Но кому ж такое приятно будет? Любоваться на свидетельство измены? А сколько их – неизвестных? Если есть эта, есть и другие?
Конечно, Вирджиния обижалась и злилась, и за себя, и за мать! И молчала…
Горничная была приметлива и умна. И когда такое повторилось пару раз… а чего б не дать заработать кому знакомому? У нее оказался знакомый кучер с коляской, она его вызывала, и оказалось, что каждый раз синьора Вирджиния едет не домой. Нет, Вирджиния Веласкес ехала… да-да, в богадельню!
А уж что она там делала, кто ж ее знает? Но оставалась всегда на два-три часа, приезжала не с пустыми руками… в какую богадельню?
А вот в ту, что на углу улицы святой Мартины.
Там что богадельня, что улица – одной святой названы.
Кучер ее там не ждал. Он приезжал через три часа, иногда еще и подождать приходилось. Но синьору Веласкес он забирал оттуда. Так-то…
Херардо поблагодарил умничку еще парой золотых, и отправился назад.
Вовремя.
Мерседес как раз прощалась с ританой Мариной. Улыбалась, благодарила, но глаза были тоскливыми. Херардо тоже рассыпался в комплиментах, и только когда они сели в мобиль, позволил себе вопрос.
- не помогло?
- Нет. Меня вежливо выставили. Я говорила, что маме плохо, что отец мертв…
- Тебя не выставили. Она просто сама ничего не знает.
- Да? А…
- и сильно недооценивает тех, кто на нее работает.
Мерседес подняла брови. Херардо лишний раз полюбовался точеным лицом девушки, а потом рассказал и про святую Мартину, и про богадельню…
Конечно Мерседес настояла на немедленной поездке туда. Да Херардо и не возражал.
Хочется девушке?
Едем!
Феола задавала вопросы.
Точнее, вопросы задавал Амадо, а потом и пришедший по его просьбе Серхио Вальдес. И вопросов этих было много, девушка даже охрипла. Хавьер подсунул ей кофе, сваренный Треси уже в четвертый раз, и Феола кое-как отпивала по глоточку.
Но иначе было нельзя. На чужой голос Эва Мария не отзывалась. Только на ее.
А отзываться надо было.
Эва Мария была настоящим сокровищем. Нет-нет, не зарыть и забыть, а знала она очень и очень много. Как сотрудница управы, она была в курсе практически всего.
Дома для размещения взрывчатки покупались и через нее в том числе.
Взрывчатка доставлялась в столицу с ее непосредственной помощью. Сама она ее не ввозила. Но знала много, знала многих, и знала, кого и на чем можно прихватить.
Часа не прошло, а у Серхио было шесть имен. И все в таможне, и все пропускали мимо глаз лишние грузы.
А что?
Может, это не взрывчатка, а приправа такая. Пряность.
Понятно, не за спасибо. Эва кое-что знала про их грехи, и это нечто она излагала ровным бесцветным тоном.
Хавьер записывал. Амадо тоже – мало ли что?
Допустить сюда кого-то еще?
Нет, нельзя. Слишком неприятные вещи тут говорятся. Слишком страшные…
Больше сорока домов со взрывчаткой, если бы все это сработало разом, накрыло бы малым не весь город. Не только его центр, захватило бы и бедные кварталы. А что?
Людей там много, а в праздник полиция бы постаралась, чтобы все это отребье к приличным людям не лезло.
Что ж и не воспользоваться?
Пентаграмма?
Да, есть и она. Именно по ее лучам расположены эти дома.
Кто ее рисовал?
Есть маги.
Но их Эва не знала.
Их знал только Рамон Амадо Бустос. Только он видел все части головоломки. Кстати, что самое интересное, про Веласкесов Эва практически ничего сказать не смогла.
Да, Веласкес работал с Рамоном. Кажется, помогал с деньгами, что-то реализовывал. Точнее она в эти торговые дела не лезла, ей важна была информация о людях, а не купцы. Зачем ей те купцы? У нее своя задача, и так ни на что времени не хватает!
Когда Эва уставала говорить и чуть замедлялась, Феола сдувала ей новую порцию снадобья. И снова говорил легкий костяной бубен.
И снова звучал лишенный всякого выражения голос женщины.
И снова продолжался допрос.
- Долго ее так можно? – тихо поинтересовался Серхио у Феолы.
- Она все равно потом живой не нужна, - равнодушно ответила Феола.
- Она помрет после этого?
- Нет, не сразу. Одна порция снадобья – не вызывает привыкания. Пять – уже вызывает. Я ей скормила уже восемь, так что… может, дней десять – двадцать проживет, а потом все. Если еще ей не дать, помрет в мучениях.
- А у вас есть еще это снадобье? Нам больше-то и не надо, но вдруг потребуется что-то уточнить?
- Есть, - Феола снова встряхнула бубен и повторила вопрос за Амадо.
Имена, имена, фамилии, должности…
- Она будет потом помнить хоть что-то?
- Нет.
- Это хорошо…
Феола смотрела на мединку без всякой симпатии. Милосердие?
Э, нет, это не так работает. Жалеть можно того, кто других пожалел. А эта гадина приговорила к смерти целый город. Работала ради этого, активно работала, хорошо, с душой, старалась…
Что она – не знала, что будет? Мужчины, женщины, старики, дети… за такое только казнить. И лучше не просто так, а медленно, мучительно и с выдумкой. Чтобы точно не выжила. Сжечь, например.
И снова вопросы и вопросы.
В том числе и про несчастного секретаря.
Как оказалось, Эва Мария лично поспособствовала его устройству. Она, конечно, работала в мэрии, но не ко всем документам у нее был доступ. Не ко всему. А надо было! Очень надо!
Поэтому она подсказывала мальчишке, как лучше подольститься к старому пню Вальверде. Дальше… дальше все было просто.
Посвящать Оливареса в такие дела, как заговор, никто не собирался. С него просто требовали документы. То один, то второй. А чтобы все оправдать, повесили на него карточный долг. Эва светиться в деле не хотела, мало ли что, мало ли кто – у нее были и другие функции. Так что она направляла и подсказывала, а шантажировали мальчишку уже другие.
Только вот… получился парадокс. Чтобы справляться с предложенной работой, мальчик должен быть достаточно умным.
Чтобы не понять, какие бумаги у него просят, и не составить из этого систему, надо быть дураком.
Оливарес понял, что речь идет о королевской семье, начал догадываться обо всем остальном – вряд ли расписание дня похорон и коронации по минутам кому-то нужно для организации сюрприза…
Результат?
В гробу. Он слишком много думал и слишком мало молчал. За что и поплатился.
У Феолы даже злости на эту тварь не было. Если ей что и было жалко, так это тана Толедо. Точнее, жалко, что он не при чем. Казалось бы, так хорошо, можно его допросить, пристегнуть к делу…. Не за что! Эва Мария про него ничего не знала. Да, кто-то играл. И что?
Играть в карты не запрещено! Хоть с чиновниками, хоть с мэром лично. Хоть с королем садись, если уговоришь.
Выигрывать? Тоже без проблем. И долговые расписки принимать. Это все законно. Тебя в кабалу? А ты не играй!
И самое печальное, продавать долговые расписки тоже может каждый. Может – с потерей денег, может с выгодой для себя, дело житейское. Но может.
Толедо просто заработал на этом. Да, заработал дважды, ему заплатили, чтобы он обыграл конкретного человека, и ему заплатили за долговые расписки. Даже чуточку больше, чем они стоили.
И все.
На этом его роль закончилась. Если и нет – мединка подробностей не знала, а спросить… лови Бустоса и допрашивай. Нет? Пока – нет…
А Феоле было обидно, Феолу это злило! Вот как хорошо было бы пристегнуть негодяя к заговору. Но – не за что. Увы.
А как эту дрянь от дома отваживать?
Заговоры, короли и прочие – это отдельно. Это их дела и их короны, Феоле с того ни жарко, ни холодно. Она такими категориями не размышляет. Ее дело – семья, брат и сестра, родители и Адэхи, чуть подальше – подруги и город, который ей понравился. Человеческое желание остановить кошмарную бойню, задуманную мединцами. Но это подальше.
А семья все же ближе.
А то бойню она остановит, а сестру потеряет.
Это – неправильно!
Но и фальсифицировать дело – на это никто сейчас не пойдет. Ладно-ладно, не верила Феола, что такая дрянь, как Толедо, просто так успокоится. Попадется он ей еще! И узнает, что терьеры делают с крысами!
На себе узнает… крыса паршивая!
Богадельня была… она просто была богадельней. Не так, чтобы богатой – не с чего ей богатеть. Определенную сумму город выделял на ее содержание, но почему-то денег всегда не хватало. Нет, не из-за воровства начальников. Когда тебя и храм проверяет, и мэрия, сильно не поворуешь. Тут дело в другом.
Сколько стоит содержать одного лежачего больного, знаете? И дай Творец вам не узнать! Дорого это! Очень дорого.
Даже если сиделки практически бесплатные, из монашек и ходячих больных, есть еще кровати, постельное белье, перевязки, отвары… даже тряпки, чтобы полы мыть – и те бесплатно не дадут.
Благотворители?
Так ведь тоже. Помогут на медяк, а шуму на золотой. Так что богадельня святой Мартины не могла похвастаться достатком.
Поэтому Херардо начал с самого простого. А именно – сунул серебряную монету проходящему мимо брату милосердия.
- Дружок, удели нам внимания?
- Что ж не уделить? – брат милосердия остановился и посмотрел на тана. – Чем могу помочь?
- Посмотри на девушку. Ты ее раньше не видел, но сюда ее мать приезжала. Может, знаешь к кому и куда?
Медбрат смерил взглядом Мерседес. Не откровенным или раздевающим, а просто – смотрел, прикидывал, сравнивал… не было у них портрета Вирджинии! Не запаслись! Херардо, хоть и художник, но со слов и он точно не нарисует, так что и возиться не стали. А вот Мерче с матерью были похожи. Не идеально, но все же видно, что это мать и дочь.
- Знаю. К Консепсьон-монетке она приезжала.
- А нас не проводишь? За монетку, понятно?
- Что ж не проводить, - пожал плечами парень. И зашагал по коридору.
Богадельня.
Запах крови, испражнений, запах не слишком чистого тела и человеческих страданий. Темноватые и не слишком чистые коридоры, тоска в глазах людей, которые попадаются на пути.
Впрочем, все это меркло перед тем, что увидела Мерче.
Палата была чистая, аккуратная и даже с цветами. Такая беленькая, даже занавески белые. В ромашки.
И посреди палаты, в большой кровати лежала женщина. Видимо, та самая Консепсьон-монетка.
И выглядела она… на контрасте – особенно жутко. Как и все жертвы сифилиса на поздних стадиях. Провалившийся нос, характерные язвы на лице, руках, на видимых частях тела, запах, опять же…
Херардо подумал, что можно написать такую картину. И спрос будет. На сочетание обыденности и ужаса он всегда есть.
- Синьора Консепсьон?
- Синьорита, - разговаривать несчастная еще кое-как могла. Но плоховато. Видимо, болезнь уже подбиралась и к горлу. – Ты… дочь Джинни?
- Мерседес Веласкес, - кивнула Мерче. - Да, я. Но я про вас не слышала.
- Неудивительно. Мы с твоей матерью прятались, как могли.
- Но сюда вас устроила она, - кивнул Херардо. – И ездила она к вам регулярно. Верно?
- Да. Что с ней?
- Обвиняется в убийстве мужа, - не стал скрывать Херардо. И это оказалось верной тактикой.
- Она жива? – встрепенулась женщина.
- Да. Ее тоже пытались убить, но жива. И обвинения пока не сняты.
- Значит, они ее все-таки достали…
- Синьора! – Мерседес сделала шаг вперед, сложила руки в молитвенном жесте, Херардо едва успел ее придержать, чтобы не кинулась ближе к кровати. – Умоляю! Расскажите! Маме надо помочь!
Консепсьон подумала пару минут.
- Ладно. Возьмите стулья в коридоре и присаживайтесь. Рассказ будет долгим. Очень долгим.
Когда на стол перед таном Кампосом легли адреса, имена и фамилии, мужчина несколько минут не мог даже своим глазами поверить.
- И он… и она… ужас какой! Нет, я в это не верю! Быть не может, такая милая ритана…
Ужаса хватило минут на двадцать. А потом… потом Серхио Вальдес подсунул на подпись скромный такой приказ.
Людей, проживающих по указанным адресам, арестовать.
Дома – обыскать.
Если найдется взрывчатка, или если это не люди, а мединцы… страже разрешить применять самые жесткие меры. Вплоть до стрельбы в упор.
Это в дополнение к тому, что накопала церковь. Уже после тех арестов, которые прошли по столице.
Тан Кампос только вздохнул.
- Брату Анхелю телефонировали?
На этот вопрос ответил, собственно, брат Анхель.
- Да, тан Кампос. Вы позволите?
Явился, легок на помине!
Серхио ему почти сразу телефонировал. Как только стало ясно, что метод Феолы сбоев не дает. Вот так сразу и сделал. Брат Анхель и оповестить всех успел, и в мэрию доехать, и приготовиться- вон, у него кольчуга видна под рясой. Не выглядывает, конечно, но сами движения, жесты… когда на тебе полпуда железа надето, иначе двигаешься.
- Рад вас видеть, брат, - вздохнул тан Кампос. – Вот, смотрите. Серхио, друг, кто еще знает про этот список?
- Я, тан Риалон и тан Карраско.
- Это хорошо. Вот и молчите.
Про Феолу Серхио решил умолчать.
Вот… совершенно неосознанно. А зачем приличной девушке такое внимание? Шаманская магия… м-да. Сложно с ней.
Надо сказать, что индейцы же истинную веру не приняли! Более того, они ушли, спасаясь от нее… и как на это отреагирует брат Анхель?
Да кто ж его знает?
Нет-нет, лучше не провоцировать.
- Я уже поднял по тревоге всех братьев, - просто сказал брат Анхель. – Они уже в столице, епископ в курсе дела, он дал разрешение. Если еще и полиция поможет, мы должны будем за сегодня справиться.
- Полиция уже готовится, - кивнул Серхио.
О чем он умолчал, так это о троих арестованных полицейских. И сюда эта зараза проникла!
Не сильно, правда.
Полиция – это ж не просто так себе, тут и маги, тут и некромант, тут и всякое-разное. Чтобы работать в полиции, мединец должен быть неотличим от человека.
Их и не отличили.
И если бы Серхио не ограничил круг расследования одним Амадо…
И Джинни бы убили, и самого Амадо, и Серхио… не то, чтобы тан Вальдес специально все это проделывал. Просто решил, что лучше помолчать. Дело-то деликатное.
Повезло, одним словом.
Просто – повезло.
Теперь бы еще с арестами так повезло, и желательно, чтобы и с допросами. А то Феола одна, а человек в списке уже около шестидесяти. И это только мединцы. А ведь у них семьи есть, слуги есть, наверняка кого-то еще не учли…
Работы предстояла прорва.
Но все ж лучше, чем взрыв во время королевских похорон – и потом разгребание проблем, государственный переворот, куча жертв и море крови, не правда ли?
Тан Кампос вздохнул.
- Его величество уже рядом со столицей. То есть высочество… неважно!
Все и так поняли.
Какая разница? Днем раньше, днем позже, официально Хоселиуса Аурелио нельзя звать монархом, но де-факто он им является.
- Мне надо ехать к нему. Я приказал, ночлег уже организован, все в порядке, мой заместитель умница, тану Ломбарди можно многое доверить. И смену я себе подобрал хорошую, тана Молина.
Мужчины переглянулись.
- Кстати – Эва Мария не пыталась туда влезть? – поинтересовался Амадо.
- Пыталась. Но у нее не сложились отношения с таном Мануэлем Хуаном Молина. Нет-нет, я не от них знаю. Серхио донес. Эва Мария пыталась его соблазнить, но получила жесткий отказ и затаила зло.
- Соблазнить? С ее особенностями? – теперь настало время удивляться Амадо.
Соблазнить Эва Мария могла только морского слизняка. И то не факт. Они разборчивые… наверное.
Мужчины призадумались.
- Тан Кампос, расспросите своего секретаря, - попросил Амадо. – Это может быть важно. Вроде бы ваш Молина не значится в списках, но вдруг?
Конечно, Вирджиния обижалась и злилась, и за себя, и за мать! И молчала…
Горничная была приметлива и умна. И когда такое повторилось пару раз… а чего б не дать заработать кому знакомому? У нее оказался знакомый кучер с коляской, она его вызывала, и оказалось, что каждый раз синьора Вирджиния едет не домой. Нет, Вирджиния Веласкес ехала… да-да, в богадельню!
А уж что она там делала, кто ж ее знает? Но оставалась всегда на два-три часа, приезжала не с пустыми руками… в какую богадельню?
А вот в ту, что на углу улицы святой Мартины.
Там что богадельня, что улица – одной святой названы.
Кучер ее там не ждал. Он приезжал через три часа, иногда еще и подождать приходилось. Но синьору Веласкес он забирал оттуда. Так-то…
Херардо поблагодарил умничку еще парой золотых, и отправился назад.
Вовремя.
Мерседес как раз прощалась с ританой Мариной. Улыбалась, благодарила, но глаза были тоскливыми. Херардо тоже рассыпался в комплиментах, и только когда они сели в мобиль, позволил себе вопрос.
- не помогло?
- Нет. Меня вежливо выставили. Я говорила, что маме плохо, что отец мертв…
- Тебя не выставили. Она просто сама ничего не знает.
- Да? А…
- и сильно недооценивает тех, кто на нее работает.
Мерседес подняла брови. Херардо лишний раз полюбовался точеным лицом девушки, а потом рассказал и про святую Мартину, и про богадельню…
Конечно Мерседес настояла на немедленной поездке туда. Да Херардо и не возражал.
Хочется девушке?
Едем!
***
Феола задавала вопросы.
Точнее, вопросы задавал Амадо, а потом и пришедший по его просьбе Серхио Вальдес. И вопросов этих было много, девушка даже охрипла. Хавьер подсунул ей кофе, сваренный Треси уже в четвертый раз, и Феола кое-как отпивала по глоточку.
Но иначе было нельзя. На чужой голос Эва Мария не отзывалась. Только на ее.
А отзываться надо было.
Эва Мария была настоящим сокровищем. Нет-нет, не зарыть и забыть, а знала она очень и очень много. Как сотрудница управы, она была в курсе практически всего.
Дома для размещения взрывчатки покупались и через нее в том числе.
Взрывчатка доставлялась в столицу с ее непосредственной помощью. Сама она ее не ввозила. Но знала много, знала многих, и знала, кого и на чем можно прихватить.
Часа не прошло, а у Серхио было шесть имен. И все в таможне, и все пропускали мимо глаз лишние грузы.
А что?
Может, это не взрывчатка, а приправа такая. Пряность.
Понятно, не за спасибо. Эва кое-что знала про их грехи, и это нечто она излагала ровным бесцветным тоном.
Хавьер записывал. Амадо тоже – мало ли что?
Допустить сюда кого-то еще?
Нет, нельзя. Слишком неприятные вещи тут говорятся. Слишком страшные…
Больше сорока домов со взрывчаткой, если бы все это сработало разом, накрыло бы малым не весь город. Не только его центр, захватило бы и бедные кварталы. А что?
Людей там много, а в праздник полиция бы постаралась, чтобы все это отребье к приличным людям не лезло.
Что ж и не воспользоваться?
Пентаграмма?
Да, есть и она. Именно по ее лучам расположены эти дома.
Кто ее рисовал?
Есть маги.
Но их Эва не знала.
Их знал только Рамон Амадо Бустос. Только он видел все части головоломки. Кстати, что самое интересное, про Веласкесов Эва практически ничего сказать не смогла.
Да, Веласкес работал с Рамоном. Кажется, помогал с деньгами, что-то реализовывал. Точнее она в эти торговые дела не лезла, ей важна была информация о людях, а не купцы. Зачем ей те купцы? У нее своя задача, и так ни на что времени не хватает!
Когда Эва уставала говорить и чуть замедлялась, Феола сдувала ей новую порцию снадобья. И снова говорил легкий костяной бубен.
И снова звучал лишенный всякого выражения голос женщины.
И снова продолжался допрос.
- Долго ее так можно? – тихо поинтересовался Серхио у Феолы.
- Она все равно потом живой не нужна, - равнодушно ответила Феола.
- Она помрет после этого?
- Нет, не сразу. Одна порция снадобья – не вызывает привыкания. Пять – уже вызывает. Я ей скормила уже восемь, так что… может, дней десять – двадцать проживет, а потом все. Если еще ей не дать, помрет в мучениях.
- А у вас есть еще это снадобье? Нам больше-то и не надо, но вдруг потребуется что-то уточнить?
- Есть, - Феола снова встряхнула бубен и повторила вопрос за Амадо.
Имена, имена, фамилии, должности…
- Она будет потом помнить хоть что-то?
- Нет.
- Это хорошо…
Феола смотрела на мединку без всякой симпатии. Милосердие?
Э, нет, это не так работает. Жалеть можно того, кто других пожалел. А эта гадина приговорила к смерти целый город. Работала ради этого, активно работала, хорошо, с душой, старалась…
Что она – не знала, что будет? Мужчины, женщины, старики, дети… за такое только казнить. И лучше не просто так, а медленно, мучительно и с выдумкой. Чтобы точно не выжила. Сжечь, например.
И снова вопросы и вопросы.
В том числе и про несчастного секретаря.
Как оказалось, Эва Мария лично поспособствовала его устройству. Она, конечно, работала в мэрии, но не ко всем документам у нее был доступ. Не ко всему. А надо было! Очень надо!
Поэтому она подсказывала мальчишке, как лучше подольститься к старому пню Вальверде. Дальше… дальше все было просто.
Посвящать Оливареса в такие дела, как заговор, никто не собирался. С него просто требовали документы. То один, то второй. А чтобы все оправдать, повесили на него карточный долг. Эва светиться в деле не хотела, мало ли что, мало ли кто – у нее были и другие функции. Так что она направляла и подсказывала, а шантажировали мальчишку уже другие.
Только вот… получился парадокс. Чтобы справляться с предложенной работой, мальчик должен быть достаточно умным.
Чтобы не понять, какие бумаги у него просят, и не составить из этого систему, надо быть дураком.
Оливарес понял, что речь идет о королевской семье, начал догадываться обо всем остальном – вряд ли расписание дня похорон и коронации по минутам кому-то нужно для организации сюрприза…
Результат?
В гробу. Он слишком много думал и слишком мало молчал. За что и поплатился.
У Феолы даже злости на эту тварь не было. Если ей что и было жалко, так это тана Толедо. Точнее, жалко, что он не при чем. Казалось бы, так хорошо, можно его допросить, пристегнуть к делу…. Не за что! Эва Мария про него ничего не знала. Да, кто-то играл. И что?
Играть в карты не запрещено! Хоть с чиновниками, хоть с мэром лично. Хоть с королем садись, если уговоришь.
Выигрывать? Тоже без проблем. И долговые расписки принимать. Это все законно. Тебя в кабалу? А ты не играй!
И самое печальное, продавать долговые расписки тоже может каждый. Может – с потерей денег, может с выгодой для себя, дело житейское. Но может.
Толедо просто заработал на этом. Да, заработал дважды, ему заплатили, чтобы он обыграл конкретного человека, и ему заплатили за долговые расписки. Даже чуточку больше, чем они стоили.
И все.
На этом его роль закончилась. Если и нет – мединка подробностей не знала, а спросить… лови Бустоса и допрашивай. Нет? Пока – нет…
А Феоле было обидно, Феолу это злило! Вот как хорошо было бы пристегнуть негодяя к заговору. Но – не за что. Увы.
А как эту дрянь от дома отваживать?
Заговоры, короли и прочие – это отдельно. Это их дела и их короны, Феоле с того ни жарко, ни холодно. Она такими категориями не размышляет. Ее дело – семья, брат и сестра, родители и Адэхи, чуть подальше – подруги и город, который ей понравился. Человеческое желание остановить кошмарную бойню, задуманную мединцами. Но это подальше.
А семья все же ближе.
А то бойню она остановит, а сестру потеряет.
Это – неправильно!
Но и фальсифицировать дело – на это никто сейчас не пойдет. Ладно-ладно, не верила Феола, что такая дрянь, как Толедо, просто так успокоится. Попадется он ей еще! И узнает, что терьеры делают с крысами!
На себе узнает… крыса паршивая!
***
Богадельня была… она просто была богадельней. Не так, чтобы богатой – не с чего ей богатеть. Определенную сумму город выделял на ее содержание, но почему-то денег всегда не хватало. Нет, не из-за воровства начальников. Когда тебя и храм проверяет, и мэрия, сильно не поворуешь. Тут дело в другом.
Сколько стоит содержать одного лежачего больного, знаете? И дай Творец вам не узнать! Дорого это! Очень дорого.
Даже если сиделки практически бесплатные, из монашек и ходячих больных, есть еще кровати, постельное белье, перевязки, отвары… даже тряпки, чтобы полы мыть – и те бесплатно не дадут.
Благотворители?
Так ведь тоже. Помогут на медяк, а шуму на золотой. Так что богадельня святой Мартины не могла похвастаться достатком.
Поэтому Херардо начал с самого простого. А именно – сунул серебряную монету проходящему мимо брату милосердия.
- Дружок, удели нам внимания?
- Что ж не уделить? – брат милосердия остановился и посмотрел на тана. – Чем могу помочь?
- Посмотри на девушку. Ты ее раньше не видел, но сюда ее мать приезжала. Может, знаешь к кому и куда?
Медбрат смерил взглядом Мерседес. Не откровенным или раздевающим, а просто – смотрел, прикидывал, сравнивал… не было у них портрета Вирджинии! Не запаслись! Херардо, хоть и художник, но со слов и он точно не нарисует, так что и возиться не стали. А вот Мерче с матерью были похожи. Не идеально, но все же видно, что это мать и дочь.
- Знаю. К Консепсьон-монетке она приезжала.
- А нас не проводишь? За монетку, понятно?
- Что ж не проводить, - пожал плечами парень. И зашагал по коридору.
***
Богадельня.
Запах крови, испражнений, запах не слишком чистого тела и человеческих страданий. Темноватые и не слишком чистые коридоры, тоска в глазах людей, которые попадаются на пути.
Впрочем, все это меркло перед тем, что увидела Мерче.
Палата была чистая, аккуратная и даже с цветами. Такая беленькая, даже занавески белые. В ромашки.
И посреди палаты, в большой кровати лежала женщина. Видимо, та самая Консепсьон-монетка.
И выглядела она… на контрасте – особенно жутко. Как и все жертвы сифилиса на поздних стадиях. Провалившийся нос, характерные язвы на лице, руках, на видимых частях тела, запах, опять же…
Херардо подумал, что можно написать такую картину. И спрос будет. На сочетание обыденности и ужаса он всегда есть.
- Синьора Консепсьон?
- Синьорита, - разговаривать несчастная еще кое-как могла. Но плоховато. Видимо, болезнь уже подбиралась и к горлу. – Ты… дочь Джинни?
- Мерседес Веласкес, - кивнула Мерче. - Да, я. Но я про вас не слышала.
- Неудивительно. Мы с твоей матерью прятались, как могли.
- Но сюда вас устроила она, - кивнул Херардо. – И ездила она к вам регулярно. Верно?
- Да. Что с ней?
- Обвиняется в убийстве мужа, - не стал скрывать Херардо. И это оказалось верной тактикой.
- Она жива? – встрепенулась женщина.
- Да. Ее тоже пытались убить, но жива. И обвинения пока не сняты.
- Значит, они ее все-таки достали…
- Синьора! – Мерседес сделала шаг вперед, сложила руки в молитвенном жесте, Херардо едва успел ее придержать, чтобы не кинулась ближе к кровати. – Умоляю! Расскажите! Маме надо помочь!
Консепсьон подумала пару минут.
- Ладно. Возьмите стулья в коридоре и присаживайтесь. Рассказ будет долгим. Очень долгим.
***
Когда на стол перед таном Кампосом легли адреса, имена и фамилии, мужчина несколько минут не мог даже своим глазами поверить.
- И он… и она… ужас какой! Нет, я в это не верю! Быть не может, такая милая ритана…
Ужаса хватило минут на двадцать. А потом… потом Серхио Вальдес подсунул на подпись скромный такой приказ.
Людей, проживающих по указанным адресам, арестовать.
Дома – обыскать.
Если найдется взрывчатка, или если это не люди, а мединцы… страже разрешить применять самые жесткие меры. Вплоть до стрельбы в упор.
Это в дополнение к тому, что накопала церковь. Уже после тех арестов, которые прошли по столице.
Тан Кампос только вздохнул.
- Брату Анхелю телефонировали?
На этот вопрос ответил, собственно, брат Анхель.
- Да, тан Кампос. Вы позволите?
Явился, легок на помине!
Серхио ему почти сразу телефонировал. Как только стало ясно, что метод Феолы сбоев не дает. Вот так сразу и сделал. Брат Анхель и оповестить всех успел, и в мэрию доехать, и приготовиться- вон, у него кольчуга видна под рясой. Не выглядывает, конечно, но сами движения, жесты… когда на тебе полпуда железа надето, иначе двигаешься.
- Рад вас видеть, брат, - вздохнул тан Кампос. – Вот, смотрите. Серхио, друг, кто еще знает про этот список?
- Я, тан Риалон и тан Карраско.
- Это хорошо. Вот и молчите.
Про Феолу Серхио решил умолчать.
Вот… совершенно неосознанно. А зачем приличной девушке такое внимание? Шаманская магия… м-да. Сложно с ней.
Надо сказать, что индейцы же истинную веру не приняли! Более того, они ушли, спасаясь от нее… и как на это отреагирует брат Анхель?
Да кто ж его знает?
Нет-нет, лучше не провоцировать.
- Я уже поднял по тревоге всех братьев, - просто сказал брат Анхель. – Они уже в столице, епископ в курсе дела, он дал разрешение. Если еще и полиция поможет, мы должны будем за сегодня справиться.
- Полиция уже готовится, - кивнул Серхио.
О чем он умолчал, так это о троих арестованных полицейских. И сюда эта зараза проникла!
Не сильно, правда.
Полиция – это ж не просто так себе, тут и маги, тут и некромант, тут и всякое-разное. Чтобы работать в полиции, мединец должен быть неотличим от человека.
Их и не отличили.
И если бы Серхио не ограничил круг расследования одним Амадо…
И Джинни бы убили, и самого Амадо, и Серхио… не то, чтобы тан Вальдес специально все это проделывал. Просто решил, что лучше помолчать. Дело-то деликатное.
Повезло, одним словом.
Просто – повезло.
Теперь бы еще с арестами так повезло, и желательно, чтобы и с допросами. А то Феола одна, а человек в списке уже около шестидесяти. И это только мединцы. А ведь у них семьи есть, слуги есть, наверняка кого-то еще не учли…
Работы предстояла прорва.
Но все ж лучше, чем взрыв во время королевских похорон – и потом разгребание проблем, государственный переворот, куча жертв и море крови, не правда ли?
Тан Кампос вздохнул.
- Его величество уже рядом со столицей. То есть высочество… неважно!
Все и так поняли.
Какая разница? Днем раньше, днем позже, официально Хоселиуса Аурелио нельзя звать монархом, но де-факто он им является.
- Мне надо ехать к нему. Я приказал, ночлег уже организован, все в порядке, мой заместитель умница, тану Ломбарди можно многое доверить. И смену я себе подобрал хорошую, тана Молина.
Мужчины переглянулись.
- Кстати – Эва Мария не пыталась туда влезть? – поинтересовался Амадо.
- Пыталась. Но у нее не сложились отношения с таном Мануэлем Хуаном Молина. Нет-нет, я не от них знаю. Серхио донес. Эва Мария пыталась его соблазнить, но получила жесткий отказ и затаила зло.
- Соблазнить? С ее особенностями? – теперь настало время удивляться Амадо.
Соблазнить Эва Мария могла только морского слизняка. И то не факт. Они разборчивые… наверное.
Мужчины призадумались.
- Тан Кампос, расспросите своего секретаря, - попросил Амадо. – Это может быть важно. Вроде бы ваш Молина не значится в списках, но вдруг?
