Папина дочка
Кто знает, как далеко зашло наше общение с Аленушкой, если бы не моя профессия? Или её просьба о помощи, это был лишь повод сблизиться и разрушить запреты, непреодолимой стеной стоящие перед любым отцом и дочерью? Конечно, кроме свободных от предрассудков счастливчиков, которые нашли в себе силы и желание их преодолеть? Милая моя Алена, как же я тебе безумно благодарен – за то, что ты первой сделала шаг навстречу…
Моя семья – точнее, то, что от нее осталось – мало чем отличалась от тысяч других неполных семей, где по какой-то причине не было обоих родителей. Я остался один, когда Аленушке, нашей единственной дочери, было не больше десяти лет. Моя Марина не нашла ничего лучше, как бросить нас на произвол судьбы, и… Вот вам совет: никогда не отпускайте свою жену на курорт в одиночку.
Марина вернулась с черноморских пляжей счастливая, загорелая и затраханная до потери сознания: иначе трудно было объяснить её последующий внезапный отъезд, больше смахивающий на бегство. Какой-то джигит накачал её, кроме всего прочего, обещаниями и деньгами, и жена ушла по-английски, даже не попрощавшись. Сейчас она живет в одной из восточных стран: последнюю открытку на день рождения Алены мы получили пять лет назад из Эмиратов. Потом связь оборвалась: то ли с ней что-то случилось, то ли она попала в гарем без права переписки.
Огромного труда мне стоило поддерживать дочь на плаву. Алена очень тяжело переживала уход матери. Мне и самому приходилось не сладко, и дочь помогала, как могла. Я стал для нее и папой, и мамой, и бабушкой, и дедушкой: мои родители к тому времени уже умерли, а у моей бывшей их и вовсе не было – она была сирота.
Прошло десять лет одиночества – я так и не встретил «девушку своей мечты». Иногда меня заносило на каких-то женщин, но все это было временно: чаще всего моей верной подругой была правая рука. Так мы и жили с Аленушкой бок о бок, в обычной трехкомнатной клетке, построенной ещё в эпоху хрущевских перемен. Моя профессия давала возможность жить в достатке: я работал парикмахером-модельером в элитном салоне. Нужды мы никогда не испытывали, но и звезд с неба не хватали.
Я всю жизнь посвятил своей обожаемой малышке и благодаря моим стараниям дочка выросла в необычайную прелестницу. Моя внезапно свалившая жена была красивой женщиной, и – слава богу! – грацией и фигурой дочь пошла в неё, а не в меня. Её ухоженное стройное тело вызывало у многих зависть, а шикарные волосы были предметом заветных желаний многих подруг, что не удивительно: папа – профессионал и ухаживал за гривой дочери постоянно.
По просьбе моей девочки я отдал её заниматься в секцию художественной гимнастики, но в четырнадцать лет она внезапно бросила тренировки – сказался переходный возраст. Навыки, приобретённые Аленой в гимнастике, пригодились в дальнейшем. Когда она стала превращаться из угловатого подростка в очаровательную девушку с сексуальным телом и миловидным лицом, её стали приглашать на различные показы и фотосессии. Окончив курсы моделей и научившись великолепно двигаться, она стала ещё более востребованной. Женские журналы наперебой предлагали ей участие в рекламных роликах и фотосессиях с показами одежды и белья.
Я думаю, что в её популярности сыграл свою роль ещё один момент: живя с ней под одной крышей, в своем маленьком мирке, мы настолько были близки с ней по духу, что чувство стеснения и неловкости по мере взросления у неё так и не возникло. Поэтому она выросла совершенно без комплексов. Во время съемки Алёна вела себя перед камерой естественно, обнажаясь настолько, насколько это требовалось по замыслу фотографа: говорили, что работать с ней было одно удовольствие.
Дома дочка могла себе позволить ходить по квартире топлес – это была её обычная домашняя одежда – и в маленьких трусиках, которые одеждой можно было бы назвать с большой натяжкой. Спала она, обычно, совсем без белья: в какой-нибудь старой футболке, иногда моей, и могла шарахаться в ней по дому до самого вечера – если ей в этот день не надо было на очередной показ.
Я полагал, что она просто не воспринимает меня как мужчину: ведь я для неё был даже большим, чем просто отец. Но я ошибался... И наступил момент, когда мои представления об этом рассыпались, как карточный домик. И я ничуть не жалею об этом.
Был обычный день весны 20… года, у меня выходной, и я коротал время перед телевизором, сонно перескакивая с канала на канал: днем смотреть особо было нечего. К обеду из своей спальни выползла сонная дочь, буркнув на ходу «добрутро» и потащилась в душ. Я пошёл готовить завтрак, и через полчаса ко мне присоединилась заметно посвежевшая Алена.
– Пап, – сказала она, уплетая омлет с помидорами, – помнишь, скоро у меня будет юбилей?
– Да, ты уже будешь старушка, – сказал я. – Двадцать лет, это не шутки. Разменяешь третий десяток...
– Папа, прекрати! – Алена поморщилась. – Не напоминай мне о грустном, – она доела остатки и принялась за компот. – Я уже решила, как и где хочу его встретить! Но ты должен мне в этом помочь.
Я вопросительно посмотрел на дочь. Больше всего настораживал вопрос «Где?» – обычно, её дни рождения начинались у нас дома с подругами, и заканчивались в ночном клубе.
– На Мальдивах, – сказала Алена, выплевывая вишневую косточку и внимательно следя за моей реакцией.
– Отлично! День рождения на островах – что может быть лучше! Мы были в Турции, потом в Египте, теперь – Мальдивы! Почему бы и нет? А потом куда? В космос?! – проворчал я, вставая из-за стола.
– Ты куда? – спросила Алена.
– Как куда? Собираться! Паковать чемоданы: акваланг… Скафандр…
– Пап, я серьезно!
– Серьезно? И сколько стоит это удовольствие?
– Десять тысяч евро… All inclusive, на двоих, – поспешно добавила дочь.
– Я так понимаю, что в цену путевки включен еще и остров? У меня как раз не хватает десяти тысяч...
– Да пойми ты, наконец, ничего покупать не нужно! Тур оплачивает журнал, куда меня сегодня пригласили на съёмку. Это мой гонорар за участие.
– Понимаю. Ты будешь сниматься в жёстком порно с пятью неграми и одним жеребцом…
Алена фыркнула и бросила в меня полотенцем. Оно повисло на голове, придав мне некоторое сходство с арабским шейхом, но в домашней версии: я был в семейных трусах на босу ногу.
– Никаких жеребцов, пап! Просто это очень солидный и преуспевающий журнал.
– Гхм… Ну, не знаю… И в чём заключается моя помощь? Я должен кого-нибудь убить?
– Мне нужна твоя профессиональная помощь, – подчеркнула Алёнушка и вдруг покраснела, чего с ней почти никогда не случалось. – У меня сегодня съемка в эротическом журнале в мини-купальниках… И я должна быть гладко выбрита… Везде. – она опустила глаза, и совсем стала пунцовой.
– То есть, ты мне предлагаешь побрить тебя… Там? – я почувствовал, как кровь прилила к моим щекам.
– Да, – чуть слышно сказала дочь, – я не достаю… Везде, где нужно. Съёмка предполагает крупные планы. На кастинге сказали, что если я не выполню условия райдера, мое место на съёмках займет другая девушка… А я очень хочу на Мальдивы… С тобой.
Я не был готов к такой просьбе.
Конечно, я видел её голой с детства, бесчисленное количество раз моя вечером перед сном и подмывая после каждой смены памперсов. Да и её домашние «наряды» позволяли мне отслеживать все этапы взросления без утайки: от ребенка в прошлом, до девушки в настоящем. Но, одно дело, мельком лицезреть её прелести, случайно промелькнувшие перед глазами, а другое – внимательнейшим образом исследовать и привести в порядок каждый изгиб её интимных мест – по её словам это было необходимо.
В конце концов, я прогнал нескромные мысли прочь: моей девочке требуется моя помощь – причём, профессиональная! – и, если уж она решилась на это, будет верхом непорядочности отказать ей… Вдруг в самом деле она получит этот бонус с поездкой, и если я не помогу в этом – дочь никогда мне этого не простит… Мальдивы на дороге не валяются.
– Конечно помогу – в чем вопрос! – как можно непринуждённее сказал я. – Когда съемка?
– Да? Правда? – Алена просияла и бросила взгляд на телефон. – Ой! Через полтора часа уже!
– Так что же ты расселась? Дуй в ванную, а я за инструментами схожу!
Я достал из ящика свой любимый профессиональный набор для бритья фирмы Золинген с очень острой опасной бритвой в комплекте и вошёл в ванную комнату. Дочь расположилась на столике для пеленания, стоящий над стиральной машиной: когда-то я смастерил его для маленькой Аленушки, да он так и остался стоять в ванной комнате: любая поверхность в стеснённых квартирных условиях никогда не бывает лишней. На стол где сейчас, положив ногу на ногу, сидела дочь с телефоном в руках, мы складывали белье после стирки.
Я налил в миску горячей воды, приготовил бритву, крем, помазок, и сложил всё это на столик, рядом с Аленой. Потом вопросительно посмотрел на неё. Дочь опять порозовела и раскрыла ноги, поставив их на край стола.
– Шире, – сказал я, – иначе я никуда не доберусь.
Тогда Алена съехала ко мне ближе, подняла и широко развела ноги в стороны. Её футболка задралась, обнажив наполовину упругие грудки. Дочь полулежала, упираясь одной ногой в стену, а другой – в бойлер, висящий на противоположной стене. Я скрутил банное полотенце в жгут и подложил ей под ягодицы. Теперь бёдра были подняты высоко, и у меня была возможность добраться до самых сокровенных мест. Щёки Алёнушки пылали, и она усердно что-то искала в телефоне, не поднимая на меня глаз.
На её лобке красовался выстриженный дельфин. Интимная стрижка была мила и необычна, но млекопитающее тоже нужно было удалить по её просьбе. Я привычно нанес крем кисточкой, раскрыл бритву и приступил к работе.
Сначала я воспринимал девичью плоть с профессиональной точки зрения – как место, которое необходимо с особой тщательностью избавить от волос. Но постепенно, по мере того, как руки вошли в привычный ритм, и бритва автоматически совершала выверенные движения, я непроизвольно стал обращать внимание на волшебное тело своей дочери. Картинка, представшая моему взору, вызывала восхищение.
Доведенный до блеска лобок красиво сужался и переходил в нежную складочку, венчающую центр наслаждения. Отполированные моими стараниями губки были плотно прикрыты между собой – малые губы Алёнушки были действительно малыми и ничем не выдавали своего присутствия. Если бы я не знал, сколько на самом деле лет моей Аленушке, я бы подумал, что передо мной в наивном бесстыдстве лежит девочка-нимфетка, которой не дашь и двенадцати лет.
Еле отведя взгляд от возбуждающего зрелища, я сосредоточился на самой дальней точке, куда не смогла добраться моя прелестница. Мое мужское достоинство напомнило о своем существовании, с глухим стуком ткнувшись в дверцу стиральной машины. Почувствовав, что я приближаюсь к самому сложному и ответственному моменту, Алена отложила телефон в сторону и ручками раздвинула ягодицы, облегчая мне доступ к тайному девичьему проходу.
Здесь я действовал с особой осторожностью, но все закончилось благополучно, несмотря на то, что мои руки стали предательски дрожать: спокойно смотреть на это восхитительное тело было выше моих сил.
Я смазал места моего вмешательства специальным кремом, не вызывающим раздражения, и работа была окончена. Но мне не хотелось расставаться с прелестями Алёнушки, которые явились для меня приятной неожиданностью в этот, ничем не примечательный серый день. Да и Алена, прекрасно понимая, что дело было сделано, не торопилась уходить. Словно она чего-то ждала… Какого-то продолжения.
Я не знаю, что на меня нашло, скорее всего, виной тому был вид женских прелестей, раскрытых передо мной во всей своей бесстыдной наготе, но я наклонился, и … Прикоснулся кончиком языка к месту, которое обрабатывал последним. Оно инстинктивно сжалось от моего прикосновения.
– Пап, ты чего? – спросила Алена, приподняв голову, и я заметил, что глаза у неё подернулись пеленой.
– Просто… Хотел проверить… Качество бритья… Чтобы у тебя не было проблем, – я нёс какую-то околесицу, стараясь не встречаться с ней взглядом.
– Хорошо… Проверяй, – сказала она внезапно севшим голосом и откинулась назад.
Я уже плохо соображал, что делаю… Обхватив её попу руками, я провёл языком по всей внутренней поверхности бёдер – по месту, где богу было угодно их соединить. Дочь издала такой протяжный и сексуальный стон, что у меня внизу полыхнуло, и я сжал свое естество, чтобы не излиться прямо тут же, в трусы. Сказывалось отсутствие регулярной половой жизни – я уже был на грани.
Я стал хаотично покрывать поцелуями всю выбритую поверхность, а мой язык, лихорадочно исследовавший каждую ложбинку и впадинку её лона, заныл от усталости и непривычки.
– Папка, господи… Ну что ты делаешь… – Алёна тяжело задышала и вдруг, схватив мою голову рукой, прижала к себе. – Боже… Как это приятно… – она двинула бёдрами навстречу, и я почувствовал вкус своей девочки: на моих губах остались следы её возбуждения. Бешеные удары моего сердца пульсирующими кругами расходились от центра мужской силы и наслаждения, отдаваясь во всём организме.
Краем глаза я заметил, что дочь сжимает рукой грудь и крутит сосочек между пальцами. Я никогда не видел их возбуждёнными… В голове гудело, и я уже готов был перейти рубикон, слившись с ней в одно целое… Как вдруг зазвонил её мобильный, хлесткой пощечиной вернув меня в реальную действительность.
Алёна отпихнула мою голову, как будто телефон мог увидеть, как низко мы пали, скрестила ноги и одними губами ответила: «Алло?» Ни звука не донеслось из её рта, перекошенного от страсти, и она повторила вопрос. Трубка что-то говорила, дочь кивала, и смотрела на меня испуганными глазами. Я стоял рядом и не знал, куда деваться от этой нереализованной неопределенности.
– Машина редакции уже у подъезда, меня ждут! – сообщила Алена и спрыгнула на пол, задев ногой мой орган, так нелепо и некстати торчащий посередине ванной комнаты.
– Ой, прости! – сказала дочь, испуганно прикрыла ладошкой рот и посмотрела вниз. Потом протянула руку и пожала его, будто здороваясь.
– Спасибо, пап! – улыбнувшись, сказала она и выпорхнула из ванной. Её шутливый жест несколько разрядил эту жутко неловкую обстановку.
Это был второй раз в жизни, когда дочь прикоснулась к моему половому органу. Когда ей было около десяти лет – как раз в это время её мамочка нежилась на побережье черноморских членов Кавказа – я забежал в ванную, чтобы помочиться.
Когда жены не было рядом, я обычно выпивал изрядное количество пива, и этот день не был исключением. У нас ванна совмещена с туалетом, который отделялся лишь полиэтиленовой шторкой, и я стоял над раковиной, в ожидании чуда облегчения. В унитаз я почти никогда не мочился: получается много брызг, и не всегда попадаешь точно в цель – снайпер из меня был никудышный. Вдруг дверь отворилась и, что-то напевая себе под нос, в ванную ввалилась моя малышка. Устроившись на толчке, она зажурчала, продолжая напевать.
Я замер: совсем не хотелось попадаться ей на глаза в таком виде. Я еле сдерживался, чтобы самому не зажурчать – уж очень хотелось избавиться от излишков жидкости в организме. Справив свою маленькую нужду, дочь уже выходила из ванной, но вдруг замешкалась: что-то её заинтересовало. Держаться было невмоготу, и я пролился: и не зажурчал, а застучал, как дождь по крыше в промозглую ночь.
Кто знает, как далеко зашло наше общение с Аленушкой, если бы не моя профессия? Или её просьба о помощи, это был лишь повод сблизиться и разрушить запреты, непреодолимой стеной стоящие перед любым отцом и дочерью? Конечно, кроме свободных от предрассудков счастливчиков, которые нашли в себе силы и желание их преодолеть? Милая моя Алена, как же я тебе безумно благодарен – за то, что ты первой сделала шаг навстречу…
Моя семья – точнее, то, что от нее осталось – мало чем отличалась от тысяч других неполных семей, где по какой-то причине не было обоих родителей. Я остался один, когда Аленушке, нашей единственной дочери, было не больше десяти лет. Моя Марина не нашла ничего лучше, как бросить нас на произвол судьбы, и… Вот вам совет: никогда не отпускайте свою жену на курорт в одиночку.
Марина вернулась с черноморских пляжей счастливая, загорелая и затраханная до потери сознания: иначе трудно было объяснить её последующий внезапный отъезд, больше смахивающий на бегство. Какой-то джигит накачал её, кроме всего прочего, обещаниями и деньгами, и жена ушла по-английски, даже не попрощавшись. Сейчас она живет в одной из восточных стран: последнюю открытку на день рождения Алены мы получили пять лет назад из Эмиратов. Потом связь оборвалась: то ли с ней что-то случилось, то ли она попала в гарем без права переписки.
Огромного труда мне стоило поддерживать дочь на плаву. Алена очень тяжело переживала уход матери. Мне и самому приходилось не сладко, и дочь помогала, как могла. Я стал для нее и папой, и мамой, и бабушкой, и дедушкой: мои родители к тому времени уже умерли, а у моей бывшей их и вовсе не было – она была сирота.
Прошло десять лет одиночества – я так и не встретил «девушку своей мечты». Иногда меня заносило на каких-то женщин, но все это было временно: чаще всего моей верной подругой была правая рука. Так мы и жили с Аленушкой бок о бок, в обычной трехкомнатной клетке, построенной ещё в эпоху хрущевских перемен. Моя профессия давала возможность жить в достатке: я работал парикмахером-модельером в элитном салоне. Нужды мы никогда не испытывали, но и звезд с неба не хватали.
Я всю жизнь посвятил своей обожаемой малышке и благодаря моим стараниям дочка выросла в необычайную прелестницу. Моя внезапно свалившая жена была красивой женщиной, и – слава богу! – грацией и фигурой дочь пошла в неё, а не в меня. Её ухоженное стройное тело вызывало у многих зависть, а шикарные волосы были предметом заветных желаний многих подруг, что не удивительно: папа – профессионал и ухаживал за гривой дочери постоянно.
По просьбе моей девочки я отдал её заниматься в секцию художественной гимнастики, но в четырнадцать лет она внезапно бросила тренировки – сказался переходный возраст. Навыки, приобретённые Аленой в гимнастике, пригодились в дальнейшем. Когда она стала превращаться из угловатого подростка в очаровательную девушку с сексуальным телом и миловидным лицом, её стали приглашать на различные показы и фотосессии. Окончив курсы моделей и научившись великолепно двигаться, она стала ещё более востребованной. Женские журналы наперебой предлагали ей участие в рекламных роликах и фотосессиях с показами одежды и белья.
Я думаю, что в её популярности сыграл свою роль ещё один момент: живя с ней под одной крышей, в своем маленьком мирке, мы настолько были близки с ней по духу, что чувство стеснения и неловкости по мере взросления у неё так и не возникло. Поэтому она выросла совершенно без комплексов. Во время съемки Алёна вела себя перед камерой естественно, обнажаясь настолько, насколько это требовалось по замыслу фотографа: говорили, что работать с ней было одно удовольствие.
Дома дочка могла себе позволить ходить по квартире топлес – это была её обычная домашняя одежда – и в маленьких трусиках, которые одеждой можно было бы назвать с большой натяжкой. Спала она, обычно, совсем без белья: в какой-нибудь старой футболке, иногда моей, и могла шарахаться в ней по дому до самого вечера – если ей в этот день не надо было на очередной показ.
Я полагал, что она просто не воспринимает меня как мужчину: ведь я для неё был даже большим, чем просто отец. Но я ошибался... И наступил момент, когда мои представления об этом рассыпались, как карточный домик. И я ничуть не жалею об этом.
***
Был обычный день весны 20… года, у меня выходной, и я коротал время перед телевизором, сонно перескакивая с канала на канал: днем смотреть особо было нечего. К обеду из своей спальни выползла сонная дочь, буркнув на ходу «добрутро» и потащилась в душ. Я пошёл готовить завтрак, и через полчаса ко мне присоединилась заметно посвежевшая Алена.
– Пап, – сказала она, уплетая омлет с помидорами, – помнишь, скоро у меня будет юбилей?
– Да, ты уже будешь старушка, – сказал я. – Двадцать лет, это не шутки. Разменяешь третий десяток...
– Папа, прекрати! – Алена поморщилась. – Не напоминай мне о грустном, – она доела остатки и принялась за компот. – Я уже решила, как и где хочу его встретить! Но ты должен мне в этом помочь.
Я вопросительно посмотрел на дочь. Больше всего настораживал вопрос «Где?» – обычно, её дни рождения начинались у нас дома с подругами, и заканчивались в ночном клубе.
– На Мальдивах, – сказала Алена, выплевывая вишневую косточку и внимательно следя за моей реакцией.
– Отлично! День рождения на островах – что может быть лучше! Мы были в Турции, потом в Египте, теперь – Мальдивы! Почему бы и нет? А потом куда? В космос?! – проворчал я, вставая из-за стола.
– Ты куда? – спросила Алена.
– Как куда? Собираться! Паковать чемоданы: акваланг… Скафандр…
– Пап, я серьезно!
– Серьезно? И сколько стоит это удовольствие?
– Десять тысяч евро… All inclusive, на двоих, – поспешно добавила дочь.
– Я так понимаю, что в цену путевки включен еще и остров? У меня как раз не хватает десяти тысяч...
– Да пойми ты, наконец, ничего покупать не нужно! Тур оплачивает журнал, куда меня сегодня пригласили на съёмку. Это мой гонорар за участие.
– Понимаю. Ты будешь сниматься в жёстком порно с пятью неграми и одним жеребцом…
Алена фыркнула и бросила в меня полотенцем. Оно повисло на голове, придав мне некоторое сходство с арабским шейхом, но в домашней версии: я был в семейных трусах на босу ногу.
– Никаких жеребцов, пап! Просто это очень солидный и преуспевающий журнал.
– Гхм… Ну, не знаю… И в чём заключается моя помощь? Я должен кого-нибудь убить?
– Мне нужна твоя профессиональная помощь, – подчеркнула Алёнушка и вдруг покраснела, чего с ней почти никогда не случалось. – У меня сегодня съемка в эротическом журнале в мини-купальниках… И я должна быть гладко выбрита… Везде. – она опустила глаза, и совсем стала пунцовой.
– То есть, ты мне предлагаешь побрить тебя… Там? – я почувствовал, как кровь прилила к моим щекам.
– Да, – чуть слышно сказала дочь, – я не достаю… Везде, где нужно. Съёмка предполагает крупные планы. На кастинге сказали, что если я не выполню условия райдера, мое место на съёмках займет другая девушка… А я очень хочу на Мальдивы… С тобой.
Я не был готов к такой просьбе.
Конечно, я видел её голой с детства, бесчисленное количество раз моя вечером перед сном и подмывая после каждой смены памперсов. Да и её домашние «наряды» позволяли мне отслеживать все этапы взросления без утайки: от ребенка в прошлом, до девушки в настоящем. Но, одно дело, мельком лицезреть её прелести, случайно промелькнувшие перед глазами, а другое – внимательнейшим образом исследовать и привести в порядок каждый изгиб её интимных мест – по её словам это было необходимо.
В конце концов, я прогнал нескромные мысли прочь: моей девочке требуется моя помощь – причём, профессиональная! – и, если уж она решилась на это, будет верхом непорядочности отказать ей… Вдруг в самом деле она получит этот бонус с поездкой, и если я не помогу в этом – дочь никогда мне этого не простит… Мальдивы на дороге не валяются.
– Конечно помогу – в чем вопрос! – как можно непринуждённее сказал я. – Когда съемка?
– Да? Правда? – Алена просияла и бросила взгляд на телефон. – Ой! Через полтора часа уже!
– Так что же ты расселась? Дуй в ванную, а я за инструментами схожу!
Я достал из ящика свой любимый профессиональный набор для бритья фирмы Золинген с очень острой опасной бритвой в комплекте и вошёл в ванную комнату. Дочь расположилась на столике для пеленания, стоящий над стиральной машиной: когда-то я смастерил его для маленькой Аленушки, да он так и остался стоять в ванной комнате: любая поверхность в стеснённых квартирных условиях никогда не бывает лишней. На стол где сейчас, положив ногу на ногу, сидела дочь с телефоном в руках, мы складывали белье после стирки.
Я налил в миску горячей воды, приготовил бритву, крем, помазок, и сложил всё это на столик, рядом с Аленой. Потом вопросительно посмотрел на неё. Дочь опять порозовела и раскрыла ноги, поставив их на край стола.
– Шире, – сказал я, – иначе я никуда не доберусь.
Тогда Алена съехала ко мне ближе, подняла и широко развела ноги в стороны. Её футболка задралась, обнажив наполовину упругие грудки. Дочь полулежала, упираясь одной ногой в стену, а другой – в бойлер, висящий на противоположной стене. Я скрутил банное полотенце в жгут и подложил ей под ягодицы. Теперь бёдра были подняты высоко, и у меня была возможность добраться до самых сокровенных мест. Щёки Алёнушки пылали, и она усердно что-то искала в телефоне, не поднимая на меня глаз.
На её лобке красовался выстриженный дельфин. Интимная стрижка была мила и необычна, но млекопитающее тоже нужно было удалить по её просьбе. Я привычно нанес крем кисточкой, раскрыл бритву и приступил к работе.
Сначала я воспринимал девичью плоть с профессиональной точки зрения – как место, которое необходимо с особой тщательностью избавить от волос. Но постепенно, по мере того, как руки вошли в привычный ритм, и бритва автоматически совершала выверенные движения, я непроизвольно стал обращать внимание на волшебное тело своей дочери. Картинка, представшая моему взору, вызывала восхищение.
Доведенный до блеска лобок красиво сужался и переходил в нежную складочку, венчающую центр наслаждения. Отполированные моими стараниями губки были плотно прикрыты между собой – малые губы Алёнушки были действительно малыми и ничем не выдавали своего присутствия. Если бы я не знал, сколько на самом деле лет моей Аленушке, я бы подумал, что передо мной в наивном бесстыдстве лежит девочка-нимфетка, которой не дашь и двенадцати лет.
Еле отведя взгляд от возбуждающего зрелища, я сосредоточился на самой дальней точке, куда не смогла добраться моя прелестница. Мое мужское достоинство напомнило о своем существовании, с глухим стуком ткнувшись в дверцу стиральной машины. Почувствовав, что я приближаюсь к самому сложному и ответственному моменту, Алена отложила телефон в сторону и ручками раздвинула ягодицы, облегчая мне доступ к тайному девичьему проходу.
Здесь я действовал с особой осторожностью, но все закончилось благополучно, несмотря на то, что мои руки стали предательски дрожать: спокойно смотреть на это восхитительное тело было выше моих сил.
Я смазал места моего вмешательства специальным кремом, не вызывающим раздражения, и работа была окончена. Но мне не хотелось расставаться с прелестями Алёнушки, которые явились для меня приятной неожиданностью в этот, ничем не примечательный серый день. Да и Алена, прекрасно понимая, что дело было сделано, не торопилась уходить. Словно она чего-то ждала… Какого-то продолжения.
Я не знаю, что на меня нашло, скорее всего, виной тому был вид женских прелестей, раскрытых передо мной во всей своей бесстыдной наготе, но я наклонился, и … Прикоснулся кончиком языка к месту, которое обрабатывал последним. Оно инстинктивно сжалось от моего прикосновения.
– Пап, ты чего? – спросила Алена, приподняв голову, и я заметил, что глаза у неё подернулись пеленой.
– Просто… Хотел проверить… Качество бритья… Чтобы у тебя не было проблем, – я нёс какую-то околесицу, стараясь не встречаться с ней взглядом.
– Хорошо… Проверяй, – сказала она внезапно севшим голосом и откинулась назад.
Я уже плохо соображал, что делаю… Обхватив её попу руками, я провёл языком по всей внутренней поверхности бёдер – по месту, где богу было угодно их соединить. Дочь издала такой протяжный и сексуальный стон, что у меня внизу полыхнуло, и я сжал свое естество, чтобы не излиться прямо тут же, в трусы. Сказывалось отсутствие регулярной половой жизни – я уже был на грани.
Я стал хаотично покрывать поцелуями всю выбритую поверхность, а мой язык, лихорадочно исследовавший каждую ложбинку и впадинку её лона, заныл от усталости и непривычки.
– Папка, господи… Ну что ты делаешь… – Алёна тяжело задышала и вдруг, схватив мою голову рукой, прижала к себе. – Боже… Как это приятно… – она двинула бёдрами навстречу, и я почувствовал вкус своей девочки: на моих губах остались следы её возбуждения. Бешеные удары моего сердца пульсирующими кругами расходились от центра мужской силы и наслаждения, отдаваясь во всём организме.
Краем глаза я заметил, что дочь сжимает рукой грудь и крутит сосочек между пальцами. Я никогда не видел их возбуждёнными… В голове гудело, и я уже готов был перейти рубикон, слившись с ней в одно целое… Как вдруг зазвонил её мобильный, хлесткой пощечиной вернув меня в реальную действительность.
Алёна отпихнула мою голову, как будто телефон мог увидеть, как низко мы пали, скрестила ноги и одними губами ответила: «Алло?» Ни звука не донеслось из её рта, перекошенного от страсти, и она повторила вопрос. Трубка что-то говорила, дочь кивала, и смотрела на меня испуганными глазами. Я стоял рядом и не знал, куда деваться от этой нереализованной неопределенности.
– Машина редакции уже у подъезда, меня ждут! – сообщила Алена и спрыгнула на пол, задев ногой мой орган, так нелепо и некстати торчащий посередине ванной комнаты.
– Ой, прости! – сказала дочь, испуганно прикрыла ладошкой рот и посмотрела вниз. Потом протянула руку и пожала его, будто здороваясь.
– Спасибо, пап! – улыбнувшись, сказала она и выпорхнула из ванной. Её шутливый жест несколько разрядил эту жутко неловкую обстановку.
***
Это был второй раз в жизни, когда дочь прикоснулась к моему половому органу. Когда ей было около десяти лет – как раз в это время её мамочка нежилась на побережье черноморских членов Кавказа – я забежал в ванную, чтобы помочиться.
Когда жены не было рядом, я обычно выпивал изрядное количество пива, и этот день не был исключением. У нас ванна совмещена с туалетом, который отделялся лишь полиэтиленовой шторкой, и я стоял над раковиной, в ожидании чуда облегчения. В унитаз я почти никогда не мочился: получается много брызг, и не всегда попадаешь точно в цель – снайпер из меня был никудышный. Вдруг дверь отворилась и, что-то напевая себе под нос, в ванную ввалилась моя малышка. Устроившись на толчке, она зажурчала, продолжая напевать.
Я замер: совсем не хотелось попадаться ей на глаза в таком виде. Я еле сдерживался, чтобы самому не зажурчать – уж очень хотелось избавиться от излишков жидкости в организме. Справив свою маленькую нужду, дочь уже выходила из ванной, но вдруг замешкалась: что-то её заинтересовало. Держаться было невмоготу, и я пролился: и не зажурчал, а застучал, как дождь по крыше в промозглую ночь.
