Творец своих детей любит. Даже будь они похожи на леопарда!
А вот Валерия творцом не была. И сейчас она ясно видела, что Деметрис… не то, чтобы не рад ей. Но часть радости он точно изображает.
- Лери…
- Деметрис.
Улыбка. Слова. Цветок.
И под конец долгожданное:
- Лери, ты выйдешь за меня замуж?
Валерия посмотрела на мужчину, который шел рядом. Подумала пару минут.
И – решилась.
- Нет.
- Конечно, я тебя люблю… что!?
Валерия выпрямилась. Четки грели запястье и странным образом помогали определить. Мужчина возмущен.
Не расстроен. Просто возмущен.
- Почему – нет!?
- Потому что ты меня не любишь. Я тебе удобна, выгодна и приятна, но это не любовь.
- Лери, ты не права! Я люблю тебя, девочка, дорогая…
Деметрис хватал ее за руки, что-то говорил, такое, что положено говорить в таких случаях, и получалось даже красиво, и убедительно, и раньше бы Валерия поверила, а вот сейчас…
Врет ведь!
Видно, что врет! Пытается как-то исправить ситуацию, и еще больше прокалывается, и слова не те, и глаза бегают,, и красные пятна на щеках…
Валерия решительно отняла руки у мужчины.
- Деметрис, спасибо тебе. Только ты к нам больше не приходи, пожалуйста. Ты себе обязательно другую найдешь. Я уверена.
- Лери…
Все было бесполезно.
Валерия развернулась и зашагала по улице. Она не плакала, она не переживала, она… да, она радовалась. Тому, что жива, что чудесная погода, что Творец создал этот мир, что…
Да, что все обошлось!
Как страшно было бы связать свою жизнь с лжецом!
Как это… безнадежно…
Как с алкоголиком, как с любителем почесать о жену кулаки, с игроком... такие никогда не бросят, сколько бы не клялись. А разве вранье – лучше?
Когда ты не можешь доверять человеку, с которым собираешься до смерти прожить бок о бок? Это – лучше?
Родители расстроятся, наверное. Мама считает, что дочь должна удачно выйти замуж, и Деметрис ей нравился. Он всем нравился. А сейчас вот…
Ну его!
Пусть идет с миром и будет счастлив, с кем пожелает! Но не с ней!
Лучше она еще подождет свое счастье. Так будет правильно… счастье – это на всю жизнь, так что подождать его несколько лет не просто можно – нужно! Даже за рыбой очереди бывают, а тут не рыба, тут судьба человеческая.
Лучше не торопиться, чтобы тухлятину не подсунули.
Освальдо был в отвратительном настроении.
Он и так уж, и этак…
Коготь не поддавался. Не получалось… да ничего не получалось! И когда в морг вошел довольный Риалон, Карраско даже сдерживаться не стал.
- Так! Ты долго еще шляться будешь?
- Вальд, тебе шлея под хвост попала?
- Эрни, пока ты шляешься, я работаю!
- И безрезультатно, верно?
Освальдо мгновенно остыл. Вгляделся в соперника.
- Что ты об этом знаешь?
- Почти ничего.
- Р-риалон!
- Карраско, не изображай леопарда. А то пару пятен поставлю… под оба глаза.
Освальдо заткнулся, но смотреть не перестал. Эрнесто пожал плечами – и честно рассказал про измененных.
- Бред? - неуверенно произнес Карраско.
- Я бы тебе советовал прокатиться к деду и спросить.
- Прокатиться?
- Вальд, обсуждать такое по телефону – не стоит. Сам понимаешь…
Карраско понял. И не вдохновился.
- А ты чем займешься?
- Полезу в архивы. Не одно же дело там лежит? Наверняка!
- А то дело можешь мне показать?
- Могу. Более того, тебе надо сделать выписки, чтобы показать деду.
Освальдо кивнул, успокаиваясь. Это не попытка выгнать его из столицы, это похоже, действительно так. Очень серьезно… столько жертв. Когда дойдет до короля, его величество будет в гневе. И если можно будет предоставить какие-то факты, документы… да хоть что! Нет, этим лучше не пренебрегать!
Опять же…
Пока Освальдо не было в столице, ничего такого не случалось. А он приехал, и – пожалуйста. Может, этот измененный его испугался?
Может, конечно, и не испугался, и даже не знал, но тут главное правильно представить сведения, нужным людям и в нужное время.
- Сам не хочешь со мной поехать?
- Вальд, ты о чем? Во-первых, кто-то должен следить за твоей сетью, чтобы она не рассеялась. Ну и информацию снимать. Во-вторых, твой дед со мной откровенничать не станет. В-третьих, у меня Амадо. И Барбара куда-то пропала…
Крыть было нечем.
- Хорошо. Я выеду завтра с утра.
Эрнесто кивнул.
- Передавай приветы старику, - на старого Карраско он зла не держал. Тут все понятно все для рода, все для семьи. Выбор делать или не делать подлость был у Вальда. И… на Вальда он тоже зла, считай, не держал. Если к другому уходит невеста… так дураку и надо!
Вальд кисло кивнул.
Вот если честно… уезжать не хотелось, но раз уж одно к одному… надо съездить!
Надо!
Хотя в болезнь деда он не верил. Дед был всегда, дед был вечен и незыблем, дед просто – был. Он не может заболеть, умереть, он не может… как небо не может рухнуть на землю! Вот и все! Дед быть обязан!
Если он приболел, значит, ему это надо. И точка.
Ладно, съездит к нему Освальдо, узнает про эту нечисть, да и вернется. Это недолго, если поездом. День туда, день обратно, ну там еще денек…
- Эрни, пообещай, что пока меня не будет…
- я не буду общаться с Тони? Прости. Не могу, я ей кое-что обещал.
Освальдо стиснул зубы.
- Дешево же стоит твое слово.
- Ошибаешься. Я не прихожу к ней первый. Но когда ей что-то надо, она приходит ко мне сама. Как к другу. И не к тебе. Может, не стоило давить на нее?
Освальдо покривился.
- Стоило, не стоило… исправлю.
Эрнесто попал не в бровь, а в глаз. Зараза!
- Пока ты исправляешь, не стоит бросать девушку без защиты.
- У нее семья есть.
- Думаешь, поможет?
Освальдо едва не выругался. Тоже верно… с Эрнесто требовали Антонию Лассара. И оставить ее сейчас без защиты.
- Ладно, Эрни. Но помни – ты слово давал.
- Можешь не беспокоиться. Она любит не меня.
- Прибить, что ли, этого жиголо?
- Чтобы Тони его канонизировала? – Эрнесто решил поделиться частью информации с соперником. Да, с соперником. – Тони была у Вальдеса, просила его разузнать про этого Валерансу.
- И? – заинтересовался Освальдо.
- Узнает – расскажет. Врать точно не станет.
- Ладно…
Освальдо потер лоб. Уезжать не хотелось.
Но – надо.
Есть такое гадкое слово – надо. Ладно, без него тут моря из берегов не выйдут за пару дней. Наверное…
Анна Адорасьон привычно сидела над пишущей машинкой.
Ненавидела она эту гадость всей своей душой. Но…
Детка, ты у нас звезд с неба не хватаешь. Добиться чего-то самой? Ты просто потратишь время бестолку, потом будет поздно для всего. И тут возможность упустишь, и там ничего не добьешься. Поэтому иди на юридический факультет, тут папа тебе сможет помочь… пристроит к своему знакомому в контору, пока секретарем, а потом будет видно.
А Анна видела совсем-совсем другое в своих мечтах.
Она хотела петь. Хотела на сцену. Хотела… и могла ведь! Голос у нее был чудесный, преподаватели говорили. Но – петь?! На сцене?!
Родители помрут от возмущения. Или от горя, а потом еще и от возмущения… Анна не хотела их так огорчать.
Поэтому и терпела.
И отношение. И имя Анна вместо данного бабушкой Адорасьон, и мерзкую юриспруденцию… только недавно стало уж вовсе невмоготу.
Но почему?
О сережках, которые она даже не снимала, Анна думала меньше всего. И сильно удивилась бы, узнай, что когда-то они принадлежали знаменитой куртизанке. Даме полусвета, блиставшей даже при дворе и покорившей короля. Пусть монарх и не женился на ней, но двадцать лет вместе чего-то да значат?
Не вязались эти серьги со знаменитой дамой… а тем не менее. Это был первый ее подарок. Первый, который сделал ей мужчина. Любимый мужчина…
Потом было много чего. Но эти серьги она хранила до самой смерти, а иногда и надевала. Чтобы не забывать себя. Настоящую…
Анна не могла об этом знать.
- Вот ты где! Мое терпение лопнуло, Анна! Я терплю твою глупость из-за твоих несчастных родителей, но рано или поздно всему должен приходить конец! Две ошибки в документе! Это не абы что, это проект договора! Важного договора! А что делаешь ты?!
Стопка листов была весьма увесистой.
Две ошибки?
Мужчина топал ногами и потрясал листами, а Анна смотрела даже как-то отстраненно.
Две ошибки?
Что она сейчас должна сделать? А что она обычно делает?
Анна неожиданно поняла, что эта ситуация повторялась уже не раз. Начальник орал, угрожал увольнением, она плакала, каялась, умоляла ее не выгонять, ей давали еще один шанс… сделать это и сейчас?
Две ошибки?
И это проект, черновик договора. И листов тут около сорока, поди, напечатай их… когда печатная машинка давно замены просит! Вот почему он так?
За что?
Анна медленно встала.
А ни за что. Просто он мерзкий садист и хам. Как… как и ее отец, поэтому они и дружат. Поэтому и задавили мать своей авторитарностью, поэтому и мать на нее срывается, поэтому и бабушка к ним никогда не приезжала, мать и Адора ездили к ней каждую неделю, а зять - никогда….
Адорасьон, теперь уже только Адорасьон, огляделась вокруг.
Отлично!
Контора замерла в ожидании продолжения. Ну так получите!
Ведро с водой выплеснулось на начальника.
- А…
А больше у него ничего и сказать не получилось. Адора действовала так ловко, словно ее кто-то учил и долго тренировал.
Р-раз – вода летит в ненавистную красную физиономию.
Два – ведро одевается на голову.
Три – по ведру от души прикладывается пресс-папье. Из-под ведра слышится какой-то вяк – и туша оседает на пол. Адора отряхнула юбку от попавшей на нее воды.
Длинную, в складочку… коричневую!
В гробу она видала и этот фасон, и этот цвет, и всю эту контору!
- Мальчики, напечатайте кто-нибудь заявление на мое увольнение! Пусть подпишет, как очнется! Мигель, подпиши за меня, будь другом!
Трое юристов сидели, как примороженные. Наверное, не подозревали, что с начальством можно и так поступить…
- Всего вам хорошего! Не скучайте!
Адора критически осмотрела содержимое стола, бросила в сумочку коробку с леденцами и запасные чулки, и вышла вон. Больше сюда возвращаться незачем.
И – да.
Пока снимали ведро, оказывали помощь, подавали заявление на увольнение Адоры….
Скучать юношам действительно сегодня не пришлось. Но и удовольствие они получили, это уж точно!
Адорасьон дошла до главной площади, и уселась на скамейку.
Куда теперь?
Домой?
Ага, стоит только представить, что устроят родители… хотя она полностью права. Ее начальник просто мразь и дрянь, которая самоутверждалась за счет беззащитной девчонки! За такое удавить мало!
Он еще дешево отделался. Но домой все равно не хочется.
А что там такое?
Опа?
Уличный певец привлек внимание девушки.
Ей давно этого хотелось, но… разве так можно? И что скажут знакомые? И…
Адорасьон подошла и встала рядом. Подождала, пока он закончит мелодию.
- Можно с вами спеть?
- Почему нет, синьорита?
Певец тоже был рад развлечению.
- О чем поем?
- О любви. Зачем мне без тебя весь мир? Знаете?
- Смогу…
Голос переплелся с мелодией, взлетел в высокую синь неба…
Песня за песней, звонкое счастье. Пронзительное и искреннее…
И Адора даже не удивилась, когда ее лица коснулась чья-то рука.
- Не плачь, ангел…
- Я не плачу? – удивилась она.
- Значит, это слезы неба. Ты так чудесно поешь…
Раньше Адора застеснялась бы, замямлила, да и родители твердили о скромности. А сейчас она смело улыбнулась мужчине лет шестидесяти.
- Спеть для вас?
- Спой.
…
Пройдет много времени, и утечет много воды, прежде, чем ведущая солистка столичного театра Адорасьон Саградо передаст внучке сережки.
Маленькая шкатулка, две нефритовые капельки…
Целая жизнь, прожитая на сцене. Не всегда беспечно и легко, но – счастливо.
Мужчина оказался директором театра. И намерения у него были самые, что ни на есть коварные. Контракт был подписан без права расторжения, на двадцать пять лет. Как ни ярились родители Анны, сделать было нельзя – ничего! Пришлось терпеть.
И пение, и брак с одним из богатейших людей столицы (единственный раз, когда Адора использовала свои юридические знания, составляя брачный договор), и наплевательское отношение ко всем правилам, которые с детства вбивали в нее родители…
Правильная жизнь.
Та, которую Адорасьон могла бы и не прожить.
Она никогда не связывала свою решительность с нефритовыми капельками, и хотя частенько приходила за новыми вещичками в тот магазинчик, не обсуждала с кузиной этот случай. У них и так было, что обсудить. Семьи, детей, мужей, да разве мало тем для беседы у двух замужних женщин?
Но сережки внучке передала.
И искренне радовалась, видя успешную артистку Адорасьон Вадреро, которая покоряла сердца людей, как некогда их покорял голос бабушки….
Это еще будет.
А пока Адорасьон пела на площади, и чувствовала себя безбрежно, удивительно, невероятно счастливой. Здесь и сейчас она сбросила все навязанные ей устои и стала самой собой. Какое же это чудо! Наконец-то прийти в себя! Наконец-то!
И серебряный голос вновь и вновь взлетал в синеву неба.
- Дом! Я ТАК соскучилась!
Ритана Розалия улыбалась слугам, крепко обняла дочь, племянницу, потом досталось и Эудженио.
- Родные мои…
Паулина следовала за матерью. Она еще до конца не оправилась, ну да ничего страшного! Всему свое время, а дома – и стены лечат!
Правда, Валерансе стоило бы переезжать только после свадьбы, ну да ладно! Сейчас не старые времена, авось, и не будет скандала. А будет – переживем.
Все сияли от счастья, все радовались, и только Тони иногда хмурилась. Старалась не выделяться, но когда ее никто не видел, на лицо девушки набегала тень.
Неужели Дженио и правда… не очень хороший человек?
Неужели она влюбилась в негодяя?
Вслух она ничего такого не озвучивала, да и кому? Слуги сбивались с ног, родные ликовали…
Пока приезд!
Пока торжественный обед!
Пока…
Стоит ли удивляться, что домой Тони попала только вечером? И была встречена письмом в двери.
Синьор Пенья писал, что заехал, не застал хозяйку и просит телефонировать ему в любое время. Хоть и в полночь – не страшно.
А коли так…
Девушка сбросила туфельки, переоделась в домашнее платье – и телефонировала.
Синьор Пенья ответил мгновенно. Словно лично ждал у телефона. Как оказалось, все, кто был вчера на аукционе…
Все желают более близкого знакомства с такой полезной ританой. Если Тони пожелает, она может ездить по гостям. Если нет – к ней будут приезжать в магазин.
Тони выбрала второй вариант.
Ездить по гостям? А когда работать? И так сегодня день впустую…
Пусть приезжают, авось, еще что-то купят?
Синьор Пенья не возражал. Пообещал лично проследить за порядком и оплатой, и распрощался. А Тони упала в кресло и вытянула ноги.
- Рейнальдо, ты дома?
- Дома.
Призрак проявился в соседнем кресле. Так, наверное, он и при жизни сидел, откинув голову на высокий подголовник. Только трубку взять не мог и закурить.
- Рейнальдо, нам надо серьезно поговорить.
- Слушаю?
- Что ты знаешь об измененных?
Призрак аж собрался. Даже плотнее стал.
- Откуда ты…
- Знаю? Вечером в столице произошло убийство. Больше десяти убийств. И я знаю, кто в этом виноват.
- Рассказывай!
Тони посмотрела на наглого призрака, но спорить не стала. Рассказывать? Что ж, начнет именно она. А Рейнальдо потом дополнит.
Призрак внимательно слушал. Кивал.
А потом и сам начал рассказывать.
А вот Валерия творцом не была. И сейчас она ясно видела, что Деметрис… не то, чтобы не рад ей. Но часть радости он точно изображает.
- Лери…
- Деметрис.
Улыбка. Слова. Цветок.
И под конец долгожданное:
- Лери, ты выйдешь за меня замуж?
Валерия посмотрела на мужчину, который шел рядом. Подумала пару минут.
И – решилась.
- Нет.
- Конечно, я тебя люблю… что!?
Валерия выпрямилась. Четки грели запястье и странным образом помогали определить. Мужчина возмущен.
Не расстроен. Просто возмущен.
- Почему – нет!?
- Потому что ты меня не любишь. Я тебе удобна, выгодна и приятна, но это не любовь.
- Лери, ты не права! Я люблю тебя, девочка, дорогая…
Деметрис хватал ее за руки, что-то говорил, такое, что положено говорить в таких случаях, и получалось даже красиво, и убедительно, и раньше бы Валерия поверила, а вот сейчас…
Врет ведь!
Видно, что врет! Пытается как-то исправить ситуацию, и еще больше прокалывается, и слова не те, и глаза бегают,, и красные пятна на щеках…
Валерия решительно отняла руки у мужчины.
- Деметрис, спасибо тебе. Только ты к нам больше не приходи, пожалуйста. Ты себе обязательно другую найдешь. Я уверена.
- Лери…
Все было бесполезно.
Валерия развернулась и зашагала по улице. Она не плакала, она не переживала, она… да, она радовалась. Тому, что жива, что чудесная погода, что Творец создал этот мир, что…
Да, что все обошлось!
Как страшно было бы связать свою жизнь с лжецом!
Как это… безнадежно…
Как с алкоголиком, как с любителем почесать о жену кулаки, с игроком... такие никогда не бросят, сколько бы не клялись. А разве вранье – лучше?
Когда ты не можешь доверять человеку, с которым собираешься до смерти прожить бок о бок? Это – лучше?
Родители расстроятся, наверное. Мама считает, что дочь должна удачно выйти замуж, и Деметрис ей нравился. Он всем нравился. А сейчас вот…
Ну его!
Пусть идет с миром и будет счастлив, с кем пожелает! Но не с ней!
Лучше она еще подождет свое счастье. Так будет правильно… счастье – это на всю жизнь, так что подождать его несколько лет не просто можно – нужно! Даже за рыбой очереди бывают, а тут не рыба, тут судьба человеческая.
Лучше не торопиться, чтобы тухлятину не подсунули.
Освальдо был в отвратительном настроении.
Он и так уж, и этак…
Коготь не поддавался. Не получалось… да ничего не получалось! И когда в морг вошел довольный Риалон, Карраско даже сдерживаться не стал.
- Так! Ты долго еще шляться будешь?
- Вальд, тебе шлея под хвост попала?
- Эрни, пока ты шляешься, я работаю!
- И безрезультатно, верно?
Освальдо мгновенно остыл. Вгляделся в соперника.
- Что ты об этом знаешь?
- Почти ничего.
- Р-риалон!
- Карраско, не изображай леопарда. А то пару пятен поставлю… под оба глаза.
Освальдо заткнулся, но смотреть не перестал. Эрнесто пожал плечами – и честно рассказал про измененных.
- Бред? - неуверенно произнес Карраско.
- Я бы тебе советовал прокатиться к деду и спросить.
- Прокатиться?
- Вальд, обсуждать такое по телефону – не стоит. Сам понимаешь…
Карраско понял. И не вдохновился.
- А ты чем займешься?
- Полезу в архивы. Не одно же дело там лежит? Наверняка!
- А то дело можешь мне показать?
- Могу. Более того, тебе надо сделать выписки, чтобы показать деду.
Освальдо кивнул, успокаиваясь. Это не попытка выгнать его из столицы, это похоже, действительно так. Очень серьезно… столько жертв. Когда дойдет до короля, его величество будет в гневе. И если можно будет предоставить какие-то факты, документы… да хоть что! Нет, этим лучше не пренебрегать!
Опять же…
Пока Освальдо не было в столице, ничего такого не случалось. А он приехал, и – пожалуйста. Может, этот измененный его испугался?
Может, конечно, и не испугался, и даже не знал, но тут главное правильно представить сведения, нужным людям и в нужное время.
- Сам не хочешь со мной поехать?
- Вальд, ты о чем? Во-первых, кто-то должен следить за твоей сетью, чтобы она не рассеялась. Ну и информацию снимать. Во-вторых, твой дед со мной откровенничать не станет. В-третьих, у меня Амадо. И Барбара куда-то пропала…
Крыть было нечем.
- Хорошо. Я выеду завтра с утра.
Эрнесто кивнул.
- Передавай приветы старику, - на старого Карраско он зла не держал. Тут все понятно все для рода, все для семьи. Выбор делать или не делать подлость был у Вальда. И… на Вальда он тоже зла, считай, не держал. Если к другому уходит невеста… так дураку и надо!
Вальд кисло кивнул.
Вот если честно… уезжать не хотелось, но раз уж одно к одному… надо съездить!
Надо!
Хотя в болезнь деда он не верил. Дед был всегда, дед был вечен и незыблем, дед просто – был. Он не может заболеть, умереть, он не может… как небо не может рухнуть на землю! Вот и все! Дед быть обязан!
Если он приболел, значит, ему это надо. И точка.
Ладно, съездит к нему Освальдо, узнает про эту нечисть, да и вернется. Это недолго, если поездом. День туда, день обратно, ну там еще денек…
- Эрни, пообещай, что пока меня не будет…
- я не буду общаться с Тони? Прости. Не могу, я ей кое-что обещал.
Освальдо стиснул зубы.
- Дешево же стоит твое слово.
- Ошибаешься. Я не прихожу к ней первый. Но когда ей что-то надо, она приходит ко мне сама. Как к другу. И не к тебе. Может, не стоило давить на нее?
Освальдо покривился.
- Стоило, не стоило… исправлю.
Эрнесто попал не в бровь, а в глаз. Зараза!
- Пока ты исправляешь, не стоит бросать девушку без защиты.
- У нее семья есть.
- Думаешь, поможет?
Освальдо едва не выругался. Тоже верно… с Эрнесто требовали Антонию Лассара. И оставить ее сейчас без защиты.
- Ладно, Эрни. Но помни – ты слово давал.
- Можешь не беспокоиться. Она любит не меня.
- Прибить, что ли, этого жиголо?
- Чтобы Тони его канонизировала? – Эрнесто решил поделиться частью информации с соперником. Да, с соперником. – Тони была у Вальдеса, просила его разузнать про этого Валерансу.
- И? – заинтересовался Освальдо.
- Узнает – расскажет. Врать точно не станет.
- Ладно…
Освальдо потер лоб. Уезжать не хотелось.
Но – надо.
Есть такое гадкое слово – надо. Ладно, без него тут моря из берегов не выйдут за пару дней. Наверное…
***
Анна Адорасьон привычно сидела над пишущей машинкой.
Ненавидела она эту гадость всей своей душой. Но…
Детка, ты у нас звезд с неба не хватаешь. Добиться чего-то самой? Ты просто потратишь время бестолку, потом будет поздно для всего. И тут возможность упустишь, и там ничего не добьешься. Поэтому иди на юридический факультет, тут папа тебе сможет помочь… пристроит к своему знакомому в контору, пока секретарем, а потом будет видно.
А Анна видела совсем-совсем другое в своих мечтах.
Она хотела петь. Хотела на сцену. Хотела… и могла ведь! Голос у нее был чудесный, преподаватели говорили. Но – петь?! На сцене?!
Родители помрут от возмущения. Или от горя, а потом еще и от возмущения… Анна не хотела их так огорчать.
Поэтому и терпела.
И отношение. И имя Анна вместо данного бабушкой Адорасьон, и мерзкую юриспруденцию… только недавно стало уж вовсе невмоготу.
Но почему?
О сережках, которые она даже не снимала, Анна думала меньше всего. И сильно удивилась бы, узнай, что когда-то они принадлежали знаменитой куртизанке. Даме полусвета, блиставшей даже при дворе и покорившей короля. Пусть монарх и не женился на ней, но двадцать лет вместе чего-то да значат?
Не вязались эти серьги со знаменитой дамой… а тем не менее. Это был первый ее подарок. Первый, который сделал ей мужчина. Любимый мужчина…
Потом было много чего. Но эти серьги она хранила до самой смерти, а иногда и надевала. Чтобы не забывать себя. Настоящую…
Анна не могла об этом знать.
- Вот ты где! Мое терпение лопнуло, Анна! Я терплю твою глупость из-за твоих несчастных родителей, но рано или поздно всему должен приходить конец! Две ошибки в документе! Это не абы что, это проект договора! Важного договора! А что делаешь ты?!
Стопка листов была весьма увесистой.
Две ошибки?
Мужчина топал ногами и потрясал листами, а Анна смотрела даже как-то отстраненно.
Две ошибки?
Что она сейчас должна сделать? А что она обычно делает?
Анна неожиданно поняла, что эта ситуация повторялась уже не раз. Начальник орал, угрожал увольнением, она плакала, каялась, умоляла ее не выгонять, ей давали еще один шанс… сделать это и сейчас?
Две ошибки?
И это проект, черновик договора. И листов тут около сорока, поди, напечатай их… когда печатная машинка давно замены просит! Вот почему он так?
За что?
Анна медленно встала.
А ни за что. Просто он мерзкий садист и хам. Как… как и ее отец, поэтому они и дружат. Поэтому и задавили мать своей авторитарностью, поэтому и мать на нее срывается, поэтому и бабушка к ним никогда не приезжала, мать и Адора ездили к ней каждую неделю, а зять - никогда….
Адорасьон, теперь уже только Адорасьон, огляделась вокруг.
Отлично!
Контора замерла в ожидании продолжения. Ну так получите!
Ведро с водой выплеснулось на начальника.
- А…
А больше у него ничего и сказать не получилось. Адора действовала так ловко, словно ее кто-то учил и долго тренировал.
Р-раз – вода летит в ненавистную красную физиономию.
Два – ведро одевается на голову.
Три – по ведру от души прикладывается пресс-папье. Из-под ведра слышится какой-то вяк – и туша оседает на пол. Адора отряхнула юбку от попавшей на нее воды.
Длинную, в складочку… коричневую!
В гробу она видала и этот фасон, и этот цвет, и всю эту контору!
- Мальчики, напечатайте кто-нибудь заявление на мое увольнение! Пусть подпишет, как очнется! Мигель, подпиши за меня, будь другом!
Трое юристов сидели, как примороженные. Наверное, не подозревали, что с начальством можно и так поступить…
- Всего вам хорошего! Не скучайте!
Адора критически осмотрела содержимое стола, бросила в сумочку коробку с леденцами и запасные чулки, и вышла вон. Больше сюда возвращаться незачем.
И – да.
Пока снимали ведро, оказывали помощь, подавали заявление на увольнение Адоры….
Скучать юношам действительно сегодня не пришлось. Но и удовольствие они получили, это уж точно!
***
Адорасьон дошла до главной площади, и уселась на скамейку.
Куда теперь?
Домой?
Ага, стоит только представить, что устроят родители… хотя она полностью права. Ее начальник просто мразь и дрянь, которая самоутверждалась за счет беззащитной девчонки! За такое удавить мало!
Он еще дешево отделался. Но домой все равно не хочется.
А что там такое?
Опа?
Уличный певец привлек внимание девушки.
Ей давно этого хотелось, но… разве так можно? И что скажут знакомые? И…
Адорасьон подошла и встала рядом. Подождала, пока он закончит мелодию.
- Можно с вами спеть?
- Почему нет, синьорита?
Певец тоже был рад развлечению.
- О чем поем?
- О любви. Зачем мне без тебя весь мир? Знаете?
- Смогу…
Голос переплелся с мелодией, взлетел в высокую синь неба…
Песня за песней, звонкое счастье. Пронзительное и искреннее…
И Адора даже не удивилась, когда ее лица коснулась чья-то рука.
- Не плачь, ангел…
- Я не плачу? – удивилась она.
- Значит, это слезы неба. Ты так чудесно поешь…
Раньше Адора застеснялась бы, замямлила, да и родители твердили о скромности. А сейчас она смело улыбнулась мужчине лет шестидесяти.
- Спеть для вас?
- Спой.
…
Пройдет много времени, и утечет много воды, прежде, чем ведущая солистка столичного театра Адорасьон Саградо передаст внучке сережки.
Маленькая шкатулка, две нефритовые капельки…
Целая жизнь, прожитая на сцене. Не всегда беспечно и легко, но – счастливо.
Мужчина оказался директором театра. И намерения у него были самые, что ни на есть коварные. Контракт был подписан без права расторжения, на двадцать пять лет. Как ни ярились родители Анны, сделать было нельзя – ничего! Пришлось терпеть.
И пение, и брак с одним из богатейших людей столицы (единственный раз, когда Адора использовала свои юридические знания, составляя брачный договор), и наплевательское отношение ко всем правилам, которые с детства вбивали в нее родители…
Правильная жизнь.
Та, которую Адорасьон могла бы и не прожить.
Она никогда не связывала свою решительность с нефритовыми капельками, и хотя частенько приходила за новыми вещичками в тот магазинчик, не обсуждала с кузиной этот случай. У них и так было, что обсудить. Семьи, детей, мужей, да разве мало тем для беседы у двух замужних женщин?
Но сережки внучке передала.
И искренне радовалась, видя успешную артистку Адорасьон Вадреро, которая покоряла сердца людей, как некогда их покорял голос бабушки….
Это еще будет.
А пока Адорасьон пела на площади, и чувствовала себя безбрежно, удивительно, невероятно счастливой. Здесь и сейчас она сбросила все навязанные ей устои и стала самой собой. Какое же это чудо! Наконец-то прийти в себя! Наконец-то!
И серебряный голос вновь и вновь взлетал в синеву неба.
***
- Дом! Я ТАК соскучилась!
Ритана Розалия улыбалась слугам, крепко обняла дочь, племянницу, потом досталось и Эудженио.
- Родные мои…
Паулина следовала за матерью. Она еще до конца не оправилась, ну да ничего страшного! Всему свое время, а дома – и стены лечат!
Правда, Валерансе стоило бы переезжать только после свадьбы, ну да ладно! Сейчас не старые времена, авось, и не будет скандала. А будет – переживем.
Все сияли от счастья, все радовались, и только Тони иногда хмурилась. Старалась не выделяться, но когда ее никто не видел, на лицо девушки набегала тень.
Неужели Дженио и правда… не очень хороший человек?
Неужели она влюбилась в негодяя?
Вслух она ничего такого не озвучивала, да и кому? Слуги сбивались с ног, родные ликовали…
Пока приезд!
Пока торжественный обед!
Пока…
Стоит ли удивляться, что домой Тони попала только вечером? И была встречена письмом в двери.
Синьор Пенья писал, что заехал, не застал хозяйку и просит телефонировать ему в любое время. Хоть и в полночь – не страшно.
А коли так…
Девушка сбросила туфельки, переоделась в домашнее платье – и телефонировала.
Синьор Пенья ответил мгновенно. Словно лично ждал у телефона. Как оказалось, все, кто был вчера на аукционе…
Все желают более близкого знакомства с такой полезной ританой. Если Тони пожелает, она может ездить по гостям. Если нет – к ней будут приезжать в магазин.
Тони выбрала второй вариант.
Ездить по гостям? А когда работать? И так сегодня день впустую…
Пусть приезжают, авось, еще что-то купят?
Синьор Пенья не возражал. Пообещал лично проследить за порядком и оплатой, и распрощался. А Тони упала в кресло и вытянула ноги.
- Рейнальдо, ты дома?
- Дома.
Призрак проявился в соседнем кресле. Так, наверное, он и при жизни сидел, откинув голову на высокий подголовник. Только трубку взять не мог и закурить.
- Рейнальдо, нам надо серьезно поговорить.
- Слушаю?
- Что ты знаешь об измененных?
Призрак аж собрался. Даже плотнее стал.
- Откуда ты…
- Знаю? Вечером в столице произошло убийство. Больше десяти убийств. И я знаю, кто в этом виноват.
- Рассказывай!
Тони посмотрела на наглого призрака, но спорить не стала. Рассказывать? Что ж, начнет именно она. А Рейнальдо потом дополнит.
Призрак внимательно слушал. Кивал.
А потом и сам начал рассказывать.
