***ДОМ БЫТА В АДУ***
ЧАСТЬ 1
ГЛАВА 1. НЕХОРОШИЙ ДОМ
Есть что-то глубоко логичное в том, чтобы теплым весенним вечером лежать поперек нахоженной народной тропы через известный пустырь, чувствуя, как под ногой хлюпает, растекаясь, рассол из литровой банки с огурцами. Этот до странности кошмарный день не мог закончиться как-то иначе. Все шло именно к этому: к пустырю, падению и разбитой банке.
Вздохнув, я подняла взор к небу. С неба на меня насмешливо посматривали звезды. И уж они-то не знали тех проблем, что начались этим утром и сопровождали весь день, который я по праву могла назвать одним из худших за мою недолгую жизнь.
А ведь ничего не предвещало!
Я поднялась в этот день, как всегда, очень рано, с тоской обозрела почти пустой холодильник и поплелась через весь город на нелюбимую работу. И лишь войдя в здание, где среди прочих контор располагался наш ремонт обуви «Каблучок», отметила непривычную странность — несмотря на час пик, людей в транспорте почти не было.
Днем приключилась вторая странность, но на нее я обратила не больше внимания, чем на первую. Просто, когда каждый твой день похож на предыдущий, невольно подмечаешь все отличия. На этот раз странность заключалась в том, что вечно недовольная Людмила, сидевшая на приемке, вела себя тихо, с людьми была почти вежлива, а мне даже улыбнулась.
Причину этому я узнала после обеда, во время которого я с тоской сжевала купленный в ближайшем магазинчике банан, и заключалась в том, что моя первая и пока единственная начальница надумала сократить штат работников. Даже без намеков или прямых объяснений стало ясно, что сокращать будут за счет таких вот работников, как я, кто прибился к конторе исключительно из-за отсутствия рабочих мест по прямой специальности и невозможности питаться воздухом.
Пока документы на подпись начальница не совала, но давала понять, что художник-модельер, конечно, шикарная профессия, и я вполне могу по ней работать, ведь имею специальную подготовку, но в маленькой конторе, где по большей части меняют набойки и супинаторы, делать мне нечего.
Остаток дня я просидела, таращась в одну точку и представляя свои попытки найти новое место работы. Интересно, кто возьмет к себе девушку, меньше года назад закончившую обучение и проработавшую этот год за гроши в ремонте обуви? Ответ был более чем очевиден. Надо было учиться на бухгалтера, все ж не так обидно потом остаться без стула в какой-нибудь конторе. Зато не нужно людям объяснять, кто ты по специальности.
Полежав еще немного и таращась на звезды, я решила не унывать. В конце концов, можно попытаться найти работу. А если не выйдет, то сдам квартиру и перееду в дедушкин дом. Он меня не выгонит, хоть и не виделись мы года три. Буду гонять мух и пасти дедовых коз. Если уж суждено мне быть курицей-растяпой, то лучше уж быть курицей свободного выгула, а не сидеть в бетонной городской коробке, надеясь на чудо.
— Девушка, с вами все хорошо? — внезапно раздалось совсем рядом.
Я вяло перекатила голову и уставилась туда, откуда доносился звук. В первую секунду ничего не увидела, а потом из вечерних сумерек передо мной соткалась высокая стройная шатенка в настолько обтягивающем платье, что я невольно засмотрелась на изгибы ее фигуры.
— Ну… смотря с какой стороны посмотреть, — чуть подумав, ответила я и медленно села. Перед глазами все немного плыло.
— Что же это вы? Еще и на земле, — произнесла незнакомка, протягивая мне руку. Ее голос доносился как сквозь слой ваты, и я непроизвольно нахмурилась, пытаясь уловить первые признаки простуды. Не хватало еще заболеть, чтобы окончательно убедить Марину Львовну, что работник я никудышный.
То ли я отвлеклась, то ли на самом деле начинала заболевать, но в следующий миг я ощутила себя на ногах, хотя еще секунду назад сидела на земле. Раскатившиеся продукты неизвестным образом уже были собраны, а сумка с ними висела у меня на локте.
— Что-то вы бледная, — сказала незнакомка и улыбнулась.
Она смотрела так участливо, что я невольно всхлипнула.
— Уволят? — через секунду уточнила девушка, а я снова нахмурилась. Почему-то возникло ощущение, что мы уже некоторое время беседуем, и я успела пожаловаться незнакомке на свою судьбу. Но как такое возможно? Что со мной?
— Да… Наверное, — невнятно пробормотала я.
— Это ничего. Нам как раз нужен работник. Сможешь заступить, как только здесь закончишь, — довольно весело изрекла незнакомка, а я в очередной раз нахмурилась, пытаясь сообразить, что со мной происходит и почему такое чувство, словно у меня прямо сейчас при постороннем человеке то и дело случаются провалы в памяти, раз я не улавливаю ход беседы.
— У тебя всего дней пятнадцать осталось, — уверенно сказала девушка. — Малый Краснокаменный переулок, семнадцать часов тринадцать минут десятого июня этого года. Да, да. Именно так. А потом можно к нам. Не скажу, что место удачное, но разве бывает идеальное место работы? Везде есть свои минусы. Подпиши вот здесь.
Внезапно передо мной возникла черная кожаная папка, а в ней кипа листов, озаглавленная знакомой безликой шапкой.
— У меня даже ручка есть, — добавила девушка, протягивая массивный писчий прибор, из которого торчала увесистая ручка, сделанная в виде золотистого пера.
Все было настолько странно, а в голове царила такая каша, что я без колебаний взяла ручку и сверкнувшими в полутьме алыми чернилами подписала неизвестные бумаги, подсунутые неизвестной девицей, стоя на тропе через пустырь. Сверху за всем этим странным действом наблюдали молчаливые звезды.
— Ну… вот и славно, — радостно прощебетала девушка, стоило мне поставить последний росчерк. — Так… Все верно. — Она довольно просмотрела документы и захлопнула папку. — Ну, до встречи!
Я открыла рот, собираясь расспросить девушку, подалась вперед и тихо охнула, услышав отчетливый хруст стекла под ладонью.
— Что это? — спросила, непонятно к кому обращаясь — девушки рядом не было.
Подняв ладонь, я удивленно уставилась на впившиеся в кожу осколки и кровь.
— Что это все значит? — тихо спросила я.
Я сидела на земле поперек народной тропы в окружении раскатившихся по траве овощей, надо мной молчаливо сияли звезды, и никого не было рядом.
— Мне это почудилось? — задала следующий вопрос, прекрасно осознавая, что никто на него не ответит. — Вот же мрак! Уже непонятные девки мерещатся.
Кряхтя, я кое-как поднялась, вытащила из ранок стекло, собрала продукты и, держа руку на отлете, побрела домой, напрочь забыв произошедшую странность. В конце концов, она была не первой за этот очень странный день.
Наутро, сжевав некоторое количество капустного салата, я отправилась на работу и ни разу не вспомнила странное происшествие, пока после обеда Марина Львовна вновь не подозвала меня к себе и не известила, что мне стоит написать заявление по собственному желанию.
Весьма интересная формулировка, особенно притом, что в такие моменты единственным желанием может стать то, чтобы странная история со странной девицей не оказалась лишь игрой моего воображения.
Невнятно пробормотав сожаления, я взяла протянутый мне образец заявления и поплелась к своему столу.
— Вот как так? — прошептала себе под нос, наклонив голову, чтобы коллеги не увидели моих слез за окрашенными в ореховый цвет прядями волос. На самом деле никому не было дела до чужих переживаний, но сработала старая привычка, появившаяся у меня в младших классах школы.
Никогда и никого не удивляло, что я росла в неполной семье. В нашем классе таких семей было больше половины, и в глазах классной мой случай не был каким-то исключением. Класса до четвертого, когда именно в школе первыми узнали, что моя мама решила снова выйти замуж, а меня препоручает заботам бабушки. Меня перед этим фактом поставили после летних каникул, проведенных с дедушкой и бабушкой с отцовской стороны. Меня просто отвезли не домой, а прямиком к бабушке с маминой стороны.
С тех пор началась какая-то очень странная жизнь. Я училась все в той же школе, ходила по тем же самым улицам, но жила на другой стороне улицы, перед сном часто стоя возле окна и глядя на дом, в котором меня никто не ждал. Мама сначала очень часто заходила, потом о ее визитах я стала узнавать по оставленным для меня вещам. Отчим никогда к нам не приходил, а меня не звали «в ту семью», как о ней говорила бабушка. В год, когда я перешла в восьмой класс, мама поменяла квартиру и полностью перестала нас навещать.
Не знаю, как обо всех подробностях прознали одноклассники, но временами, делая вид, что меня нет рядом, они громким шепотом обсуждали то, что я сирота при живой матери, брошенная. Разговоры эти и теперь казались унизительными. Я не могла от них спрятаться, не могла убежать и показать истинные эмоции, потому просто опускала голову, пряча красные щеки за густыми прядями волос.
Я не обижалась на маму до тех пор, пока в один кошмарный день не умерла бабушка. Мне тогда уже исполнилось восемнадцать, я училась на втором курсе и думала, что стала совсем взрослой. Но случившееся повергло меня в такую панику, что я какое-то время не могла даже пошевелиться. Только бабушка сидела в кресле перед телевизором и смеялась глупым шуткам кривляк юмористического шоу, а потом… ее просто не стало.
Лишь через час, сумев подняться на трясущиеся ноги, я смогла выйти из квартиры и постучать в дверь соседей. О том, что нужно куда-то звонить, я не подумала. Тетя Вера, глянув на меня, тут же всплеснула руками, увела меня в свою квартиру, препоручив заботам домочадцев, а сама кинулась проверять и вызывать скорую. Она же нашла в записной книжке бабушкиного телефона номер мамы и родственников с папиной стороны, чтобы сообщить им новости.
Дедушка приехал на следующий день и снял с моих плеч все заботы. А мама появилась лишь на похоронах, но на меня не смотрела и не делала попыток наладить со мной связь.
Позже выяснилось, что квартиру бабушка переписала на меня, как только мне исполнилось восемнадцать. Этот момент я помнила, но не думала, что в тот день мы занимались столь важным делом. Был еще небольшой счет в банке на мое имя, на который ежемесячно переводил кое-какие деньги отец. Этого человека я никогда не видела, но в те черные дни испытала странную благодарность.
Хоть и очень скромно, но мне удавалось жить на деньги со счета все последнее время. Лишь совсем недавно средства перестали поступать. Пару месяцев назад я решила, что в этом нет ничего ужасного, ведь сама зарабатываю, хоть и сущие копейки, но вот теперь становилось ясно, что и этих копеек у меня не станет через две недели.
Всхлипнув, я вытащила из ящика стола пару листов, взяла ручку и стала оформлять заявление.
***
Следующие несколько дней я иногда вспоминала приключившуюся странность, но все больше убеждалась, что мне все привиделось, хотя по вечерам стала обходить пустырь стороной, чтобы еще раз не угодить ногой в какую-нибудь ямку или не споткнуться о камень.
Больше ничего столь же странного со мной не происходило. Я сидела на работе, уныло наблюдая, как Влад обрабатывает полиуретановые заготовки, а дядя Витя бегает курить каждые пятнадцать минут, а после работы объезжала адреса по объявлениям, надеясь куда-нибудь устроиться. Но безрезультатно.
В итоге в последний рабочий день, десятого июня, мне пришлось изображать бодрую и сильную особу, которая уходит не в неизвестность, а на новое место, где и условия лучше, и зарплата побольше. Пришлось даже торт купить, чтобы все поверили. Чего не сделаешь, чтобы не ударить лицом в грязь и утереть нос не оценившего начальства.
Из родных стен, окрашенных дешевой синей масляной краской, я выходила в пять часов вечера с половиной торта, документами в сумке и кактусом в полосатом горшочке. Первые пять десятков метров шла так бодро, словно с крыльца меня с платочками провожают все: и работники химчистки, и ателье, и фотостудии, а я, гордая, шла в новое светлое будущее. Но стоило завернуть за угол, как я тут же замедлилась, поудобнее перехватила тортик и горько вздохнула. Меня ждала одинокая квартира и печальный вечер за поеданием остатков торта. Потом придет черед остаткам плова, а если и он не утешит моих страданий, то придется вытащить из запасов на черный день ведерко с мороженым.
Вздохнув еще раз, я осмотрелась и направилась на другую сторону улицы. Брела я не слишком быстро, прекрасно зная, что здесь, на узких улочках внутренних двориков, никто не лихачит. Но не успела додумать эту мысль, как мигнули фары, взвизгнули шины, мелькнуло что-то желто-оранжевое, а я под каким-то совершенно непривычным углом увидела табличку с названием улицы на ближайшем доме. Я даже успела задуматься, пытаясь вспомнить, почему надпись «М. Краснокаменный пер.» кажется такой важной.
«Умереть под колесами внезапно возникшей в подворотне маршрутки — это надо умудриться, Сашка!» — пронеслась в голове мысль, произнесенная бабушкиным нравоучительным тоном.
— Эй, красавица! — сквозь бешеное биение сердца услышала я чей-то голос. — Тебе куда?
Я ошарашено ойкнула, открыла один глаз и с тревогой осмотрелась, тут же подскочив на месте.
— Как я?.. — сдавленно прошептала, ощупывая обивку сидения и осматривая тесный салон маршрутки.
— Так куда тебе? — повторил свой вопрос водитель, и я моргнула, надеясь, что странный цвет его волос мне привиделся.
— К дому быта… — выдохнула я, ничего не понимая и вообще слабо соображая.
Как я оказалась в салоне, если секунду назад падала на асфальт?
Через секунду, когда я глянула в окошко, у меня возник новый и более насущный вопрос: где я вообще?!
Я видела деревья, здания, улицы, проносившиеся мимо, но все было настолько незнакомым, даже чужим, что без труда бы поверила, что нахожусь в другом городе.
Маршрутка деловито неслась по довольно пустым улицам, без труда лавируя между приземистыми темными автомобилями. Припав к окну, я нервно сглатывала, таращась на темные серые здания незнакомого стиля — повсюду виднелись ажурные балкончики, лепнина, медальоны между высокими, помпезно украшенными окнами. Даже деревья казались выше тех знакомых мне каштанов и лип, которые я видела у нас в городе.
Через несколько минут тряски в маршрутке у меня началась икота и не закончилась даже тогда, когда транспортное средство резко затормозило перед невысоким зданием из черного камня, зажатым между другими похожими зданиями. На одной из половинок высоких дверей из черного дерева красовалась скромная латунная вывеска, на которой строгим шрифтом было выбито извещение о том, что перед прохожим не музей, не театр, а дом быта. Ниже на табличке были указаны часы работы.
Икнув, я выбралась из маршрутки и осмотрелась. Спохватилась, что оставила в салоне вещи, но сумка, кактус и торт непонятным образом материализовались возле меня на брусчатке, хотя водитель не выходил наружу, а я точно не брала свои вещи в руки. Снова икнув, я нервно осмотрелась, чувствуя себя маленькой и нелепой среди этих огромных пугающих зданий.
— Где мои родные панельки? — проблеяла я, подхватывая и вешая сумку на плечо. — Что происходит? Где я? Где мои вещи?
Вещи сиротливо украшали брусчатку и смотрелись весьма странно, так что я поспешила прижать к груди тортик и вооружиться кактусом.
Немного пораздумывав над тем, что теперь делать, я полезла в сумку, надеясь по навигатору определить свое местоположение, но телефона на месте не оказалось.
