Петер терпел и пытался урезонить всех словами.
Дотерпелся.
В итоге к нему его же генералы пришли, и едва ли не силой заставили подписать отречение. Анна об этом мало знала, так, обрывки разговоров, Яна тоже не знала, и злилась.
Не могла эта тетеха головой подумать! За себя боролась, не за чужого дядю! Яна б давно и разнос всем устроила, и сына забрала…
Ладно!
Не до того!
- Все не просто плохо, Нини. У нас… у нас – задница.
- Анетт!!!
- Что?
- Как ты… если бы мама…!
- Нини, успокойся и привыкай. С этого дня мы самые обыкновенные девушки. Без титулов и дворянства. Чем раньше ты с этим смиришься, тем будет проще. А пока… спорить со мной ты можешь? Значит, и в обморок в ближайшее время не шлепнешься. Пошла я в село.
- Мне страшно! – едва не заплакала сестра.
Яна указала пальцем на сумки.
- Там еда. Советую что-нибудь съесть, и отвлечешься, и полегче будет.
- Не хочу.
- А ты через не хочу. Тебе нужны силы. Все, я пошла.
Яна развернулась и направилась к деревне. То есть к селу.
Разницу она отлично знала. Но… хоть убивайте – упорно путала эти два понятия. Для нее-то не было разницы, есть в деревне церковь или ее нет. Везде люди живут.
Великий князь Гавриил был в ярости.
Он метался по кабинету, швырялся предметами и крыл своего кузена такими словами, что ей-ей, осколки ваз краснели.
Таким его и застал сын.
- ПапА?
- Да!? – рявкнул Гавриил, не особо скрывая свое бешенство.
- Что случилось? Меня вызвала мамА, сказала, что вы чем-то сильно недовольны…
- Недоволен!? Это еще мягко сказано!
Гавриил шваркнул об стену тяжелый малахитовый прибор для письма, заполировал креслом, и почувствовал, что выдыхается.
Устал…
- С…кин кот!
- Кто, папА?
- Петер! Сволочь, с…, б…, п… …ный!!!
Матерщина из уст великого князя неслась такая, что даже грузчики не стали бы перебивать. Стояли бы и восхищенно внимали. Отведя душу, Гавриил почти упал в уцелевшее кресло, и кивнул сыну на столик с ликерами.
- Налей.
- Что именно, папА?
- Давай горькую настойку.
Мишель хмыкнул, но повиновался. Да, похоже и впрямь что-то серьезное.
Отец вообще предпочитал ликеры или сладкие вина, хотя и тщательно скрывал свою слабость. Домашние знали, конечно.
С посторонними Гавриил с удовольствием пил и водку, и коньяк, но дома…
Ликерчик, да под хорошую сигару, а ликер должен быть тягучий и приторно-сладкий…
А сейчас – горькую настойку?
М-да…
Получив рюмку, Гавриил осушил ее одним глотком и протянул сыну.
- Еще…
Нормально говорить он смог после третьей рюмки.
- Петер, с…, сдох.
- Один удар Колокола, - кивнул Мишель.
Об этом уже вся страна знает.
- И даже сдохнуть нормально он не мог! Он назначил себе преемника! Б…
- Чем это чревато, отец?
Мишель не собирался слушать тут отцовскую матерщину весь вечер, у него и поинтереснее дела найдутся.
Гавриил хмыкнул.
Да, сына он во многое не посвящал. Даже из того, что знал… вроде как и ни к чему было. Вот и не понимает мальчишка…
Разъясним.
- Тем, что никого другого короновать не смогут. Вообще.
- И что? Разве это препятствие?
- В нашей стране – да.
- Не понимаю. ПапА, почему? – молодой человек действительно не понимал.
Гавриил вздохнул.
- Потому что дураков, которые готовы навлечь на себя проклятье Хеллы, мало.
- Проклятье Хеллы?
- Оно падет на убийц действующего императора.
- На убийц Петера?
- В том числе.
- На тех, кто отдал приказ – или на тех, кто убил?
- На тех, кто убил – сразу. На тех, кто отдал приказ… не знаю. Тут сложная ситуация, Петер от престола отрекся. Сам. По доброй воле. А вот его наследник не отрекался. И тут…
- Что такое проклятие Хеллы? ПапА?
- Смерть. О которой мечтают и умоляют. Но – не получают. И муки после смерти.
Гавриил отвечал с таким серьезным видом, что…
Шутить Мишелю не захотелось. И вместо этого он задал другой вопрос.
- Наследником может быть только человек с каплей нашей крови в жилах?
- Да.
- Или наследницей?
Гавриил задумался.
- Да, возможно и такое.
- Тогда…
Великий князь с умилением поглядел на сына. Ну не умница ли у него растет? Не сообразительный ли мужчина?
А ведь действительно…
- Я постараюсь узнать. А ты… готовься очаровывать и влюблять.
Мишель кивнул.
Честно говоря, он уже пробовал один раз. С великой княжной Анной. Не повезло – та смотрела сквозь него, как сквозь стекло. Словно и не мужчина перед ней, а статуя.
Остальные княжны были слишком молоды, да и Петер… и чего он так дочерей стерег?
И Аделина… гарпия!
Ладно! С тех пор уже достаточно времени прошло, и он повзрослел, и девушки…
Разберется.
А вообще, это лучший метод наследования престола – жениться на наследнице. И кстати, она может и не нести порченную кровь своей мамаши. Может родить и сына.
А если нет…
Ну так что ж?
У Мишеля-то проблем с этим не будет. Кого бы не родила дражайшая супруга, все равно это будет сын. Есть способы позаботиться…
И молодой человек хищно улыбнулся.
Власть – вот что манит людей. Преступления?
Да помилуйте, о чем вы? Какие преступления?
Всего лишь здравый смысл.
Он рожден великим князем, он молод, умен, хорош собой, он был бы куда как лучшим правителем, чем Петер – и его не подпускают к трону?
Это обидно!
А сейчас появляется возможность исправить ситуацию. Надо, определенно надо ей воспользоваться!
Не зная о матримониальных планах родственников, Яна топала по лесу – дело насквозь знакомое. Даже расплакаться хотелось. Почти как дома!
И комары такие же!
С - собаки летучие!
Впрочем, Яна сильно не переживала. Комары ее кусали, но недолго. Минуты три-четыре. Потом просто садились, летали, жужжали, но не нападали. Почему так?
Яна не задумывалась. Отец вообще шутил, что на ведьму и комар не сядет.
Ноги привычно ступали по прелой листве и хвое – так, чтобы не производить лишнего шума, тело держало равновесие, руки уверенно отводили ветки от лица…
Лес…
Что бы ни случалось в жизни Яны – у нее был Лес.
Громадный, восхитительный, разнообразный, ласково касающийся ветвями лица, шепчущий ей сказки, приглашающий погулять и поиграть.
Дарующий подарки в виде ягодных и грибных полян. И просто полянок с пушистой и мягкой травой, на которых так чудесно дремать теплым летним днем. Уютных елочек, под которыми так хорошо пережидать ненастье. Поваленных деревьев, на которых можно посидеть и отдохнуть…
В воображении девушки, Лес был населен самыми разными созданиями. Иногда сказочными, вроде лесовиков и русалок, иногда вполне реальными – кабанами, волками, лосями… с кем-то она сталкивалась, с кем-то нет…
Лес…
Каждый раз новый, каждый раз удивительный, каждый раз – родной, вошедший в плоть и кровь Яны.
Ее чудо.
Ее судьба и счастье.
Жить в городе?!
Да она удавиться была готова!
Если б не Гошка, ноги бы их в городе не было! Заочно доучилась бы! Но мелкому требовалось лечение.
Москва?
А вот, не всегда!
Иногда самые лучшие хирурги живут в провинции. Вот не нравится человеку Москва - и не едет он туда. И живет, и жизни спасает, и из Москвы к нему едут. И клиники оборудуют – под человека, потому как реально – золотые руки.
Такого Яна и нашла.
За Гошку она была спокойна, были б деньги… человек-то работает, но те же лекарства, те же аппараты, да просто – один день пребывания в клинике дорого стоит. Есть им бесплатные места, но на них еще надо постараться попасть. Всегда находятся друзья, знакомые, соседи…
И ругаться-то язык не поворачивается – тоже ведь, дети больные!
Это Яна понимала.
Не салон красоты – такие же сердечники.
Как-то там ее малыш?
Ладно!
Здесь и сейчас ее малыш в Звенигороде. И Яне надо туда попасть. Но…
Ну не может она просто так оставить эту безмозглину! Нини ведь совершенно неприспособленная. Вообще никакая.
Ребенок бестолковый, Гошка и то, лучше к жизни приспособлен, чем она. Ни машину водить, ни строем ходить – вообще ничего сестрица не может. Умения?
Никаких.
На пистолет смотрит, словно тот кусается – вот как с такими навыками выживать в революцию? Да никак!
Но ведь и не бросишь дуреху!
Вывод?
Устроить ее в безопасном месте, и вернуться чуть позднее. А где такое место у нас? В деревне?
Ага, наивные чукотские девушки. Яна только фыркала, читая, как кто-нибудь прятался в деревне от врага. Ага….
Деревня – это свой, обособленный мир, в котором все друг друга знают. Мир, со своей моралью, нравственностью, уставом, особенностями… да появись там чужак, через неделю о нем вся деревня знать будет – через месяц весь район, а там и до врага дойдет. И помогать чужаку сразу никто не будет – с чего бы?
Мало ли какую наволочь принесет?
Внешне-то все будет выглядеть благолепно и пристойно, с чужаком будут здороваться, его будут угощать, может, и помогут в чем, но стать своим…
Нет, по-настоящему своим ему не стать и через десять лет. Что-то останется, какие-то потаенные струны, и будут говорить…
Ладно. Это Яна отвлеклась, а вывод-то прост. Деревня не подойдет.
В поместье к кому?
Ой, что-то Яна сильно сомневалась. Поместье же что?
Пра-авильно. Убежище гнусных аристократов, или как их тут называют, торов. Их надо гнать, пинать и обязательно – раскулачивать. А дамочек помоложе еще и к делу приставлять. К хорошему, им понравится… по мнению победившего пролетариата.
Ну, понравилось или нет – история умалчивает, но оставлять беспомощную девчонку на милость неясно кого?
Ну, нет! Тогда проще ее сразу добить, чтобы не мучилась.
Город?
Как вариант.
Поселить где-нибудь, где потише, наказать не высовываться…
Жаль, что все близкие погибли… прямо ты хоть лови кого по дороге, или… Ох, вот еще проблема!
Ладно, разберемся. Для начала надо девчонку вылечить и доставить в цивилизацию. Снабдить документами и деньгами. Хотя бы…
Эх, жизнь-жестянка!
Рассуждения ничуть не мешали Яне добираться до села – и вот оно, раскинулось, как на ладони. Яна прищуренными глазами обозревала дома.
Ей нужен дом бедный.
В богатый и зажиточный среди ночи постучись – так без ноги уйдешь. Ибо собака. Еще и брех на все село поднимется…
Нет, домик ей нужен бедный. Без собаки, коровы, ей нужно прийти и расспросить хозяина, а дальше видно будет.
Вот этот, похоже, подойдет…
Яна хмыкнула и направилась к покосившейся избушке на краю села. Там, в окошке, горел тусклый огонек. Не спят?
Вот и ладно…
Прасковья Ивановна смотрела на лучину.
Руки сам собой вытягивали шерстяную нить, пряли кудель, горела лучина, а мысли были темные, печальные…
Солдатка ни вдова, ни мужняя жена, оно и верно. Не судьба, а слезы горькие. Ни денег, ни счастья, ни мужика в доме…
Шесть лет прошло, как забрали Ванечку в солдаты.
Шесть долгих лет.
Только три раза на побывку и приезжал, вот, на печи Вася да Ванечка спят…
По губам женщины скользнула горькая улыбка.
Говорят же, солдаткиным ребятам вся деревня – отец. Если бы…
Нет у них отца. Мать одна, а много ли она сделает? В том году прибрала лихоманка свекра со свекровкой, а матушки у нее и до того не было. Отец после ее смерти еще раз женился, так мачеха падчерицу невзлюбила. И то – где ж вы другое видели?
Может, оно и бывает, что чужих детей, как своих принимают, но редко. Очень редко…
Братья-сестры помогали, да чем тут поможешь? И лихоманка село проредила, и свои семьи у всех, да и небогаты они…
Чтобы на земле разбогатеть, надо пахать, не разгибаясь. Земля потом поливается, тогда на ней все и растет. Да и вырастет…
Мало за землей ходить, мало скотину кормить, ты еще поди, продай все, да налоги заплати, да выкупные, да…
Надрываются крестьяне, а только долг на долг растет и растет… и конца-края ему не видно. А чем детей кормить?
Прасковья и так никакой работой не брезговала, и за скотиной ходила, и стирку брала, и в поле пахала-сеяла… да только много ли наработаешь, когда даже лошади нет? У соседа брать приходится, а тот еще и намекает…
Чуяло Прасковьино сердце, придется ей и на последнее унижение пойти.
Ради детей…
А узнает кто?
Ворота дегтем вымажут! По селу не пройдешь…
А дети у нее на руках от голода пухнуть станут? И так уж какими муками их растит….
Да и Ванечка, муж любимый…
Надолго ли та любовь сохранится, когда детей кормить нечем?
Оно понятно, что мужикам тоже тяжко, а женщинам?
Да вдвое!
Им не воевать, им детей растить, сохранять и сберегать. Они не только за свою жизнь отвечают…
И капают медленно слезы на кудель. Одна за одной, одна за одной…
Когда в окошко тихо постучали, Прасковья не сразу поняла, что происходит. Встала, приоткрыла ставню…
Стекла?
Были бы! Дорого это, не по карману, окно бумагой затянуто…
- Кто там?
- Я одна. Пустите, люди добрые, я вам добром отплачу.
И под бумагу проскользнула серебряная монета.
Прасковья поглядела на нее дикими глазами, а потом…
Потом схватила монету, сунула в самый надежный дамский сейф – и кинулась к двери.
Таких гостей отваживать не надо. На эту монету она столько всего детям купит… и муки на зиму запасти можно будет, и овощей прикупить…
Засов приподнялся, дверь скрипнула, приоткрываясь, и в дом вошла… женщина.
Но какая!
Прасковья в шоке уставилась на гостью.
Та была невысокой, худощавой, темноволосой, а еще…
Она была одета в брюки и рубашку. И куртку поверх… да разве ж бабы так ходят?!
Яна, а это была именно она, огляделась.
- Хозяюшка, скажи, лекарь какой в селе есть?
И в ладони Яны сверкнул рубль, лишая бедную женщину всякого соображения.
- Мамань? – вякнул с печи Ванечка-младшенький.
Яна прищурилась.
- Сын?
- Сыновья, - кивнула Прасковья.
- А еще кто?
- Простите, тора?
Прасковья не поняла, о чем ее спрашивают, и Яне пришлось разъяснять.
- Ты и ребенок – вся семья?
- Н-нет, тора. Еще сын есть.
- А муж?
- В солдаты забрали.
- Другая родня?
- Одни мы живем, тора.
Яна хмыкнула. А кажется, жизнь налаживается?
- Держи. Деньги тебе, в любом случае пригодятся.
И в ладонь женщины лег еще один полновесный рубль.
- Благодарствую, тора…
- Яна.
- Тора Яна?
- Зови просто Яна, тор сейчас не любят.
Это Прасковья поняла. Нет, никак не любят… Но…
- Как же я так…
Сомнения женщины разрешил еще один рубль, положенный в мозолистую, корявую от постоянного труда, ладонь.
- Яна….
Яна улыбнулась.
Деньги творят чудеса, кто бы сомневался? Что ж… за то, что убийцы снабдили ее деньгами, она тоже оказала им милость – они умерли безболезненно. И даже получили огненное погребение.
А теперь надо договариваться.
- Хочешь еще денег? Рублей пятьдесят?
Прасковья всхлипнула – и осела на пол. Ноги не держали.
Пятьдесят рублей, это ж… это ж на коровку сторговаться можно! На телочку, молочную…
Яна поспешила поднять ее.
- Мамка? – высунулся с печи и Васятка.
- Все хорошо, - успокоила их Прасковья. – Обеспамятела я чуток, уж простите, то… Яна.
- Бывает, - Яна пристроила женщину за стол. – Но деньги не просто так тебе достанутся. Мне помощь нужна.
- Чем я…
Яна пожала плечами.
Врать?
Лучше все говорить, как можно ближе к правде. Только чуток сместить акценты.
- Мы с сестрой торы, тут ты правильно поняла. На наше поместье налетели, матушку с батюшкой убили, нас хотели ссильничать, мне удалось пистолет схватить…
- Ох ты ж…
Прасковья поверила безоговорочно. Бывало такое, она слышала. Еще как бывало… страшные времена настали, ох, страшные…
Дотерпелся.
В итоге к нему его же генералы пришли, и едва ли не силой заставили подписать отречение. Анна об этом мало знала, так, обрывки разговоров, Яна тоже не знала, и злилась.
Не могла эта тетеха головой подумать! За себя боролась, не за чужого дядю! Яна б давно и разнос всем устроила, и сына забрала…
Ладно!
Не до того!
- Все не просто плохо, Нини. У нас… у нас – задница.
- Анетт!!!
- Что?
- Как ты… если бы мама…!
- Нини, успокойся и привыкай. С этого дня мы самые обыкновенные девушки. Без титулов и дворянства. Чем раньше ты с этим смиришься, тем будет проще. А пока… спорить со мной ты можешь? Значит, и в обморок в ближайшее время не шлепнешься. Пошла я в село.
- Мне страшно! – едва не заплакала сестра.
Яна указала пальцем на сумки.
- Там еда. Советую что-нибудь съесть, и отвлечешься, и полегче будет.
- Не хочу.
- А ты через не хочу. Тебе нужны силы. Все, я пошла.
Яна развернулась и направилась к деревне. То есть к селу.
Разницу она отлично знала. Но… хоть убивайте – упорно путала эти два понятия. Для нее-то не было разницы, есть в деревне церковь или ее нет. Везде люди живут.
***
Великий князь Гавриил был в ярости.
Он метался по кабинету, швырялся предметами и крыл своего кузена такими словами, что ей-ей, осколки ваз краснели.
Таким его и застал сын.
- ПапА?
- Да!? – рявкнул Гавриил, не особо скрывая свое бешенство.
- Что случилось? Меня вызвала мамА, сказала, что вы чем-то сильно недовольны…
- Недоволен!? Это еще мягко сказано!
Гавриил шваркнул об стену тяжелый малахитовый прибор для письма, заполировал креслом, и почувствовал, что выдыхается.
Устал…
- С…кин кот!
- Кто, папА?
- Петер! Сволочь, с…, б…, п… …ный!!!
Матерщина из уст великого князя неслась такая, что даже грузчики не стали бы перебивать. Стояли бы и восхищенно внимали. Отведя душу, Гавриил почти упал в уцелевшее кресло, и кивнул сыну на столик с ликерами.
- Налей.
- Что именно, папА?
- Давай горькую настойку.
Мишель хмыкнул, но повиновался. Да, похоже и впрямь что-то серьезное.
Отец вообще предпочитал ликеры или сладкие вина, хотя и тщательно скрывал свою слабость. Домашние знали, конечно.
С посторонними Гавриил с удовольствием пил и водку, и коньяк, но дома…
Ликерчик, да под хорошую сигару, а ликер должен быть тягучий и приторно-сладкий…
А сейчас – горькую настойку?
М-да…
Получив рюмку, Гавриил осушил ее одним глотком и протянул сыну.
- Еще…
Нормально говорить он смог после третьей рюмки.
- Петер, с…, сдох.
- Один удар Колокола, - кивнул Мишель.
Об этом уже вся страна знает.
- И даже сдохнуть нормально он не мог! Он назначил себе преемника! Б…
- Чем это чревато, отец?
Мишель не собирался слушать тут отцовскую матерщину весь вечер, у него и поинтереснее дела найдутся.
Гавриил хмыкнул.
Да, сына он во многое не посвящал. Даже из того, что знал… вроде как и ни к чему было. Вот и не понимает мальчишка…
Разъясним.
- Тем, что никого другого короновать не смогут. Вообще.
- И что? Разве это препятствие?
- В нашей стране – да.
- Не понимаю. ПапА, почему? – молодой человек действительно не понимал.
Гавриил вздохнул.
- Потому что дураков, которые готовы навлечь на себя проклятье Хеллы, мало.
- Проклятье Хеллы?
- Оно падет на убийц действующего императора.
- На убийц Петера?
- В том числе.
- На тех, кто отдал приказ – или на тех, кто убил?
- На тех, кто убил – сразу. На тех, кто отдал приказ… не знаю. Тут сложная ситуация, Петер от престола отрекся. Сам. По доброй воле. А вот его наследник не отрекался. И тут…
- Что такое проклятие Хеллы? ПапА?
- Смерть. О которой мечтают и умоляют. Но – не получают. И муки после смерти.
Гавриил отвечал с таким серьезным видом, что…
Шутить Мишелю не захотелось. И вместо этого он задал другой вопрос.
- Наследником может быть только человек с каплей нашей крови в жилах?
- Да.
- Или наследницей?
Гавриил задумался.
- Да, возможно и такое.
- Тогда…
Великий князь с умилением поглядел на сына. Ну не умница ли у него растет? Не сообразительный ли мужчина?
А ведь действительно…
- Я постараюсь узнать. А ты… готовься очаровывать и влюблять.
Мишель кивнул.
Честно говоря, он уже пробовал один раз. С великой княжной Анной. Не повезло – та смотрела сквозь него, как сквозь стекло. Словно и не мужчина перед ней, а статуя.
Остальные княжны были слишком молоды, да и Петер… и чего он так дочерей стерег?
И Аделина… гарпия!
Ладно! С тех пор уже достаточно времени прошло, и он повзрослел, и девушки…
Разберется.
А вообще, это лучший метод наследования престола – жениться на наследнице. И кстати, она может и не нести порченную кровь своей мамаши. Может родить и сына.
А если нет…
Ну так что ж?
У Мишеля-то проблем с этим не будет. Кого бы не родила дражайшая супруга, все равно это будет сын. Есть способы позаботиться…
И молодой человек хищно улыбнулся.
Власть – вот что манит людей. Преступления?
Да помилуйте, о чем вы? Какие преступления?
Всего лишь здравый смысл.
Он рожден великим князем, он молод, умен, хорош собой, он был бы куда как лучшим правителем, чем Петер – и его не подпускают к трону?
Это обидно!
А сейчас появляется возможность исправить ситуацию. Надо, определенно надо ей воспользоваться!
***
Не зная о матримониальных планах родственников, Яна топала по лесу – дело насквозь знакомое. Даже расплакаться хотелось. Почти как дома!
И комары такие же!
С - собаки летучие!
Впрочем, Яна сильно не переживала. Комары ее кусали, но недолго. Минуты три-четыре. Потом просто садились, летали, жужжали, но не нападали. Почему так?
Яна не задумывалась. Отец вообще шутил, что на ведьму и комар не сядет.
Ноги привычно ступали по прелой листве и хвое – так, чтобы не производить лишнего шума, тело держало равновесие, руки уверенно отводили ветки от лица…
Лес…
Что бы ни случалось в жизни Яны – у нее был Лес.
Громадный, восхитительный, разнообразный, ласково касающийся ветвями лица, шепчущий ей сказки, приглашающий погулять и поиграть.
Дарующий подарки в виде ягодных и грибных полян. И просто полянок с пушистой и мягкой травой, на которых так чудесно дремать теплым летним днем. Уютных елочек, под которыми так хорошо пережидать ненастье. Поваленных деревьев, на которых можно посидеть и отдохнуть…
В воображении девушки, Лес был населен самыми разными созданиями. Иногда сказочными, вроде лесовиков и русалок, иногда вполне реальными – кабанами, волками, лосями… с кем-то она сталкивалась, с кем-то нет…
Лес…
Каждый раз новый, каждый раз удивительный, каждый раз – родной, вошедший в плоть и кровь Яны.
Ее чудо.
Ее судьба и счастье.
Жить в городе?!
Да она удавиться была готова!
Если б не Гошка, ноги бы их в городе не было! Заочно доучилась бы! Но мелкому требовалось лечение.
Москва?
А вот, не всегда!
Иногда самые лучшие хирурги живут в провинции. Вот не нравится человеку Москва - и не едет он туда. И живет, и жизни спасает, и из Москвы к нему едут. И клиники оборудуют – под человека, потому как реально – золотые руки.
Такого Яна и нашла.
За Гошку она была спокойна, были б деньги… человек-то работает, но те же лекарства, те же аппараты, да просто – один день пребывания в клинике дорого стоит. Есть им бесплатные места, но на них еще надо постараться попасть. Всегда находятся друзья, знакомые, соседи…
И ругаться-то язык не поворачивается – тоже ведь, дети больные!
Это Яна понимала.
Не салон красоты – такие же сердечники.
Как-то там ее малыш?
Ладно!
Здесь и сейчас ее малыш в Звенигороде. И Яне надо туда попасть. Но…
Ну не может она просто так оставить эту безмозглину! Нини ведь совершенно неприспособленная. Вообще никакая.
Ребенок бестолковый, Гошка и то, лучше к жизни приспособлен, чем она. Ни машину водить, ни строем ходить – вообще ничего сестрица не может. Умения?
Никаких.
На пистолет смотрит, словно тот кусается – вот как с такими навыками выживать в революцию? Да никак!
Но ведь и не бросишь дуреху!
Вывод?
Устроить ее в безопасном месте, и вернуться чуть позднее. А где такое место у нас? В деревне?
Ага, наивные чукотские девушки. Яна только фыркала, читая, как кто-нибудь прятался в деревне от врага. Ага….
Деревня – это свой, обособленный мир, в котором все друг друга знают. Мир, со своей моралью, нравственностью, уставом, особенностями… да появись там чужак, через неделю о нем вся деревня знать будет – через месяц весь район, а там и до врага дойдет. И помогать чужаку сразу никто не будет – с чего бы?
Мало ли какую наволочь принесет?
Внешне-то все будет выглядеть благолепно и пристойно, с чужаком будут здороваться, его будут угощать, может, и помогут в чем, но стать своим…
Нет, по-настоящему своим ему не стать и через десять лет. Что-то останется, какие-то потаенные струны, и будут говорить…
Ладно. Это Яна отвлеклась, а вывод-то прост. Деревня не подойдет.
В поместье к кому?
Ой, что-то Яна сильно сомневалась. Поместье же что?
Пра-авильно. Убежище гнусных аристократов, или как их тут называют, торов. Их надо гнать, пинать и обязательно – раскулачивать. А дамочек помоложе еще и к делу приставлять. К хорошему, им понравится… по мнению победившего пролетариата.
Ну, понравилось или нет – история умалчивает, но оставлять беспомощную девчонку на милость неясно кого?
Ну, нет! Тогда проще ее сразу добить, чтобы не мучилась.
Город?
Как вариант.
Поселить где-нибудь, где потише, наказать не высовываться…
Жаль, что все близкие погибли… прямо ты хоть лови кого по дороге, или… Ох, вот еще проблема!
Ладно, разберемся. Для начала надо девчонку вылечить и доставить в цивилизацию. Снабдить документами и деньгами. Хотя бы…
Эх, жизнь-жестянка!
Рассуждения ничуть не мешали Яне добираться до села – и вот оно, раскинулось, как на ладони. Яна прищуренными глазами обозревала дома.
Ей нужен дом бедный.
В богатый и зажиточный среди ночи постучись – так без ноги уйдешь. Ибо собака. Еще и брех на все село поднимется…
Нет, домик ей нужен бедный. Без собаки, коровы, ей нужно прийти и расспросить хозяина, а дальше видно будет.
Вот этот, похоже, подойдет…
Яна хмыкнула и направилась к покосившейся избушке на краю села. Там, в окошке, горел тусклый огонек. Не спят?
Вот и ладно…
***
Прасковья Ивановна смотрела на лучину.
Руки сам собой вытягивали шерстяную нить, пряли кудель, горела лучина, а мысли были темные, печальные…
Солдатка ни вдова, ни мужняя жена, оно и верно. Не судьба, а слезы горькие. Ни денег, ни счастья, ни мужика в доме…
Шесть лет прошло, как забрали Ванечку в солдаты.
Шесть долгих лет.
Только три раза на побывку и приезжал, вот, на печи Вася да Ванечка спят…
По губам женщины скользнула горькая улыбка.
Говорят же, солдаткиным ребятам вся деревня – отец. Если бы…
Нет у них отца. Мать одна, а много ли она сделает? В том году прибрала лихоманка свекра со свекровкой, а матушки у нее и до того не было. Отец после ее смерти еще раз женился, так мачеха падчерицу невзлюбила. И то – где ж вы другое видели?
Может, оно и бывает, что чужих детей, как своих принимают, но редко. Очень редко…
Братья-сестры помогали, да чем тут поможешь? И лихоманка село проредила, и свои семьи у всех, да и небогаты они…
Чтобы на земле разбогатеть, надо пахать, не разгибаясь. Земля потом поливается, тогда на ней все и растет. Да и вырастет…
Мало за землей ходить, мало скотину кормить, ты еще поди, продай все, да налоги заплати, да выкупные, да…
Надрываются крестьяне, а только долг на долг растет и растет… и конца-края ему не видно. А чем детей кормить?
Прасковья и так никакой работой не брезговала, и за скотиной ходила, и стирку брала, и в поле пахала-сеяла… да только много ли наработаешь, когда даже лошади нет? У соседа брать приходится, а тот еще и намекает…
Чуяло Прасковьино сердце, придется ей и на последнее унижение пойти.
Ради детей…
А узнает кто?
Ворота дегтем вымажут! По селу не пройдешь…
А дети у нее на руках от голода пухнуть станут? И так уж какими муками их растит….
Да и Ванечка, муж любимый…
Надолго ли та любовь сохранится, когда детей кормить нечем?
Оно понятно, что мужикам тоже тяжко, а женщинам?
Да вдвое!
Им не воевать, им детей растить, сохранять и сберегать. Они не только за свою жизнь отвечают…
И капают медленно слезы на кудель. Одна за одной, одна за одной…
Когда в окошко тихо постучали, Прасковья не сразу поняла, что происходит. Встала, приоткрыла ставню…
Стекла?
Были бы! Дорого это, не по карману, окно бумагой затянуто…
- Кто там?
- Я одна. Пустите, люди добрые, я вам добром отплачу.
И под бумагу проскользнула серебряная монета.
Прасковья поглядела на нее дикими глазами, а потом…
Потом схватила монету, сунула в самый надежный дамский сейф – и кинулась к двери.
Таких гостей отваживать не надо. На эту монету она столько всего детям купит… и муки на зиму запасти можно будет, и овощей прикупить…
Засов приподнялся, дверь скрипнула, приоткрываясь, и в дом вошла… женщина.
Но какая!
Прасковья в шоке уставилась на гостью.
Та была невысокой, худощавой, темноволосой, а еще…
Она была одета в брюки и рубашку. И куртку поверх… да разве ж бабы так ходят?!
Яна, а это была именно она, огляделась.
- Хозяюшка, скажи, лекарь какой в селе есть?
И в ладони Яны сверкнул рубль, лишая бедную женщину всякого соображения.
***
- Мамань? – вякнул с печи Ванечка-младшенький.
Яна прищурилась.
- Сын?
- Сыновья, - кивнула Прасковья.
- А еще кто?
- Простите, тора?
Прасковья не поняла, о чем ее спрашивают, и Яне пришлось разъяснять.
- Ты и ребенок – вся семья?
- Н-нет, тора. Еще сын есть.
- А муж?
- В солдаты забрали.
- Другая родня?
- Одни мы живем, тора.
Яна хмыкнула. А кажется, жизнь налаживается?
- Держи. Деньги тебе, в любом случае пригодятся.
И в ладонь женщины лег еще один полновесный рубль.
- Благодарствую, тора…
- Яна.
- Тора Яна?
- Зови просто Яна, тор сейчас не любят.
Это Прасковья поняла. Нет, никак не любят… Но…
- Как же я так…
Сомнения женщины разрешил еще один рубль, положенный в мозолистую, корявую от постоянного труда, ладонь.
- Яна….
Яна улыбнулась.
Деньги творят чудеса, кто бы сомневался? Что ж… за то, что убийцы снабдили ее деньгами, она тоже оказала им милость – они умерли безболезненно. И даже получили огненное погребение.
А теперь надо договариваться.
- Хочешь еще денег? Рублей пятьдесят?
Прасковья всхлипнула – и осела на пол. Ноги не держали.
Пятьдесят рублей, это ж… это ж на коровку сторговаться можно! На телочку, молочную…
Яна поспешила поднять ее.
- Мамка? – высунулся с печи и Васятка.
- Все хорошо, - успокоила их Прасковья. – Обеспамятела я чуток, уж простите, то… Яна.
- Бывает, - Яна пристроила женщину за стол. – Но деньги не просто так тебе достанутся. Мне помощь нужна.
- Чем я…
Яна пожала плечами.
Врать?
Лучше все говорить, как можно ближе к правде. Только чуток сместить акценты.
- Мы с сестрой торы, тут ты правильно поняла. На наше поместье налетели, матушку с батюшкой убили, нас хотели ссильничать, мне удалось пистолет схватить…
- Ох ты ж…
Прасковья поверила безоговорочно. Бывало такое, она слышала. Еще как бывало… страшные времена настали, ох, страшные…
