Всех учителей, врачей, чиновников просьба подойти завтра на площадь, будет организован генеральный штаб, каждому найдется дело. Гулять некогда, праздновать незачем, надо наводить порядок в своем доме. Помогайте, кто может!
Народ внимательно слушал.
Валежный договорил, спешился, передал поводья адъютанту, и шагнул к центральному храму. Творец, что же эти сволочи сделали!? Все загадили, что могли. Просто – все!
Ни дверей, ни забора, окна выбиты, стены расписаны похабщиной, что внутри, лучше и не думать, смрадом за версту несет… сволочь! Это не просто храм, это ведь и твоя история! Местной церкви уж пять сотен лет!
Она для того стояла, чтобы ты, быдло беспамятное и безродное, в ней сортир устроил?!
Но перед дверями стоял старенький священник с иконой в руках. И лицо его светилось неподдельным счастьем.
- Да благословит вас Единый! Да защитит он вас, да поможет во всех начинаниях…
Валежный быстро подошел под благословение. Ненадолго.
- Батюшка, мне нужна ваша помощь.
- Чем смогу быть полезен, чадо Единого?
- У нас есть раненые. И им требуется помощь и утешение. Место, где их можно разместить.
Санитарный поезд тоже пришел в Беркут. Но одни они не справятся. Это точно.
- Все сделаю, чадо. Куда идти? Куда людей отправлять?
- Пригород. Мы вошли в город с востока, вот там…
- Сделаю, чадо. И тех, кто на площади сегодня пал, похороним с почестями. Под Храмом склеп есть, его уж давно не открывали, но сегодня сделаем.
Валежный кивнул.
- Я передам список тех, кто погиб.
- Павшим в бою, положившим жизнь за други своя, дорога в Царствие Небесное сразу открывается. Они не просто мученики – они хранители земли Русинской.
- Спасибо, баютшка.
- Это вам спасибо, сынок. Даже не думай – все сделаем!
И было видно – действительно сделает. Если уж сумел людей сберечь, им встречу с колоколами организовать… вот и помощник коменданту города. Потом помолится, а сейчас Беркут к нормальной жизни возвращать надо.
Петер, чтоб тебе еще раз на том свете сдохнуть! Развел сволочь, а нам теперь хоть ты из кожи лезь! Где справедливость!?
И где, мать-перемать, твоя наследница?!
Яна, путешествие…
- Е – три!
- Мимо! Ка – пять!
- Ранен!
- Ка – шесть?
- Убит! Мам, ну ты даешь!
Яна ухмыльнулась. А вы думали, салаги! В «морской бой» она кого угодно утопить могла! Наловчилась! Из Карева они уехали еще вчера утром.
Когда Федору Михайловичу сообщили, что Валежный взял Сарск, купец больше ни минуты не промешкал. Приказал собираться и дал сутки на сборы. Сутки.
Не больше, не меньше. Что не успеем с собой взять – то оставляем. Увязать в узлы, спустить в потайной погреб и крышкой закрыть. Гвоздями забить.
Добро жалко?
Кому жалко, тот остается, сторожит! Но оставаться никто не пожелал.
В итоге поезд выглядел так. *
*- поезд не в смысле по железной дороге и с вагонами, а вот именно, что вереница экипажей. До сих пор встречается, как «свадебный поезд», прим. авт.
Возок с Федором Михайловичем и его сыном – первый.
С Яной и детьми – второй. С прислугой – третий и четвертый, правда, менее уютные и роскошные, но Федор Михайлович брал с собой всех желающих поехать.
Четыре телеги с добром. Две с фуражом и провизией.
Десяток заводных коней.
Яна рехнулась бы уже на стадии организации, а купцу и ничего. Доволен, что тот слон! Все сделал, все устроил, всех построил – и ведь все работает, словно часы! Два раза в день остановка. Размять ноги, оправиться, перекусить. Потом опять дорога.
У детей на всякий случай есть ночные вазы! Даже про это не забыл!
Яна старалась развлекать малявок по мере сил. Рассказывала истории, которых знала очень много, играла с ними в карты, в морской бой, разучивала стихи, песни…
И радовалась.
Она рядом с сыном. Вот он, ее Гошка, смотрит счастливыми глазами на мать. Она все сделает, чтобы не подвести сына. Интересно, как там дела у Нини? То есть у Зинаиды?
Скорее бы в Герцогства!
Единственным тараканом в бочке меда был, конечно, Михаил.
Кретину не известно слово «нет», - пели когда-то они в спортивно-оздоровительном лагере. И это было абсолютно верно.
Отказа Михаил не понял. Вообще. Ни одного, даже прямого посыла в такие дали, что все ЛГБТ-сообщество не дойдет. Так и продолжал липнуть при любой оказии. И отец его не мог урезонить.
То дурачок руку подает, то стихи читает, собственного сочинения, то угощает вином из своей фляги, а по местным меркам это очень неприлично…
Яна отбиваться не успевала. Но убивать-то не за что?
Пусть пока живет.
Им предстояла дорога сначала в Беркут, по краю Хормельской Волости, потом в Сарск, а оттуда и в герцогства. И побыстрее бы! Поскорее!
В Русине Яна не чувствовала себя в безопасности. А потому и оружие всегда было при ней. И у детей тоже. Но ехать им предстояло еще дней десять, не меньше. А хватит ли у нее терпения? Или она Михаила в сугробе прикопает?
Яна не поручилась бы ни за один вариант.
Алоиз Зарайский. Карев.
Легко ли пройти по следу женщины с четырьмя детьми?
Это как сказать! Примета, конечно, хорошая, но время очень плохое. Несколько раз жома Зарайского едва не пристрелили, два раза пытались ограбить, один раз направили не по той дороге и он потерял малым не трое суток. Хорошо еще жив остался.
Но вот он в Кареве.
Теперь надо отыскать дом купца Меньшикова. На воротах хорошо запомнили Яну, которая про него расспрашивала, а потом продали информацию Алоизу по сходной цене.
Куда там завернуть?
СВОЛОЧИ!!!
Не было у жома Зарайского других слов, не было!!!
Столько проехать – и встать перед закрытой дверью и заколоченными воротами?! Это, знаете ли, даже не издевательство, это… ЖУТЬ!!!
- Так уехавши они! – сообщила словоохотливая соседка. – Ишшо кады уехавши…
Пара монет помогла уточнить информацию.
Приезжали к купцу гости? А то как же, баба с детьми! И жили они у него, и уехали с ним… вроде как баба ему внуков привезла! Дочка-то у купца погибла, а вот внуки уцелели…
Вот они вместе все и уехали. Буквально пару дней тому назад!
Куда?
Да вроде как в Сарск! А уж каким путем они поедут – только им и ведомо! Купец не доложился…
Алоиз заскрипел зубами. Но отчетливо понял, что если сейчас пустится в погоню, то пользы не будет. А потому еще пара монет…
Мыться, бриться, отсыпаться, отъедаться.
За купцом он поедет только через три-четыре дня. Заодно и точно разведает, куда он направился. В каком составе, по какой дороге…
Алоиз даже лионессцев уже не так боялся. Столько насмотрелся… сможет его тор Дрейл найти? Что-то сомнительно! Но даже если и найдет…
Сейчас в Русине не одного лионессца потерять можно – а целую сотню. Пусть ищет.
Почему Зарайский до сих пор не бросил все и не удрал? Ответ был прост.
Наследница императора! А если – правда? И она не замужем? Авантюрист настроился на самый крупный выигрыш в своей жизни!
Ас-Дархан. Илья Алексеев.
Не так Илья представлял себе свою свадьбу.
Нет, не так…
Не тот город, не то место, не та невеста…
Он мечтал о Звенигороде, его главном соборе, об Анне рядом, в белом, кружевном, воздушном… Петер, с благосклонной улыбкой, генеральский мундир на самом Илье, белые голуби в вышине небес…
Вот голуби никуда не делись.
В Ас-Дархане они водились. А как гадили!
Спасибо, хоть коровы не летают! Маргоше повезло, а вот Илья не увернулся и был вынужден отчищать мундир от гадкой черно-белой кляксы.
И невеста была не в белом, и народа раз-два и обчелся… ее мать, брат да дед Савва – вот и вся семья. Это если не забывать, что у Ильи и того не было.
Всех положили, сволочи!
Ничего, он еще с освобожденцев плату втрое возьмет! Впятеро!
Священник гнусил что-то о любви и заботе, а Илья, словно в первый раз видел, разглядывал свою женщину. Свою жену…
Маргоша, увы, относилась к тем женщинам, которые во время беременности теряют половину красоты. Потускнели и словно свалялись пышные волосы, покрылась пигментными пятнами нежная кожа, да и носила ребенка она плохо, то ее мутило, то тошнило…
До срока доносит – уже счастье будет.
Но Илья принимал на себя ответственность за Маргошину судьбу. Навсегда.
Кольцо надевал, в губы целовал, обещал любить и беречь, заботиться и почитать… мать невесты утирала слезы. Дед Савва тоже. Мальчишка стоял, смотрел волчонком. Впрочем, Илью такие мелочи никогда не интересовали. Душевной тонкости в нем было, что в стенобитном таране.
Когда они выходили из храма, еще один голубь сорвался в синеву небес. На этот раз капнуло на Маргошу. Да так неудачно, прямо на лицо…
- Сволочь!!! – затопала ногами невеста. – Гадина летучая!!!
Мать стирала ей с лица грязь, дед Савва пытался успокоить, а Илья смотрел на супругу и понимал, что наверное, совершил ошибку.
Но почему?
Он взял на себя ответственность за женщину, с которой спал.
За ребенка, которого сделал.
За…
Почему у него на душе так гадко? Просто – почему!?
И слышится где-то вдалеке серебристый женский смех, словно сотня хрустальных бокалов разбилась одновременно, и звенят они, и ранят осколками…
Больно.
Русина, поместье великого князя Гавриила Воронова.
Они пришли ночью.
Скрипнула дверь, мелькнула полоска света.
Гаврюша даже глаз не открыл. А с чего бы ему? Пил он последнее время по-черному, Мишель только головой качал. Пил князь зло, допился до белой горячки, сделался буен и опасен.
Орал, что богиня… продажных девок такими словами не кроют, что наследница…, что все это освобождение… он свою часть работы сделал, а где его награда!?
Где, понимаешь, народные толпы, которые пытаются вознести героя на пьедестал?
Хотя бы на трон Русины?
Нетушки ликующих масс!
И перспектив нетути…
Гаврюша хоть и был сволочью, хоть и думал только о себе и своих интересах, но ведь не полным же он был дураком! И отлично понял, что ему на троне не сидеть. Разве что просто в Звенигород съездить, из интереса примериться. И то…
Как бы Хелла не разгневалась…
А вот Мишель…
Мишель честно пытался поговорить с отцом. Объяснить, растолковать, чего-то добиться… куда там! Гаврюша матерно отмахивался и продолжал пить. И становился хуже, чем опасен.
Не нужен.
Решение было принято, осталось исполнение. В бутылку любимому отцу Мишель подсыпал хорошую дозу снотворного. И когда Гаврюша крепко уснул, прошел к нему в комнату.
Тихо-тихо, тайно… или почти тайно.
Знаете, как дети чистят дымоходы?
Не знаете. И радуйтесь. Для прочистки дымоходов дети должны быть небольшого роста, возраста, лет пять-шесть, худенькие, ловкие, сообразительные…
Не то застрянут – и что делать? Как ребенка потом оттуда доставать? Разве что огонь разжечь, авось, сам выскочит?
А дымоходы большие, а чистить их можно только по ночам. А когда еще? Днем, что ли, смущать покой господ?
Вот Пашка и был таким чистильщиком. Лет ему было уже почти восемь, но рос он очень плохо. Батя говорил, что ему еще года два можно полазить по дымоходам, а там и Васька подрастет. Семейный промысел, трубочист и его сыновья…
Пашка не возражал.
Ладно, если уж так-то…
Чистить дымоходы еще и выгодно бывает иногда. Как-то раз Пашка несколько купюр из бумажника вытащил… он как раз дымоход прочищал, а бумажник на столе лежал, да неподалеку от камина… с тех пор мальчишка и начал приглядываться к чему-то ценному.
Понятно, в свою пользу. Ну и в отцовскую…
Не от хорошей жизни дети по дымоходам лазят. Вот, у них в семье одиннадцать голов. Поди, прокорми! Да одень-обуй… мать три раза двойню рожала, да все девок! А девок к ремеслу не приспособишь, глупые они!
А тут такой дом! Домина! Махина! Ежели чего и пропадет, так не сразу заметят!
Понятно, позаимствованное Пашка отдавал не отцу, который начал бы ругаться и драться, а матери, которая каждой медяшке рада была. Понимала все, но Пашку и хвалила, и благодарила, и спасителем своим называла, и лучший кусок подкладывала…
Вот и сейчас Пашка спустился в дымоход.
По идее, великого князя Гаврюши в этой спальне не должно было быть. Но пьяному закон не писан. Куда захотел, туда и пошел.
Мальчик услышал сопение и храп, острый нюх уловил запах алкоголя, и Пашка, уже без особого сомнения, навертел на ноги заранее приготовленные тряпицы, чтобы пол не испачкать, да и выбрался из камина. И что тут у нас интересного?
Чтобы небольшое?
Из небольшого оказались два перстня, которые Гаврюша попросту стянул с рук и бросил на столик рядом с собой. Бумажника при нем, понятное дело, не было. Пашка подумал минуту, но решил не брезговать ничем.
Дядька явно в таком состоянии, что поутру ничего не вспомнит. Так что кольца за щеку, сам в камин… а что это там заскрипело? Идет кто?
Пашка не хуже хорька ввинтился в камин – и замер, не рискуя шевелиться. Не в трубу, сейчас карабкаться станет – нашумит. А вот сбоку, там вроде выемки есть, и обычно туда никто не смотрит, и темно, а увидеть черного от сажи мальчишку, ночью, в черном от сажи камине…
Нереально.
Пашка даже глаза прикрыл, разве что через ресницы подглядывал.
И видел молодого бледного человека, который встал над Гаврюшей. Стоял, смотрел, а потом пробормотал: «Прости, отец…».
И накрыл лицо лежащего подушкой.
Гаврюша что-то почуял сквозь сон и опьянение, дернулся раз, второй, но как мог сопротивляться пьяный? Он и руками-то дернуть не мог, глаза не открыл.
Все закончилось очень быстро. Тело расслабилось, в спальне гадко завоняло. Мишель забрал с собой подушку и вышел вон.
Пашка в ужасе вжался в стену камина.
Отец!
Жуть-то какая, чтобы вот так…. Родного человека…
Кошмар!
Нет, ни на минуту он тут не останется!
Пашка едва от ужаса перстни не проглотил. И отцу рассказал, что видел.
Трубочист выслушал его – и отвесил крепкий подзатыльник, от которого перстни все-таки проскользнули в горло.
- Молчи, сопляк! Не было тебя там! И не видел ты ничего! Понял?!
Пашка закивал головой.
- Понял, батя…
- То-то! Молчи! Убьют ведь!
Это Пашка понимал.
И честно молчал. Даже когда три дня по кустам прятался, чтобы перстни добыть, молчал. А матери их отдать все ж побоялся.
Если их искать будут… мать далеко от дома не уедет, отдаст в ближайшую лавку, а куда уж они оттуда уйдут? Ежели на глаза тому… отцеубийце попадутся?
Он отца не пожалел, а уж Пашкину семью и вовсе приговорит!
Но и выкинуть – как?
Пашка их запрятал в тайное место, и решил пристроить при случае. Мало ли кто? Мало ли что?
Наутро поместье облетела печальная весть.
Скончался великий князь Гавриил. Люди, горе-то какое! ГОРЕ!!!
Мишель рыдал, не скрывая слез, его поддерживали, утешали, выражали ему соболезнования… надо понимать! Отца парень потерял!
Вот ведь горе горькое!
Дядя, потом отец… ну хоть бы какая душа родная… как же не везет бедняге!
Ах, уплывите, обманы!
Ах, обоймите, туманы!
Русина, Звенигород.
Кого жом Тигр НЕ любил? До бешенства?
Да, были и такие люди. К примеру, вот эта! Освобожденка пламенная!
Стоит, волосы в гульку убраны, глаза навыкате, морда самая что ни на есть благочинная… жама Голубица. Кроткая…
Для своих (только тихо, чтоб не услышала) Гулька. Супруга жома Пламенного.
Кстати – законная. Венчанная.
Вот как так получается? На словах жом Пламенный громко осуждал церкви, и за лицемерие их громил, и всячески пренебрегал, но… с супругой-то венчался по всем правилам!
Народ внимательно слушал.
Валежный договорил, спешился, передал поводья адъютанту, и шагнул к центральному храму. Творец, что же эти сволочи сделали!? Все загадили, что могли. Просто – все!
Ни дверей, ни забора, окна выбиты, стены расписаны похабщиной, что внутри, лучше и не думать, смрадом за версту несет… сволочь! Это не просто храм, это ведь и твоя история! Местной церкви уж пять сотен лет!
Она для того стояла, чтобы ты, быдло беспамятное и безродное, в ней сортир устроил?!
Но перед дверями стоял старенький священник с иконой в руках. И лицо его светилось неподдельным счастьем.
- Да благословит вас Единый! Да защитит он вас, да поможет во всех начинаниях…
Валежный быстро подошел под благословение. Ненадолго.
- Батюшка, мне нужна ваша помощь.
- Чем смогу быть полезен, чадо Единого?
- У нас есть раненые. И им требуется помощь и утешение. Место, где их можно разместить.
Санитарный поезд тоже пришел в Беркут. Но одни они не справятся. Это точно.
- Все сделаю, чадо. Куда идти? Куда людей отправлять?
- Пригород. Мы вошли в город с востока, вот там…
- Сделаю, чадо. И тех, кто на площади сегодня пал, похороним с почестями. Под Храмом склеп есть, его уж давно не открывали, но сегодня сделаем.
Валежный кивнул.
- Я передам список тех, кто погиб.
- Павшим в бою, положившим жизнь за други своя, дорога в Царствие Небесное сразу открывается. Они не просто мученики – они хранители земли Русинской.
- Спасибо, баютшка.
- Это вам спасибо, сынок. Даже не думай – все сделаем!
И было видно – действительно сделает. Если уж сумел людей сберечь, им встречу с колоколами организовать… вот и помощник коменданту города. Потом помолится, а сейчас Беркут к нормальной жизни возвращать надо.
Петер, чтоб тебе еще раз на том свете сдохнуть! Развел сволочь, а нам теперь хоть ты из кожи лезь! Где справедливость!?
И где, мать-перемать, твоя наследница?!
Яна, путешествие…
- Е – три!
- Мимо! Ка – пять!
- Ранен!
- Ка – шесть?
- Убит! Мам, ну ты даешь!
Яна ухмыльнулась. А вы думали, салаги! В «морской бой» она кого угодно утопить могла! Наловчилась! Из Карева они уехали еще вчера утром.
Когда Федору Михайловичу сообщили, что Валежный взял Сарск, купец больше ни минуты не промешкал. Приказал собираться и дал сутки на сборы. Сутки.
Не больше, не меньше. Что не успеем с собой взять – то оставляем. Увязать в узлы, спустить в потайной погреб и крышкой закрыть. Гвоздями забить.
Добро жалко?
Кому жалко, тот остается, сторожит! Но оставаться никто не пожелал.
В итоге поезд выглядел так. *
*- поезд не в смысле по железной дороге и с вагонами, а вот именно, что вереница экипажей. До сих пор встречается, как «свадебный поезд», прим. авт.
Возок с Федором Михайловичем и его сыном – первый.
С Яной и детьми – второй. С прислугой – третий и четвертый, правда, менее уютные и роскошные, но Федор Михайлович брал с собой всех желающих поехать.
Четыре телеги с добром. Две с фуражом и провизией.
Десяток заводных коней.
Яна рехнулась бы уже на стадии организации, а купцу и ничего. Доволен, что тот слон! Все сделал, все устроил, всех построил – и ведь все работает, словно часы! Два раза в день остановка. Размять ноги, оправиться, перекусить. Потом опять дорога.
У детей на всякий случай есть ночные вазы! Даже про это не забыл!
Яна старалась развлекать малявок по мере сил. Рассказывала истории, которых знала очень много, играла с ними в карты, в морской бой, разучивала стихи, песни…
И радовалась.
Она рядом с сыном. Вот он, ее Гошка, смотрит счастливыми глазами на мать. Она все сделает, чтобы не подвести сына. Интересно, как там дела у Нини? То есть у Зинаиды?
Скорее бы в Герцогства!
Единственным тараканом в бочке меда был, конечно, Михаил.
Кретину не известно слово «нет», - пели когда-то они в спортивно-оздоровительном лагере. И это было абсолютно верно.
Отказа Михаил не понял. Вообще. Ни одного, даже прямого посыла в такие дали, что все ЛГБТ-сообщество не дойдет. Так и продолжал липнуть при любой оказии. И отец его не мог урезонить.
То дурачок руку подает, то стихи читает, собственного сочинения, то угощает вином из своей фляги, а по местным меркам это очень неприлично…
Яна отбиваться не успевала. Но убивать-то не за что?
Пусть пока живет.
Им предстояла дорога сначала в Беркут, по краю Хормельской Волости, потом в Сарск, а оттуда и в герцогства. И побыстрее бы! Поскорее!
В Русине Яна не чувствовала себя в безопасности. А потому и оружие всегда было при ней. И у детей тоже. Но ехать им предстояло еще дней десять, не меньше. А хватит ли у нее терпения? Или она Михаила в сугробе прикопает?
Яна не поручилась бы ни за один вариант.
Алоиз Зарайский. Карев.
Легко ли пройти по следу женщины с четырьмя детьми?
Это как сказать! Примета, конечно, хорошая, но время очень плохое. Несколько раз жома Зарайского едва не пристрелили, два раза пытались ограбить, один раз направили не по той дороге и он потерял малым не трое суток. Хорошо еще жив остался.
Но вот он в Кареве.
Теперь надо отыскать дом купца Меньшикова. На воротах хорошо запомнили Яну, которая про него расспрашивала, а потом продали информацию Алоизу по сходной цене.
Куда там завернуть?
***
СВОЛОЧИ!!!
Не было у жома Зарайского других слов, не было!!!
Столько проехать – и встать перед закрытой дверью и заколоченными воротами?! Это, знаете ли, даже не издевательство, это… ЖУТЬ!!!
- Так уехавши они! – сообщила словоохотливая соседка. – Ишшо кады уехавши…
Пара монет помогла уточнить информацию.
Приезжали к купцу гости? А то как же, баба с детьми! И жили они у него, и уехали с ним… вроде как баба ему внуков привезла! Дочка-то у купца погибла, а вот внуки уцелели…
Вот они вместе все и уехали. Буквально пару дней тому назад!
Куда?
Да вроде как в Сарск! А уж каким путем они поедут – только им и ведомо! Купец не доложился…
Алоиз заскрипел зубами. Но отчетливо понял, что если сейчас пустится в погоню, то пользы не будет. А потому еще пара монет…
Мыться, бриться, отсыпаться, отъедаться.
За купцом он поедет только через три-четыре дня. Заодно и точно разведает, куда он направился. В каком составе, по какой дороге…
Алоиз даже лионессцев уже не так боялся. Столько насмотрелся… сможет его тор Дрейл найти? Что-то сомнительно! Но даже если и найдет…
Сейчас в Русине не одного лионессца потерять можно – а целую сотню. Пусть ищет.
Почему Зарайский до сих пор не бросил все и не удрал? Ответ был прост.
Наследница императора! А если – правда? И она не замужем? Авантюрист настроился на самый крупный выигрыш в своей жизни!
Ас-Дархан. Илья Алексеев.
Не так Илья представлял себе свою свадьбу.
Нет, не так…
Не тот город, не то место, не та невеста…
Он мечтал о Звенигороде, его главном соборе, об Анне рядом, в белом, кружевном, воздушном… Петер, с благосклонной улыбкой, генеральский мундир на самом Илье, белые голуби в вышине небес…
Вот голуби никуда не делись.
В Ас-Дархане они водились. А как гадили!
Спасибо, хоть коровы не летают! Маргоше повезло, а вот Илья не увернулся и был вынужден отчищать мундир от гадкой черно-белой кляксы.
И невеста была не в белом, и народа раз-два и обчелся… ее мать, брат да дед Савва – вот и вся семья. Это если не забывать, что у Ильи и того не было.
Всех положили, сволочи!
Ничего, он еще с освобожденцев плату втрое возьмет! Впятеро!
Священник гнусил что-то о любви и заботе, а Илья, словно в первый раз видел, разглядывал свою женщину. Свою жену…
Маргоша, увы, относилась к тем женщинам, которые во время беременности теряют половину красоты. Потускнели и словно свалялись пышные волосы, покрылась пигментными пятнами нежная кожа, да и носила ребенка она плохо, то ее мутило, то тошнило…
До срока доносит – уже счастье будет.
Но Илья принимал на себя ответственность за Маргошину судьбу. Навсегда.
Кольцо надевал, в губы целовал, обещал любить и беречь, заботиться и почитать… мать невесты утирала слезы. Дед Савва тоже. Мальчишка стоял, смотрел волчонком. Впрочем, Илью такие мелочи никогда не интересовали. Душевной тонкости в нем было, что в стенобитном таране.
Когда они выходили из храма, еще один голубь сорвался в синеву небес. На этот раз капнуло на Маргошу. Да так неудачно, прямо на лицо…
- Сволочь!!! – затопала ногами невеста. – Гадина летучая!!!
Мать стирала ей с лица грязь, дед Савва пытался успокоить, а Илья смотрел на супругу и понимал, что наверное, совершил ошибку.
Но почему?
Он взял на себя ответственность за женщину, с которой спал.
За ребенка, которого сделал.
За…
Почему у него на душе так гадко? Просто – почему!?
И слышится где-то вдалеке серебристый женский смех, словно сотня хрустальных бокалов разбилась одновременно, и звенят они, и ранят осколками…
Больно.
Русина, поместье великого князя Гавриила Воронова.
Они пришли ночью.
Скрипнула дверь, мелькнула полоска света.
Гаврюша даже глаз не открыл. А с чего бы ему? Пил он последнее время по-черному, Мишель только головой качал. Пил князь зло, допился до белой горячки, сделался буен и опасен.
Орал, что богиня… продажных девок такими словами не кроют, что наследница…, что все это освобождение… он свою часть работы сделал, а где его награда!?
Где, понимаешь, народные толпы, которые пытаются вознести героя на пьедестал?
Хотя бы на трон Русины?
Нетушки ликующих масс!
И перспектив нетути…
Гаврюша хоть и был сволочью, хоть и думал только о себе и своих интересах, но ведь не полным же он был дураком! И отлично понял, что ему на троне не сидеть. Разве что просто в Звенигород съездить, из интереса примериться. И то…
Как бы Хелла не разгневалась…
А вот Мишель…
Мишель честно пытался поговорить с отцом. Объяснить, растолковать, чего-то добиться… куда там! Гаврюша матерно отмахивался и продолжал пить. И становился хуже, чем опасен.
Не нужен.
Решение было принято, осталось исполнение. В бутылку любимому отцу Мишель подсыпал хорошую дозу снотворного. И когда Гаврюша крепко уснул, прошел к нему в комнату.
Тихо-тихо, тайно… или почти тайно.
***
Знаете, как дети чистят дымоходы?
Не знаете. И радуйтесь. Для прочистки дымоходов дети должны быть небольшого роста, возраста, лет пять-шесть, худенькие, ловкие, сообразительные…
Не то застрянут – и что делать? Как ребенка потом оттуда доставать? Разве что огонь разжечь, авось, сам выскочит?
А дымоходы большие, а чистить их можно только по ночам. А когда еще? Днем, что ли, смущать покой господ?
Вот Пашка и был таким чистильщиком. Лет ему было уже почти восемь, но рос он очень плохо. Батя говорил, что ему еще года два можно полазить по дымоходам, а там и Васька подрастет. Семейный промысел, трубочист и его сыновья…
Пашка не возражал.
Ладно, если уж так-то…
Чистить дымоходы еще и выгодно бывает иногда. Как-то раз Пашка несколько купюр из бумажника вытащил… он как раз дымоход прочищал, а бумажник на столе лежал, да неподалеку от камина… с тех пор мальчишка и начал приглядываться к чему-то ценному.
Понятно, в свою пользу. Ну и в отцовскую…
Не от хорошей жизни дети по дымоходам лазят. Вот, у них в семье одиннадцать голов. Поди, прокорми! Да одень-обуй… мать три раза двойню рожала, да все девок! А девок к ремеслу не приспособишь, глупые они!
А тут такой дом! Домина! Махина! Ежели чего и пропадет, так не сразу заметят!
Понятно, позаимствованное Пашка отдавал не отцу, который начал бы ругаться и драться, а матери, которая каждой медяшке рада была. Понимала все, но Пашку и хвалила, и благодарила, и спасителем своим называла, и лучший кусок подкладывала…
Вот и сейчас Пашка спустился в дымоход.
По идее, великого князя Гаврюши в этой спальне не должно было быть. Но пьяному закон не писан. Куда захотел, туда и пошел.
Мальчик услышал сопение и храп, острый нюх уловил запах алкоголя, и Пашка, уже без особого сомнения, навертел на ноги заранее приготовленные тряпицы, чтобы пол не испачкать, да и выбрался из камина. И что тут у нас интересного?
Чтобы небольшое?
Из небольшого оказались два перстня, которые Гаврюша попросту стянул с рук и бросил на столик рядом с собой. Бумажника при нем, понятное дело, не было. Пашка подумал минуту, но решил не брезговать ничем.
Дядька явно в таком состоянии, что поутру ничего не вспомнит. Так что кольца за щеку, сам в камин… а что это там заскрипело? Идет кто?
Пашка не хуже хорька ввинтился в камин – и замер, не рискуя шевелиться. Не в трубу, сейчас карабкаться станет – нашумит. А вот сбоку, там вроде выемки есть, и обычно туда никто не смотрит, и темно, а увидеть черного от сажи мальчишку, ночью, в черном от сажи камине…
Нереально.
Пашка даже глаза прикрыл, разве что через ресницы подглядывал.
И видел молодого бледного человека, который встал над Гаврюшей. Стоял, смотрел, а потом пробормотал: «Прости, отец…».
И накрыл лицо лежащего подушкой.
Гаврюша что-то почуял сквозь сон и опьянение, дернулся раз, второй, но как мог сопротивляться пьяный? Он и руками-то дернуть не мог, глаза не открыл.
Все закончилось очень быстро. Тело расслабилось, в спальне гадко завоняло. Мишель забрал с собой подушку и вышел вон.
Пашка в ужасе вжался в стену камина.
Отец!
Жуть-то какая, чтобы вот так…. Родного человека…
Кошмар!
Нет, ни на минуту он тут не останется!
Пашка едва от ужаса перстни не проглотил. И отцу рассказал, что видел.
Трубочист выслушал его – и отвесил крепкий подзатыльник, от которого перстни все-таки проскользнули в горло.
- Молчи, сопляк! Не было тебя там! И не видел ты ничего! Понял?!
Пашка закивал головой.
- Понял, батя…
- То-то! Молчи! Убьют ведь!
Это Пашка понимал.
И честно молчал. Даже когда три дня по кустам прятался, чтобы перстни добыть, молчал. А матери их отдать все ж побоялся.
Если их искать будут… мать далеко от дома не уедет, отдаст в ближайшую лавку, а куда уж они оттуда уйдут? Ежели на глаза тому… отцеубийце попадутся?
Он отца не пожалел, а уж Пашкину семью и вовсе приговорит!
Но и выкинуть – как?
Пашка их запрятал в тайное место, и решил пристроить при случае. Мало ли кто? Мало ли что?
***
Наутро поместье облетела печальная весть.
Скончался великий князь Гавриил. Люди, горе-то какое! ГОРЕ!!!
Мишель рыдал, не скрывая слез, его поддерживали, утешали, выражали ему соболезнования… надо понимать! Отца парень потерял!
Вот ведь горе горькое!
Дядя, потом отец… ну хоть бы какая душа родная… как же не везет бедняге!
Глава 10
Ах, уплывите, обманы!
Ах, обоймите, туманы!
Русина, Звенигород.
Кого жом Тигр НЕ любил? До бешенства?
Да, были и такие люди. К примеру, вот эта! Освобожденка пламенная!
Стоит, волосы в гульку убраны, глаза навыкате, морда самая что ни на есть благочинная… жама Голубица. Кроткая…
Для своих (только тихо, чтоб не услышала) Гулька. Супруга жома Пламенного.
Кстати – законная. Венчанная.
Вот как так получается? На словах жом Пламенный громко осуждал церкви, и за лицемерие их громил, и всячески пренебрегал, но… с супругой-то венчался по всем правилам!
