Командировка в Лукоморье, или Дежурный по сказке
- Машенька! - Дверь без стука отворилась, и в нашу совсем небольшую комнатушку впорхнул Валентин Георгиевич. - Я к тебе, золотце мое.
Когда профессору Вятке срочно требовалось сбросить на кого-нибудь нудную, мелкую и совершенно не интересную работу с бумагами, он становился настоящим добряком, величал своих жертв "золотцами" и не давал увильнуть.
Я предусмотрительно задвинула животом ящик стола, откуда весь вечер украдкой таскала песочное печенье из жестяной банки, и пригнулась, прячась за монитором своего компьютера - с профессора станется разделить обязанности.
Выглянув из-за стопки с книгами и папками, Валентин Георгиевич разыскал Машу и прицельно направился к ней, взглядом придавливая девушку к креслу и не позволяя ей никуда удрать.
- Но, профессор! - попыталась взбрыкнуть Маша. - Профессор Вятка, Валентин Георгиевич, до конца рабочего дня осталось едва ли два часа. И задержаться я не могу!
Девушка убежденно тряхнула головой и одернула на себе светло-голубой мохеровый свитерок.
В нашем НИИ все девушки обожали вязаные свитера нежных тонов, строгие брюки или юбки демократичных расцветок и неизменно осветляли волосы до колеру "блонд". Вот и Машенька, как и три другие мои коллеги по комнате, сверкнула на профессора голубыми очами и заправила за ухо светлую прядь волос.
- Машенька, золотце, - пропел Валентин Георгиевич, тесня девушку назад, чтобы уместить на ее рабочий стол книги и папки, - там немного. Продублируйте во все папки уже проведенные опыты и распишите понятия. Я и книги принес.
Не успела Маша выпалить еще одну порцию слов, как Вятка растаял в воздухе, оставив девушку лишь бессильно открывать и закрывать рот.
- Не повезло, - сдвинув очки на кончик носа и обозрев стопку, констатировала Лена, - сочувствую.
- Не буду я этого делать, - разобижено фыркнув, сказала Маша тому месту, где еще недавно стоял профессор. - Не буду. Вот пусть выходит после праздников и сам свои бумажки составляет. Я ему не нанималась. Придумал!
Высказав это, девушка вернулась за свой стол и грозно застучала по клавишам.
Как-то так вышло, что даже в нашем институте все походило на самый обычный исследовательский институт, каких много. Нам всегда мало платили, не выделяли денег ни на ремонт, ни на оборудование. В итоге многие этажи походили на какие-то заброшенные катакомбы. Вдоль бесконечно длинных коридоров, на лестницах и в туалетах горела лишь половина ламп и всегда была та, что скрипела и моргала. В коридорах теснились составленные друг на друга столы, ученические парты, старые стулья с провалившимися сиденьями, офисные кресла с оторванными подлокотниками и выпотрошенными спинками и множество иной рухляди. Еще больше ее хранилось внутри кабинетов.
Я зевнула, осторожно покачалась на своем стуле, рискуя грохнуться с него на подклеенный линолеум, задев свою гору папок.
Я пришла в НИИ три года назад, не уверенная, что меня ждет интересная работа и что я стану личным ассистентом какого-нибудь исследователя или изобретателя. Сюда меня пристроила тетя, заверяя в перспективности работы. Но я ей не поверила. И, как я ожидала, барышня из отдела кадров привела меня в эту комнату и кивнула на стол у окна.
В наследство от предыдущей владелицы рабочего места мне достался офисное кресло на колесиках, которое отказывалось ехать и жалобно скрипело, стол-мастодонт из лакированного дуба, куча цветов на окне, подслеповатый компьютер с вечно залипающими кнопками и подставка для бумаг с наклеенными на нее купонами из ближайшего гастронома. За прошедшие годы кресло обзавелось мягкой подушечкой, отгораживавшей мою многострадальную спину от предательски вылезавших то из одного, то из другого места острых шурупов. На столе расстелился кожаный лист-подложка, а компьютеру я собственноручно купила новый монитор, для чего пришлось неделю вытрясать сначала из заведующего нашим отделом заявление на покупку, а после из бухгалтерии деньги под это дело.
Зато теперь мне не приходилось, как другим, страдать перед стареньким экраном. Дело того стоило.
- Оль! - взмолилась Маша. - Может... поможешь?
Хоть особых дел у меня в конце рабочего дня не осталось, я все равно продолжала сосредоточенно щелкать мышкой в ворохе папок, благо мой монитор был обращен к стене и никто из девочек не мог угадать, чем именно я занимаюсь.
- Маш, да у меня самой... - я подбородком указала на стопку, создававшую мне видимость работы. - И надо бы закончить.
- Эх, - вздохнула девушка и развернулась к страдальчески придвинула к себе книги и папки, - я попала.
На самом деле больше, чем Маша, Лена или Зоя Андревна в нашей комнате попала я. Как уже опытный работник с трехлетним стажем, но еще не настолько опытный, чтобы как-то отвертеться от приказа начальства, я попала в состав тех, кому выпало дежурить в нашем НИИ в новогодние праздники. И если охране предстояло, как и всегда, охранять учреждение от посторонних, то "избранным" работникам - поддерживать функционирование жизни в здании, пока другие празднуют и отдыхают.
В обычное время наши многочисленные изобретатели, исследователи и иные умники вполне могли оставить свои рабочие места до следующих восьми трудовых часов, но в новогодние праздники институт на долгую неделю погружался в тишину и покой. Вот только очень многое в НИИ требовало внимания и ежедневного осмотра.
И, как самому невезучему человеку, мне выпала сомнительная честь дежурить первой. В первый же день... Точнее, вечер и ночь. А все из-за профессора Ори-Ори, которому взбрела в голову идея именно сегодня утром запустить свой эксперимент.
Я с сомнением представила, как сама и все после меня будут каждые четыре часа забегать в лабораторию на десятом этаже, чтобы проверить, как бурлят жидкости в емкостях, а компьютер регулирует подачу компонентов. И все это ради того, чтобы после новогодних праздников довольный и немного опухший профессор мог заявить о новом изобретенном им зелье от облысения.
- В такие моменты хочется пойти и добыть у наших магистров, профессоров и остальных психов какую-нибудь завалящую волшебную палочку, - проныла Маша. - Хочу в сказку, где все происходит по щучьему велению, можно ездить на печках, а работу за меня сделают полевые мыши.
- Машусь, - хмыкнула Лена, - у нас тут не сказка. У нас здесь институт Чародейства и Волшебства. Унылое и мало чем отличающееся от остальных учреждение. Какого чуда и сказки. Сама знаешь...
- Магия - это наука! - дружно прогудели мы.
- А я хочу верить в сказку! - не унималась девушка. - Оль?
- Я не хочу сказку, - искренне ответила я. - Только в сказке можно поручить свою работу Двоим-из-ларца и получить и сделанное дело, и зарплату. В жизни это не работает.
***
Через два часа, распрощавшись и фальшиво пожелав всем хороших праздников, мои девушки разбежались по домам. Сидя на своем рабочем месте, я слышала, как они быстро семенят к лифту, а тот, натужно взвыв, уносит офисный планктон нашего отдела на первый этаж.
Пройдет еще час или два, и коридоры НИИ совершенно опустеют. Даже самые заядлые трудоголики поспешат по заснеженным улицам домой, чтобы на несколько дней забыть о работе и насладиться возможностью не выходить за порог своих квартир.
- И только мне суждено провести эту ночь в холодном и бездушном мире, - хмуро понизив голос, проскрежетала я, слушая ровный гул компьютера, - отверженной и брошенной всеми!
Прихватив чашку, я отправилась в туалет. В коридоре уже выключили почти весь свет, но нервное мигание ламп никак не успокаивало мою маленькую обиду на весь мир. Ополоснув кружку, я дошла до черного хода. Уходящую вниз и вверх лестницу освещали старые круглые лампы из закаленного стекла. Их желтоватый матовый свет лишь немного разгонял мрак, давая увидеть зеленые и коричневые панели мрамора, неизменные здесь все годы с даты открытия.
В НИИ вообще не любили что-то менять, хотя руководство неизменно сменялось, а многочисленный трудовой коллектив успешно изобретал и открывал что-то на полях магии, чародейства и волшебства. Здесь любили все новое... но не в обстановке и порядках. И здесь, как в любом учреждении, царила, правила и повелевала всем бюрократия.
Все настолько привыкли к единому способу работы, что никому не приходило в голову отказаться от бесконечных актов, смет, собирания подписей, разрешений и круглых... очень круглых печатей! А я была одним из звеньев, что поддерживали махину бесконечного вала совершенно бессмысленной работы.
Многие наши профессора, кандидаты и прочие работники магических наук проводили половину времени в оббегании кабинетов со стопками бумаг на разрешение того или иного действия, а после проведения разрешенных манипуляций строчили бесконечные отчеты, писали выкладки по опытам, готовили доклады для заседаний художественного и технического советов. И, тем самым, сокращали реальное время самой работы над изобретением более эффективного ковра-самолета, сапог-скороходов или шапки-невидимки.
И это еще ничего!
Вот только среди настоящих ученых, движимых интересными и нужными идеями, все еще толпилось множество тех, кто занимался весьма сомнительной, но невероятно материалоемкой работой. И в нашу комнатку на четвертом этаже, где обитали три девушки и одна дама под руководством вечно отсутствующего по важным делам начальства, стекались ворохи бумаг о выращивании у собаки пятой ноги, о выведении полосок у тигра и о всевозможных предметах гардероба, которые должны были по задумке делать невидимым своего обладателя, а не скрытую под магическим изобретением часть тела.
Мы же изо дня в день вносили эти данные в многочисленные архивы, темы будущих заседаний, повестки дней. И заполняли, заполняли бумажные папки с завязками, где на скрипящих скоросшивателях теснились разнокалиберные листочки, писанные от руки, напечатанные на машинке, набранные на экране компьютера и откопированные стареньким ксероксом, который после встречи с техником Славой Невзоровым самозабвенно украшал серую казенную бумагу не только копиями документов, но и добавлял им индивидуальности кляксами и полосами.
А все из-за начальства нашего Научно-исследовательского учреждения. Всеми отделами заведовали у нас люди опытные. Очень опытные. Зоя Андревна, повидавшая на своем веку немало таких же Олечек и Машечек, что сменялись в комнате время от времени, с превосходством посвятила нас в цифры и даты в первый же день появления в НИИ. И уже мы весело посмеивались над теми, кто не знал о заслуженных и бессменных.
"Запомните, девочки, - повторяла для каждой новенькой Зоя Андревна, - у нас здесь самое обычное учреждение. Самый обычный НИИ. Пусть и занимается он совершенно необычной работой. Но это не важно. Важно то, что здесь работают те же законы, что и в любом государственном учреждении: заведующие, заместители и секретари на своих местах сидят вечно, а сменяются только директора. - И всегда небрежно добавляла, чтобы дать нам понять: - Наш заведующий на своей должности вот уже семь десятков лет". И все "девочки" проникались этими словами и успокаивались. Ну и что, что профессора у нас по двести-триста лет. Ну и что, что ведущие специалисты - магистры магии. Все одно - люди. И никому нет никакого дела до того, сколько у кого добавочных за выслугу лет. За себя каждый больше переживает.
Еще до прихода в институт я жила слепой и глупой уверенностью, что каждый здешний обитатель - маг, колдун или какая-нибудь нечисть на худой конец. Но, окунувшись в обыденность научно-исследовательской жизни, я не без разочарования узнала, что все немного не так и пресловутые маги и колдуны в большинстве своем в прошлом и не помышляли о волшебстве и чародействе, но кривая дорога привела.
Даже я, мелкий человечек с самой занудной работой, на третьем году вполне освоила кое-что из бытовых формул, которые на поверку оказались не шаманскими, как я считала, а вполне научными штуками. Пусть мой чай и походил больше на компот, а бутербродами с колбасой можно было разве что травить вурдалаков.
Заварив себе кофе в чашке, я со стоном уселась на место и приготовилась к еще часу работы перед обходом института, как внезапно где-то наверху раздался негромкий, но пробирающий до костей вопль. Я прислушалась и задумчиво посмотрела на чашку. Если идти и проверять, что там происходит, то кофе успеет остыть, но если не идти, то я нарушаю специально разработанную для дежурных инструкцию.
Подумав про инструкцию, я тут же скосила на оную взгляд - потрепанный листочек с неровно пропечатанными на машинке синими чернильными строчками.
Вздохнув, я таки решила плюнуть на инструкцию и переключиться на работу:
- Все входы и выходы до утра перекрыты, так что... чтобы там ни было, удрать оно не сможет, - резонно озвучила я монитору оправдательное.
Крик повторился, но я уже не обратила на него внимания, внося данные в формы. Когда звук достиг нашего этажа, то это уже не напоминало единичные вопли. Подкравшись к двери и прижавшись к ней ухом, я различила "Ты сдурел!" и "Где я тебе сейчас кого-нибудь найду?". После еще пары возгласов, я поняла, что в нашем коридоре очутились профессор Белочкин и любимец дамской половины института магистр Пашка Якушев.
Не успела я отбежать обратно к рабочему месту, как эти двое ворвались в комнату и, как на диковинного зверя, воззрились на меня.
- Оля, - радостно и как-то слишком плотоядно улыбнулся мне Пашка, - а что это ты еще на работе, рыба моя?
Я сглотнула, чувствуя, как зашкаливает моя невезучесть где-то в районе двадцатого этажа, остановленная крышей.
- Ольга Мирославовна, - перейдя на официоз, подступил ко мне профессор.
- Да-а-а... Евгений Геннадьевич? - слабо спросила я, присаживаясь в кресло.
- Дежуришь? - догадался профессор, заметив листочек с правилами на моем столе.
- От славно! - радостно завопил Пашка, падая на край стола Маши, от чего книги и папки Валентина Георгиевича опасно накренились, грозя лавиной скатиться на пол. Ничего не замечая, магистр заграбастал мою чашку и смачно отхлебнул из нее.
- Думаю, мы можем это сделать... - осматривая меня с ног до головы, решительно произнес Белочкин и пригладил свою куцую бороденку. Ее профессор холил и лелеял, надеясь выпестовать до более значительного названия, но три волосины в семь рядов расти гуще не желали.
- Сделать что? - насторожилась я.
- Поручить тебе важную миссию! - пафосно возликовал Пашка, вынимая из воздуха здоровенную книгу в потрескавшемся кожаном переплете. - На-ка вот, изучай.
Я с трудом подхватила брошенный мне фолиант и тяжело распахнула его на середине, а после быстро пролистала тяжелые страницы. Книга оказалась не каким-то древним справочником или писанным кровью трактатом, а всего лишь бесконечным списком пронумерованных предметов, как то: ковер полосатый, волшебный, 1 штука; зеркало говорящее, 1 штука; яблоки молодильные, три мешка, сухофрукты молодильные, один ящик; ледяные осколки, ведро, ведро грязной воды, ведро пустое, 1 штука; и куча всего подобного аж на пяти сотнях страниц.
- И... это что? - глянув на мужчин, тихо уточнила я.
- Машенька! - Дверь без стука отворилась, и в нашу совсем небольшую комнатушку впорхнул Валентин Георгиевич. - Я к тебе, золотце мое.
Когда профессору Вятке срочно требовалось сбросить на кого-нибудь нудную, мелкую и совершенно не интересную работу с бумагами, он становился настоящим добряком, величал своих жертв "золотцами" и не давал увильнуть.
Я предусмотрительно задвинула животом ящик стола, откуда весь вечер украдкой таскала песочное печенье из жестяной банки, и пригнулась, прячась за монитором своего компьютера - с профессора станется разделить обязанности.
Выглянув из-за стопки с книгами и папками, Валентин Георгиевич разыскал Машу и прицельно направился к ней, взглядом придавливая девушку к креслу и не позволяя ей никуда удрать.
- Но, профессор! - попыталась взбрыкнуть Маша. - Профессор Вятка, Валентин Георгиевич, до конца рабочего дня осталось едва ли два часа. И задержаться я не могу!
Девушка убежденно тряхнула головой и одернула на себе светло-голубой мохеровый свитерок.
В нашем НИИ все девушки обожали вязаные свитера нежных тонов, строгие брюки или юбки демократичных расцветок и неизменно осветляли волосы до колеру "блонд". Вот и Машенька, как и три другие мои коллеги по комнате, сверкнула на профессора голубыми очами и заправила за ухо светлую прядь волос.
- Машенька, золотце, - пропел Валентин Георгиевич, тесня девушку назад, чтобы уместить на ее рабочий стол книги и папки, - там немного. Продублируйте во все папки уже проведенные опыты и распишите понятия. Я и книги принес.
Не успела Маша выпалить еще одну порцию слов, как Вятка растаял в воздухе, оставив девушку лишь бессильно открывать и закрывать рот.
- Не повезло, - сдвинув очки на кончик носа и обозрев стопку, констатировала Лена, - сочувствую.
- Не буду я этого делать, - разобижено фыркнув, сказала Маша тому месту, где еще недавно стоял профессор. - Не буду. Вот пусть выходит после праздников и сам свои бумажки составляет. Я ему не нанималась. Придумал!
Высказав это, девушка вернулась за свой стол и грозно застучала по клавишам.
Как-то так вышло, что даже в нашем институте все походило на самый обычный исследовательский институт, каких много. Нам всегда мало платили, не выделяли денег ни на ремонт, ни на оборудование. В итоге многие этажи походили на какие-то заброшенные катакомбы. Вдоль бесконечно длинных коридоров, на лестницах и в туалетах горела лишь половина ламп и всегда была та, что скрипела и моргала. В коридорах теснились составленные друг на друга столы, ученические парты, старые стулья с провалившимися сиденьями, офисные кресла с оторванными подлокотниками и выпотрошенными спинками и множество иной рухляди. Еще больше ее хранилось внутри кабинетов.
Я зевнула, осторожно покачалась на своем стуле, рискуя грохнуться с него на подклеенный линолеум, задев свою гору папок.
Я пришла в НИИ три года назад, не уверенная, что меня ждет интересная работа и что я стану личным ассистентом какого-нибудь исследователя или изобретателя. Сюда меня пристроила тетя, заверяя в перспективности работы. Но я ей не поверила. И, как я ожидала, барышня из отдела кадров привела меня в эту комнату и кивнула на стол у окна.
В наследство от предыдущей владелицы рабочего места мне достался офисное кресло на колесиках, которое отказывалось ехать и жалобно скрипело, стол-мастодонт из лакированного дуба, куча цветов на окне, подслеповатый компьютер с вечно залипающими кнопками и подставка для бумаг с наклеенными на нее купонами из ближайшего гастронома. За прошедшие годы кресло обзавелось мягкой подушечкой, отгораживавшей мою многострадальную спину от предательски вылезавших то из одного, то из другого места острых шурупов. На столе расстелился кожаный лист-подложка, а компьютеру я собственноручно купила новый монитор, для чего пришлось неделю вытрясать сначала из заведующего нашим отделом заявление на покупку, а после из бухгалтерии деньги под это дело.
Зато теперь мне не приходилось, как другим, страдать перед стареньким экраном. Дело того стоило.
- Оль! - взмолилась Маша. - Может... поможешь?
Хоть особых дел у меня в конце рабочего дня не осталось, я все равно продолжала сосредоточенно щелкать мышкой в ворохе папок, благо мой монитор был обращен к стене и никто из девочек не мог угадать, чем именно я занимаюсь.
- Маш, да у меня самой... - я подбородком указала на стопку, создававшую мне видимость работы. - И надо бы закончить.
- Эх, - вздохнула девушка и развернулась к страдальчески придвинула к себе книги и папки, - я попала.
На самом деле больше, чем Маша, Лена или Зоя Андревна в нашей комнате попала я. Как уже опытный работник с трехлетним стажем, но еще не настолько опытный, чтобы как-то отвертеться от приказа начальства, я попала в состав тех, кому выпало дежурить в нашем НИИ в новогодние праздники. И если охране предстояло, как и всегда, охранять учреждение от посторонних, то "избранным" работникам - поддерживать функционирование жизни в здании, пока другие празднуют и отдыхают.
В обычное время наши многочисленные изобретатели, исследователи и иные умники вполне могли оставить свои рабочие места до следующих восьми трудовых часов, но в новогодние праздники институт на долгую неделю погружался в тишину и покой. Вот только очень многое в НИИ требовало внимания и ежедневного осмотра.
И, как самому невезучему человеку, мне выпала сомнительная честь дежурить первой. В первый же день... Точнее, вечер и ночь. А все из-за профессора Ори-Ори, которому взбрела в голову идея именно сегодня утром запустить свой эксперимент.
Я с сомнением представила, как сама и все после меня будут каждые четыре часа забегать в лабораторию на десятом этаже, чтобы проверить, как бурлят жидкости в емкостях, а компьютер регулирует подачу компонентов. И все это ради того, чтобы после новогодних праздников довольный и немного опухший профессор мог заявить о новом изобретенном им зелье от облысения.
- В такие моменты хочется пойти и добыть у наших магистров, профессоров и остальных психов какую-нибудь завалящую волшебную палочку, - проныла Маша. - Хочу в сказку, где все происходит по щучьему велению, можно ездить на печках, а работу за меня сделают полевые мыши.
- Машусь, - хмыкнула Лена, - у нас тут не сказка. У нас здесь институт Чародейства и Волшебства. Унылое и мало чем отличающееся от остальных учреждение. Какого чуда и сказки. Сама знаешь...
- Магия - это наука! - дружно прогудели мы.
- А я хочу верить в сказку! - не унималась девушка. - Оль?
- Я не хочу сказку, - искренне ответила я. - Только в сказке можно поручить свою работу Двоим-из-ларца и получить и сделанное дело, и зарплату. В жизни это не работает.
***
Через два часа, распрощавшись и фальшиво пожелав всем хороших праздников, мои девушки разбежались по домам. Сидя на своем рабочем месте, я слышала, как они быстро семенят к лифту, а тот, натужно взвыв, уносит офисный планктон нашего отдела на первый этаж.
Пройдет еще час или два, и коридоры НИИ совершенно опустеют. Даже самые заядлые трудоголики поспешат по заснеженным улицам домой, чтобы на несколько дней забыть о работе и насладиться возможностью не выходить за порог своих квартир.
- И только мне суждено провести эту ночь в холодном и бездушном мире, - хмуро понизив голос, проскрежетала я, слушая ровный гул компьютера, - отверженной и брошенной всеми!
Прихватив чашку, я отправилась в туалет. В коридоре уже выключили почти весь свет, но нервное мигание ламп никак не успокаивало мою маленькую обиду на весь мир. Ополоснув кружку, я дошла до черного хода. Уходящую вниз и вверх лестницу освещали старые круглые лампы из закаленного стекла. Их желтоватый матовый свет лишь немного разгонял мрак, давая увидеть зеленые и коричневые панели мрамора, неизменные здесь все годы с даты открытия.
В НИИ вообще не любили что-то менять, хотя руководство неизменно сменялось, а многочисленный трудовой коллектив успешно изобретал и открывал что-то на полях магии, чародейства и волшебства. Здесь любили все новое... но не в обстановке и порядках. И здесь, как в любом учреждении, царила, правила и повелевала всем бюрократия.
Все настолько привыкли к единому способу работы, что никому не приходило в голову отказаться от бесконечных актов, смет, собирания подписей, разрешений и круглых... очень круглых печатей! А я была одним из звеньев, что поддерживали махину бесконечного вала совершенно бессмысленной работы.
Многие наши профессора, кандидаты и прочие работники магических наук проводили половину времени в оббегании кабинетов со стопками бумаг на разрешение того или иного действия, а после проведения разрешенных манипуляций строчили бесконечные отчеты, писали выкладки по опытам, готовили доклады для заседаний художественного и технического советов. И, тем самым, сокращали реальное время самой работы над изобретением более эффективного ковра-самолета, сапог-скороходов или шапки-невидимки.
И это еще ничего!
Вот только среди настоящих ученых, движимых интересными и нужными идеями, все еще толпилось множество тех, кто занимался весьма сомнительной, но невероятно материалоемкой работой. И в нашу комнатку на четвертом этаже, где обитали три девушки и одна дама под руководством вечно отсутствующего по важным делам начальства, стекались ворохи бумаг о выращивании у собаки пятой ноги, о выведении полосок у тигра и о всевозможных предметах гардероба, которые должны были по задумке делать невидимым своего обладателя, а не скрытую под магическим изобретением часть тела.
Мы же изо дня в день вносили эти данные в многочисленные архивы, темы будущих заседаний, повестки дней. И заполняли, заполняли бумажные папки с завязками, где на скрипящих скоросшивателях теснились разнокалиберные листочки, писанные от руки, напечатанные на машинке, набранные на экране компьютера и откопированные стареньким ксероксом, который после встречи с техником Славой Невзоровым самозабвенно украшал серую казенную бумагу не только копиями документов, но и добавлял им индивидуальности кляксами и полосами.
А все из-за начальства нашего Научно-исследовательского учреждения. Всеми отделами заведовали у нас люди опытные. Очень опытные. Зоя Андревна, повидавшая на своем веку немало таких же Олечек и Машечек, что сменялись в комнате время от времени, с превосходством посвятила нас в цифры и даты в первый же день появления в НИИ. И уже мы весело посмеивались над теми, кто не знал о заслуженных и бессменных.
"Запомните, девочки, - повторяла для каждой новенькой Зоя Андревна, - у нас здесь самое обычное учреждение. Самый обычный НИИ. Пусть и занимается он совершенно необычной работой. Но это не важно. Важно то, что здесь работают те же законы, что и в любом государственном учреждении: заведующие, заместители и секретари на своих местах сидят вечно, а сменяются только директора. - И всегда небрежно добавляла, чтобы дать нам понять: - Наш заведующий на своей должности вот уже семь десятков лет". И все "девочки" проникались этими словами и успокаивались. Ну и что, что профессора у нас по двести-триста лет. Ну и что, что ведущие специалисты - магистры магии. Все одно - люди. И никому нет никакого дела до того, сколько у кого добавочных за выслугу лет. За себя каждый больше переживает.
Еще до прихода в институт я жила слепой и глупой уверенностью, что каждый здешний обитатель - маг, колдун или какая-нибудь нечисть на худой конец. Но, окунувшись в обыденность научно-исследовательской жизни, я не без разочарования узнала, что все немного не так и пресловутые маги и колдуны в большинстве своем в прошлом и не помышляли о волшебстве и чародействе, но кривая дорога привела.
Даже я, мелкий человечек с самой занудной работой, на третьем году вполне освоила кое-что из бытовых формул, которые на поверку оказались не шаманскими, как я считала, а вполне научными штуками. Пусть мой чай и походил больше на компот, а бутербродами с колбасой можно было разве что травить вурдалаков.
Заварив себе кофе в чашке, я со стоном уселась на место и приготовилась к еще часу работы перед обходом института, как внезапно где-то наверху раздался негромкий, но пробирающий до костей вопль. Я прислушалась и задумчиво посмотрела на чашку. Если идти и проверять, что там происходит, то кофе успеет остыть, но если не идти, то я нарушаю специально разработанную для дежурных инструкцию.
Подумав про инструкцию, я тут же скосила на оную взгляд - потрепанный листочек с неровно пропечатанными на машинке синими чернильными строчками.
Вздохнув, я таки решила плюнуть на инструкцию и переключиться на работу:
- Все входы и выходы до утра перекрыты, так что... чтобы там ни было, удрать оно не сможет, - резонно озвучила я монитору оправдательное.
Крик повторился, но я уже не обратила на него внимания, внося данные в формы. Когда звук достиг нашего этажа, то это уже не напоминало единичные вопли. Подкравшись к двери и прижавшись к ней ухом, я различила "Ты сдурел!" и "Где я тебе сейчас кого-нибудь найду?". После еще пары возгласов, я поняла, что в нашем коридоре очутились профессор Белочкин и любимец дамской половины института магистр Пашка Якушев.
Не успела я отбежать обратно к рабочему месту, как эти двое ворвались в комнату и, как на диковинного зверя, воззрились на меня.
- Оля, - радостно и как-то слишком плотоядно улыбнулся мне Пашка, - а что это ты еще на работе, рыба моя?
Я сглотнула, чувствуя, как зашкаливает моя невезучесть где-то в районе двадцатого этажа, остановленная крышей.
- Ольга Мирославовна, - перейдя на официоз, подступил ко мне профессор.
- Да-а-а... Евгений Геннадьевич? - слабо спросила я, присаживаясь в кресло.
- Дежуришь? - догадался профессор, заметив листочек с правилами на моем столе.
- От славно! - радостно завопил Пашка, падая на край стола Маши, от чего книги и папки Валентина Георгиевича опасно накренились, грозя лавиной скатиться на пол. Ничего не замечая, магистр заграбастал мою чашку и смачно отхлебнул из нее.
- Думаю, мы можем это сделать... - осматривая меня с ног до головы, решительно произнес Белочкин и пригладил свою куцую бороденку. Ее профессор холил и лелеял, надеясь выпестовать до более значительного названия, но три волосины в семь рядов расти гуще не желали.
- Сделать что? - насторожилась я.
- Поручить тебе важную миссию! - пафосно возликовал Пашка, вынимая из воздуха здоровенную книгу в потрескавшемся кожаном переплете. - На-ка вот, изучай.
Я с трудом подхватила брошенный мне фолиант и тяжело распахнула его на середине, а после быстро пролистала тяжелые страницы. Книга оказалась не каким-то древним справочником или писанным кровью трактатом, а всего лишь бесконечным списком пронумерованных предметов, как то: ковер полосатый, волшебный, 1 штука; зеркало говорящее, 1 штука; яблоки молодильные, три мешка, сухофрукты молодильные, один ящик; ледяные осколки, ведро, ведро грязной воды, ведро пустое, 1 штука; и куча всего подобного аж на пяти сотнях страниц.
- И... это что? - глянув на мужчин, тихо уточнила я.
