонку. Теща сначала искоса, потом, осмелев, во все глаза стала смотреть, как член пульсирует между широко открытых губ ее дочери, ныряя во влажное горло. Алевтина облизывалась, и непроизвольно ртом повторяла движения Женьки. Ее рука пропадала где-то между бедрами, и я представлял себе, что там происходит.
– Яйца ему пока пососи, он это любит, – невнятно сказала моя жена, не выпуская член изо рта, и, схватив мошонку у основания, подтянула к губам Алевтины.
Мама Аля наклонилась и сразу обхватила их целиком. Некоторое время подержала во рту, привыкая к ощущениям, потом закрыла глаза и стала осторожно сосать. Я чувствовал, как она внутри их вылизывает языком, это было заметно по ее вибрирующим щекам: язык во рту ходил ходуном. Я купался в ощущениях, с наслаждением наблюдая за женщинами: они стояли рядышком, касаясь друг друга оттопыренными задницами, и одновременно отсасывали все мое мужское хозяйство.
– Давай теперь ты, – сказала Женька, тяжело дыша.
Она обхватила голову тещи, зажала рукой мой член у основания, и стала водить раздувшейся головкой по ее влажным губам. Алевтина, далеко высунув язык, стала ртом ловить ее, потом отпихнула руку дочери и сама схватила его.
Теща прижала к члену влажный язык, распластав его по всей головке, и стала энергично дрочить, облизывая по кругу и не пуская его в рот. Она вопросительно посмотрела на меня, и я одобрительно кивнул. Тогда Алевтина вытянула губы «уточкой», плотно зажала губами головку и сделала несколько сильных сосущих движений – я видел, как появляются и пропадают глубокие ямочки на ее щеках. Потом осторожно опустилась ртом на ствол, добравшись до мошонки, и затем стала медленно подниматься вверх, сдавливая член зубами, и, в конце, передними зубками покусывая головку. Кончиком языка она слизывала липкие капли из дырочки, стараясь просунуть его поглубже внутрь.
– Да ты прирожденная минетчица! – с восхищением глядя на мать, воскликнула Женька. – Я тебе этого даже не показывала!
- Отличная соска! - подтвердил я, в изумлении глядя на чувственные ласки, которые вытворяла с членом моя неопытная ученица. - Где вы раньше были, Алевтина Ивановна?
Теща улыбнулась одними глазами и неожиданно проглотила член до самого основания. Она перестала двигаться и замерла. Женька с перепугу схватила мать за плечо.
– Мам, ты там не задохнулась? Ты можешь, с непривычки…
– Заткнись, дура! – прохрипел я, непроизвольно выгибаясь навстречу теще. – Она там меня… сосет! Горлом, представляешь?!
Женька нагнулась и восхищенно уставилась на свою мать: ее горло плавно сокращалось волнообразными движениями мышц. Яиц не было видно – мошонку крепко сжимала мамина рука.
– Все, бабы, отвалите на хер! – простонал я, упершись ногами в плечи тещи. - Я так раньше времени отстреляюсь и не доберусь до сладкого!
Я отпихнул тещу, которая с влажным хлюпом отвалилась от меня: мне показалось, что я чудом спасся из доильного аппарата.
– Мама Аля, давайте я полижу вам, – сказал я, вставая, – а то мне нужно успокоиться!
Женькина мать замешкалась, не совсем понимая, что от нее требуется, и моя жена шутливо повалила ее на кровать, согнула колени и сильно развела ее ноги в стороны. Потом провела пальчиками по маминой промежности, глянула на меня и игриво подмигнула. Я уставился на тещины бедра: красные набухшие губы, обрамленные густыми курчавыми волосами, раскрылись, и я увидел влажную, зовущую … нет, на киску это было совсем не похоже. Передо мной, истекая соками, пульсировала возбужденная волосатая пизда.
Алевтина Ивановна в смятении задергала ногами, потом затихла и закрыла лицо руками. Женька смущенно улыбнулась и кивнула мне: «Приступай!»
Я нагнулся и пощекотал кончиком языка большой клитор, который торчал из-под влажной складки. Вылизывать тещу не было никакой необходимости: на ней и так «живого» места не было. Она непрерывно текла, раскрытое влагалище сокращалось, и моя короткая ласка добила ее окончательно.
Я раздухарился, и ткнул указующим перстом в шоколадный глаз – пора было перебираться вверх по карьерной лестнице.
- Нет, - тихо сказала раба божья Алевтина, и перекрестилась.
«Понятно», подумал я, продолжая загонять тещу в угол стола, «значит, все-таки существуют ограничения по использованию малых народов в полевых условиях. Видимо, и омлетом тут не пахнет – не христианское это дело». Продолжая наполнять маму Алю пролетарским самосознанием, я вдруг услышал приближающийся скрип половиц, и трубный глас архангела Гавриила возвестил о явлении мужа, озадаченного, на этот раз, поисками истины не в вине, а в жене.
Ясно представив себе, как я отправляюсь в ад по частям, если он застукает меня за этим не богоугодным делом, я пробкой от шампанского выскочил из узкого горлышка мамы Али, и с заинтересованным видом стал рассматривать репродукцию, висящую на стене. Это оказалась картина Верещагина «Апофеоз войны», где среди пирамиды черепов я уже отчетливо видел свою бестолковую голову.
Теща, кряхтя, вылезла из-под стола, и столкнулась нос к носу с Гаврилой, заруливающего на запах войны: в воздухе отчетливо пахло битвой полов.
- А… Это ты, - неуверенно сказал Гаврила, вновь не узнав меня, и повернулся к Алевтине, – Алька, - сказал он жене, которая судорожно вздрагивала и косилась на меня, - пойдем со мной, в огороде поможешь. - Она кивнула, и мелкими шажками засеменила вон из кухни, напомнив мне японскую гейшу.
«Это что же, опять заниматься рукоприкладством?!» – мысленно возопил я, сжимая в кулаке нереализованные возможности к самопознанию. «Ну, уж нет, увольте!» Я горным козлом поскакал в огород, вслед за своей козочкой, намереваясь под любым возможным предлогом закончить обряд инициации.
Моя недообъезженная лошадка стояла крупом кверху промеж грядок, а соседский мужик с полевым биноклем наперевес изучал тещину грядку промеж ножек, прячась в ветвях массивного дерева, напоминающего дуб в цвету. Подпрыгивая от нетерпения и гарцуя вдоль межи, я неумолимо приближался к раненой кобылке, желая добить ее точечными ударами в зияющую на солнце рану.
«Гаврила был подле сарая – Гаврила, молча водку пил. Пока он занят был процессом, схватил я тещу за бедро, и чтоб она вдруг не упала, ее на крюк свой насадил...», – весело плел я по дороге какую-то ахинею, как акын (что увижу – то спою), подбираясь к заветной мечте...
Мама Аля по обычаю затихла (она сразу становилась шелковая, когда Каменный Гость посещал ее темницу), и я, воровато озираясь по сторонам, поскакал что есть мочи, неся концом благую весть.
Гаврила временно бросил пить и посмотрел на нас. Я остановился и приветственно помахал ему рукой. Он посмотрел мутным взглядом куда-то мимо меня и рухнул в кусты. Я заржал и, роя копытом землю, устремился к финишу. Теща вдруг очнулась и стала двигаться со мною в одной упряжке. «Вот и тебя, наконец, пробрало», обрадовался я, что есть силы хлюпая внизу.
Сзади что-то хрустнуло: это с дуба рухнул сосед, не выдержав накала страстей. Я мысленно послал ему джедайскую установку: «Ты ничего не видел», но, видимо, он был тойдарианцем от рождения и не чувствовал Силу. Сосед с воплями помчался по деревне, размахивая треснувшим от напряжения биноклем, и скрылся вдали…
Всему когда-то приходит конец – пришел он и к Алевтине. Она вдруг тоненько заголосила и вся как-то завибрировала.
- Ой, что это… Как же это… Что со мною… – запричитала она, еле держась на подгибающихся ногах.
- Это оргазм, детка, - пафосно изрек я, добивая ее, грешную, разящими ударами своей палицы, закаленной в семейных боях. И тут я почувствовал, что и для меня наступил момент истины.
– Fatality!!! - страшным голосом закричал я, выпуская порцию медихлориана в изможденную вагину, и повалился на землю, увлекая за собой счастливую фемину на благоухающую постель из трав и цветов - в пучки салата и резеды.
- Напрасно вы, мамаша, отказываетесь от всяческих удовольствий! – я тяжело дышал, и еще не отошел от Битвы Пяти Воинств. - Вон, у дочки вашей поинтересуйтесь, как бывает хорошо... Она тоже только из-под шкафа вылезла, когда со мной познакомилась – видимо, это у вас семейное... а теперь от этой секс-террористки проходу нет: приходится скрываться в глухой деревне. Отдохнуть я хотел от всего этого… Если бы не вы.
Алевтина Ивановна ничего не отвечала, только мелко дрожала, с трудом восстанавливая дыхание, и улыбалась…
***
Все последующие дни я охотился за желанной добычей, настигая тещу в самых непредсказуемых местах: то в ванной, пока она развешивала белье; то на кухне, во время мытья посуды; то в ее супружеской постели, рядом со спящим в хлам ее мужем; то во время дойки коровы в сарае, то на огороде, во время кормления кур.
Она действовала на меня, как Виагра: раньше я никогда не обладал такой мужской силой – моей потенции хватало, в лучшем случае, на пару раз в день, да и то – по великим праздникам. Сейчас же я мог заткнуть за пояс самого Геракла с его сексуальными подвигами, трахаясь по пять раз на дню. Да что там за пояс – я и его бы самого трахнул, даром, что он мужик.
Ее муж нам не мешал: он находился все время в параллельном пространстве. Я был для него случайным призраком, вторгшимся в его разрушенный и неспокойный мир, и внятно поговорить с ним мне так и не удалось.
Моя Женька целыми днями раскатывала по деревне на велосипеде, встречаясь с подругами и пропадая неизвестно где, давая мне возможность без стеснения иметь ее маму при любом удобном случае. Правда, ночью мне пришлось все же пару раз выполнить с ней обязательную программу: она тосковала по анальному сексу, и я быстро приводил ее в чувство, в ожидании очередного утра – тогда с Алевтиной Ивановной опять начиналась программа произвольная.
Теще самой стала нравиться эта игра. Она теперь регулярно кончала и, зачастую, сама подстерегала меня где-нибудь за углом. Когда я хотел, например, предаться отдыху на сеновале в компании старины Уокера, она находила меня и нежно дрочила, глядя на меня преданным взглядом собачьих глаз. Приходилось объезжать ее по новой, снова и снова. Постепенно она стала напоминать мне свою дочь, и я хотел только одного: трахнуть ее уже по полной программе, не избегая нехристианских мест, и покинуть этот гостеприимный дом – он уже мало чем отличался от моего собственного.
Наступила последняя ночь нашего пребывания в деревне – неделя пронеслась незаметно, оставшись в памяти одним нескончаемым трахом, словно я вступил в Эру Совокупления. В последний день мы с Женькиной мамой почти не виделись: быстрая ебля на кухне в стояка, пока она готовила завтрак, и торопливый трах на обеденном столе, пока жена ходила в подвал за квашеной капустой – не в счет...
Женщины занимались упаковкой вещей в дорогу, Гаврила лежал в предбаннике лицом в плошке с кошачьей едой и пускал носом пузыри, а я нежился в кровати после душа, готовясь ко сну.
Я уже дремал, как вдруг почувствовал, что меня осторожно приводят в боевую готовность: кто-то тихо дрочил мой член не спрашивая, хочу я этого, или нет. Это оказалась Женькина мать, которая, присев на краешек кровати, ласкала его руками, с любовью глядя на меня.
- Вы завтра уезжаете, - заговорила она, видя, что я открыл глаза, - и сегодня последняя ночь… Я помню, что вы мне сказали… Тогда, в первый раз… И я хочу попробовать… Чтобы не жалеть, что не сделала… Когда была такая возможность.
Не давая мне времени на ответ, Алевтина Ивановна потупилась, посмотрела на результат своей ручной работы, и перекрестилась.
- Господи, прости меня, грешную, - сказала она, потом наклонилась, и осторожно лизнула головку.
Я не верил своим глазам: теща опустилась ртом на член, и стала причмокивать губами! Конечно, было приятно, но техника сосания отсутствовала напрочь. Я поднял голову: посередине комнаты стояла моя жена – она тоже не верила своим глазам.
«Дзинь!» – раздался стеклянный звук в моей голове: я представил себе, как мои обледеневшие от ужаса яйца медленно отделяются от организма и отлетают от меня навсегда. Я посмотрел на выражение лица жены и зажмурился от страха.
Теща увидела Женьку, поперхнулась, и от неожиданности зубами сжала мой орган. Потом она подскочила, схватила Женьку за руку и потащила из комнаты.
– Мы сейчас, – сказала она сдавленным голосом.
Пока я лихорадочно метался по кровати, выбирая между тем, чтобы выброситься из окна, или забаррикадировать дверь, в комнату вошла похоронная процессия: Женька и ее мама.
- Я все знаю, – глухим голосом сказала моя жена.
Вдруг вспомнились пингвины из мультфильма «Мадагаскар»: «Улыбаемся, и машем!» – подумалось мне. Я весь сжался под одеялом и втянул голову в плечи.
- Я хочу поблагодарить тебя за то, что ты сделал для моей мамы, – на лице жены вдруг появилась теплая улыбка. – Как в свое время сделал это для меня. И… я не сержусь, любимый.
Я обалдело смотрел на жену, не до конца понимая смысл сказанных ею слов. Женька, тем временем, подвела свою маму за руку к кровати и заботливо сняла с нее халат. Передо мной открылось ядреное тело женщины: с большими торчащими сосками на огромных грудях и красивым изгибом полных бедер. Я первый раз видел Женькину мать полностью обнаженной: обычно я трахал ее одетой по-домашнему. И тут мне стало не до шуток…
– Покажи ей все, – сказала жена, сбрасывая и с себя одежду, – а я вам помогу.
Они легли на кровать по обе стороны от меня, наклонились над моей головой и стали вместе целовать мои губы, поочередно засовывая мне в рот свои влажные языки. Я мял их груди руками, не находя особой разницы в размерах, сжимал пальцами возбужденные соски и оттягивал их в стороны. Мои женщины ласкали мне мошонку и, переплетаясь пальцами на члене, нежно дрочили меня.
Потом Женька медленно спустилась вниз, проведя влажную дорожку по моему телу горячим языком, и стала слегка покусывать мои соски, облизывая их по окружности. Затем опустилась еще ниже, утопив язык в ложбинке пупка. Она вылизывала его, задевая подбородком липкую головку члена, которая упиралась ей под горло, и пристально смотрела мне в глаза. Потом совсем сползла к моим ногам, чмокнула член у основания, и стала сосать головку, сжимая яйца в мягкой ладошке. Я не знал, что мне доставляет большее наслаждение: минет от жены, или поцелуи от тещи. Наверное, и то и другое вместе.
– Мама, иди сюда, – позвала Женька, – и подвинулась, освобождая место для нее.
Теща с сожалением выпустила мои губы, и неожиданно грациозным движением пантеры скользнула на зов дочери.
– Смотри, и повторяй за мной, – сказала жена и вновь припала губами к моему члену.
Она медленно обрабатывала весь его целиком, задерживаясь около головки, лаская уздечку быстрыми волнующими движениями кончика языка. Слюна обильно текла по стволу члена, и Женька периодически влажно всасывала его целиком, упираясь губами в мошонку. Теща сначала искоса, потом, осмелев, во все глаза стала смотреть, как член пульсирует между широко открытых губ ее дочери, ныряя во влажное горло. Алевтина облизывалась, и непроизвольно ртом повторяла движения Женьки. Ее рука пропадала где-то между бедрами, и я представлял себе, что там происходит.
– Яйца ему пока пососи, он это любит, – невнятно сказала моя жена, не выпуская член изо рта, и, схватив мошонку у основания, подтянула к губам Алевтины.
Мама Аля наклонилась и сразу обхватила их целиком. Некоторое время подержала во рту, привыкая к ощущениям, потом закрыла глаза и стала осторожно сосать. Я чувствовал, как она внутри их вылизывает языком, это было заметно по ее вибрирующим щекам: язык во рту ходил ходуном. Я купался в ощущениях, с наслаждением наблюдая за женщинами: они стояли рядышком, касаясь друг друга оттопыренными задницами, и одновременно отсасывали все мое мужское хозяйство.
– Давай теперь ты, – сказала Женька, тяжело дыша.
Она обхватила голову тещи, зажала рукой мой член у основания, и стала водить раздувшейся головкой по ее влажным губам. Алевтина, далеко высунув язык, стала ртом ловить ее, потом отпихнула руку дочери и сама схватила его.
Теща прижала к члену влажный язык, распластав его по всей головке, и стала энергично дрочить, облизывая по кругу и не пуская его в рот. Она вопросительно посмотрела на меня, и я одобрительно кивнул. Тогда Алевтина вытянула губы «уточкой», плотно зажала губами головку и сделала несколько сильных сосущих движений – я видел, как появляются и пропадают глубокие ямочки на ее щеках. Потом осторожно опустилась ртом на ствол, добравшись до мошонки, и затем стала медленно подниматься вверх, сдавливая член зубами, и, в конце, передними зубками покусывая головку. Кончиком языка она слизывала липкие капли из дырочки, стараясь просунуть его поглубже внутрь.
– Да ты прирожденная минетчица! – с восхищением глядя на мать, воскликнула Женька. – Я тебе этого даже не показывала!
- Отличная соска! - подтвердил я, в изумлении глядя на чувственные ласки, которые вытворяла с членом моя неопытная ученица. - Где вы раньше были, Алевтина Ивановна?
Теща улыбнулась одними глазами и неожиданно проглотила член до самого основания. Она перестала двигаться и замерла. Женька с перепугу схватила мать за плечо.
– Мам, ты там не задохнулась? Ты можешь, с непривычки…
– Заткнись, дура! – прохрипел я, непроизвольно выгибаясь навстречу теще. – Она там меня… сосет! Горлом, представляешь?!
Женька нагнулась и восхищенно уставилась на свою мать: ее горло плавно сокращалось волнообразными движениями мышц. Яиц не было видно – мошонку крепко сжимала мамина рука.
– Все, бабы, отвалите на хер! – простонал я, упершись ногами в плечи тещи. - Я так раньше времени отстреляюсь и не доберусь до сладкого!
Я отпихнул тещу, которая с влажным хлюпом отвалилась от меня: мне показалось, что я чудом спасся из доильного аппарата.
– Мама Аля, давайте я полижу вам, – сказал я, вставая, – а то мне нужно успокоиться!
Женькина мать замешкалась, не совсем понимая, что от нее требуется, и моя жена шутливо повалила ее на кровать, согнула колени и сильно развела ее ноги в стороны. Потом провела пальчиками по маминой промежности, глянула на меня и игриво подмигнула. Я уставился на тещины бедра: красные набухшие губы, обрамленные густыми курчавыми волосами, раскрылись, и я увидел влажную, зовущую … нет, на киску это было совсем не похоже. Передо мной, истекая соками, пульсировала возбужденная волосатая пизда.
Алевтина Ивановна в смятении задергала ногами, потом затихла и закрыла лицо руками. Женька смущенно улыбнулась и кивнула мне: «Приступай!»
Я нагнулся и пощекотал кончиком языка большой клитор, который торчал из-под влажной складки. Вылизывать тещу не было никакой необходимости: на ней и так «живого» места не было. Она непрерывно текла, раскрытое влагалище сокращалось, и моя короткая ласка добила ее окончательно.
