Впрочем, стражников это не смутило.
Они погрузили в телегу седьмое тело, опознали Энрикетту, которая крутилась при страже, даря многих своей благосклонностью в надежде на замужество, и отправились в город.
Да… их ждала нелегкая ночь и тяжелый день, но…
О таком надо было докладывать начальству. Опять же, могут и награду какую дать… это ж не их дело? И участок не их, пригород по другому ведомству, а они пошли, и нашли…
Десятник схватился за голову.
Потом его жест повторили и комиссар, и куча разных чиновников, и градоправитель…
Но хватайся, не хватайся…
О таком надо докладывать. И незамедлительно. А то…
А то есть хороший шанс стать восьмым в той самое телеге, которая сейчас стояла рядом с караулкой, как вещественное доказательство. Вот где жуть-то жуткая…
Завтрак при дворе – это целая церемония.
Кто и как сидит, что и за чем подавать… и да!
Их величества на завтраке обычно присутствуют. Правда, в этот раз вид у них был сонный, хотя и по разным причинам.
Филиппо себя плоховато чувствовал из-за снотворного.
Франческа, правда, убеждала его, что он весь в делах, да еще перенервничал, вот его вчера и свалило… может, еще и вино не такое… бывает же неурожай! Даже у лучших виноградарей…
Адриенна чувствовала себя отвратительно по двум уважительным причинам.
Из-за беседы с Морганой она не выспалась. Да и… нельзя сказать, что прабабка ее обрадовала, скорее, озадачила.
Ладно. Дневники ведьмы она прочитает, хотя и не слишком-то охота. Но если нет выбора?
А вот потом-то как?!
Ну и беременность тоже жизнь не улучшает. Есть, есть такие счастливые женщины, у которых все это проходит легко и приятно, которых не тошнит, которые работают до последнего дня, до родов, и рожают легко, и из роддома выходят, и снова в работу… да, при этом они еще ребенка кормят, и вообще… имя им – лошадь.
Которая работала в деревне лучше всех, а старостой не стала. Увы.*
*- лично знаю такой пример. И токсикоз, и три работы, и кормление… когда выхода нет, еще и не так раскорячишься, прим. авт.
Адриенна к таким счастливицам не относилась.
Ее уже сейчас мутило, и она спасалась только лимонной водой. Дана Санти лично посоветовала рецепт. Адриенна поблагодарила ее, а дан Виталис…
Да, дан Виталис, вы знаете, заинтересовался. И королева была довольна.
Челия ей нравилась, Бонифаций тоже заслуживал счастья… может, что и сложится? Уж точно он не попользуется девчонкой и не выкинет на улицу.
Куда бы еще эданну Франческу выкинуть?
Явилась, зараза, на завтрак, стоит тут, смотрит на Адриенну, словно солдат на вошь. Ладно-ладно, Адриенна еще поговорит с супругом.
Не пришлось.
В столовую вошел монах в рясе. Все замолчали.
Доминиканцев почему-то не любили… почему?
Жить хотелось.
Именно этот орден был известен своей борьбой со всякой нечистью. В том числе, с сатанистами, еретиками… Филиппо не давал им воли, но…
- Ваше величество, сегодня под столицей произошло нечто ужасное, - тихо произнес монах. – Была проведена черная месса, убиты шесть человек. Мы требуем тщательного расследования.
Филиппо отложил салфетку в сторону.
С одной стороны…. Сейчас бы монаха в кабинет, там расспросить…
С другой… а какая разница? Лучше пусть узнают сейчас, чем разведут сплетни потом. Понятно, и так будут по углам шептаться, но…
Меньше тайн – меньше проблем.. в данном случае это уж точно.
- Изложите обстоятельства, брат…
- Томазо.
- Брат Томазо.
- Под столицей была проведена черная месса. Призывали какую-то нечисть, принесли в жертву пятерых, - кардинал Санторо принялся перебирать четки. – Случайно им в руки попала шестая жертва, так же, убита. У мессы есть свидетель, который может опознать хотя бы нескольких участников.
- Предъявите, - попросил его величество.
И наткнулся на ледяной взгляд брата Томазо.
- Простите, ваше величество. Мы не пришли бы к вам с этим вопросом, но свидетель уверен, что в мессе участвовали люди высокородные. Мы предоставили ему свою защиту, и не станем тащить беднягу ко двору, где ему может грозить опасность.
- Вы намекаете… - задохнулся от понимания Филиппо…
Обвел глазами придворных.
Кто-то смотрел прямо, кто-то опускал глаза, Ческа вообще белее мела… испугалась, бедненькая, едва на ногах стоит… она-то за городом живет! Как же ее напугали, ужас!
Надо перевезти ее поближе ко дворцу, или вообще во дворец, Адриенна поймет…
Или…
Кто-то из здесь присутствующих балуется с черными мессами.
И это – страшно.
Сделать Филиппо мог только одно.
- Хорошо, брат Томазо. Я дозволяю трем монахам вашего ордена пребывать при дворе и искать врага. Но помните, что в жизни и смерти волен только я. И без моего согласия…
Филиппо фразу многозначительно не закончил, но монаху и не надо было. Он поклонился в ответ.
- Ваше величество, мы благодарны вам за разрешение. Наш меч не покарает невиновных.
Филиппо кивнул в ответ.
И едва успел подхватить супругу.
Черные мессы оказались для Адриенны последней каплей ко всей чаше. Женщина попросту упала в обморок.
Мия (столица)
Комар повертел в пальцах записочку.
Идти не хотелось.
Да вообще…
Огонек погас.
После смерти друга, Комар ощущал себя так, словно ушла и часть его самого. Может, в чем-то и лучшая.
Джакомо был даном, но он был еще и очень хорошим человеком.
Ярким, веселым, искренним, в чем-то циничным, в чем-то жестоким…
Комар видел друга именно с этой стороны. И не видел ничего страшного в том, чтобы отдать Селию замуж за дана Бьяджио. И не таких приговаривать приходилось, а кого и своими руками…
Чем эта конкретная девчонка хуже или лучше других? Тем, что за нее Змейка горой встала?
Ладно… она имела право. Это ее сестра, и Джакомо знал, на что идет…
Только разве от этого меньше болеть будет? Мужчина потер грудь… там, слева, болело, тоскливо ныло сердце, то заходилось в бешеном переплясе, то успокаивалось…
Друга нет.
И Змейки нет.
И…
Что есть, так это тоска. Зеленая, злобная, горькая… может, поэтому Комар и не прогнал королевского слугу, когда тот явился на порог? Отлично знал, что не стоит с высокородными связываться, что можно головы не сносить, что Осьминог уже своей заплатил… но тут, вроде как, ничего серьезного и не нужно?
Последить за бабой, и все…
Последили.
А вот «все» получилось весьма и весьма заковыристым. Таким, что и сразу не расскажешь, и не подумаешь, и…
Вслух-то высказать можно. Только страшно. До крика, до истерики, до… до непредставимого. Ну есть же вещи, которые даже последнее отребье делать не будет! Вот самое последнее, какое есть…
Убьет, украдет, детей своих продаст, но вот это…
Никогда!
За такое не то, что чистилище, за такое – АД.
А сердце мозжило и ныло…
Комар подумал несколько минут, а потом махнул рукой, достал из ящика стола свиток и решительно подвинул поближе чернильницу.
Змейка!
Если ты читаешь эти строчки, значит я мертв. Надеюсь, ты поставишь свечку за мою грешную душу…
Сейчас он подробно опишет, что случилось, что происходило, расскажет все от и до. А потом…
Нет, он не полный дурак. И понимает, что рано или поздно Мия вернется в столицу. И придет… куда? Правильно, в единственное место, без которого она не обойдется.
В банк.
На всякий случай Комар сделает еще одну копию письма, оставит ее в доме Джакомо, в тайнике, о котором знали только они трое. Мия точно знала.
Комар был в курсе, потому что пришел в дом друга, и увидел пустую нишу.
Реши Мия утопиться, она бы не стала забирать с собой деньги и драгоценности, это уж точно. Сестрам бы оставила. А она забрала.
Нехорошо, конечно, но до банковской тайны… да будет ли она когда-нибудь? Знают двое – уже знает и свинья, а тут знают вкладчик и банкир, значит в курсе будет весь Эрвлин.
Итак, один свиток он оставит у Джакомо. Второй же…
У Мии есть ячейка в банке. Собственно, откуда он и зал, что девушка жива. Часть драгоценных камней, в которые обращал свои незаконные доходы Джакомо, нашлась в ее ячейке.
Банкир трясся, мялся, но посмотреть разрешил.
Взять бы не разрешил ничего, это уж понятно. Но положить?
Просто письмо?
Позволит, никуда не денется. Сегодня Комар его оставит, а потом пойдет на встречу с осведомителем. Вот как хотите…
Сердце мозжит…
Восемью часами позже Комар понял, что сердце-то было умнее. И вовсе даже головой думать надо.
Но…
Было непоправимо поздно.
Кинжал?
Стилет?
Да что ты навоюешь той ерундой супротив волков? Здоровущих таких, размером с теленка в холке…
Лязгнули, смыкаясь, клыки, хрустнула кость… боль была такая, что кто-то другой тут же и выключился бы.
Комар был покрепче.
Еще один удар он нанести успел, прежде, чем на его горле сомкнулись жуткие челюсти. Рванули, едва не оторвав самое голову…
Из его подручных спасся лишь один – вовремя успел удрать. Отходил по нужде, ну и… не вернулся. Нужду уже на ходу справлял, как большую, так и малую. Но – плевать ему было на все. И на изгаженные штаны в том числе.
Когда три волка, да черных, страшных, с кроваво-красными глазами…
Не обычные то были волки.
Мужчина трясся, рассказывая. И был прав, потому что это были младшие братья того самого Леверранского чудовища. Но пока об этом еще никто не знал.
Даже труп волка не остался.
Следы лап припорошило снегом так, что не разобрать.
Свидетелей не было.
А кто там порвал, кого порвал…
Вот делать стражникам больше нечего, всякое ворье перебирать! Сдохли – и ладно, город чище будет. Так что убийство Комара осталось нераскрытым. Да и не интересовало оно никого.
Столица жила своей жизнью.
Письма в сейфе бланка и в тайнике Джакомо ждали своего адресата.
А волки…
Волки отправились к хозяину. И мертвое тело с собой уволокли. На это их разума более, чем хватало. Если делать не полноценное чудовище, а просто увеличить, укрепить, ну и ума добавить…
Это Хозяину удалось.
И Стая ждала своего боя.
Женщина смотрела в окно.
Падал снег, укрывал белым одеялом поля, засыпал следы,, убаюкивал, укутывал землю…
Падал и падал, и снежинки летели и кружились, и мысли были почему-то невеселые.
Скоро Рождество.
Они будут отмечать его в Демарко, а потом поедут в столицу.
Что их там ждет?
Как все будет?
О чем она будет думать, глядя на снегопад в следующем году?
Она не знала… и медленно водила пальцем по ледяному стеклу.
Лоренцо был чем-то занят, и Мия наслаждалась одиночеством. Она сидела и слушала тишину.
Да, тишину… и только под ее рукой глубоко внутри билось сердечко ребенка… я уже люблю тебя, малыш. У нас все будет хорошо.
Медленно и неотвратимо падал первый снег.
Они погрузили в телегу седьмое тело, опознали Энрикетту, которая крутилась при страже, даря многих своей благосклонностью в надежде на замужество, и отправились в город.
Да… их ждала нелегкая ночь и тяжелый день, но…
О таком надо было докладывать начальству. Опять же, могут и награду какую дать… это ж не их дело? И участок не их, пригород по другому ведомству, а они пошли, и нашли…
Десятник схватился за голову.
Потом его жест повторили и комиссар, и куча разных чиновников, и градоправитель…
Но хватайся, не хватайся…
О таком надо докладывать. И незамедлительно. А то…
А то есть хороший шанс стать восьмым в той самое телеге, которая сейчас стояла рядом с караулкой, как вещественное доказательство. Вот где жуть-то жуткая…
***
Завтрак при дворе – это целая церемония.
Кто и как сидит, что и за чем подавать… и да!
Их величества на завтраке обычно присутствуют. Правда, в этот раз вид у них был сонный, хотя и по разным причинам.
Филиппо себя плоховато чувствовал из-за снотворного.
Франческа, правда, убеждала его, что он весь в делах, да еще перенервничал, вот его вчера и свалило… может, еще и вино не такое… бывает же неурожай! Даже у лучших виноградарей…
Адриенна чувствовала себя отвратительно по двум уважительным причинам.
Из-за беседы с Морганой она не выспалась. Да и… нельзя сказать, что прабабка ее обрадовала, скорее, озадачила.
Ладно. Дневники ведьмы она прочитает, хотя и не слишком-то охота. Но если нет выбора?
А вот потом-то как?!
Ну и беременность тоже жизнь не улучшает. Есть, есть такие счастливые женщины, у которых все это проходит легко и приятно, которых не тошнит, которые работают до последнего дня, до родов, и рожают легко, и из роддома выходят, и снова в работу… да, при этом они еще ребенка кормят, и вообще… имя им – лошадь.
Которая работала в деревне лучше всех, а старостой не стала. Увы.*
*- лично знаю такой пример. И токсикоз, и три работы, и кормление… когда выхода нет, еще и не так раскорячишься, прим. авт.
Адриенна к таким счастливицам не относилась.
Ее уже сейчас мутило, и она спасалась только лимонной водой. Дана Санти лично посоветовала рецепт. Адриенна поблагодарила ее, а дан Виталис…
Да, дан Виталис, вы знаете, заинтересовался. И королева была довольна.
Челия ей нравилась, Бонифаций тоже заслуживал счастья… может, что и сложится? Уж точно он не попользуется девчонкой и не выкинет на улицу.
Куда бы еще эданну Франческу выкинуть?
Явилась, зараза, на завтрак, стоит тут, смотрит на Адриенну, словно солдат на вошь. Ладно-ладно, Адриенна еще поговорит с супругом.
Не пришлось.
В столовую вошел монах в рясе. Все замолчали.
Доминиканцев почему-то не любили… почему?
Жить хотелось.
Именно этот орден был известен своей борьбой со всякой нечистью. В том числе, с сатанистами, еретиками… Филиппо не давал им воли, но…
- Ваше величество, сегодня под столицей произошло нечто ужасное, - тихо произнес монах. – Была проведена черная месса, убиты шесть человек. Мы требуем тщательного расследования.
Филиппо отложил салфетку в сторону.
С одной стороны…. Сейчас бы монаха в кабинет, там расспросить…
С другой… а какая разница? Лучше пусть узнают сейчас, чем разведут сплетни потом. Понятно, и так будут по углам шептаться, но…
Меньше тайн – меньше проблем.. в данном случае это уж точно.
- Изложите обстоятельства, брат…
- Томазо.
- Брат Томазо.
- Под столицей была проведена черная месса. Призывали какую-то нечисть, принесли в жертву пятерых, - кардинал Санторо принялся перебирать четки. – Случайно им в руки попала шестая жертва, так же, убита. У мессы есть свидетель, который может опознать хотя бы нескольких участников.
- Предъявите, - попросил его величество.
И наткнулся на ледяной взгляд брата Томазо.
- Простите, ваше величество. Мы не пришли бы к вам с этим вопросом, но свидетель уверен, что в мессе участвовали люди высокородные. Мы предоставили ему свою защиту, и не станем тащить беднягу ко двору, где ему может грозить опасность.
- Вы намекаете… - задохнулся от понимания Филиппо…
Обвел глазами придворных.
Кто-то смотрел прямо, кто-то опускал глаза, Ческа вообще белее мела… испугалась, бедненькая, едва на ногах стоит… она-то за городом живет! Как же ее напугали, ужас!
Надо перевезти ее поближе ко дворцу, или вообще во дворец, Адриенна поймет…
Или…
Кто-то из здесь присутствующих балуется с черными мессами.
И это – страшно.
Сделать Филиппо мог только одно.
- Хорошо, брат Томазо. Я дозволяю трем монахам вашего ордена пребывать при дворе и искать врага. Но помните, что в жизни и смерти волен только я. И без моего согласия…
Филиппо фразу многозначительно не закончил, но монаху и не надо было. Он поклонился в ответ.
- Ваше величество, мы благодарны вам за разрешение. Наш меч не покарает невиновных.
Филиппо кивнул в ответ.
И едва успел подхватить супругу.
Черные мессы оказались для Адриенны последней каплей ко всей чаше. Женщина попросту упала в обморок.
Мия (столица)
Комар повертел в пальцах записочку.
Идти не хотелось.
Да вообще…
Огонек погас.
После смерти друга, Комар ощущал себя так, словно ушла и часть его самого. Может, в чем-то и лучшая.
Джакомо был даном, но он был еще и очень хорошим человеком.
Ярким, веселым, искренним, в чем-то циничным, в чем-то жестоким…
Комар видел друга именно с этой стороны. И не видел ничего страшного в том, чтобы отдать Селию замуж за дана Бьяджио. И не таких приговаривать приходилось, а кого и своими руками…
Чем эта конкретная девчонка хуже или лучше других? Тем, что за нее Змейка горой встала?
Ладно… она имела право. Это ее сестра, и Джакомо знал, на что идет…
Только разве от этого меньше болеть будет? Мужчина потер грудь… там, слева, болело, тоскливо ныло сердце, то заходилось в бешеном переплясе, то успокаивалось…
Друга нет.
И Змейки нет.
И…
Что есть, так это тоска. Зеленая, злобная, горькая… может, поэтому Комар и не прогнал королевского слугу, когда тот явился на порог? Отлично знал, что не стоит с высокородными связываться, что можно головы не сносить, что Осьминог уже своей заплатил… но тут, вроде как, ничего серьезного и не нужно?
Последить за бабой, и все…
Последили.
А вот «все» получилось весьма и весьма заковыристым. Таким, что и сразу не расскажешь, и не подумаешь, и…
Вслух-то высказать можно. Только страшно. До крика, до истерики, до… до непредставимого. Ну есть же вещи, которые даже последнее отребье делать не будет! Вот самое последнее, какое есть…
Убьет, украдет, детей своих продаст, но вот это…
Никогда!
За такое не то, что чистилище, за такое – АД.
А сердце мозжило и ныло…
Комар подумал несколько минут, а потом махнул рукой, достал из ящика стола свиток и решительно подвинул поближе чернильницу.
Змейка!
Если ты читаешь эти строчки, значит я мертв. Надеюсь, ты поставишь свечку за мою грешную душу…
Сейчас он подробно опишет, что случилось, что происходило, расскажет все от и до. А потом…
Нет, он не полный дурак. И понимает, что рано или поздно Мия вернется в столицу. И придет… куда? Правильно, в единственное место, без которого она не обойдется.
В банк.
На всякий случай Комар сделает еще одну копию письма, оставит ее в доме Джакомо, в тайнике, о котором знали только они трое. Мия точно знала.
Комар был в курсе, потому что пришел в дом друга, и увидел пустую нишу.
Реши Мия утопиться, она бы не стала забирать с собой деньги и драгоценности, это уж точно. Сестрам бы оставила. А она забрала.
Нехорошо, конечно, но до банковской тайны… да будет ли она когда-нибудь? Знают двое – уже знает и свинья, а тут знают вкладчик и банкир, значит в курсе будет весь Эрвлин.
Итак, один свиток он оставит у Джакомо. Второй же…
У Мии есть ячейка в банке. Собственно, откуда он и зал, что девушка жива. Часть драгоценных камней, в которые обращал свои незаконные доходы Джакомо, нашлась в ее ячейке.
Банкир трясся, мялся, но посмотреть разрешил.
Взять бы не разрешил ничего, это уж понятно. Но положить?
Просто письмо?
Позволит, никуда не денется. Сегодня Комар его оставит, а потом пойдет на встречу с осведомителем. Вот как хотите…
Сердце мозжит…
***
Восемью часами позже Комар понял, что сердце-то было умнее. И вовсе даже головой думать надо.
Но…
Было непоправимо поздно.
Кинжал?
Стилет?
Да что ты навоюешь той ерундой супротив волков? Здоровущих таких, размером с теленка в холке…
Лязгнули, смыкаясь, клыки, хрустнула кость… боль была такая, что кто-то другой тут же и выключился бы.
Комар был покрепче.
Еще один удар он нанести успел, прежде, чем на его горле сомкнулись жуткие челюсти. Рванули, едва не оторвав самое голову…
Из его подручных спасся лишь один – вовремя успел удрать. Отходил по нужде, ну и… не вернулся. Нужду уже на ходу справлял, как большую, так и малую. Но – плевать ему было на все. И на изгаженные штаны в том числе.
Когда три волка, да черных, страшных, с кроваво-красными глазами…
Не обычные то были волки.
Мужчина трясся, рассказывая. И был прав, потому что это были младшие братья того самого Леверранского чудовища. Но пока об этом еще никто не знал.
Даже труп волка не остался.
Следы лап припорошило снегом так, что не разобрать.
Свидетелей не было.
А кто там порвал, кого порвал…
Вот делать стражникам больше нечего, всякое ворье перебирать! Сдохли – и ладно, город чище будет. Так что убийство Комара осталось нераскрытым. Да и не интересовало оно никого.
Столица жила своей жизнью.
Письма в сейфе бланка и в тайнике Джакомо ждали своего адресата.
А волки…
Волки отправились к хозяину. И мертвое тело с собой уволокли. На это их разума более, чем хватало. Если делать не полноценное чудовище, а просто увеличить, укрепить, ну и ума добавить…
Это Хозяину удалось.
И Стая ждала своего боя.
***
Женщина смотрела в окно.
Падал снег, укрывал белым одеялом поля, засыпал следы,, убаюкивал, укутывал землю…
Падал и падал, и снежинки летели и кружились, и мысли были почему-то невеселые.
Скоро Рождество.
Они будут отмечать его в Демарко, а потом поедут в столицу.
Что их там ждет?
Как все будет?
О чем она будет думать, глядя на снегопад в следующем году?
Она не знала… и медленно водила пальцем по ледяному стеклу.
Лоренцо был чем-то занят, и Мия наслаждалась одиночеством. Она сидела и слушала тишину.
Да, тишину… и только под ее рукой глубоко внутри билось сердечко ребенка… я уже люблю тебя, малыш. У нас все будет хорошо.
Медленно и неотвратимо падал первый снег.
