Естественно, это был блеф. Трудился Егор в разрешительной системе и к оперативной работе касательства не имел. Ночные отлучки использовал для личной надобности. Лариска жутко ревновала его.
– Не пойман, не вор, – заметил Юра.
– Это точно, – шеф в подтверждение ткнул указательным пальцем вверх.
– Да, забыл сказать. У Егора карикатурный облик советского бездельника. Внешне сильно похож на героя Смирнова из гайдаевского фильма «Приключения Шурика. Напарник». – Я все больше увлекался рассказом. Однажды Егор собрался свинтить в очередной раз. Вечером позвонил Лариске, предупредил, чтобы не ждала. Якобы, вся городская милиция ловит опасного жулика. Сел в «копейку» и уехал. Стоял июль. Всю ноченьку Егор с товарищем куролесили с подружками на пленэре, а ранним утром потянулись в город. Девушки жили в районе, называемом Серебрянкой. Шеф, ты же помнишь, через Серебрянку дорога идет на очистные сооружения? Игорь утвердительно кивнул.
– Катят они по этой дороге. Егор в цивильном, напарник в милицейской униформе. Подружки на задних сиденьях хихикают. Дорога асфальтирована. На улицах ни души, встречного транспорта нет. Егор прибавил скорость. Вылетают из поворота, а впереди ползет тягач. Тянет бочку с нечистотами. Сейчас пошли специализированные машины, а раньше за обычный «ЗИЛок» цепляли бочку, вот вам и ассмашина.
– Какая машина? – не понял Юра.
– Ассенизаторская, – сказал шеф и для верности разъяснил: – Говновозка. Понял?
– Понял, понял, – заржал Юра.
– Короче, Егор по тормозам. Но, куда там. «Копейка» со всей дури, под визг покрышек, влетела в бочку. У емкости в том месте было врезано сливное отверстие. От удара заслонка открылась, и дерьмо сильной струей выбило лобовое стекло. Салон затопило махом, никто и пикнуть не успел. Могли бы и захлебнуться, да спасло, что окна были открыты. Фекалии поперли наружу. Водитель говновозки выскочил из кабины, видит, «жигуль» буквально тонет. В салоне люди мечутся. Бочка опорожнялась минут пять. Все-таки семь кубометров. Не шутки. Потом стали пассажиры вылазить. Смотреть страшно. Сказать, что полностью в дерьме, значит, ничего не сказать. Шофер не мог разобрать, где мужики, где бабы. Когда немного отряхнулись, стало ясно, что один – мент.
Под последнюю сцену слушатели ржали уже в полный голос.
– На этом история не закончилась. До обеда Егор отмывался, сушился, чистился. Дома Лариска поинтересовалась, чем от него так пахнет. Егор, злой, как черт, рыкнул, что засада была на городской свалке. Поэтому некоторый запах есть. Жена недоверчиво покрутила головой, но промолчала. С «копейкой» было совсем нехорошо. Егор, спрятав ее у приятеля, сказал Лариске, что в ремонте. Всю неделю они с напарником выскабливали машину. Моторный отсек удалось отмыть со второго раза. Багажник промывали пять раз. С салоном катастрофа. Мыли, применяя всевозможные средства, что удалось добыть. Без толку. Пропахла вся обшивка. Кресла при нажиме выделяли желтоватую жидкость. Концентрация вони внутри такая, что мутило тут же. Тогда Егор перегнал «копейку» напарнику. Тот жил в собственном доме. «Жигуль» поставили во дворе. Открыли окна, двери. Проветриваясь, «копейка» простояла еще неделю. Воздух в салоне посвежел.
А дома вовсю скандалила Лариска, требуя поездку к сыну в пионерский лагерь. Отнекиваться уже не было никакой возможности. Егор согласился и вечером с тяжелым сердцем приехал на машине. Пока ехал с открытыми окнами, особого запаха не чувствовалось. Но стоило закрыть окна на несколько минут, как воздух в салоне превращался в тошнотворный дурман.
Лариска плюхнулась на сиденье рядом, и Егор резво взял с места. До лагеря домчались без эксцессов. В бору настоявшийся аромат нагретых сосен, цветущих трав, спелых ягод пьянил. Дышалось легко, полной грудью. Свидание с сыном заняло часа полтора. Все время «копейка» простояла в тени с задраенными окнами.
Когда, вернувшись, открыли двери, закисшая дурь, вырвавшись наружу, шибанула так, что Лариску замутило. От неожиданности она вдохнула большую порцию, что оказалось ошибкой. Рвало ее тяжело и долго. Егор бегал вокруг, давал попить, вытирал тряпкой лицо, понимая, что час расплаты близок и неотвратим…
Вагон мотало на стрелках, за окном хулиганила ночь, а в купе все спали.
Мне снился сосновый лес. Рыжее солнце трафаретило узкие тени деревьев. Их верхушки в прозрачной выси морским прибоем перешептывались между собой. Я лежал на спине, утонув в толстенном мху, любовался небом. Редкие белесые облака осторожно выглядывали сквозь крону сосен. По веткам кустарника прыгали мелкие птахи, играя в прятки и высвистывая переливы лесных мелодий. Торопился дятел, выстукивая замысловатую морзянку. Постепенно стук нарастал и перешел в грохот. Я понял, что птица не может так долбить и проснулся.
Дверь купе выплясывала кадриль, гремя всеми железками. Едва я щелкнул секреткой замка, как она отскочила в сторону. В проем ввалилась злющая физиономия проводницы: – Какого ... банана не открываете?! Граница через час! Шевелитесь! Скоро туалеты закрою, забегаете. Выпалив, она улетучилась.
– Понял, – ошеломленно буркнул я и принялся будить попутчиков.
Юра подскочил сразу, и как желторотый птенец, которого родители оставили впервые одного в гнезде, закрутил головой. Часто моргая, он бестолково повторял:
– Что такое? Что случилось? Какая граница?
Не успокоился он и после известия, что поезд приближается к советско-польской границе. Метался по купе, словно таракан, пойманный в коробку.
Шеф, пребывая в объятьях Морфея, подавал минимальные признаки жизни. Смачно работала носоглотка, выбрасывая залпы богатырского храпа. На слова и деликатное похлопывание по плечу Игорь не реагировал. Тогда я пару раз дернул его за ногу. Шеф невнятно ругнулся, помянув чертей, издал высокий звук, перевернувшись на другой бок. Причем, пропели не губы.
От такой реакции Юра захихикал, предварительно зажав нос. Меня такое неуважение вывело из себя. Сдернув одеяло, я стал трясти его за плечи и орать в ухо:
– Шеф! Все пропало! Гипс снимают. Клиент уезжает! Граница на замке! Все сядем! Вставай!
Игорь, подскочив, выпучил глаза. Он понял, что произошло что-то экстраординарное. Я продолжал развлекаться:
– Тебя посадят. А ты не воруй. Проспал все на свете. Родина нас не забудет!
Пока я нес околесицу, Игорь пришел в себя окончательно:
- Хорош базлать! Никто не сядет. Прийдут погранцы, проверят паспорта, делов-то! Что икру метать? Не шпионы, поди. Юрок, ты хавальник-то закрой. Войны не будет. Считай, была проверка на бздительность. Да, не трясись, Дуся. Все нормалек. Понял?
Юра звучно захлопнул рот.
– Вот и отлично! Молоток! – наводил порядок шеф. Оглядев купе, распорядился:
– Бардак на столе убрать! Пустую тару в мусор. Я в туалет. Время пошло!
Вернувшись, он не узнал нашу обитель. Стол в полном порядке: на скатерке ни пылинки; в чистых стаканах позвякивают ложки; остатки пищи убраны в пакеты. Легкий сквознячок гулял по полкам, выпихивая застоявшийся воздух.
– Вполне прилично! Порядок в танковых войсках! – одобрил шеф, замерев в дверях. – Так держать! Мы – типичные советские командировочные. Слегка не бриты, и чуть с похмелья. Это нормально. Подозрение вызывают гладковыбритые, пахнущие дорогим одеколоном мужчины. Мы – стандарт.
Утренний моцион пошел ему явно на пользу. Щеки полыхали, рыжая борода бодро топорщилась, карие глаза излучали блеск. Юрок же скис не в меру. Шевелюра взлохмачена. Синие прожилки под глазами набухли. Крупные капли похмельного пота оросили бледный лоб. Худые пальцы отплясывали сарабанду. Узрев себя в зеркало, я в который раз согласился с бабушкиной мудростью: «Не пей – козленочком станешь!»
Брызги энергии шефа возымели действие. Через минуту-другую Юра поплелся за чаем, я начал резать хлеб и колбасу. День, предвещающий большие события, набирал силу.
Ощущение, что приближаемся к границе усиливалось с каждой минутой. Проводники шустро пылесосили ковровые дорожки. Надо понимать, пыль считалась контрабандой. Пассажиры, переодевшись в строгие тона, замерли истуканами в коридоре. Вероятно, пересечение государственного кордона приравнивалось к торжеству бракосочетания. Даже поезд, подрагивая от волнения вагонами, осторожно звякал буферами.
За окном мелькнула вывеска «Брест». Блестящие нитки рельсов, словно тараканы, застигнутые врасплох за пожиранием крошек на столе, разбегались по сторонам. Соседние пути забиты составами: с лесом, металлопрокатом, нефтепродуктами.
Проскользнув мимо, наш поезд, выкатившись на перрон, замер. Чистый асфальт, залитый веселым солнцем, выглядел благородным базальтом. В блюдцах луж барахтались воробьи, высекая веера брызг. Солдаты в зеленых фуражках прохаживались вдоль забора из белого камня, а за ним шумела привокзальная площадь. В фасаде вокзала стекленел глаз часов. Репродуктор выплескивал бодрый марш. Атмосфера народного праздника. Последние минуты перед майской демонстрацией. Сейчас тревожно запоют горны, подхватят литавры, зазвенят медные тарелки, ударят барабаны и выплывут кумачовые колонны демонстрантов. Но, сие фантазия. Не более. В реалии, вместо флагов с транспарантами среди луж важно дефилировали жирные голуби, у вокзальных дверей топтался парный патруль милиции, сидя на корточках, в тени курили носильщики.
Выдохнувшись, репродуктор замолк, и стало слышно, как чирикали утреннюю дребедень умытые воробьи. Вдалеке обиженно протрубил тепловоз.
Стоянка затянулась. Пассажиры гуляли по перрону, жмурясь рыжему светилу. Потом вагонам меняли колесные пары, готовя для европейской колеи. Как в вагонах появились пограничники, никто не видел.
Мы стояли в коридоре у окна, когда дверь тамбура открылась, пропустив троих в зеленых фуражках. Вошедший первым громко потребовал, чтобы пассажиры заняли свои места для прохождения паспортного контроля. Народ в купе затих, будто мыши в норе, рядом с которой нарезает круги уличный котяра.
Пограничник неслышно появился в проеме. Строго оглядел:
– Здравствуйте. Ваши паспорта.
Юра поспешно протянул серпасто-молоткастый. Офицер, раскрыв красную книжицу, бдительно вглядывался в фото, сравнивая с оригиналом. Юрок вцепился пальцами в матрац, словно опасался, что сейчас начнут вытаскивать силком. Лицо его вспыхнуло, как раздутые чистым кислородом угли.
Пограничник придерживался телеграфного стиля:
– Цель поездки?
Юра молчал.
– Куда и зачем едете? – допытывался страж.
Юра даже дышать перестал. Погранец стал закипать. На помощь кинулся Игорь:
– Коллега, тебя спрашивают, куда едешь?! Что ты молчишь, как рыба об лед?
Юрок часто заморгал:
– Я, я к другану еду.
– К какому другану? Скажи, куда? – наседал Игорь.
– К Пашке Шушкевичу, в Польшу, – проблеял Юра.
Пограничник чуть успокоился:
– Запрещенное есть: оружие, наркотики, золото?
– Не. Нема ничего, – со страху Юра перешел на украинскую мову.
Офицер, еще раз вглядевшись в курянина, переключился на нас:
– Ваши паспорта?
Мы по очереди протянули документы.
– В Германию? – быстро, но тщательно он просмотрел паспорта.
– Да, по делам, – ответил Игорь.
Погранец, ловко проштамповав, вернул документы и, пожелав счастливого пути, удалился.
– Все?! – с надеждой прошептал Юра.
Шеф фыркнул:
– Не дрейфь, Маруся! Что волнуешься, как поросенок в мешке? Нет, не все. Ждем таможню.
Лысоватый дядька в серо-голубом мундире с зелеными петлицами, аккуратно ступая, зашел в купе. Цепко оглядев нас, сладко улыбнулся:
– Добрый день! Таможня. Ваши паспорта и декларации.
Остренькая мордочка, в которой прятались хитрые глазки, напоминала образ братца Лиса из популярной сказки.
Таможенник растекался патокой:
– В декларации все указали?
– Все! – хором ответили мы.
– А наркотики, оружие, сильнодействующее снотворное, алкоголь сверх нормы имеется? – надежда не покидала его.
– Не, не имеется! – наше трио не сбилось.
– Что, вообще, ничего запрещенного не везете? – искренне расстроился таможенник.
Игорь сочувственно пожал плечами: – Ничего.
– Жаль, жаль, – разочарованно протянул чиновник и, покидая купе, добавил кисло:
– Счастливого пути.
– Вот теперь все. Свобода! – после небольшой паузы Игорь энергично хлопнул в ладоши.
– Уф, – Юра облегченно выдохнул.
Я скептически хмыкнул. Жизнь продолжалась.
Прогрохотав по мосту через Буг, состав очутился в Польше. Пограничная станция была в нескольких километрах. Там поезд простоял полчаса. Шеф вернулся из коридора, где стоял у окна и объявил:
- Господа-товарищи, поздравляю. Мы в Европе. Выворачивайте кармана, сейчас будет шмон. Панове из пограничной стражи уже в соседнем вагоне.
Известие повергло Юру в легкое замешательство. Физиономия отразила гамму чувств, описанную в нотной партитуре, как «тревожно». Заметив, что попутчик скис, шеф пожалел:
- Не бзди, земеля. Шучу я. Держи хвост пистолетом.
Как всегда, он оказался провидцем.
Поляки двигались по коридору, весело переговариваясь. Продолжая беззаботно болтать, они быстро проверяли паспорта. Через пять минут их не было и в помине.
Мы дружно уставились в окно. За стеклом зеленели аккуратные поля. В дырявых облаках беззаботно кувыркалось озорное солнце. По дорогам катили автомобили незнакомых марок, чистенькие дома белели невдалеке.
-Пожалуй, Игорь, прав. Это Европа, – размышлял я, наблюдая за сменяющейся пестротой пейзажа.
Минут через тридцать, удовлетворив первое любопытство, ожил Юра:
– Братцы, мать честная! Я ведь первый раз за бугром. Эх, вспрыснуть бы такое дело! Жаль, нечем.
Мы с Игорем переглянулись. Солидный запас продукции московского завода «Кристалл» покоился в багаже.
Шеф заговорщицки подмигнул:
– Юрок! Что бы ты делал, если не встретил нас? Тебе жутко повезло. Второй день сплошная пруха! Отдаю последнее. Берег для любимого дяди, дай бог ему здоровья. Игорь, с проворством опытного факира, вытянул из сумки литровый «Кристалл».
– Гип-гип ура!, – раздался в купе ликующий вопль.
На радостях Юра затребовал полный стакан водки, и в один присест выхлебал его. Пронаблюдав гвардейскую лихость попутчика, шеф многозначительно хмыкнул. Ударная порция допинга привела Юру, как говаривали в старину, в крайнее изумление. Слова, нескончаемым фонтаном, выплескивались из него. Но довольно быстро связь между ними стала нарушаться. Все чаще и чаще проскакивали междометия. Увеличились паузы. Юрок наглядно демонстрировал пагубное воздействие алкоголя на организм. Вдруг заполошно замахав руками, он потребовал внимания, возжелав сказать тост. Пересохшие губы отказывались складывать отдельные звуки в слова, а последние вообще не увязывались как фразы. Намучившись, Юра, вяло махнув рукой, хватил изрядный глоток водки. Поперхнувшись, долго откашливался. Игорь заботливо хлопал его по спине. По-моему, своими хлопками он выбил последние силы. Юрок обмяк. Кулем повалился на полку. Коснувшись постели, тут же захрапел.
- Готовальня, – констатировал шеф.
Будить Юру Игорь начал за час до Варшавы. Первым делом зажал ему нос. Однако, спящий оказался готов к такому повороту: открыл рот. Легкие, с ритмичным подсвистом, извергали воздух. Надо заметить, это был отнюдь не озон. Тогда шеф растер спящему уши. Курянин, благодарно замычав, повернулся на другой бок. Игорь разозлился:
– Не пойман, не вор, – заметил Юра.
– Это точно, – шеф в подтверждение ткнул указательным пальцем вверх.
– Да, забыл сказать. У Егора карикатурный облик советского бездельника. Внешне сильно похож на героя Смирнова из гайдаевского фильма «Приключения Шурика. Напарник». – Я все больше увлекался рассказом. Однажды Егор собрался свинтить в очередной раз. Вечером позвонил Лариске, предупредил, чтобы не ждала. Якобы, вся городская милиция ловит опасного жулика. Сел в «копейку» и уехал. Стоял июль. Всю ноченьку Егор с товарищем куролесили с подружками на пленэре, а ранним утром потянулись в город. Девушки жили в районе, называемом Серебрянкой. Шеф, ты же помнишь, через Серебрянку дорога идет на очистные сооружения? Игорь утвердительно кивнул.
– Катят они по этой дороге. Егор в цивильном, напарник в милицейской униформе. Подружки на задних сиденьях хихикают. Дорога асфальтирована. На улицах ни души, встречного транспорта нет. Егор прибавил скорость. Вылетают из поворота, а впереди ползет тягач. Тянет бочку с нечистотами. Сейчас пошли специализированные машины, а раньше за обычный «ЗИЛок» цепляли бочку, вот вам и ассмашина.
– Какая машина? – не понял Юра.
– Ассенизаторская, – сказал шеф и для верности разъяснил: – Говновозка. Понял?
– Понял, понял, – заржал Юра.
– Короче, Егор по тормозам. Но, куда там. «Копейка» со всей дури, под визг покрышек, влетела в бочку. У емкости в том месте было врезано сливное отверстие. От удара заслонка открылась, и дерьмо сильной струей выбило лобовое стекло. Салон затопило махом, никто и пикнуть не успел. Могли бы и захлебнуться, да спасло, что окна были открыты. Фекалии поперли наружу. Водитель говновозки выскочил из кабины, видит, «жигуль» буквально тонет. В салоне люди мечутся. Бочка опорожнялась минут пять. Все-таки семь кубометров. Не шутки. Потом стали пассажиры вылазить. Смотреть страшно. Сказать, что полностью в дерьме, значит, ничего не сказать. Шофер не мог разобрать, где мужики, где бабы. Когда немного отряхнулись, стало ясно, что один – мент.
Под последнюю сцену слушатели ржали уже в полный голос.
– На этом история не закончилась. До обеда Егор отмывался, сушился, чистился. Дома Лариска поинтересовалась, чем от него так пахнет. Егор, злой, как черт, рыкнул, что засада была на городской свалке. Поэтому некоторый запах есть. Жена недоверчиво покрутила головой, но промолчала. С «копейкой» было совсем нехорошо. Егор, спрятав ее у приятеля, сказал Лариске, что в ремонте. Всю неделю они с напарником выскабливали машину. Моторный отсек удалось отмыть со второго раза. Багажник промывали пять раз. С салоном катастрофа. Мыли, применяя всевозможные средства, что удалось добыть. Без толку. Пропахла вся обшивка. Кресла при нажиме выделяли желтоватую жидкость. Концентрация вони внутри такая, что мутило тут же. Тогда Егор перегнал «копейку» напарнику. Тот жил в собственном доме. «Жигуль» поставили во дворе. Открыли окна, двери. Проветриваясь, «копейка» простояла еще неделю. Воздух в салоне посвежел.
А дома вовсю скандалила Лариска, требуя поездку к сыну в пионерский лагерь. Отнекиваться уже не было никакой возможности. Егор согласился и вечером с тяжелым сердцем приехал на машине. Пока ехал с открытыми окнами, особого запаха не чувствовалось. Но стоило закрыть окна на несколько минут, как воздух в салоне превращался в тошнотворный дурман.
Лариска плюхнулась на сиденье рядом, и Егор резво взял с места. До лагеря домчались без эксцессов. В бору настоявшийся аромат нагретых сосен, цветущих трав, спелых ягод пьянил. Дышалось легко, полной грудью. Свидание с сыном заняло часа полтора. Все время «копейка» простояла в тени с задраенными окнами.
Когда, вернувшись, открыли двери, закисшая дурь, вырвавшись наружу, шибанула так, что Лариску замутило. От неожиданности она вдохнула большую порцию, что оказалось ошибкой. Рвало ее тяжело и долго. Егор бегал вокруг, давал попить, вытирал тряпкой лицо, понимая, что час расплаты близок и неотвратим…
Вагон мотало на стрелках, за окном хулиганила ночь, а в купе все спали.
Глава третья. Сервис по-немецки
Мне снился сосновый лес. Рыжее солнце трафаретило узкие тени деревьев. Их верхушки в прозрачной выси морским прибоем перешептывались между собой. Я лежал на спине, утонув в толстенном мху, любовался небом. Редкие белесые облака осторожно выглядывали сквозь крону сосен. По веткам кустарника прыгали мелкие птахи, играя в прятки и высвистывая переливы лесных мелодий. Торопился дятел, выстукивая замысловатую морзянку. Постепенно стук нарастал и перешел в грохот. Я понял, что птица не может так долбить и проснулся.
Дверь купе выплясывала кадриль, гремя всеми железками. Едва я щелкнул секреткой замка, как она отскочила в сторону. В проем ввалилась злющая физиономия проводницы: – Какого ... банана не открываете?! Граница через час! Шевелитесь! Скоро туалеты закрою, забегаете. Выпалив, она улетучилась.
– Понял, – ошеломленно буркнул я и принялся будить попутчиков.
Юра подскочил сразу, и как желторотый птенец, которого родители оставили впервые одного в гнезде, закрутил головой. Часто моргая, он бестолково повторял:
– Что такое? Что случилось? Какая граница?
Не успокоился он и после известия, что поезд приближается к советско-польской границе. Метался по купе, словно таракан, пойманный в коробку.
Шеф, пребывая в объятьях Морфея, подавал минимальные признаки жизни. Смачно работала носоглотка, выбрасывая залпы богатырского храпа. На слова и деликатное похлопывание по плечу Игорь не реагировал. Тогда я пару раз дернул его за ногу. Шеф невнятно ругнулся, помянув чертей, издал высокий звук, перевернувшись на другой бок. Причем, пропели не губы.
От такой реакции Юра захихикал, предварительно зажав нос. Меня такое неуважение вывело из себя. Сдернув одеяло, я стал трясти его за плечи и орать в ухо:
– Шеф! Все пропало! Гипс снимают. Клиент уезжает! Граница на замке! Все сядем! Вставай!
Игорь, подскочив, выпучил глаза. Он понял, что произошло что-то экстраординарное. Я продолжал развлекаться:
– Тебя посадят. А ты не воруй. Проспал все на свете. Родина нас не забудет!
Пока я нес околесицу, Игорь пришел в себя окончательно:
- Хорош базлать! Никто не сядет. Прийдут погранцы, проверят паспорта, делов-то! Что икру метать? Не шпионы, поди. Юрок, ты хавальник-то закрой. Войны не будет. Считай, была проверка на бздительность. Да, не трясись, Дуся. Все нормалек. Понял?
Юра звучно захлопнул рот.
– Вот и отлично! Молоток! – наводил порядок шеф. Оглядев купе, распорядился:
– Бардак на столе убрать! Пустую тару в мусор. Я в туалет. Время пошло!
Вернувшись, он не узнал нашу обитель. Стол в полном порядке: на скатерке ни пылинки; в чистых стаканах позвякивают ложки; остатки пищи убраны в пакеты. Легкий сквознячок гулял по полкам, выпихивая застоявшийся воздух.
– Вполне прилично! Порядок в танковых войсках! – одобрил шеф, замерев в дверях. – Так держать! Мы – типичные советские командировочные. Слегка не бриты, и чуть с похмелья. Это нормально. Подозрение вызывают гладковыбритые, пахнущие дорогим одеколоном мужчины. Мы – стандарт.
Утренний моцион пошел ему явно на пользу. Щеки полыхали, рыжая борода бодро топорщилась, карие глаза излучали блеск. Юрок же скис не в меру. Шевелюра взлохмачена. Синие прожилки под глазами набухли. Крупные капли похмельного пота оросили бледный лоб. Худые пальцы отплясывали сарабанду. Узрев себя в зеркало, я в который раз согласился с бабушкиной мудростью: «Не пей – козленочком станешь!»
Брызги энергии шефа возымели действие. Через минуту-другую Юра поплелся за чаем, я начал резать хлеб и колбасу. День, предвещающий большие события, набирал силу.
Ощущение, что приближаемся к границе усиливалось с каждой минутой. Проводники шустро пылесосили ковровые дорожки. Надо понимать, пыль считалась контрабандой. Пассажиры, переодевшись в строгие тона, замерли истуканами в коридоре. Вероятно, пересечение государственного кордона приравнивалось к торжеству бракосочетания. Даже поезд, подрагивая от волнения вагонами, осторожно звякал буферами.
За окном мелькнула вывеска «Брест». Блестящие нитки рельсов, словно тараканы, застигнутые врасплох за пожиранием крошек на столе, разбегались по сторонам. Соседние пути забиты составами: с лесом, металлопрокатом, нефтепродуктами.
Проскользнув мимо, наш поезд, выкатившись на перрон, замер. Чистый асфальт, залитый веселым солнцем, выглядел благородным базальтом. В блюдцах луж барахтались воробьи, высекая веера брызг. Солдаты в зеленых фуражках прохаживались вдоль забора из белого камня, а за ним шумела привокзальная площадь. В фасаде вокзала стекленел глаз часов. Репродуктор выплескивал бодрый марш. Атмосфера народного праздника. Последние минуты перед майской демонстрацией. Сейчас тревожно запоют горны, подхватят литавры, зазвенят медные тарелки, ударят барабаны и выплывут кумачовые колонны демонстрантов. Но, сие фантазия. Не более. В реалии, вместо флагов с транспарантами среди луж важно дефилировали жирные голуби, у вокзальных дверей топтался парный патруль милиции, сидя на корточках, в тени курили носильщики.
Выдохнувшись, репродуктор замолк, и стало слышно, как чирикали утреннюю дребедень умытые воробьи. Вдалеке обиженно протрубил тепловоз.
Стоянка затянулась. Пассажиры гуляли по перрону, жмурясь рыжему светилу. Потом вагонам меняли колесные пары, готовя для европейской колеи. Как в вагонах появились пограничники, никто не видел.
Мы стояли в коридоре у окна, когда дверь тамбура открылась, пропустив троих в зеленых фуражках. Вошедший первым громко потребовал, чтобы пассажиры заняли свои места для прохождения паспортного контроля. Народ в купе затих, будто мыши в норе, рядом с которой нарезает круги уличный котяра.
Пограничник неслышно появился в проеме. Строго оглядел:
– Здравствуйте. Ваши паспорта.
Юра поспешно протянул серпасто-молоткастый. Офицер, раскрыв красную книжицу, бдительно вглядывался в фото, сравнивая с оригиналом. Юрок вцепился пальцами в матрац, словно опасался, что сейчас начнут вытаскивать силком. Лицо его вспыхнуло, как раздутые чистым кислородом угли.
Пограничник придерживался телеграфного стиля:
– Цель поездки?
Юра молчал.
– Куда и зачем едете? – допытывался страж.
Юра даже дышать перестал. Погранец стал закипать. На помощь кинулся Игорь:
– Коллега, тебя спрашивают, куда едешь?! Что ты молчишь, как рыба об лед?
Юрок часто заморгал:
– Я, я к другану еду.
– К какому другану? Скажи, куда? – наседал Игорь.
– К Пашке Шушкевичу, в Польшу, – проблеял Юра.
Пограничник чуть успокоился:
– Запрещенное есть: оружие, наркотики, золото?
– Не. Нема ничего, – со страху Юра перешел на украинскую мову.
Офицер, еще раз вглядевшись в курянина, переключился на нас:
– Ваши паспорта?
Мы по очереди протянули документы.
– В Германию? – быстро, но тщательно он просмотрел паспорта.
– Да, по делам, – ответил Игорь.
Погранец, ловко проштамповав, вернул документы и, пожелав счастливого пути, удалился.
– Все?! – с надеждой прошептал Юра.
Шеф фыркнул:
– Не дрейфь, Маруся! Что волнуешься, как поросенок в мешке? Нет, не все. Ждем таможню.
Лысоватый дядька в серо-голубом мундире с зелеными петлицами, аккуратно ступая, зашел в купе. Цепко оглядев нас, сладко улыбнулся:
– Добрый день! Таможня. Ваши паспорта и декларации.
Остренькая мордочка, в которой прятались хитрые глазки, напоминала образ братца Лиса из популярной сказки.
Таможенник растекался патокой:
– В декларации все указали?
– Все! – хором ответили мы.
– А наркотики, оружие, сильнодействующее снотворное, алкоголь сверх нормы имеется? – надежда не покидала его.
– Не, не имеется! – наше трио не сбилось.
– Что, вообще, ничего запрещенного не везете? – искренне расстроился таможенник.
Игорь сочувственно пожал плечами: – Ничего.
– Жаль, жаль, – разочарованно протянул чиновник и, покидая купе, добавил кисло:
– Счастливого пути.
– Вот теперь все. Свобода! – после небольшой паузы Игорь энергично хлопнул в ладоши.
– Уф, – Юра облегченно выдохнул.
Я скептически хмыкнул. Жизнь продолжалась.
Прогрохотав по мосту через Буг, состав очутился в Польше. Пограничная станция была в нескольких километрах. Там поезд простоял полчаса. Шеф вернулся из коридора, где стоял у окна и объявил:
- Господа-товарищи, поздравляю. Мы в Европе. Выворачивайте кармана, сейчас будет шмон. Панове из пограничной стражи уже в соседнем вагоне.
Известие повергло Юру в легкое замешательство. Физиономия отразила гамму чувств, описанную в нотной партитуре, как «тревожно». Заметив, что попутчик скис, шеф пожалел:
- Не бзди, земеля. Шучу я. Держи хвост пистолетом.
Как всегда, он оказался провидцем.
Поляки двигались по коридору, весело переговариваясь. Продолжая беззаботно болтать, они быстро проверяли паспорта. Через пять минут их не было и в помине.
Мы дружно уставились в окно. За стеклом зеленели аккуратные поля. В дырявых облаках беззаботно кувыркалось озорное солнце. По дорогам катили автомобили незнакомых марок, чистенькие дома белели невдалеке.
-Пожалуй, Игорь, прав. Это Европа, – размышлял я, наблюдая за сменяющейся пестротой пейзажа.
Минут через тридцать, удовлетворив первое любопытство, ожил Юра:
– Братцы, мать честная! Я ведь первый раз за бугром. Эх, вспрыснуть бы такое дело! Жаль, нечем.
Мы с Игорем переглянулись. Солидный запас продукции московского завода «Кристалл» покоился в багаже.
Шеф заговорщицки подмигнул:
– Юрок! Что бы ты делал, если не встретил нас? Тебе жутко повезло. Второй день сплошная пруха! Отдаю последнее. Берег для любимого дяди, дай бог ему здоровья. Игорь, с проворством опытного факира, вытянул из сумки литровый «Кристалл».
– Гип-гип ура!, – раздался в купе ликующий вопль.
На радостях Юра затребовал полный стакан водки, и в один присест выхлебал его. Пронаблюдав гвардейскую лихость попутчика, шеф многозначительно хмыкнул. Ударная порция допинга привела Юру, как говаривали в старину, в крайнее изумление. Слова, нескончаемым фонтаном, выплескивались из него. Но довольно быстро связь между ними стала нарушаться. Все чаще и чаще проскакивали междометия. Увеличились паузы. Юрок наглядно демонстрировал пагубное воздействие алкоголя на организм. Вдруг заполошно замахав руками, он потребовал внимания, возжелав сказать тост. Пересохшие губы отказывались складывать отдельные звуки в слова, а последние вообще не увязывались как фразы. Намучившись, Юра, вяло махнув рукой, хватил изрядный глоток водки. Поперхнувшись, долго откашливался. Игорь заботливо хлопал его по спине. По-моему, своими хлопками он выбил последние силы. Юрок обмяк. Кулем повалился на полку. Коснувшись постели, тут же захрапел.
- Готовальня, – констатировал шеф.
Будить Юру Игорь начал за час до Варшавы. Первым делом зажал ему нос. Однако, спящий оказался готов к такому повороту: открыл рот. Легкие, с ритмичным подсвистом, извергали воздух. Надо заметить, это был отнюдь не озон. Тогда шеф растер спящему уши. Курянин, благодарно замычав, повернулся на другой бок. Игорь разозлился:
