Построение – громко сказано. Зеки совершенно не соблюдали армейский принцип строиться и толпились кучкой у женского барака. И, подойдя к этой кучке, Боря решил что построился. Старшой, прибыл на построение с толстой кипой карт. Пока до Бори дошла очередь, он узнал фамилии почти всех присутствующих, а это порядка пятидесяти человек. И когда он вошёл в барак, примерно столько же оставалось на «построении». Но в бараке оставаться совершенно не хотелось, поэтому, когда построение завершилось, он решил прогуляться по зоне и изучить окрестности.
Поскольку к нему ещё не пришла уверенность в шаге, он всё ещё по централовской привычке держал руки за спиной, как будто шёл под конвоем. Навстречу ему уже попались четыре постояльца колонии, которые объяснили, что здесь этого от него не требуется, и он может ходить как на свободе: руки в боки, или руки в карманы. Когда он сделал несколько кругов по периметру здания, соединявшего женский барак, карантин, нарядку и библиотеку, ему навстречу выскочил Ильюха. И с улыбочкой лучшего друга поинтересовался:
– Как дела, Боря? Уже устроился на работу?
– Нет, – ответил он, – Пока гуляю.
– Ну, смотри! Как решишься, пойдёшь в столовую, спросишь там специального человека – Лёха Кальмар – он тебе покажет, куда тебе идти и что делать.
– Ладно. Подойду. – Хотя, вообще-то, подходить и работать в столовой не хотелось. А Ильюха, наоборот, добавил:
– Сто шестая на баландёров не распространяется. У них свободного времени не бывает.
Вот уж непонятно: обрадовал или огорчил. С одной стороны, хорошо – сто шестую подписывать не надо. С другой стороны: работа в столовой, это итак хозбанда, значит, пойдёшь туда: рога надел. А с третьей стороны:…. Чего это Ильюха его баландёром назвал? Разве баландёр – это не тот, кто доставляет баланду?! Неужели, этот термин применяется ко всем работникам столовой?!
Если это так, то ни за какие ковришки не надо соглашаться идти туда. Лучше ШИЗО и прощай УДО, чем выйти на свободу козлом с рогами. Эх, как же тяжело с выбором. Скорее бы свобода и делай что хочешь. Как потянуть время? Ведь прошло всего восемь месяцев, а впереди ещё почти два года…
– Что, Боря, хотел пораньше выйти?
– Да ничего я не хотел. Видишь, не иду устраиваться.
Уже второй день Боря жил в общем бараке и почти освоился с новыми знакомыми. Его друзья по этапу почти все уже работали на промке. А сам Боря общался с блатными о возможности избежать баландёрства. Ему хотелось это сделать по-мирному: без биты и ШИЗО, и он был уверен, что блатные знают такую дорогу. Сейчас он разговаривал с армянином по погремушке Крест, который был смотрящим за чёрным, а также возглавлял армянскую семейку, которая простиралась на три проходняка в углу два-один.
Семейка не состояла исключительно из армян, в чём Боря вскоре убедился. Среди них был татарин Бабай, и азербайджанец Салех. Крест продолжал испытывать Борю:
– Тогда чего же ты хотел?
– У меня просто душка не хватило твёрдо сказать «не пойду» и в ШИЗО. А так они моё молчание приняли за согласие.
– Хорошо. Есть у нас один вариант. Через месяц Бабай выходит на свободу. А нам всем почти год ещё париться здесь. Ему нужна замена.
– А он где работает?
– Он при нас.
Борю сбил с толку такой ответ, и он потребовал от Креста объяснений.
– Он готовит нам покушать, моет посуду, ставит нам чаю…
– Он ваш шнырь? – догадался Боря.
– Зачем так огорчаешь? – Сказал Крест интонацией, которая в общем-то не отрицала бориной догадки. – Я же не говорю стирать наши вещи и мыть наш проходняк. А ведь именно этим занимаются шныри. Слава Богу в бане огромная стиральная машина и банщик – нормальный мужик, даёт нам ею пользоваться. А полы в проходняке нам моют дневальные, когда мы сами их попросим. Так что я тебе отвечаю: ты не будешь шнырём. Ты будешь в нашей семейке, при нас.
Звучало неубедительно. Поэтому он попросил пообщаться с Бабаем, что думает тот на этот счёт. Возможно, его слова будут более привлекательные. Бабай, увидев своего ученика, быстро начал его обрабатывать:
– Пойдём, Боря, покажу тебе. Готовить умеешь?
– Нет. Ну, умею там пельмени разогревать, да яичницу жарить.
– Чай заварить?
– Умею, и посуду помыть умею.
– Тогда справишься. Это не трудно. Первое время тяжело, зато потом, когда привыкнешь, сможешь вдохнуть воздух глубокой грудью и освободиться настоящим мужчиной. У тебя какой срок?
– Два с половиной. Восемь месяцев я уже отсидел.
– Пролетят незаметно. Пойдём.
И всё-таки интересно. Если он будет прислуживать армянской семейке, являясь при этом русским, то с чего бы это ему стать настоящим мужчиной. Логика Бабая была непонятна. Ему было давно за сорок почти пятьдесят. При этом отбывал наказание он впервые. Из магазина бутылку водки вынес. Только не учёл, что стоимость этой бутылки измеряется в сотнях долларов. Вот и загремел. Крест ошибся давая примерную оценку срока Бабая. Как пояснил сам татарин, отбывать ему осталось тридцать восемь дней, а это несколько меньше, чем два месяца.
– Смотри, вокруг нашего лагеря забор с фонариками. Под каждым фонарикам номер нарисован красной краской. Всего фонариков тридцать восемь. И мне осталось сидеть тридцать восемь дней. Как говорят у нас в бараке: «Бабай забор обнял». Вон там, где чёрный вход в столовую для баландёров, мой фонарик.
И «мой фонарик» менялся у Бабая изо дня в день. Сегодня тридцать восьмой, завтра тридцать седьмой, послезавтра – тридцать шестой. И каждый день он показывал Боре: там мой фонарик.
Но на самом деле, новым постоянным местом пребывания Бори стала теперь питалка на втором этаже барака. Свой матрас он переместил поближе к семейке Креста. И постоянно помогал Бабаю готовить, изучая премудрости варки. Несмотря на то, что на двоих они сообразили великолепный борщ, вряд он сумеет сделать это в одиночку. Вот гречка и макароны, кажется, он въехал, как готовить, а как запекать мясо да соображать омлет – это не про него.
Ещё мешал тот фактор, что блатные постоянно требовали с него: то чаю, то кофе. После каждого чая приходилось перемывать кружки, и главное не перепутать, когда складываешь их по тумбочкам – где чья. Чайные ложки, хотя бы были у них подписаны, а вот кругали – приходилось гадать и тренеровать память. Однажды Боря перепутал, но наорали на Бабая. Несколько раз у Бори подкашивались ноги, и, зная, что сейчас в бараке чёрный ход, он ложился спать. Чем татарин был недоволен. Но у Бабая возрастное не спать: люди, которым за сорок, частенько бывают бодренькие и не нуждаются в большом количестве сна. А вот Боре ещё двадцать шесть, а в этом возрасте сон ещё является неотъемлимой частью жизни. И на зоне про него приходится забывать. Священный сон арестанта стало для него централовским правилом (понятием), на зоне оно уже не актуально.
Пока он был напарником/учеником Бабая, он изучил работу расходчиков. Первое на что он обратил внимание, что идя по коридору они объявляют (пробивают) не только расход с указанием имени пришедшего мусора в барак, а также и чёрный ход, когда инспектор удалился и можно делать что хочешь. Когда мусора заходили в секцию, расходчики на дверях кричали «Внимание!». Один из расходчиков, как-то раз решил покушать за одним столом с семейкой Креста. Для Бори это означало лишнюю тарелку, которую можно было раздобыть на общем. И, возможно, он или Бабай, останутся без пайки. Но Бабай был опытный и готовый к такому повороту, поэтому быстро сообразил как разделить порции на одного человека больше. Расходчик ел дольше всех, и когда блатные представители семейки ушли, Боря остался с ним один на один, доедать.
– Вы – расходчики – по очереди стоите? – Поинтересовался Боря.
– Да, – ответил тот. – У смотрящего за расходом Гуцала, есть расписание, кто, куда и во сколько встаёт на расход. Ты, наверняка, заметил, что и в секции стоят на расходе и у входа в барак стоят на расходе и по продолу ходят пробивают расход, и у входа в секцию стоят расходчики.
– Которые «Внимание!» кричат?
– Они не только дожны «Внимание» сказать. Они ещё предупреждают, когда мусора на этаж поднимаются.
– Да. Я слышал. Вчера кричали «Связист на этаже», потом «Внимание!». Поспать не дал, блин…
– А что делать. Если бы не расходчики, сидеть бы нам в ШИЗО, а не в бараке лагерном отдыхать.
– Ты боишься ШИЗО?
– Зачем? Я уже три раза там побывал. Просто неохото весь срок там просидеть. Зачем же на рожон-то лезть?
– И то верно.
Несколько раз он встречал и своих сотоварищей по этапу: Ткача и Виталика. Оба они сошлись во взгляде, что борино положение – это не совсем шнырь. Шныри – они почти как обиженные, выполняют всю грязную работу: стирают, убирают, некоторые даже купают своих блатных. Боря же скорее блатная шестёрка, и что после освобождения, его семейка может взять его в банду и ставить на шухер. Зря Ткач это сказал, потому что Боря сразу же перевёл разговор на другую тему:
– Шухер – это же расход, по-нашему, по-тюремному?
– Не спеши. – Парировал Ткач. – У нас на промке один зек работает. Жук его зовут. Так вот он рассказывает, что отбывал он давече наказание на строгом режиме. Так там расходчиков называют фишкой. И стоят там не на расходе, а на фишке.
А ещё позже, Боря увидел, что он не один такой, кто обслуживает чью-то семейку. И ко всем, к ним, не уничижительное отношение со стороны мужиков барака. Частенько с ними общаются на равных даже смотрящие за разным положением. Но Боря всё равно уже подумывал, как от этого положения отмыться. Может рога надеть – не так уж и плохо?
К концу второй недели пребывания Бори в армянской семейке, когда Бабай уже показывал на двадцать восьмой фонарик, разглядеть который можно было лишь из окна питалки, к нему подошёл Крест с очень важным разговором.
– Поговорил я сегодня с Кальмаром и с дежурным насчёт тебя. – Начал пельный разговор Крест. – Есть вариант, что скоро ты окажешься в священном месте лагеря.
– Это где?! – Потупил рожу Боря, хотя понял, о каком месте идёт речь.
– Ты что, не знаешь, какое место у нас святое?! (Боря покачал головой, с целью убедиться, что он думает о том самом месте). ШИЗО, Боря. Кича. Скоро ты попадёшь туда.
– А за что?
– Да не бойся. Ничего страшного. Просто Сизый уходит в козлы-строители. Освобождается место. А если ты не идёшь в столовую, то мы должны вместо тебя дать другого человека. Короче, замену найти. Так что Кальмар тебя не отпускает, прости.
Боря расстроился. Неужели, не удалось отмазаться от баланды?!
– Да не бойся ты! Всё равно ты останешься при нас. Никто в лагере не посмеет тебя тронуть, зная, что ты при нас. Да и потом, ты же не просто баландёр. Ты ШИЗО. А это уважаемый человек. Сизый был таким, но спёкся. Ему нужна замена. И им станешь ты.
А с другой стороны и хорошо. Что-то Борю уже стала тяготить блатная жизнь. Одно дело, если б он по-настоящему стал блатным, положенцем, смотрящим, а тут ведь шестёрка на побегушках. Может и быть быком не так страшно.
В тот же вечер к нему подошли и столовские ребята. Он их и не сразу признал, так как в столовой не обедал, а на баландёра Володю, который захаживал в карантин, они явно не смахивали. Они первыми и начали разговор:
– Привет! Ты – Боря?
– Да. – Удивился он.
– Мы слышали, что ты с завтрашнего дня у нас будешь работать. Пошли, покажем тебе столовую?
От барака до столовой вела прямая дорога. Можно было через нее, и разглядеть карантин, но Боря в ту сторону даже не обернулся. В тот вечер окончательно и бесповоротно решалась его судьба. И судьба эта привела его в красные. Они уперлись в дальнюю подсобную дверь. Она была заперта. Долгий бой по ней не давал результатов, поэтому было решено постучать в окно. В итоге открыл старый весь перепачканный землёй беззубый и смурной зек:
– Гусь, ты чего так громко ломишься? Всю овощную перепугал.
– Боря, знакомься – это Иваныч. Не обращай внимания на внешний вид, он целый день картошку чистит. Пошли покажу остальное. Здесь туалет напротив входа. Сейчас грязновато, но ничего, на неделе петухи придут, помоют. Соседняя дверь – инвентарная. Здесь химия, тряпки, швабры, вёдра и прочее. Напротив – сыпучий цех. Можно назвать это складом. Здесь лежат всякие крупы, сахар, макароны, мука, чай.
В сыпучке всё лежало в огромных мешках. Было непонятно для чего такой огромный запас. И всё – на деревянных поддонах. Следующим после сыпучки был кабинет администратора. Здесь сидел завхоз и старший повар.
– Кстати, это я. Меня зовут Саша. Можно просто Гусь.
– А почему Гусь?
– Потому что Гусев.
Вот те крест! Старший повар – однофамилец его адвоката. На вопрос, есть ли у него в адвокатуре родственники, ответил отрицательно. Ну да. Адвокат из Москвы, а этот, поди, местный мордвин. Меж тем экскурсия по столовой продолжилась. Напротив кабинета распологался мясной цех. Здесь разделывалась свинина, а иногда и говядина. И ещё зачем-то в морозилке лежала курица.
– Это для диеты. Потом узнаешь что это такое. Пошли дальше.
Рядом с мясным находился рыбный цех, здесь разделывалась и чистилась рыба. Чаще всего минтай. Воняло в этом цехе просто ужасно. Напротив рыбного цеха размещалась хлеборезка. Сюда завозили хлеб и здесь он разделывался. На отдельных вагонетках стоял хлеб для завтрака, обеда и ужина.
Следующая дверь после хлеборезки – овощной цех. Здесь Борю впервые встретили люди. Тот самый Иваныч отмывал картофелерезку, а вокруг огромного котла с картошкой сидели трое предпенсионного возраста зеков, и чистили картошку на весь завтрашний день. Ещё около дверей сидел очкастый молодой парень и чистил морковку.
– Ну, Иваныча ты уже знаешь, а вот дальше Шурик чистит морковку, а там картошкой занимаются Аристарх, Андрюха и Жора.
Напротив овощного находилось самое большое помещение. Варочный цех. Здесь стояли три стационарных котла, от каждого из которых провод вёл в большую трёхсотвосьмидесяти вольтовую розетку. В котле было настолько много места, что, казалось, здесь суп можно было сварить на два взвода ОМОНа. Два из них мыл повар Ваня. Третий был просто наполнен водой и из него брали горячую воду моечный цех. Мойка, как и овощной, находилась напротив поварской. На ней трудились два человека. Мужик средних лет Серёга и молодой пацан Жека. Тут-то Гусь и задался вопросом о будущем Бори:
– Ну, вот. Ты всё посмотрел. Где ты хочешь? Вакансии две: ШИЗО и мойка.
– А что-то я Володю не вижу, который баланду в карантин приносил.
– Да вон он – Зал убирает после ужина. Так что?
Боря почесал репу. Вообще-то, неплохо вернуть себе авторитет при помощи ШИЗО. Да опасно туда.
– Я в ШИЗО не ногой. – Заявил Жека с посудомойки – Мне в прошлый раз хватило.
– Жека, давай без этого. Видишь, парень молодой, щупленький. А ты уже опытный.
Этот спор окончательно убедил Борю в ШИЗО не соваться.
– Я, наверное, на мойку лучше.
Жека явно расстроился этим решением Бори. Но виду не подал, а просто отшутился:
– Два месяца отбывать осталось. Потерплю.
После чего Боря пошёл на отбой. Ему сказали не опаздывать, и быть на работе в пять утра. Зачем там рано Боря не допонял, и, естественно, проспал. Прибыл в столовую примерно без десяти семь, когда уже раздавали завтрак. Серёга встретил недружелюбным снисходительным смехом:
– Что, поспать любишь, Боря? Я тут нам раковины приготовил.
Поскольку к нему ещё не пришла уверенность в шаге, он всё ещё по централовской привычке держал руки за спиной, как будто шёл под конвоем. Навстречу ему уже попались четыре постояльца колонии, которые объяснили, что здесь этого от него не требуется, и он может ходить как на свободе: руки в боки, или руки в карманы. Когда он сделал несколько кругов по периметру здания, соединявшего женский барак, карантин, нарядку и библиотеку, ему навстречу выскочил Ильюха. И с улыбочкой лучшего друга поинтересовался:
– Как дела, Боря? Уже устроился на работу?
– Нет, – ответил он, – Пока гуляю.
– Ну, смотри! Как решишься, пойдёшь в столовую, спросишь там специального человека – Лёха Кальмар – он тебе покажет, куда тебе идти и что делать.
– Ладно. Подойду. – Хотя, вообще-то, подходить и работать в столовой не хотелось. А Ильюха, наоборот, добавил:
– Сто шестая на баландёров не распространяется. У них свободного времени не бывает.
Вот уж непонятно: обрадовал или огорчил. С одной стороны, хорошо – сто шестую подписывать не надо. С другой стороны: работа в столовой, это итак хозбанда, значит, пойдёшь туда: рога надел. А с третьей стороны:…. Чего это Ильюха его баландёром назвал? Разве баландёр – это не тот, кто доставляет баланду?! Неужели, этот термин применяется ко всем работникам столовой?!
Если это так, то ни за какие ковришки не надо соглашаться идти туда. Лучше ШИЗО и прощай УДО, чем выйти на свободу козлом с рогами. Эх, как же тяжело с выбором. Скорее бы свобода и делай что хочешь. Как потянуть время? Ведь прошло всего восемь месяцев, а впереди ещё почти два года…
Глава 6. Трудоустройство.
– Что, Боря, хотел пораньше выйти?
– Да ничего я не хотел. Видишь, не иду устраиваться.
Уже второй день Боря жил в общем бараке и почти освоился с новыми знакомыми. Его друзья по этапу почти все уже работали на промке. А сам Боря общался с блатными о возможности избежать баландёрства. Ему хотелось это сделать по-мирному: без биты и ШИЗО, и он был уверен, что блатные знают такую дорогу. Сейчас он разговаривал с армянином по погремушке Крест, который был смотрящим за чёрным, а также возглавлял армянскую семейку, которая простиралась на три проходняка в углу два-один.
Семейка не состояла исключительно из армян, в чём Боря вскоре убедился. Среди них был татарин Бабай, и азербайджанец Салех. Крест продолжал испытывать Борю:
– Тогда чего же ты хотел?
– У меня просто душка не хватило твёрдо сказать «не пойду» и в ШИЗО. А так они моё молчание приняли за согласие.
– Хорошо. Есть у нас один вариант. Через месяц Бабай выходит на свободу. А нам всем почти год ещё париться здесь. Ему нужна замена.
– А он где работает?
– Он при нас.
Борю сбил с толку такой ответ, и он потребовал от Креста объяснений.
– Он готовит нам покушать, моет посуду, ставит нам чаю…
– Он ваш шнырь? – догадался Боря.
– Зачем так огорчаешь? – Сказал Крест интонацией, которая в общем-то не отрицала бориной догадки. – Я же не говорю стирать наши вещи и мыть наш проходняк. А ведь именно этим занимаются шныри. Слава Богу в бане огромная стиральная машина и банщик – нормальный мужик, даёт нам ею пользоваться. А полы в проходняке нам моют дневальные, когда мы сами их попросим. Так что я тебе отвечаю: ты не будешь шнырём. Ты будешь в нашей семейке, при нас.
Звучало неубедительно. Поэтому он попросил пообщаться с Бабаем, что думает тот на этот счёт. Возможно, его слова будут более привлекательные. Бабай, увидев своего ученика, быстро начал его обрабатывать:
– Пойдём, Боря, покажу тебе. Готовить умеешь?
– Нет. Ну, умею там пельмени разогревать, да яичницу жарить.
– Чай заварить?
– Умею, и посуду помыть умею.
– Тогда справишься. Это не трудно. Первое время тяжело, зато потом, когда привыкнешь, сможешь вдохнуть воздух глубокой грудью и освободиться настоящим мужчиной. У тебя какой срок?
– Два с половиной. Восемь месяцев я уже отсидел.
– Пролетят незаметно. Пойдём.
И всё-таки интересно. Если он будет прислуживать армянской семейке, являясь при этом русским, то с чего бы это ему стать настоящим мужчиной. Логика Бабая была непонятна. Ему было давно за сорок почти пятьдесят. При этом отбывал наказание он впервые. Из магазина бутылку водки вынес. Только не учёл, что стоимость этой бутылки измеряется в сотнях долларов. Вот и загремел. Крест ошибся давая примерную оценку срока Бабая. Как пояснил сам татарин, отбывать ему осталось тридцать восемь дней, а это несколько меньше, чем два месяца.
– Смотри, вокруг нашего лагеря забор с фонариками. Под каждым фонарикам номер нарисован красной краской. Всего фонариков тридцать восемь. И мне осталось сидеть тридцать восемь дней. Как говорят у нас в бараке: «Бабай забор обнял». Вон там, где чёрный вход в столовую для баландёров, мой фонарик.
И «мой фонарик» менялся у Бабая изо дня в день. Сегодня тридцать восьмой, завтра тридцать седьмой, послезавтра – тридцать шестой. И каждый день он показывал Боре: там мой фонарик.
Но на самом деле, новым постоянным местом пребывания Бори стала теперь питалка на втором этаже барака. Свой матрас он переместил поближе к семейке Креста. И постоянно помогал Бабаю готовить, изучая премудрости варки. Несмотря на то, что на двоих они сообразили великолепный борщ, вряд он сумеет сделать это в одиночку. Вот гречка и макароны, кажется, он въехал, как готовить, а как запекать мясо да соображать омлет – это не про него.
Ещё мешал тот фактор, что блатные постоянно требовали с него: то чаю, то кофе. После каждого чая приходилось перемывать кружки, и главное не перепутать, когда складываешь их по тумбочкам – где чья. Чайные ложки, хотя бы были у них подписаны, а вот кругали – приходилось гадать и тренеровать память. Однажды Боря перепутал, но наорали на Бабая. Несколько раз у Бори подкашивались ноги, и, зная, что сейчас в бараке чёрный ход, он ложился спать. Чем татарин был недоволен. Но у Бабая возрастное не спать: люди, которым за сорок, частенько бывают бодренькие и не нуждаются в большом количестве сна. А вот Боре ещё двадцать шесть, а в этом возрасте сон ещё является неотъемлимой частью жизни. И на зоне про него приходится забывать. Священный сон арестанта стало для него централовским правилом (понятием), на зоне оно уже не актуально.
Пока он был напарником/учеником Бабая, он изучил работу расходчиков. Первое на что он обратил внимание, что идя по коридору они объявляют (пробивают) не только расход с указанием имени пришедшего мусора в барак, а также и чёрный ход, когда инспектор удалился и можно делать что хочешь. Когда мусора заходили в секцию, расходчики на дверях кричали «Внимание!». Один из расходчиков, как-то раз решил покушать за одним столом с семейкой Креста. Для Бори это означало лишнюю тарелку, которую можно было раздобыть на общем. И, возможно, он или Бабай, останутся без пайки. Но Бабай был опытный и готовый к такому повороту, поэтому быстро сообразил как разделить порции на одного человека больше. Расходчик ел дольше всех, и когда блатные представители семейки ушли, Боря остался с ним один на один, доедать.
– Вы – расходчики – по очереди стоите? – Поинтересовался Боря.
– Да, – ответил тот. – У смотрящего за расходом Гуцала, есть расписание, кто, куда и во сколько встаёт на расход. Ты, наверняка, заметил, что и в секции стоят на расходе и у входа в барак стоят на расходе и по продолу ходят пробивают расход, и у входа в секцию стоят расходчики.
– Которые «Внимание!» кричат?
– Они не только дожны «Внимание» сказать. Они ещё предупреждают, когда мусора на этаж поднимаются.
– Да. Я слышал. Вчера кричали «Связист на этаже», потом «Внимание!». Поспать не дал, блин…
– А что делать. Если бы не расходчики, сидеть бы нам в ШИЗО, а не в бараке лагерном отдыхать.
– Ты боишься ШИЗО?
– Зачем? Я уже три раза там побывал. Просто неохото весь срок там просидеть. Зачем же на рожон-то лезть?
– И то верно.
Несколько раз он встречал и своих сотоварищей по этапу: Ткача и Виталика. Оба они сошлись во взгляде, что борино положение – это не совсем шнырь. Шныри – они почти как обиженные, выполняют всю грязную работу: стирают, убирают, некоторые даже купают своих блатных. Боря же скорее блатная шестёрка, и что после освобождения, его семейка может взять его в банду и ставить на шухер. Зря Ткач это сказал, потому что Боря сразу же перевёл разговор на другую тему:
– Шухер – это же расход, по-нашему, по-тюремному?
– Не спеши. – Парировал Ткач. – У нас на промке один зек работает. Жук его зовут. Так вот он рассказывает, что отбывал он давече наказание на строгом режиме. Так там расходчиков называют фишкой. И стоят там не на расходе, а на фишке.
А ещё позже, Боря увидел, что он не один такой, кто обслуживает чью-то семейку. И ко всем, к ним, не уничижительное отношение со стороны мужиков барака. Частенько с ними общаются на равных даже смотрящие за разным положением. Но Боря всё равно уже подумывал, как от этого положения отмыться. Может рога надеть – не так уж и плохо?
К концу второй недели пребывания Бори в армянской семейке, когда Бабай уже показывал на двадцать восьмой фонарик, разглядеть который можно было лишь из окна питалки, к нему подошёл Крест с очень важным разговором.
– Поговорил я сегодня с Кальмаром и с дежурным насчёт тебя. – Начал пельный разговор Крест. – Есть вариант, что скоро ты окажешься в священном месте лагеря.
– Это где?! – Потупил рожу Боря, хотя понял, о каком месте идёт речь.
– Ты что, не знаешь, какое место у нас святое?! (Боря покачал головой, с целью убедиться, что он думает о том самом месте). ШИЗО, Боря. Кича. Скоро ты попадёшь туда.
– А за что?
– Да не бойся. Ничего страшного. Просто Сизый уходит в козлы-строители. Освобождается место. А если ты не идёшь в столовую, то мы должны вместо тебя дать другого человека. Короче, замену найти. Так что Кальмар тебя не отпускает, прости.
Боря расстроился. Неужели, не удалось отмазаться от баланды?!
– Да не бойся ты! Всё равно ты останешься при нас. Никто в лагере не посмеет тебя тронуть, зная, что ты при нас. Да и потом, ты же не просто баландёр. Ты ШИЗО. А это уважаемый человек. Сизый был таким, но спёкся. Ему нужна замена. И им станешь ты.
А с другой стороны и хорошо. Что-то Борю уже стала тяготить блатная жизнь. Одно дело, если б он по-настоящему стал блатным, положенцем, смотрящим, а тут ведь шестёрка на побегушках. Может и быть быком не так страшно.
В тот же вечер к нему подошли и столовские ребята. Он их и не сразу признал, так как в столовой не обедал, а на баландёра Володю, который захаживал в карантин, они явно не смахивали. Они первыми и начали разговор:
– Привет! Ты – Боря?
– Да. – Удивился он.
– Мы слышали, что ты с завтрашнего дня у нас будешь работать. Пошли, покажем тебе столовую?
От барака до столовой вела прямая дорога. Можно было через нее, и разглядеть карантин, но Боря в ту сторону даже не обернулся. В тот вечер окончательно и бесповоротно решалась его судьба. И судьба эта привела его в красные. Они уперлись в дальнюю подсобную дверь. Она была заперта. Долгий бой по ней не давал результатов, поэтому было решено постучать в окно. В итоге открыл старый весь перепачканный землёй беззубый и смурной зек:
– Гусь, ты чего так громко ломишься? Всю овощную перепугал.
– Боря, знакомься – это Иваныч. Не обращай внимания на внешний вид, он целый день картошку чистит. Пошли покажу остальное. Здесь туалет напротив входа. Сейчас грязновато, но ничего, на неделе петухи придут, помоют. Соседняя дверь – инвентарная. Здесь химия, тряпки, швабры, вёдра и прочее. Напротив – сыпучий цех. Можно назвать это складом. Здесь лежат всякие крупы, сахар, макароны, мука, чай.
В сыпучке всё лежало в огромных мешках. Было непонятно для чего такой огромный запас. И всё – на деревянных поддонах. Следующим после сыпучки был кабинет администратора. Здесь сидел завхоз и старший повар.
– Кстати, это я. Меня зовут Саша. Можно просто Гусь.
– А почему Гусь?
– Потому что Гусев.
Вот те крест! Старший повар – однофамилец его адвоката. На вопрос, есть ли у него в адвокатуре родственники, ответил отрицательно. Ну да. Адвокат из Москвы, а этот, поди, местный мордвин. Меж тем экскурсия по столовой продолжилась. Напротив кабинета распологался мясной цех. Здесь разделывалась свинина, а иногда и говядина. И ещё зачем-то в морозилке лежала курица.
– Это для диеты. Потом узнаешь что это такое. Пошли дальше.
Рядом с мясным находился рыбный цех, здесь разделывалась и чистилась рыба. Чаще всего минтай. Воняло в этом цехе просто ужасно. Напротив рыбного цеха размещалась хлеборезка. Сюда завозили хлеб и здесь он разделывался. На отдельных вагонетках стоял хлеб для завтрака, обеда и ужина.
Следующая дверь после хлеборезки – овощной цех. Здесь Борю впервые встретили люди. Тот самый Иваныч отмывал картофелерезку, а вокруг огромного котла с картошкой сидели трое предпенсионного возраста зеков, и чистили картошку на весь завтрашний день. Ещё около дверей сидел очкастый молодой парень и чистил морковку.
– Ну, Иваныча ты уже знаешь, а вот дальше Шурик чистит морковку, а там картошкой занимаются Аристарх, Андрюха и Жора.
Напротив овощного находилось самое большое помещение. Варочный цех. Здесь стояли три стационарных котла, от каждого из которых провод вёл в большую трёхсотвосьмидесяти вольтовую розетку. В котле было настолько много места, что, казалось, здесь суп можно было сварить на два взвода ОМОНа. Два из них мыл повар Ваня. Третий был просто наполнен водой и из него брали горячую воду моечный цех. Мойка, как и овощной, находилась напротив поварской. На ней трудились два человека. Мужик средних лет Серёга и молодой пацан Жека. Тут-то Гусь и задался вопросом о будущем Бори:
– Ну, вот. Ты всё посмотрел. Где ты хочешь? Вакансии две: ШИЗО и мойка.
– А что-то я Володю не вижу, который баланду в карантин приносил.
– Да вон он – Зал убирает после ужина. Так что?
Боря почесал репу. Вообще-то, неплохо вернуть себе авторитет при помощи ШИЗО. Да опасно туда.
– Я в ШИЗО не ногой. – Заявил Жека с посудомойки – Мне в прошлый раз хватило.
– Жека, давай без этого. Видишь, парень молодой, щупленький. А ты уже опытный.
Этот спор окончательно убедил Борю в ШИЗО не соваться.
– Я, наверное, на мойку лучше.
Жека явно расстроился этим решением Бори. Но виду не подал, а просто отшутился:
– Два месяца отбывать осталось. Потерплю.
После чего Боря пошёл на отбой. Ему сказали не опаздывать, и быть на работе в пять утра. Зачем там рано Боря не допонял, и, естественно, проспал. Прибыл в столовую примерно без десяти семь, когда уже раздавали завтрак. Серёга встретил недружелюбным снисходительным смехом:
– Что, поспать любишь, Боря? Я тут нам раковины приготовил.
