— Я тебя умоляю! — модница хихикнула и картинно закатила глазки. — Я получше тебя знаю все местные отделения. К тому же ничем я не заражусь. У меня иммунитет от всех болезней.
— Не ври. Так не бывает.
— Бывает.
— Пфф! — фыркнула Марьяна теперь уже вслух. Такую чушь она терпеть не могла, но и спорить с полной дурой не собиралась.
— Ладно. Не веришь — как хочешь, — беспечно заявила девочка вместо того, чтобы обидеться. Она лишь устроилась поудобнее на другом конце дивана, развалилась на нем полулежа и закинула на сидение одну ногу, почти касаясь ботинком пижамы больной. Марьяна не выдержала и повернула голову, поняв, что эта балда в добавок ко всему еще достала откуда-то яблоко. Вот уж ума палата — притащиться в инфекционное отделение, чтобы закусить! Но вслух она ничего не сказала, лишь покачала головой и тяжело вздохнула. Девчонка ее бесила, но уходить отсюда раньше времени в жару, смрад и столпотворение отделения совсем не хотелось. Пришлось только крепче прижаться к подлокотнику, чтобы не касаться этой развязной штучки.
— Может, хочешь? — поинтересовалась незнакомка, ничуть не унывая и протягивая яблоко Марьяне. — Меня угостил один пациент, которому оно уже больше не пригодится.
— Вот спасибо! Я не стану брать еду у незнакомого человека, тем более от неизвестных мне пациентов. У меня же нет иммунитета от всех болезней... — съязвила Марьяна.
— Ах, да...
На этот раз девочка, похоже, смутилась и даже куда-то убрала яблоко, а Марьяне вдруг стало стыдно. Ну чего она опять вредничает, ведь эта пигалица не сделала ей ничего плохого, даже попыталась угостить. Подумаешь, слегка не в себе... Все мы немного сумасшедшие...
— У тебя кто-то из родителей здесь работает? — из вежливости поинтересовалась она.
— У меня? — искренне удивилась девочка со светлыми кудряшками. — Еще чего не хватало... Неприятное место...
— Тогда что же ты тут делаешь?
— Да так... гуляю...
— Э... по больнице? — Марьяна на этот раз подняла голову и уставилась в неестественно светящееся жизнерадостностью лицо. Ярко-голубые глаза незнакомки просто лучились от счастья, а губы улыбались лукавой, какой-то то ли хищной, то ли язвительной улыбочкой, от которой по спине пробежался табун мурашек.
— А что? — юная хищница небрежно пожала плечиком, продолжая улыбаться. — Здесь можно встретить весьма любопытные экземпляры... Поболтать...
— И многих ты сегодня повстречала? — решила поддержать этот бредовый диалог Марьяна уже из любопытства, хотя под ложечкой начало как-то неприятно ныть и посасывать. Что-то в этой девочке казалось странным, чужим, опасным. Может, она действительно сумасшедшая? Кажется, бывали такие психи, которые сначала издевались над животными, а потом, попрактиковавшись и набравшись смелости, могли с улыбкой достать ножик и... Марьяна сглотнула, проклиная себя за то, что иногда почитывала желтую прессу, пестрящую подобными статьями, а потом боялась. Папа ее за это ругал.
— Да не то чтобы... — не спеша ответила модница. — Познакомилась тут с одним клевым парнем из кардиологии... Симпатичный такой, старшеклассник... Перенес операцию на сердце, но уже шел на поправку... Правда... вот только что вдруг внезапно умер... — последовала странная пауза, зловещая, потому что все вышесказанное было произнесено каким-то небрежным, глумливым тоном и все с той же странной улыбочкой. Марьяна даже задохнулась, не зная, как реагировать и глядя на собеседницу широко распахнутыми глазами. Девочка, между тем, продолжила как ни в чем не бывало. — Потом я просто прошлась по территории, заглянула сюда, и вот наткнулась на тебя...
Модная пигалица снова недобро улыбнулась, и Марьяне даже показалось, что улыбка у нее какая-то неестественная, зубастая, как у оскалившейся собачонки, которая вдруг увидела что-то смешное.
— Мне его жаль... — пробормотала она, не зная, что еще сказать и действительно испытывая сожаление.
— Мне тоже немножко... — не слишком-то искренне отозвалась собеседница. — Так чем ты болеешь?
— Обычный грипп... — нехотя созналась Марьяна, чтобы не показаться слишком уж упертой или трусливой и не желая признавать, что находилась в шоке.
— А... фигня... — девочка, кажется, немного разочаровалась и даже небрежно отмахнулась. — Я-то думала, тут по какому-нибудь серьезному поводу карантин...
Марьяна нахмурилась. Все в ней возмущалось из-за такого небрежного тона, такой наглой насмешливой улыбки, такого высокомерного вида этого злого избалованного подростка. Даже страх куда-то отступил на мгновение.
— Нашла чем интересоваться! Тебя, похоже, забавляют чужие страдания? — вспылила она, даже не замечая, что на глазах у нее выступили слезы.
— Угадала, — ухмыльнулась эта маленькая стерва подленько, будто наслаждаясь такой эмоциональной реакцией. — Я люблю редкие, особенно неизлечимые болезни. А вот что с тобой-то не так? Ты же говоришь, что не больна ничем серьезным...
Марьяна вскочила с места, хотя девочка даже не думала подниматься. Так и сидела, развалившись на старом драном диване, как у себя дома перед телевизором, и смотрела на стоящую Марьяну снизу вверх, но все равно свысока и насмешливо.
— Если хочешь знать, у моей сестры рак крови! И она, может быть, умрет! И ты понятия не имеешь, как это ужасно — знать, что близкий человек страдает! Она даже младше меня на три года! — Марьяна даже не почувствовала, что у нее по щекам вовсю текут слезы, а руки так крепко сжаты в кулаки, что костяшки пальцев побелели.
— Ах, вот оно что... Так и думала, что что-то с тобой все-таки не так... Что ж... на онколобольных я тоже насмотрелась достаточно... Это очень, очень, очень страшная болезнь... — со смаком, будто наслаждаясь каждым произнесенным словом, протянула эта дрянь. — При особо тяжелых формах внутренности просто превращаются в кровавый кисель после химии... они кашляют кровью, ходят в туалет кровью, их рвет кровью, и с них слезает кожа, а еще у них выпадают волосы... Так что я тебе не завидую... Такая сестра — сущий кошмар!
— Это неправда! Ты... ты... Ты просто гадина! — не выдержала Марьяна, вся вскипая от шока и возмущения и одновременно захлебываясь слезами, которые сдерживала все это время, не позволяя жалости к себе и страху за сестру взять верх.
— Не стану с тобой спорить... — невозмутимо ответила ее бессердечная собеседница и наконец неторопливо поднялась с места. — Но знаешь что? Ты мне чем-то понравилась. Все-таки не такая доверчивая дура, как большинство, ну и не боишься говорить правду что ли... Поэтому я даже могу тебе помочь советом, хотя сомневаюсь, что ты к нему прислушаешься. Твою сестру можно спасти. Она полностью излечится, если ты кое-что для нее сделаешь...
— Что? — Марьяна в конец растерялась, особенно теперь, когда девочка стояла прямо напротив нее и смотрела ей в глаза своим жутким тяжелым колючим взглядом. Дыхание перехватило, сердце замерло, руки вспотели от волнения.
— Тебе всего лишь нужно найти вампира, который согласится ее обратить, — с полной серьезностью, на сей раз без тени насмешки, ответило это маленькое чудовище в обличье ребенка. Теперь она почему-то показалась Марьяне совсем взрослой и еще более опасной.
— Что?! — только и смогла выпалить она.
— Ну да... например, такого как я... Которого тянет на слабых и больных... Правда, заранее хочу предупредить... я никого обращать не собираюсь. Слишком рискованно и сложно. Да и плевать я хотела на тебя и на твою сестру...
— Что за бред! — выдохнула Марьяна, тут же задыхаясь.
— Можешь думать, что хочешь... Я и так слишком многое тебе рассказала... Ну, счастливо! — девочка сняла перчатку и кокетливо помахала пальчиками прямо перед лицом ошарашенно уставившейся на нее маленькой пациентки в пижаме, а затем развернулась и пошла по коридору, иногда подскакивая на битых плитках и бормоча себе под нос какую-то песенку. Слишком поздно до Марьяны дошло, что во всем ее облике было не так и почему ноги у нее подкашивались от ужаса: вся ладонь и пальцы девчонки были вымазаны в засохшей крови, как и край белоснежной куртки, который стал виден, когда она подняла руку... Проходя мимо урны у входа, девочка отправила в нее даже не начатое огромное красное спелое яблоко, которое с громким стуком ударилось о пустое железное дно. Марьяна бросилась к двери отделения, ворвалась в нее, врезавшись в идущую навстречу медсестру и, даже не извинившись и не обращая никакого внимания на ее возмущения, понеслась в свою палату. Нет, лучше уж болезнь, жара и вонь, чем этот пустой холодный коридор и этот монстр в обличье белокурого ангела!
Наше время...
Ночное осеннее небо обрушилось сегодня на город проливным дождем, таким ледяным и безжалостным из-за бешеных порывов ветра, что вода проникла везде, промочила до костей, не оставив на теле ни одного клочка сухой одежды. Кроссовки тоже набрали воды и противно хлюпали по лужам, уже ни капельки не согревая ноги. Сначала Марьяна шла под старым маминым зонтом, но после того, как особенно жестокий шквал изломал его спицы в труху, оставалось только перейти на бег и нестись по пустым малоосвещенным лабиринтам дворов, обтекая холодными потоками. Некоторые участки привычной дороги к дому были настолько темными, что в любое другое время она замедляла ход, чтобы собраться с духом и нырнуть в эту темноту. Сейчас же она неслась, не останавливаясь, благо каждую кочку, каждую яму, каждый бордюр она давно выучила наизусть и едва ли могла споткнуться. Ну а лужи ее сейчас не пугали. Весь тротуар превратился в вышедшую из берегов реку, которая давно уже пробралась в ее обувь.
В этот не слишком-то уютный и благоустроенный окраинный район семья Марьяны переехала шесть лет назад, вскоре после того, как у Насти впервые обнаружили рак крови. Старую их большую квартиру на Васильевском острове пришлось продать, так же как и дачу, чтобы были деньги на дорогостоящие импортные препараты. От отечественных, как утверждали врачи, можно было запросто отправиться на тот свет гораздо быстрее, чем от болезни. Теперь семья из четырех человек ютилась в крошечной двухкомнатной квартирке на первом этаже. Одну спальню занимали девочки, другую — родители. В те периоды, когда Настя чувствовала себя особенно плохо, Марьяна с мамой менялись местами. Тогда мама ночевала в ее постели и дежурила у кровати больной, а она спала на раскладном кресле в одной комнате с отцом. Но в тесноте, да не в обиде, как говорится.
Сейчас Марьяна мечтала только об одном: сбросить с себя мокрую и отяжелевшую одежду, отпариться в горячей ванне, а потом поужинать и напиться чаю в теплом семейном кругу. Папа работал в ночную смену электромонтером в метрополитене, но его рабочий день начинался в одиннадцать вечера, а сейчас было только восемь. Это значило, что все будут в сборе, встретят ее приветствиями и расспросами, составят ей компанию за столом и будут весело делиться последними новостями под звуки маленького телевизора.
Марьяна отперла дверь своим ключом и скользнула в прихожую. Папа и мама сидели на кухне, о чем-то тихо переговариваясь, даже не услышали, как она вошла. Встречать ее выбежал только белый персидский кот Фунтик, уже старенький, почти глухой и подслеповатый на один глаз, но зато разделивший с семьей все тяготы переездов и прочих невзгод. Он хотел было притереться к ногам хозяйки, но девушка предусмотрительно отступила на шаг назад и наклонилась, чтобы погладить пушистика и слегка отстранить его в сторону.
— Куда ж ты суешься, дурачок? Не видишь, я вся мокрая?
Отец, наконец, услышал ее голос и вышел навстречу, а Марьяна включила свет и взглянула на себя в зеркало. Видок был ужасный...
— Ну и погодка там... К тому же зонтик сломался... Не знаю, как ты пойдешь... Обязательно надевай дождевик и резиновые сапоги, — болтала она, раздеваясь, не сразу обратив внимание на то, что папа не отвечает. — Что? Что-то случилось? — наконец подняла голову она, стянув с себя кроссовки вместе с промокшими насквозь носками.
Отец вздохнул.
— Последний анализ пришел не очень хороший...
— Но... как же так? Ведь говорили, что ей становится лучше...
— Не знаю... Кто их разберет, этих врачей... Вроде, еще какой-то препарат нужен... Она плохо переносит поддерживающий курс химии...
— И сколько на этот раз?
Отец снова вздохнул и махнул рукой.
— Лучше не спрашивай...
Марьяна кивнула, долго рылась в рюкзаке, наконец извлекла откуда-то со дна несколько крупных купюр и протянула отцу. Он некоторое время как-то отстраненно смотрел на деньги, потом нехотя взял.
— Сегодня повезло... — пояснила она. — Дали премию за успешные продажи... — Как и всегда, она покраснела, потому что врала. Никаких премий ей никогда не давали, а зарплата продавца-мерчендайзера была довольно жалкой. Девушка облизала губы и поспешила отвернуться. — Я только переоденусь, поздороваюсь с Настей, приму душ и приду к вам... — виновато добавила она, чтобы не продолжать этот диалог.
Она понятия не имела, догадывался ли о чем-то отец и задавал ли себе какие-нибудь неприятные вопросы насчет этих денег. Марьяна все-таки склонялась к тому, что нет. Он гордился ей, начал потихоньку на нее полагаться, мучился от того, что ей приходится сейчас работать, а не получать высшее образование... Поэтому тему предпочитали не поднимать. За все эти годы болезнь Насти редко когда давала им расслабиться. Ремиссии сменялись новыми обострениями, длительные курсы химиотерапии прерывались недолгими передышками, они начинали было обретать надежду, но болезнь неизменно возвращалась вновь. Оставалось только восхищаться терпением девочки, лучшие свои годы проводящей на больничной койке или в постели дома. Казалось, она ничуть не унывала. Стоило только отступить страшным приступам, она вновь становилась веселой оптимисткой, уверенной в завтрашнем дне, порхала по дому, училась дистанционно, готовила, гуляла, занималась обычными девичьими делами. Что бы они только делали, если бы не ее боевой дух и неиссякаемая надежда...
— Ну и что они там уже успели тебе наплести? — встретила она Марьяну вопросом с беспечной улыбкой вместо приветствия, когда та зашла в их общую комнату. — «Кошмар-кошмар! Она снова умирает!» Мне кажется, на эту тему уже можно писать комедию... Младшая сестра полулежала на постели, упрямо скрестив на груди руки, но как всегда худенькая и бледная, с головой, обмотанной платком, чтобы скрыть отсутствие волос. Однако, на ее белом, как мел, лице сияли двумя огромными зелеными изумрудами веселые необыкновенно живые и любопытные глаза и чуть теплилась лукавая улыбочка.
— Они только успели пожаловаться, что ты много болтаешь чепухи, плохо ешь и слишком много смеешься.
— Я, знаешь ли, слежу за фигурой. А смех — продлевает жизнь! — На этот раз она действительно рассмеялась.
Марьяна поспешно разделась до нижнего белья, пока что побросав все мокрые вещи на пол, присела на край кровати сестры, склонилась и прижалась губами к ее лбу. Настя поймала ее руки и притянула к груди, выдержала всего несколько секунд этих нежностей и тут же оттолкнула.
— Ты же ледяная вся! Промокла до нитки! Простудишься! А ну марш в ванну!
— Никуда не пойду, пока не расскажешь, что сказал врач по анализам. Хочу услышать это сначала от тебя, — строго произнесла Марьяна.
— Не ври. Так не бывает.
— Бывает.
— Пфф! — фыркнула Марьяна теперь уже вслух. Такую чушь она терпеть не могла, но и спорить с полной дурой не собиралась.
— Ладно. Не веришь — как хочешь, — беспечно заявила девочка вместо того, чтобы обидеться. Она лишь устроилась поудобнее на другом конце дивана, развалилась на нем полулежа и закинула на сидение одну ногу, почти касаясь ботинком пижамы больной. Марьяна не выдержала и повернула голову, поняв, что эта балда в добавок ко всему еще достала откуда-то яблоко. Вот уж ума палата — притащиться в инфекционное отделение, чтобы закусить! Но вслух она ничего не сказала, лишь покачала головой и тяжело вздохнула. Девчонка ее бесила, но уходить отсюда раньше времени в жару, смрад и столпотворение отделения совсем не хотелось. Пришлось только крепче прижаться к подлокотнику, чтобы не касаться этой развязной штучки.
— Может, хочешь? — поинтересовалась незнакомка, ничуть не унывая и протягивая яблоко Марьяне. — Меня угостил один пациент, которому оно уже больше не пригодится.
— Вот спасибо! Я не стану брать еду у незнакомого человека, тем более от неизвестных мне пациентов. У меня же нет иммунитета от всех болезней... — съязвила Марьяна.
— Ах, да...
На этот раз девочка, похоже, смутилась и даже куда-то убрала яблоко, а Марьяне вдруг стало стыдно. Ну чего она опять вредничает, ведь эта пигалица не сделала ей ничего плохого, даже попыталась угостить. Подумаешь, слегка не в себе... Все мы немного сумасшедшие...
— У тебя кто-то из родителей здесь работает? — из вежливости поинтересовалась она.
— У меня? — искренне удивилась девочка со светлыми кудряшками. — Еще чего не хватало... Неприятное место...
— Тогда что же ты тут делаешь?
— Да так... гуляю...
— Э... по больнице? — Марьяна на этот раз подняла голову и уставилась в неестественно светящееся жизнерадостностью лицо. Ярко-голубые глаза незнакомки просто лучились от счастья, а губы улыбались лукавой, какой-то то ли хищной, то ли язвительной улыбочкой, от которой по спине пробежался табун мурашек.
— А что? — юная хищница небрежно пожала плечиком, продолжая улыбаться. — Здесь можно встретить весьма любопытные экземпляры... Поболтать...
— И многих ты сегодня повстречала? — решила поддержать этот бредовый диалог Марьяна уже из любопытства, хотя под ложечкой начало как-то неприятно ныть и посасывать. Что-то в этой девочке казалось странным, чужим, опасным. Может, она действительно сумасшедшая? Кажется, бывали такие психи, которые сначала издевались над животными, а потом, попрактиковавшись и набравшись смелости, могли с улыбкой достать ножик и... Марьяна сглотнула, проклиная себя за то, что иногда почитывала желтую прессу, пестрящую подобными статьями, а потом боялась. Папа ее за это ругал.
— Да не то чтобы... — не спеша ответила модница. — Познакомилась тут с одним клевым парнем из кардиологии... Симпатичный такой, старшеклассник... Перенес операцию на сердце, но уже шел на поправку... Правда... вот только что вдруг внезапно умер... — последовала странная пауза, зловещая, потому что все вышесказанное было произнесено каким-то небрежным, глумливым тоном и все с той же странной улыбочкой. Марьяна даже задохнулась, не зная, как реагировать и глядя на собеседницу широко распахнутыми глазами. Девочка, между тем, продолжила как ни в чем не бывало. — Потом я просто прошлась по территории, заглянула сюда, и вот наткнулась на тебя...
Модная пигалица снова недобро улыбнулась, и Марьяне даже показалось, что улыбка у нее какая-то неестественная, зубастая, как у оскалившейся собачонки, которая вдруг увидела что-то смешное.
— Мне его жаль... — пробормотала она, не зная, что еще сказать и действительно испытывая сожаление.
— Мне тоже немножко... — не слишком-то искренне отозвалась собеседница. — Так чем ты болеешь?
— Обычный грипп... — нехотя созналась Марьяна, чтобы не показаться слишком уж упертой или трусливой и не желая признавать, что находилась в шоке.
— А... фигня... — девочка, кажется, немного разочаровалась и даже небрежно отмахнулась. — Я-то думала, тут по какому-нибудь серьезному поводу карантин...
Марьяна нахмурилась. Все в ней возмущалось из-за такого небрежного тона, такой наглой насмешливой улыбки, такого высокомерного вида этого злого избалованного подростка. Даже страх куда-то отступил на мгновение.
— Нашла чем интересоваться! Тебя, похоже, забавляют чужие страдания? — вспылила она, даже не замечая, что на глазах у нее выступили слезы.
— Угадала, — ухмыльнулась эта маленькая стерва подленько, будто наслаждаясь такой эмоциональной реакцией. — Я люблю редкие, особенно неизлечимые болезни. А вот что с тобой-то не так? Ты же говоришь, что не больна ничем серьезным...
Марьяна вскочила с места, хотя девочка даже не думала подниматься. Так и сидела, развалившись на старом драном диване, как у себя дома перед телевизором, и смотрела на стоящую Марьяну снизу вверх, но все равно свысока и насмешливо.
— Если хочешь знать, у моей сестры рак крови! И она, может быть, умрет! И ты понятия не имеешь, как это ужасно — знать, что близкий человек страдает! Она даже младше меня на три года! — Марьяна даже не почувствовала, что у нее по щекам вовсю текут слезы, а руки так крепко сжаты в кулаки, что костяшки пальцев побелели.
— Ах, вот оно что... Так и думала, что что-то с тобой все-таки не так... Что ж... на онколобольных я тоже насмотрелась достаточно... Это очень, очень, очень страшная болезнь... — со смаком, будто наслаждаясь каждым произнесенным словом, протянула эта дрянь. — При особо тяжелых формах внутренности просто превращаются в кровавый кисель после химии... они кашляют кровью, ходят в туалет кровью, их рвет кровью, и с них слезает кожа, а еще у них выпадают волосы... Так что я тебе не завидую... Такая сестра — сущий кошмар!
— Это неправда! Ты... ты... Ты просто гадина! — не выдержала Марьяна, вся вскипая от шока и возмущения и одновременно захлебываясь слезами, которые сдерживала все это время, не позволяя жалости к себе и страху за сестру взять верх.
— Не стану с тобой спорить... — невозмутимо ответила ее бессердечная собеседница и наконец неторопливо поднялась с места. — Но знаешь что? Ты мне чем-то понравилась. Все-таки не такая доверчивая дура, как большинство, ну и не боишься говорить правду что ли... Поэтому я даже могу тебе помочь советом, хотя сомневаюсь, что ты к нему прислушаешься. Твою сестру можно спасти. Она полностью излечится, если ты кое-что для нее сделаешь...
— Что? — Марьяна в конец растерялась, особенно теперь, когда девочка стояла прямо напротив нее и смотрела ей в глаза своим жутким тяжелым колючим взглядом. Дыхание перехватило, сердце замерло, руки вспотели от волнения.
— Тебе всего лишь нужно найти вампира, который согласится ее обратить, — с полной серьезностью, на сей раз без тени насмешки, ответило это маленькое чудовище в обличье ребенка. Теперь она почему-то показалась Марьяне совсем взрослой и еще более опасной.
— Что?! — только и смогла выпалить она.
— Ну да... например, такого как я... Которого тянет на слабых и больных... Правда, заранее хочу предупредить... я никого обращать не собираюсь. Слишком рискованно и сложно. Да и плевать я хотела на тебя и на твою сестру...
— Что за бред! — выдохнула Марьяна, тут же задыхаясь.
— Можешь думать, что хочешь... Я и так слишком многое тебе рассказала... Ну, счастливо! — девочка сняла перчатку и кокетливо помахала пальчиками прямо перед лицом ошарашенно уставившейся на нее маленькой пациентки в пижаме, а затем развернулась и пошла по коридору, иногда подскакивая на битых плитках и бормоча себе под нос какую-то песенку. Слишком поздно до Марьяны дошло, что во всем ее облике было не так и почему ноги у нее подкашивались от ужаса: вся ладонь и пальцы девчонки были вымазаны в засохшей крови, как и край белоснежной куртки, который стал виден, когда она подняла руку... Проходя мимо урны у входа, девочка отправила в нее даже не начатое огромное красное спелое яблоко, которое с громким стуком ударилось о пустое железное дно. Марьяна бросилась к двери отделения, ворвалась в нее, врезавшись в идущую навстречу медсестру и, даже не извинившись и не обращая никакого внимания на ее возмущения, понеслась в свою палату. Нет, лучше уж болезнь, жара и вонь, чем этот пустой холодный коридор и этот монстр в обличье белокурого ангела!
ГЛАВА 1.2.
Наше время...
Ночное осеннее небо обрушилось сегодня на город проливным дождем, таким ледяным и безжалостным из-за бешеных порывов ветра, что вода проникла везде, промочила до костей, не оставив на теле ни одного клочка сухой одежды. Кроссовки тоже набрали воды и противно хлюпали по лужам, уже ни капельки не согревая ноги. Сначала Марьяна шла под старым маминым зонтом, но после того, как особенно жестокий шквал изломал его спицы в труху, оставалось только перейти на бег и нестись по пустым малоосвещенным лабиринтам дворов, обтекая холодными потоками. Некоторые участки привычной дороги к дому были настолько темными, что в любое другое время она замедляла ход, чтобы собраться с духом и нырнуть в эту темноту. Сейчас же она неслась, не останавливаясь, благо каждую кочку, каждую яму, каждый бордюр она давно выучила наизусть и едва ли могла споткнуться. Ну а лужи ее сейчас не пугали. Весь тротуар превратился в вышедшую из берегов реку, которая давно уже пробралась в ее обувь.
В этот не слишком-то уютный и благоустроенный окраинный район семья Марьяны переехала шесть лет назад, вскоре после того, как у Насти впервые обнаружили рак крови. Старую их большую квартиру на Васильевском острове пришлось продать, так же как и дачу, чтобы были деньги на дорогостоящие импортные препараты. От отечественных, как утверждали врачи, можно было запросто отправиться на тот свет гораздо быстрее, чем от болезни. Теперь семья из четырех человек ютилась в крошечной двухкомнатной квартирке на первом этаже. Одну спальню занимали девочки, другую — родители. В те периоды, когда Настя чувствовала себя особенно плохо, Марьяна с мамой менялись местами. Тогда мама ночевала в ее постели и дежурила у кровати больной, а она спала на раскладном кресле в одной комнате с отцом. Но в тесноте, да не в обиде, как говорится.
Сейчас Марьяна мечтала только об одном: сбросить с себя мокрую и отяжелевшую одежду, отпариться в горячей ванне, а потом поужинать и напиться чаю в теплом семейном кругу. Папа работал в ночную смену электромонтером в метрополитене, но его рабочий день начинался в одиннадцать вечера, а сейчас было только восемь. Это значило, что все будут в сборе, встретят ее приветствиями и расспросами, составят ей компанию за столом и будут весело делиться последними новостями под звуки маленького телевизора.
Марьяна отперла дверь своим ключом и скользнула в прихожую. Папа и мама сидели на кухне, о чем-то тихо переговариваясь, даже не услышали, как она вошла. Встречать ее выбежал только белый персидский кот Фунтик, уже старенький, почти глухой и подслеповатый на один глаз, но зато разделивший с семьей все тяготы переездов и прочих невзгод. Он хотел было притереться к ногам хозяйки, но девушка предусмотрительно отступила на шаг назад и наклонилась, чтобы погладить пушистика и слегка отстранить его в сторону.
— Куда ж ты суешься, дурачок? Не видишь, я вся мокрая?
Отец, наконец, услышал ее голос и вышел навстречу, а Марьяна включила свет и взглянула на себя в зеркало. Видок был ужасный...
— Ну и погодка там... К тому же зонтик сломался... Не знаю, как ты пойдешь... Обязательно надевай дождевик и резиновые сапоги, — болтала она, раздеваясь, не сразу обратив внимание на то, что папа не отвечает. — Что? Что-то случилось? — наконец подняла голову она, стянув с себя кроссовки вместе с промокшими насквозь носками.
Отец вздохнул.
— Последний анализ пришел не очень хороший...
— Но... как же так? Ведь говорили, что ей становится лучше...
— Не знаю... Кто их разберет, этих врачей... Вроде, еще какой-то препарат нужен... Она плохо переносит поддерживающий курс химии...
— И сколько на этот раз?
Отец снова вздохнул и махнул рукой.
— Лучше не спрашивай...
Марьяна кивнула, долго рылась в рюкзаке, наконец извлекла откуда-то со дна несколько крупных купюр и протянула отцу. Он некоторое время как-то отстраненно смотрел на деньги, потом нехотя взял.
— Сегодня повезло... — пояснила она. — Дали премию за успешные продажи... — Как и всегда, она покраснела, потому что врала. Никаких премий ей никогда не давали, а зарплата продавца-мерчендайзера была довольно жалкой. Девушка облизала губы и поспешила отвернуться. — Я только переоденусь, поздороваюсь с Настей, приму душ и приду к вам... — виновато добавила она, чтобы не продолжать этот диалог.
Она понятия не имела, догадывался ли о чем-то отец и задавал ли себе какие-нибудь неприятные вопросы насчет этих денег. Марьяна все-таки склонялась к тому, что нет. Он гордился ей, начал потихоньку на нее полагаться, мучился от того, что ей приходится сейчас работать, а не получать высшее образование... Поэтому тему предпочитали не поднимать. За все эти годы болезнь Насти редко когда давала им расслабиться. Ремиссии сменялись новыми обострениями, длительные курсы химиотерапии прерывались недолгими передышками, они начинали было обретать надежду, но болезнь неизменно возвращалась вновь. Оставалось только восхищаться терпением девочки, лучшие свои годы проводящей на больничной койке или в постели дома. Казалось, она ничуть не унывала. Стоило только отступить страшным приступам, она вновь становилась веселой оптимисткой, уверенной в завтрашнем дне, порхала по дому, училась дистанционно, готовила, гуляла, занималась обычными девичьими делами. Что бы они только делали, если бы не ее боевой дух и неиссякаемая надежда...
— Ну и что они там уже успели тебе наплести? — встретила она Марьяну вопросом с беспечной улыбкой вместо приветствия, когда та зашла в их общую комнату. — «Кошмар-кошмар! Она снова умирает!» Мне кажется, на эту тему уже можно писать комедию... Младшая сестра полулежала на постели, упрямо скрестив на груди руки, но как всегда худенькая и бледная, с головой, обмотанной платком, чтобы скрыть отсутствие волос. Однако, на ее белом, как мел, лице сияли двумя огромными зелеными изумрудами веселые необыкновенно живые и любопытные глаза и чуть теплилась лукавая улыбочка.
— Они только успели пожаловаться, что ты много болтаешь чепухи, плохо ешь и слишком много смеешься.
— Я, знаешь ли, слежу за фигурой. А смех — продлевает жизнь! — На этот раз она действительно рассмеялась.
Марьяна поспешно разделась до нижнего белья, пока что побросав все мокрые вещи на пол, присела на край кровати сестры, склонилась и прижалась губами к ее лбу. Настя поймала ее руки и притянула к груди, выдержала всего несколько секунд этих нежностей и тут же оттолкнула.
— Ты же ледяная вся! Промокла до нитки! Простудишься! А ну марш в ванну!
— Никуда не пойду, пока не расскажешь, что сказал врач по анализам. Хочу услышать это сначала от тебя, — строго произнесла Марьяна.
