ГЛАВА 1
ДВА – НОЛЬ
«Завтрак не удался», – решила Вера.
Ассистент раз за разом выбирал что-то меланхоличное из классики. Раф кофе тоже не порадовал. Сливки могли бы быть и вкуснее, даром что из лавки органических продуктов, которая недавно открылась неподалёку от дома. Лавандовый сироп неожиданно закончился, его пришлось заменить созерцанием лавандовых облаков. Они медленно плыли над просыпавшимся городом и дразнили Веру. Как ни напрягала она свою фантазию, не увидела ни одного зайчика, ни одного котика, ни какой другой милой зверушки – только скалящиеся и кричащие гримасы.
Вера отвернулась от окна и не глядя поставила пустую чашку на столешницу позади себя. Её взгляд упал на стул, задвинутый под обеденный стол. Как и большую часть мебели в квартире, включая ту, что была накрыта чехлами, стул купила Ба… Веки Веры запекло. Она сглотнула, зажмурилась и с силой потёрла глаза пальцами. Приближалось четырнадцатое августа – неподходящее время для ностальгии, но поток мыслей уже помчался по этому руслу.
В памяти Веры Ба навсегда осталась в джинсах, белой рубашке и красных кедах. В детстве Вера думала, будто других вещей у Ба не было – настолько часто она видела эту тройку. Вера прекрасно помнила и постоянных спутников образа: духи с яркой нотой нероли, коралловую губную помаду и лак ей в тон. На левом запястье Ба носила браслет. О материале шнура, это была кожа, Вера знала только со слов Ба – так плотно он был увешан подвесками из металлов, дерева и кости. В этой коллекции происходил непрерывный круговорот. Даже если интервал между визитами Ба составлял день, Вера замечала новые и не находила несколько старых. В тёплое время года – в период с апреля по октябрь, по мнению Ба, когда она носила рубашку с закатанными рукавами, – взгляд Веры часто останавливался на татуировке под локтевым сгибом правой руки. Фазы луны, соединённые тонкой линией, пересекали предплечье поперёк.
Вера вспомнила, как Ба делала последний расклад на Таро – очередной элегантный танец рук, притягивавший взгляд. Когда все карты легли на стол, Ба откинулась на спинку стула, устроив правую лодыжку на левом колене. Ба всегда смотрела на карты, словно видела их в первый раз, и они её изумляли. В левой руке она держала сигарету и постукивала ногтем большого пальца то по кончику указательного, то по кончику среднего. Периодически Ба прикладывалась к стакану, что стоял по правую руку. Стакан, как и сигарета, был неотъемлемым элементом гадания.
В тот день на кухню зашла мать Веры, как всегда, от груди до линии на полторы ладони выше колен, обтянутая платьем персикового цвета. Этот оттенок не сулил ничего хорошего.
Вере пригрезились нечёткие силуэты двух женщин в центре кухни, а их диалог всплыл в памяти с поразительной ясностью.
– Мама, у малышки могут быть проблемы с алкоголем.
– Из-за этого? – Ба подняла стакан, в котором оставалось виски на два пальца.
– А из-за чего ещё?! – мать взмахнула руками, едва удержав равновесие на своих безумных каблуках.
Ба демонстративно сделала глоток и предложила свою версию:
– Из-за того, что после разрыва с очередным любовником ты хлещешь виски из кофейных чашек?
Лицо матери исказилось. Кукольное благодаря искусно наложенной косметике личико превратилось в озлобленную маску, выдававшую возраст.
– Мама!
– Не волнуйся, дорогая! – Ба взмахнула левой рукой. – Я обсудила с Верой вопросы, связанные с репродуктивной системой и контрацепцией. Твоя судьба ей не грозит.
Мать воинственно наклонила голову, но Ба была увлечена раскладом, а не реакцией дочери:
– Ты думаешь, она не умеет считать? Сколько чашек ты выпиваешь? К тому же кофейник, пусть и стоит на столе, но всегда холодный, знаешь ли… Да, истинное счастье, что наша Верочка унаследовала мозги своего папаши, а не твои!
Мать, чеканя шаг, подошла к столу и потянула руку к картам:
– Что ты возишься?!
Ба коротко посмотрела на неё и тут же опустила взгляд, а мать прижала руку к груди, словно её ударили.
– Милая, занималась бы ты своими… маслами. Или продажей квартир, – Ба взмахнула рукой – в её жесте чувствовалось пренебрежение. – Нравится? – неожиданно спросила она и повернула голову к окну. В тот день на подоконнике сидела Вера. Она тогда кивнула, и Ба задала следующий вопрос: – Хочешь себе такую же?
Вера вспомнила свою реакцию: быстрый взгляд на раскрасневшуюся мать и отчаянное мотание головой. Тогда хриплый смех Ба заполнил не только кухню, но и всю квартиру.
– Мама, ты никуда не опаздываешь?
Ба вздохнула.
– И куда, по твоему мнению, мне нужно сходить?
Мать сделала глубокий вдох – ещё чуть-чуть и послышался бы треск швов платья. Она проорала:
– В парикмахерскую!
Ба провела левой рукой по волосам, собранным в пучок на затылке. Они у неё были цвета, как раньше говорили, соль с перцем. Ба сделала глубокую затяжку, медленно выдохнула дым и затушила сигарету в пепельнице.
– А знаешь, ты, пожалуй, права! – согласилась она и подмигнула Вере.
Пару дней спустя Ба снова пришла в гости. Её волосы были былыми. Когда мать это увидела, на её щеках сквозь слои макияжа проступили красные пятна. Она схватилась за сердце. Вера испугалась, что мать хватит удар, но удар хватил Ба. Случилось это два с половиной месяца спустя, а за три недели до четырнадцатого августа Ба призналась Вере, что у неё обнаружили аневризму.
Вера моргнула и перевела взгляд от подоконника, заваленного книгами, на столешницу. Кофейная чашка была из тех, что мать использовала для виски. Последняя из сервиза. Вера положила подбородок на левое плечо и поставила средний и указательный пальцы на столешницу – получились ножки. Она зашагала к чашке. Цель была достигнута за несколько шагов. Ещё шаг – чашка сдвинулась к краю. Следующий шаг – край столешницы оказался под центром донышка, а ручка повисла над пустотой.
К звуку бьющегося фарфора присоединился металлический звон. Вера посмотрела на свой браслет. На шнуре среди десятка подвесок болтался ключик. Она перешагнула через осколки. Раньше на старый комодик с высокими гнутыми ножками и единственным ящиком ставили вазу со свежими цветами, теперь её заменяла корзина с искусственными глянцево-красными яблоками. Вера открыла замок и вытащила из ящика потрёпанную колоду. Когда она тасовала карты, в движениях её рук не было ни лёгкости, ни изящества. К тому же у Веры внезапно зачесалась правая рука, но всё обошлось – карты не рассыпались по полу, а на лакированную крышку лёг Паж кубков. Клиенты Ба хотели быть обманутыми, но Вера старалась не врать себе, поэтому отбросила витиеватость значений. Новая встреча. В её случае – новый клиент в клубе. Ничего больше.
Зазвонил телефон, но Вера посмотрела на разбитую чашку. Осколки образовали причудливый узор на паркете. Вера вспомнила, что мать одно время увлекалась гаданием на кофейной гуще – тогда-то у них и появился сервиз. Ба гадала на Таро… Вера со вздохом выпустила колоду из рук.
До стола, где лежал телефон, оставалась пара шагов, когда звонок оборвался. Однако кто-то настойчивый сразу же сделал повторный набор. На экране высветилось имя – Марта Вельская.
«Ещё нет и девяти, а жизнь уже вырвалась вперёд на два очка», – подумала Вера и вздохнула. Пообещав себе впредь не давать клиентам личный номер, она ответила на вызов.
***
Марка подташнивало от запаха антисептика. Он посмотрел на наручные часы. Семь лет назад во время ремонта в его квартире Марта сказала, что белый цвет визуально расширяет пространство. Марк тогда спорить не стал, а после ему не пришлось проверять это на практике – интерьер получился в тёмных тонах. Ещё десять минут назад Марк был равнодушен и к белому цвету, и к мнению подруги, потому что десять… Нет, уже одиннадцать минут назад белые стены, плитка и потолок кабинета как будто бы находились на полметра дальше, ниже и выше, соответственно. К тошноте прибавилось лёгкое головокружение.
Марк с удовольствием ослабил бы галстук, если бы носил его. Горловина футболки давила на шею не хуже статусной удавки, но с ней ничего нельзя было сделать. Марк снова посмотрел на часы. Прошло одиннадцать минут и тридцать секунд. В прайс-листе центра была указана цена за консультацию продолжительностью в четверть часа, и доктор намеревался отработать время до последней секунды. Он напоминал Марку херувима, который после превышения возрастного ценза перешёл с амброзии на пирожные, сменил белые крылья на белый халат, а вместо золотого лука обзавёлся круглыми очочками в золотистой оправе и так дожил до пенсионного возраста. Марк разбирался в херувимах, потому что Марта была галеристкой, а Марк – настоящим другом.
Доктор… Марк бросил взгляд на гравировку таблички – двадцатисантиметровый хромированный брусок вдоль края белого стола – и мысленно поправил себя: «Николай Вениаминович». Так вот, Николай Вениаминович обладал внушительной учёной степенью – о ней молоденькая администраторша с гордостью любящей внучки рассказывала Марку на протяжении пяти минут. Для специалиста такого уровня было странно так долго изучать результаты стандартного обследования. Единственное объяснение – доктор вёл приём по заветам старой школы. Конечно, существовала и другая причина, но в неё Марк не верил, поэтому спросил с усмешкой:
– У меня всё настолько плохо?
После тринадцати минут тишины, стерильной, как этот кабинет, собственный голос показался Марку неуместно громким. Вздрогни Николай Вениаминович, Марк бы не удивился, но доктор лишь глубоко вздохнул. Он нехотя оторвался от полупрозрачного, белёсого со стороны Марка голоэкрана и вальяжно откинулся на спинку белого – а как иначе! – кресла. Кресло выразительно скрипнуло несмотря на все признаки эргономичности и прочности: причудливо изогнутый силуэт и стальные трубы каркаса.
Николай Вениаминович снял очки. Острый взгляд синих глаз заставил Марка напрячься. Он подумал, что шутка могла оказаться и не шуткой вовсе, а это уже было бы совершенно не смешно. Тут Марк вспомнил неутешительную вещь: сарказм всё ещё являлся формой юмора, и судьба предпочитала именно эту форму, когда дело касалось Марка.
– Марк Михайлович, в анкете вы не указали место работы, – произнёс Николай Вениаминович с той же степенностью, с которой двигался.
Упоминание анкеты стало неожиданностью, но Марк с деланным равнодушием пожал плечами:
– Разве это поле обязательно для заполнения?
Николай Вениаминович снова вздохнул.
– Необязательно, – сказал он и после паузы добавил: – Совершенно необязательно. Однако обычно его не игнорируют. Пишут хоть что-то.
А то Марк этого не знал! Знал он и другое: стоило ему указать место работы, результаты обследования сразу же направили бы в клинику Охранки. Если бы Марк хотел, чтобы на работе узнали о его проблеме, он не пошёл бы в этот центр.
Марк поймал немигающий взгляд доктора. Видимо, почтенный Николай Вениаминович сделал определённые выводы.
– Так что с результатами обследования? – напомнил Марк.
Доктор вздохнул в третий раз, переплёл пальцы и сказал:
– Я полагаю, вы не симулируете…
Фраза не прозвучала как вопрос, но Марк успел кивнуть прежде, чем Николай Вениаминович продолжил:
– …и боли вас действительно беспокоят. – Надев очки, доктор снова посмотрел в голоэкран и покачал головой. – Не люблю разбрасываться фразами вроде «У вас сердце, как у восемнадцатилетнего». Всё у вас вполне соответствует тридцати двум годам. С учётом образа жизни и, полагаю, работы. – Николай Вениаминович посмотрел на Марка поверх очков. – Однако, ваши жалобы не по моей части.
«К сожалению», – мысленно и абсолютно искренне добавил Марк к последней фразе, поскольку в решении проблемы он не продвинулся ни на шаг.
***
Марта представляла собой живое воплощение множества положительных стереотипов о женщинах. В частности, об их непревзойдённой интуиции. Она позвонила в тот момент, когда за спиной Марка закрылась дверь в кабинет. Марк не успел отойти от эффекта белой комнаты и едва вдохнул воздух, как ему показалось, благоухавший синтетически-цветочным освежителем, но принял вызов – это же была Марта.
– Какой результат? – спросила она.
– Два – ноль в мою пользу. Кардиолог тоже мимо, – бодро ответил Марк.
– Всё шутишь, – проворчала Марта, но тут же переключилась на волну воодушевления: – Не планируй ничего на завтра!
– А если я уже? – усмехнулся Марк.
– Отменишь, – заявила она безапелляционным тоном, который подхватила от Кирилла.
Марк хотел было её пожурить: муж-адвокат сказывается на характере даже если ты… Марта, – но услышал:
– У меня есть отличная идея!
«Вот дерьмо!» – мысленно выругался Марк. Обычно после этих слов в жизни людей происходили катастрофические вещи. Марк не был исключением из этого правила. Если раньше остановиться вовремя ему мешала его собственная дурость, то сейчас… Это же была Марта! Он никогда не мог ей отказать.
– Слушаю, – ответил он обречённо.
Как бы глубоко Марта ни погружалась в свои эмоции, она не игнорировала реакции окружающих. Но не в этот раз. Марк решил, что это такой способ защиты: уйти с головой в помощь другу, чтобы не браться за решение собственных проблем.
Суббота обещала быть нескучной.
ГЛАВА 2
СЮРПРИЗ
Родной городок Марка выглядел так, будто время в нём остановилось минимум полвека назад. Да, это было клише, но точнее-то не сказать! Разве что в предместьях поля кукурузы, подсолнечника и пшеницы перемежались «полями» ветрогенераторов и солнечных батарей. Дроны кружили и над полями, и над «полями» – мониторили их состояние. В первых трёх случаях они ещё проводили обработку инсектицидами и вносили удобрения согласно графику.
За четырнадцать лет Марк так и не привык видеть в начале августа сочную зелень вместо сухой травы и жёлтых подпалин в кронах деревьев. Большой город утопал в зелени почти круглый год благодаря системам микроклимата, которые продлевали лето не только для общественных парков и газонов, но и для вертикального озеленения самых разнообразных строений. Даже небо тут было другим – высоким и ясным, ни пылинки, ни дрона.
Тишина – единственное, по чему Марк до сих пор скучал, но зелень и небо помогали мириться с несмолкаемым гулом. Иногда Марку казалось, что шум просачивался и в его квартиру сквозь многослойный стеклопакет, и в изолированные подвальные помещения Охранки, где находились допросные. И первое, и второе было невозможно.
Марк оттолкнулся от перил моста. Он посмотрел на небольшую батарею компактных контейнеров для сортировки мусора. Эти штуки до сих пор ставили его перед логическими дилеммами. Например, сейчас Марк держал в руке крафтовый пакет, в котором остались крошки и пудра от пышек. Так куда следовало выбросить пакет?
– Мы собирались обедать, – раздался за спиной голос Кирилла.
Друг возмущался и по поводу, и без повода уже месяца четыре как, но претензия вместо приветствия была для Марка в новинку. Видимо, Кирилл осваивал новый уровень чудачества… Только с заменой буквы «ч» на «м». Вчерашняя мысль о нескучной субботе начала материализовываться.
Марк попытался скомкать пакет в шар, но не преуспел из-за плотного картона, однако в цель попал – комок неопределённой формы сгинул в приёмном отверстии контейнера для бумаг.
– Ты меня слышишь?
Марк натянул улыбку на лицо и развернулся к Кириллу. В левой руке тот держал новый портфель стоимостью в половину месячной зарплаты Марка.
