И сейчас уютная кухня, горит огонь, но ликер попиваю я, а сплетничаю уже с другими.
Бабушка, миленькая,, госпожа Ветана.
На столешницу лег небольшой мешочек с деньгами. Я сгребла его и сунула в карман.
- Спасибо.
- Да вы взгляните, вдруг обидел?
- Я и так верю, - я смотрела спокойно. Не похож был Майло Варн на скопидома. Хороший слуга, из хорошего дома. Не болтун, не сплетник, но почему он со мной откровенничает?
Странно это как-то.
Ладно, я еще обдумаю этот момент.
Я доела, горячо поблагодарила повариху и попросила отправить меня домой. Что Майло и сделал.
Но как она так умудрилась?
Обычно такие, именно такие попытки самоубийства не заканчиваются ничем хорошим. Шум, крики, скандал, а вот умереть не получается. И дерут незадачливую самоубийцу за косы, а то и хворостиной поперек думающего места. А тут слишком все продумано.
А графиня, как я понимаю, человек взгальный, нервный, бестолковый, куда ей планировать? Что под руку попало, то и сделала.
Да и пес с ней.
Завтра в Храм. Вот в наш и сходим.
Приближенный Светлого Святого уже собирался ложиться спать, когда в дверь его кельи постучали.
Кельей, конечно, это было весьма условно. Покои из трех комнат не поражали аскезой, скорее, наоборот. Первая комната, приемная – да. Там все было просто, строго и сугубо функционально. Сюда приходили посетители, здесь приближенный вел дела с сугубо светскими личностям, поражая их своей скромностью. Вторая, спальня, была отделана так, что и придворные красотки не побрезговали бы. С громадной кроватью, с балдахином, с пушистым ковром и даже туалетным столиком – приближенный не был лишен тщеславия и тщательно следил за своей внешностью. Третья комната была кабинетом рабочим, совмещенным с гостиной. Сюда приходили доверенные люди, здесь стояли громадные мягкие кресла, здесь уютно горел камин, здесь был неплохой запас вин и закусок...*
* Служители Светлого Святого проходят в своем росте пять ступеней. Те, кто на самой низкой ступени, только-только в церковь пришли и клятвы дали – рабы Светлого Святого. Чуть выше – холопы Светлого Святого. Следующая ступень – слуги Светлого Святого. За ними – приближенные Светлого Святого. И на самой вершине церкви – доверенный Светлого Святого. А обычные люди? Это просто его творения. Даже не рабы его. А скорее игрушки. Захочет – сломает, захочет – выбросит. Прим. авт.
Эх!
Вот только заснуть собрался, и нате вам! Совести у них нет! Ну, если это окажется что-то неважное - будут ночь на коленках молитвы читать! Поделом холопам нерадивым!
Мужчина с ворчанием открыл дверь, и тут же понял – не зря.
Перед ним стоял молоденький раб Светлого. Запыхавшийся и с отчаянными глазами.
- Меня слуга Шантр прислал! – выпалил он. – Прийти просит!
- Зачем? – брюзгливо осведомился приближенный.
Идти не хотелось.
Снимать халат и мягкие тапочки, одевать рясу, идти через весь храм, выслушивать неприятное (а то какое ж?) известие...
А придется.
Выше него – только доверенный, так что вся власть в храме – его. И ответственность его, и проблемы его, и свалить их не на кого.
Приближенный Фолкс кивнул рабу, которых в храме насмешливо называли рябчиками, мол, подожди за дверью – и отправился одеваться. Хорошо, под рясу можно ничего не надевать – все одно не видно. А наглецов под нее заглянуть тоже не найдется.
Так что через десять минут он уже шел по переходам и коридорам Храма. В лабораторию Шантра.
- Что случилось?
В лаборатории дым стоял коромыслом в буквальном смысле сло
Только польза Храма, только польза дела.
Да, и для людей тоже. Но в руках Храма, так будет и лучше, и спокойнее. Понятно ж, кто еще кроме храмовников может правильно распределить ресурсы?
- Это точно в Алетаре?
- Безусловно. И силы маг столько выплесну, что у человека открывается дар совершенно спонтанно. А иногда...
Жизнь – странная и коварная стихия.
Бывает и так, когда говорят: «жизнь вымолили». Еще как бывает.
Когда человек себя забывает, все отдает в беззвучной мольбе, кричит от боли всей своей сущностью – вот тут и бывает истинное чудо. На краткий момент такой человек становится вровень с любыми магами. Могло ли устройство почуять такое?
Шантр подумал и сказал, что могло. Вполне. Сила есть сила, на то она и жизнь.
Фолкс покривился. Сила силой, чудо чудом, только вот Храму таковые «чудотворцы» бесполезны. Они же ничего не повторят, им все бесполезно, чужого-то человека так лечить не заставишь. Так за близких просят, за родных, и то – часто бывает, что человек себя сжигает, свои годы жизни отдает. И не жалеет об этом.
Но искать надо. Ой как надо.
Приближенный поблагодарил Шантра и удалился к себе. Надо разрабатывать план и начинать поиски. Маг жизни должен быть в Храме.
Всплеск силы жизни почувствовали все маги Алетара, настолько он был силен. Но у них были другие планы на объявившееся сокровище. И делиться с Храмом никто из них не собирался. Самим мало.
А вот найти мага...
Найти обязательно надо. И искать будут – со всем прилежанием и тщанием. Чего не сделаешь для родины и рода?
Храм.
Не люблю я это место, ох, не люблю. Но выбора нет.
Мы идем бок о бок с господином Варном и беседуем, почти как старые друзья. Я расспрашиваю о графине, и оказывается, что пока с ней все в порядке.
Граф запер жену, приставил к ней четырех служанок и четырех же слуг, так, что даже в отхожее место бедняжка прогуливается только под присмотром.
Я ей даже не сочувствую – не заслужила. Право на мое сострадание эта женщина утратила, когда попыталась убить своего ребенка.
Нельзя так поступать.
Я понимаю, что не оригинальна, но – нельзя. Мерзко это, гадко и подло.
Со своей жизнью ты что хочешь делай, но раз уж у тебя хватило дури с кем-то спать и не хватило ума позаботиться об отсутствии последствий – все. Теперь это твоё.
Твой ребенок, твоя ответственность, твоя забота – и ты обязана родить его, вырастить и сделать человеком.
Просто потому, что твои родители не выкинули тебя в сточную канаву, хотя, возможно, и пожалели об этом. Я вчера об этом тоже думала.
Вот так, выйдешь замуж, родишь, а потом окажется, что выросла у тебя дурища, вроде этой графини. И будешь смотреть, и думать – что?
Где я промахнулась?
Как у меня такое выросло?
Почемучто если они учат других, то сами могут быть небезупречны?
Неважно, сейчас это неважно. Надо не уплывать в свои мысли, а сосредоточиться на беседе. Майло как раз рассказывает, что я лечила госпожу графиню… и наш собеседник словно… делает стойку?
Да, у отца были охотничьи собаки. Вот они так же застывали – голова вперед, тело в струнку, лапы напряжены…
- Да, конечно. Пройдемте к Книге.
Книга Светлого. Артефакт каждого храма. Где-то она большая, где-то поменьше, но везде ее стараются сделать роскошной. Обтягивают переплет бархатом, усаживают драгоценными камнями, простегивают золотом. Иногда красиво, иногда это выглядит откровенно нелепо. Но камни есть везде, и я даже знаю почему. К драгоценным камням удобно цеплять заклинания. Вот и здесь – сапфиры, лазурит и жемчуг.
Сапфиры – приносят божественное благоволение, лазурит – верность и честность, жемчуг – свет и чистота.*
* Камнем честности (и иногда, как ни забавно - юристов) считается не лазурит, а азурит, но я чуть модифицировала название, все равно их часто путают. Прим. авт.
Я касаюсь переплета ладонью.
- Клянусь хранить врачебную тайну касательно графини Эрнан, никому не открывать, чем она болела, не рассказывать, не давать понять никоим образом, не разглашать секретов, касающихся ее здоровья. Да услышит мою клятву Светлый.
По жемчужинам пробегает легкий блик.
Услышано.
Майло Варн кладет руку на книгу.
- Я, Майло Варн, камердинер графа Эрнан, от имени графа принимаю клятву и свидетельствую, что господа Ветана будет свободна от нее, если молчание принесет вред ее жизни или здоровью. Да услышит меня Светлый.
Стандартная формулировка.
Я обещаю молчать, мне обещают, что клятва рассеется, если случится что-то… сложное. Например, меня спросит тайная королевская служба, бывало и такое. Иногда спрашивали, и жестко, и если кто-то не отвечал…
- Госпожа Ветана, - холоп чуть мнется. – Не могли бы вы осмотреть одного человека? У нас, в Храме?
- да, разумеется.
Говорить о плате за визит, конечно, не стоит. Так забавно…
Храмовники не брезгуют продавать верующим освященные образки, свечи, прочую пакость, которая якобы спасет, убережет и защитит, но стоит заговорить о том, что они должны заплатить за что-то…
Да как же ж можно?!
Они же Служители Светлого! Они выше такой гнусной материи, как деньги, ближнему своему (особенно им) надо помогать бескорыстно, а брать деньги с Храма – плохо. Кто бы мне объяснил почему?
Кстати, в Раденоре для них поставлены жесткие условия. Еще Александр Проклятый обрубил храмовникам хвост по самые уши. Им официально запрещено владеть землей, им запрещено строить больше пяти храмов в городе, налоги для них вдвое больше, чем для купцов…
Говорят, что когда Александр Проклятый заявил им, что Храм будет платить налоги, они возмутились. Мы же слуги Светлого. Вы и с него налоги драть будете?
Да, - ответил Раденор. – Так что платить будете десять процентов с доходов за себя и десять за него. Или маловато? Надо за него двадцать процентов брать?
Больше никто судьбу не искушал. И на тридцать процентов не нарывался.
Майло вопросительно смотрит на меня. Я опять задумалась?
- Да, разумеется, - отвечаю я. И отвечаю правильно, потому что Майло кланяется холопу, а потом и мне.
- До встречи, госпожа Ветана.
- До встречи, господин Варн.
Майло уходит.
Мне становится неуютно в храме, но я упорно не показываю вида. Улыбаюсь, гляжу на холопа.
- Пройдем к больному?
- Да, госпожа Ветана. Идите за мной.
Холоп проходит в притвор, открывает небольшую дверцу и мы начинаем подниматься на второй этаж по винтовой лестнице, а ведь и правда... сколько я бывала в храме, но никогда не задумывалась, что тут есть еще, кроме места, в котором проводятся богослужения? А оно есть.
Настоящий дворец, кстати говоря. Лестница, по которой мы идем, сделана из мореного дуба, панели, которыми обшиты стены – тоже резной дуб, выглядит чуть мрачновато, но сделано все с таким вкусом, что даже жаль. Такое надо показывать людям, а здесь – это достояние горстки храмовников. Неприятно.
Я иду по коридорам Храма, в которые пускают далеко не каждого, а вот гордости нет. И радости тоже нет. Есть усталость и неприятие происходящего. И когда передо мной открывается тяжелая дверь, я послушно делаю шаг вперед.
Под одеялом лежит больной человек. Наверное, больной. Желтоватое пергаментное лицо покоится на подушке, поверх одеяла лежат старческие кисти с синими узловатыми венами, в комнате душно и неприятно пахнет благовониями – в храмах не чувствуют меры. Они так пропитываются этими запахами, что не понимают, как людей может мутить от их избытка. Меня вот подташнивает – или это от волнения?
Но внешне я стараюсь не выдать себя. Присаживаюсь на кровать, беру мужчину за руку, слушаю пульс.
Сложнее всего – не выпустить свою силу. Но я знаю, на чем попадаются маги жизни. Именно на сострадании, а еще – на привычном использовании силы жизни.
Привычном.
Бабушка многое объяснила мне, когда поняла, что происходит. Рассказала, как искали магов жизни. Как подставляли им безнадежных больных, как провоцировали на вспышки, как...
Может, за это время и что-то новое придумали, н пока я смогу – я буду держаться.
Мягко расспрашиваю мужчину о симптомах болезни, собираю сведения, выслушиваю, что он ел, что пил... мужчина жалуется на боли в пояснице, и я прошу его перевернуться. Как легко было бы сейчас прощупать его своим даром!
Определить, что там с почками, застужены они или нет, если да – то насколько, может, даже и подлечить... Держись, Вета.
Хорошо уже то, что вчера я выплеснулась до донышка – и сейчас мой дар не рвется наружу. Я спокойно держу его в клетке. Я умею, я справлюсь.
Это как представить внутри себя маленькое солнышко. Но сейчас на небе тучи, и я вся непроницаемо-серая и хмурая. Оно есть, оно внутри, но кто его увидит?
Обычные люди примерно так и выглядят. Кажется, я прохожу проверку, потому что мне тоже задают обычные вопросы.
Давно ли я лечу людей, сколько у меня умирает, сколько выживает, почему я занялась этим ремеслом...
Ответы у меня есть. Они все правильные и честные.
Давно ли? Да с детства, как соображать стала.
Сколько у меня умирает? Не больше, чем у других лекарей. Выздоравливает столько же. Многое зависит от болезни, с которой обращаются, что-то ни один лекарь не вылечит.
Почему я решила заняться этим ремеслом? Во-первых, верный кусок хлеба в любые времена. Во-вторых, мне было интересно, мне это понравилось, мне так хотелось. Какие еще могут быть причины?
Кажется, храмовники недовольны, но меня это мало волнует. У меня свои вопросы.
Что если, что пили, не простужались ли, с какой частотой ходите в туалет...
Почки чуть увеличены, область их болезненно отзывается на прикосновения. Что-то подсказывает мне, что это камень в почке. Это я и сообщаю храмовнику. Советую сок свеклы, спорыш, луковый отвар, получаю благословение и с чистым сердцем ухожу из Храма. Пусть меня проверяли, только вот камни в почках у этого типа вполне настоящие.
Бляшка амулета ощущается небольшим бугорком под кожей. Хоть как меня проверяйте – на мне ничего нет. Когда я поняла, насколько для меня опасно попасть в лапы храмовникам, я вживила его под кожу. Сама сделала надрез острым ножом, сама поместила в рану бляшку, сама следила за заживлением. Зато теперь отбери у меня все, что угодно, а амулет останется со мной. И от этого на душе спокойно и хорошо.
Ко мне так никто и не пришел. Но я не радовалась слишком сильно.
Знаю я, чем это грозит.
Проверят всех лекарей города, убедятся, что никто из них не маг жизни, потом подумают – и проверят еще раз. Надо быть очень осторожной с теми, кого лечишь. Очень.
- Сука! Тварь!! Гадина!!!
Вот уж не думала, что графине позволительно вести себя подобным образом. Но – плевать.
Осмотр я провела, деньги получила, с ребенком все в порядке, матери могу посоветовать есть больше овощей и фруктов, не налегать на соленое и копченое.
А что я гадина?
Ничего нового графиня мне не открыла. Гадина я. И работа у меня гадская.
Вот и сейчас... за день – две открытых раны, простуда, и под вечер уже – визит к господину графу. Хорошо хоть карету за мной прислали, но обратно придется пешочком прогуляться, а в желтом городе это небезопасно.
Вот и иду, уже по темноте, мечтаю о свежевыпеченных плюшках, или хотя бы тарелке с горячим супом... в таверну какую зайти? Дома-то кроме крупы и молока ничего нет?
Не надо.
Будем экономить деньги. Зима приближается, здесь, у моря, она вроде как и не холодная, но промозглая до ужаса. Кто поумнее, заранее запасаются плащами из рыбьей кожи на меху, такими же сапожками и шерстяной одеждой. А стоит вся эта благодать недешево, очень недешево. Не одну серебряную монету.
А еще надо на что-то жить, кушать, одеваться, закупать травы, платить аренду дома...
Есть повод не гулять по тавернам, а готовить для себя дома.
В переулке было уже темно, чуть поблескивал медью начищенный треугольник... я сделала шаг, другой, достала ключ от калитки – и мою шею вдруг обхватила чья-то жесткая и сильная рука.
Бабушка, миленькая,, госпожа Ветана.
На столешницу лег небольшой мешочек с деньгами. Я сгребла его и сунула в карман.
- Спасибо.
- Да вы взгляните, вдруг обидел?
- Я и так верю, - я смотрела спокойно. Не похож был Майло Варн на скопидома. Хороший слуга, из хорошего дома. Не болтун, не сплетник, но почему он со мной откровенничает?
Странно это как-то.
Ладно, я еще обдумаю этот момент.
Я доела, горячо поблагодарила повариху и попросила отправить меня домой. Что Майло и сделал.
Но как она так умудрилась?
Обычно такие, именно такие попытки самоубийства не заканчиваются ничем хорошим. Шум, крики, скандал, а вот умереть не получается. И дерут незадачливую самоубийцу за косы, а то и хворостиной поперек думающего места. А тут слишком все продумано.
А графиня, как я понимаю, человек взгальный, нервный, бестолковый, куда ей планировать? Что под руку попало, то и сделала.
Да и пес с ней.
Завтра в Храм. Вот в наш и сходим.
***
Приближенный Светлого Святого уже собирался ложиться спать, когда в дверь его кельи постучали.
Кельей, конечно, это было весьма условно. Покои из трех комнат не поражали аскезой, скорее, наоборот. Первая комната, приемная – да. Там все было просто, строго и сугубо функционально. Сюда приходили посетители, здесь приближенный вел дела с сугубо светскими личностям, поражая их своей скромностью. Вторая, спальня, была отделана так, что и придворные красотки не побрезговали бы. С громадной кроватью, с балдахином, с пушистым ковром и даже туалетным столиком – приближенный не был лишен тщеславия и тщательно следил за своей внешностью. Третья комната была кабинетом рабочим, совмещенным с гостиной. Сюда приходили доверенные люди, здесь стояли громадные мягкие кресла, здесь уютно горел камин, здесь был неплохой запас вин и закусок...*
* Служители Светлого Святого проходят в своем росте пять ступеней. Те, кто на самой низкой ступени, только-только в церковь пришли и клятвы дали – рабы Светлого Святого. Чуть выше – холопы Светлого Святого. Следующая ступень – слуги Светлого Святого. За ними – приближенные Светлого Святого. И на самой вершине церкви – доверенный Светлого Святого. А обычные люди? Это просто его творения. Даже не рабы его. А скорее игрушки. Захочет – сломает, захочет – выбросит. Прим. авт.
Эх!
Вот только заснуть собрался, и нате вам! Совести у них нет! Ну, если это окажется что-то неважное - будут ночь на коленках молитвы читать! Поделом холопам нерадивым!
Мужчина с ворчанием открыл дверь, и тут же понял – не зря.
Перед ним стоял молоденький раб Светлого. Запыхавшийся и с отчаянными глазами.
- Меня слуга Шантр прислал! – выпалил он. – Прийти просит!
- Зачем? – брюзгливо осведомился приближенный.
Идти не хотелось.
Снимать халат и мягкие тапочки, одевать рясу, идти через весь храм, выслушивать неприятное (а то какое ж?) известие...
А придется.
Выше него – только доверенный, так что вся власть в храме – его. И ответственность его, и проблемы его, и свалить их не на кого.
Приближенный Фолкс кивнул рабу, которых в храме насмешливо называли рябчиками, мол, подожди за дверью – и отправился одеваться. Хорошо, под рясу можно ничего не надевать – все одно не видно. А наглецов под нее заглянуть тоже не найдется.
Так что через десять минут он уже шел по переходам и коридорам Храма. В лабораторию Шантра.
- Что случилось?
В лаборатории дым стоял коромыслом в буквальном смысле сло
Только польза Храма, только польза дела.
Да, и для людей тоже. Но в руках Храма, так будет и лучше, и спокойнее. Понятно ж, кто еще кроме храмовников может правильно распределить ресурсы?
- Это точно в Алетаре?
- Безусловно. И силы маг столько выплесну, что у человека открывается дар совершенно спонтанно. А иногда...
Жизнь – странная и коварная стихия.
Бывает и так, когда говорят: «жизнь вымолили». Еще как бывает.
Когда человек себя забывает, все отдает в беззвучной мольбе, кричит от боли всей своей сущностью – вот тут и бывает истинное чудо. На краткий момент такой человек становится вровень с любыми магами. Могло ли устройство почуять такое?
Шантр подумал и сказал, что могло. Вполне. Сила есть сила, на то она и жизнь.
Фолкс покривился. Сила силой, чудо чудом, только вот Храму таковые «чудотворцы» бесполезны. Они же ничего не повторят, им все бесполезно, чужого-то человека так лечить не заставишь. Так за близких просят, за родных, и то – часто бывает, что человек себя сжигает, свои годы жизни отдает. И не жалеет об этом.
Но искать надо. Ой как надо.
Приближенный поблагодарил Шантра и удалился к себе. Надо разрабатывать план и начинать поиски. Маг жизни должен быть в Храме.
***
Всплеск силы жизни почувствовали все маги Алетара, настолько он был силен. Но у них были другие планы на объявившееся сокровище. И делиться с Храмом никто из них не собирался. Самим мало.
А вот найти мага...
Найти обязательно надо. И искать будут – со всем прилежанием и тщанием. Чего не сделаешь для родины и рода?
Глава 9
Храм.
Не люблю я это место, ох, не люблю. Но выбора нет.
Мы идем бок о бок с господином Варном и беседуем, почти как старые друзья. Я расспрашиваю о графине, и оказывается, что пока с ней все в порядке.
Граф запер жену, приставил к ней четырех служанок и четырех же слуг, так, что даже в отхожее место бедняжка прогуливается только под присмотром.
Я ей даже не сочувствую – не заслужила. Право на мое сострадание эта женщина утратила, когда попыталась убить своего ребенка.
Нельзя так поступать.
Я понимаю, что не оригинальна, но – нельзя. Мерзко это, гадко и подло.
Со своей жизнью ты что хочешь делай, но раз уж у тебя хватило дури с кем-то спать и не хватило ума позаботиться об отсутствии последствий – все. Теперь это твоё.
Твой ребенок, твоя ответственность, твоя забота – и ты обязана родить его, вырастить и сделать человеком.
Просто потому, что твои родители не выкинули тебя в сточную канаву, хотя, возможно, и пожалели об этом. Я вчера об этом тоже думала.
Вот так, выйдешь замуж, родишь, а потом окажется, что выросла у тебя дурища, вроде этой графини. И будешь смотреть, и думать – что?
Где я промахнулась?
Как у меня такое выросло?
Почемучто если они учат других, то сами могут быть небезупречны?
Неважно, сейчас это неважно. Надо не уплывать в свои мысли, а сосредоточиться на беседе. Майло как раз рассказывает, что я лечила госпожу графиню… и наш собеседник словно… делает стойку?
Да, у отца были охотничьи собаки. Вот они так же застывали – голова вперед, тело в струнку, лапы напряжены…
- Да, конечно. Пройдемте к Книге.
Книга Светлого. Артефакт каждого храма. Где-то она большая, где-то поменьше, но везде ее стараются сделать роскошной. Обтягивают переплет бархатом, усаживают драгоценными камнями, простегивают золотом. Иногда красиво, иногда это выглядит откровенно нелепо. Но камни есть везде, и я даже знаю почему. К драгоценным камням удобно цеплять заклинания. Вот и здесь – сапфиры, лазурит и жемчуг.
Сапфиры – приносят божественное благоволение, лазурит – верность и честность, жемчуг – свет и чистота.*
* Камнем честности (и иногда, как ни забавно - юристов) считается не лазурит, а азурит, но я чуть модифицировала название, все равно их часто путают. Прим. авт.
Я касаюсь переплета ладонью.
- Клянусь хранить врачебную тайну касательно графини Эрнан, никому не открывать, чем она болела, не рассказывать, не давать понять никоим образом, не разглашать секретов, касающихся ее здоровья. Да услышит мою клятву Светлый.
По жемчужинам пробегает легкий блик.
Услышано.
Майло Варн кладет руку на книгу.
- Я, Майло Варн, камердинер графа Эрнан, от имени графа принимаю клятву и свидетельствую, что господа Ветана будет свободна от нее, если молчание принесет вред ее жизни или здоровью. Да услышит меня Светлый.
Стандартная формулировка.
Я обещаю молчать, мне обещают, что клятва рассеется, если случится что-то… сложное. Например, меня спросит тайная королевская служба, бывало и такое. Иногда спрашивали, и жестко, и если кто-то не отвечал…
- Госпожа Ветана, - холоп чуть мнется. – Не могли бы вы осмотреть одного человека? У нас, в Храме?
- да, разумеется.
Говорить о плате за визит, конечно, не стоит. Так забавно…
Храмовники не брезгуют продавать верующим освященные образки, свечи, прочую пакость, которая якобы спасет, убережет и защитит, но стоит заговорить о том, что они должны заплатить за что-то…
Да как же ж можно?!
Они же Служители Светлого! Они выше такой гнусной материи, как деньги, ближнему своему (особенно им) надо помогать бескорыстно, а брать деньги с Храма – плохо. Кто бы мне объяснил почему?
Кстати, в Раденоре для них поставлены жесткие условия. Еще Александр Проклятый обрубил храмовникам хвост по самые уши. Им официально запрещено владеть землей, им запрещено строить больше пяти храмов в городе, налоги для них вдвое больше, чем для купцов…
Говорят, что когда Александр Проклятый заявил им, что Храм будет платить налоги, они возмутились. Мы же слуги Светлого. Вы и с него налоги драть будете?
Да, - ответил Раденор. – Так что платить будете десять процентов с доходов за себя и десять за него. Или маловато? Надо за него двадцать процентов брать?
Больше никто судьбу не искушал. И на тридцать процентов не нарывался.
Майло вопросительно смотрит на меня. Я опять задумалась?
- Да, разумеется, - отвечаю я. И отвечаю правильно, потому что Майло кланяется холопу, а потом и мне.
- До встречи, госпожа Ветана.
- До встречи, господин Варн.
Майло уходит.
Мне становится неуютно в храме, но я упорно не показываю вида. Улыбаюсь, гляжу на холопа.
- Пройдем к больному?
- Да, госпожа Ветана. Идите за мной.
Холоп проходит в притвор, открывает небольшую дверцу и мы начинаем подниматься на второй этаж по винтовой лестнице, а ведь и правда... сколько я бывала в храме, но никогда не задумывалась, что тут есть еще, кроме места, в котором проводятся богослужения? А оно есть.
Настоящий дворец, кстати говоря. Лестница, по которой мы идем, сделана из мореного дуба, панели, которыми обшиты стены – тоже резной дуб, выглядит чуть мрачновато, но сделано все с таким вкусом, что даже жаль. Такое надо показывать людям, а здесь – это достояние горстки храмовников. Неприятно.
Я иду по коридорам Храма, в которые пускают далеко не каждого, а вот гордости нет. И радости тоже нет. Есть усталость и неприятие происходящего. И когда передо мной открывается тяжелая дверь, я послушно делаю шаг вперед.
Под одеялом лежит больной человек. Наверное, больной. Желтоватое пергаментное лицо покоится на подушке, поверх одеяла лежат старческие кисти с синими узловатыми венами, в комнате душно и неприятно пахнет благовониями – в храмах не чувствуют меры. Они так пропитываются этими запахами, что не понимают, как людей может мутить от их избытка. Меня вот подташнивает – или это от волнения?
Но внешне я стараюсь не выдать себя. Присаживаюсь на кровать, беру мужчину за руку, слушаю пульс.
Сложнее всего – не выпустить свою силу. Но я знаю, на чем попадаются маги жизни. Именно на сострадании, а еще – на привычном использовании силы жизни.
Привычном.
Бабушка многое объяснила мне, когда поняла, что происходит. Рассказала, как искали магов жизни. Как подставляли им безнадежных больных, как провоцировали на вспышки, как...
Может, за это время и что-то новое придумали, н пока я смогу – я буду держаться.
Мягко расспрашиваю мужчину о симптомах болезни, собираю сведения, выслушиваю, что он ел, что пил... мужчина жалуется на боли в пояснице, и я прошу его перевернуться. Как легко было бы сейчас прощупать его своим даром!
Определить, что там с почками, застужены они или нет, если да – то насколько, может, даже и подлечить... Держись, Вета.
Хорошо уже то, что вчера я выплеснулась до донышка – и сейчас мой дар не рвется наружу. Я спокойно держу его в клетке. Я умею, я справлюсь.
Это как представить внутри себя маленькое солнышко. Но сейчас на небе тучи, и я вся непроницаемо-серая и хмурая. Оно есть, оно внутри, но кто его увидит?
Обычные люди примерно так и выглядят. Кажется, я прохожу проверку, потому что мне тоже задают обычные вопросы.
Давно ли я лечу людей, сколько у меня умирает, сколько выживает, почему я занялась этим ремеслом...
Ответы у меня есть. Они все правильные и честные.
Давно ли? Да с детства, как соображать стала.
Сколько у меня умирает? Не больше, чем у других лекарей. Выздоравливает столько же. Многое зависит от болезни, с которой обращаются, что-то ни один лекарь не вылечит.
Почему я решила заняться этим ремеслом? Во-первых, верный кусок хлеба в любые времена. Во-вторых, мне было интересно, мне это понравилось, мне так хотелось. Какие еще могут быть причины?
Кажется, храмовники недовольны, но меня это мало волнует. У меня свои вопросы.
Что если, что пили, не простужались ли, с какой частотой ходите в туалет...
Почки чуть увеличены, область их болезненно отзывается на прикосновения. Что-то подсказывает мне, что это камень в почке. Это я и сообщаю храмовнику. Советую сок свеклы, спорыш, луковый отвар, получаю благословение и с чистым сердцем ухожу из Храма. Пусть меня проверяли, только вот камни в почках у этого типа вполне настоящие.
Бляшка амулета ощущается небольшим бугорком под кожей. Хоть как меня проверяйте – на мне ничего нет. Когда я поняла, насколько для меня опасно попасть в лапы храмовникам, я вживила его под кожу. Сама сделала надрез острым ножом, сама поместила в рану бляшку, сама следила за заживлением. Зато теперь отбери у меня все, что угодно, а амулет останется со мной. И от этого на душе спокойно и хорошо.
***
Ко мне так никто и не пришел. Но я не радовалась слишком сильно.
Знаю я, чем это грозит.
Проверят всех лекарей города, убедятся, что никто из них не маг жизни, потом подумают – и проверят еще раз. Надо быть очень осторожной с теми, кого лечишь. Очень.
***
- Сука! Тварь!! Гадина!!!
Вот уж не думала, что графине позволительно вести себя подобным образом. Но – плевать.
Осмотр я провела, деньги получила, с ребенком все в порядке, матери могу посоветовать есть больше овощей и фруктов, не налегать на соленое и копченое.
А что я гадина?
Ничего нового графиня мне не открыла. Гадина я. И работа у меня гадская.
Вот и сейчас... за день – две открытых раны, простуда, и под вечер уже – визит к господину графу. Хорошо хоть карету за мной прислали, но обратно придется пешочком прогуляться, а в желтом городе это небезопасно.
Вот и иду, уже по темноте, мечтаю о свежевыпеченных плюшках, или хотя бы тарелке с горячим супом... в таверну какую зайти? Дома-то кроме крупы и молока ничего нет?
Не надо.
Будем экономить деньги. Зима приближается, здесь, у моря, она вроде как и не холодная, но промозглая до ужаса. Кто поумнее, заранее запасаются плащами из рыбьей кожи на меху, такими же сапожками и шерстяной одеждой. А стоит вся эта благодать недешево, очень недешево. Не одну серебряную монету.
А еще надо на что-то жить, кушать, одеваться, закупать травы, платить аренду дома...
Есть повод не гулять по тавернам, а готовить для себя дома.
В переулке было уже темно, чуть поблескивал медью начищенный треугольник... я сделала шаг, другой, достала ключ от калитки – и мою шею вдруг обхватила чья-то жесткая и сильная рука.
