Эх, своими руками сгубил девку. Думал – мужа ей хорошего нашел. А человек-то оказался подлый, пропащий.
И чего Мируна сразу ему все не рассказала? Неужто стал бы он принуждать ее к замужеству? Ну, хоть жива. Пусть и не человек – жива дочка.
*** ***
Мируна приходила еще не раз к родителям.
Они ей всякий раз радовались. Правда, радость была со слезами на глазах – видеться приходилось в ночи, подальше от людских глаз. И не расскажешь никому про такое. Бывало, и братишки с сестренками приходили поглядеть на нее.
В дом ее не впускали: мало ли – все же дух бесплотный теперь! Не то фея, не то привидение. А ну, как вовсе упырица?!
Виделись или в бане нетопленой, или в амбаре. Поначалу-то Мируна приходила часто. А потом все реже и реже. Отец с матерью вроде как смирились, и со временем перестали ее считать за живую. Младшие дети подросли, требовалось о них думать. Сыновей – женить, дочек – замуж выдавать. И внуки пошли.
Да и Мируне странно было видеть постаревших родителей. Братишек и сестренок повзрослевших. Сама-то она какой была, такой и осталась.
Юной, красивой, задорной. Жизнь в зачарованном краю оказалась легкой и веселой. А обо всем не расскажешь. Не расскажешь об играх на чудесных полянах, о песнях и хороводах при свете звезд.
В сравнении с зачарованным краем земля казалась неприветливой, а жизнь здесь – тяжелой и беспросветной.
Полной бед и горя. Вот кто-то заболел. Грудной малыш, сынишка одной из сестренок. И Мируна глядела, как сестричка, которую помнила пухлой девчушкой, осунулась, разом постарела. Малыша выходить не смогли… Через время – отец заболел, потом – мать. Одному из братьев в лесу руку расплющило, когда лес валили. Выздороветь – выздоровел, а вместо руки культя осталась.
Жутко Мируне было глядеть, как стареют мать и отец. Как тускнеют и мрачнеют взгляды повзрослевших сестер и братьев.
Она так и не попрощалась с родителями. Мысль о смерти ее пугала. Поэтому она попросту перестала выходить на землю, постаралась забыть, что жила когда-то среди людей. Родные тоже ее забыли – не до сестрицы, удравшей в мир потусторонний. У них – свои заботы, тревоги. Они-то еще живы! А Мируна – все равно, что умерла. Что приходит – так это все равно, что приходит морок или привидение. Уж лучше бы и не являлась – жутко больно видеть ее, не живую. Молодую, как в далеком прошлом.
Прода от 04.07.2022, 15:57
Что уж Мируне вздумалось вернуться как-то, заглянуть в родную деревню? Кто знает. От земли и дел земных она давно отвыкла.
Явилась, глядь – а в доме чужие люди живут, незнакомые. Да и дом едва признать можно – наличники резные сменились, узоры на них совсем другие сделались. Крыльцо и крыша переделаны. В мире потустороннем ведь время летит – не замечаешь. Мируна и вспомнить не могла – сколько лет прошло. А может, десятилетий или даже веков?
Жильцы, увидав ее, подняли крик и панику, помчались за соседями. Оглушительный визг детей ошарашил потустороннюю гостью.
Страх людской ей на вкус липким показался.
Вовсе не таким одуряющим, как когда-то давно, когда с утащившим ее духом жениха незадачливого по улице гоняли. Противным.
Может, и хотела бы она узнать – кто теперь в доме родительском живет. Да не выдержала визга и беготни, страха человечьего. А уж когда завидела сельчан с кольями и палками – так вовсе ей подурнело.
С воем помчалась прочь, слыша за спиною вопли, проклятия и заговоры. Один из таких заговоров больно ударил в спину, швырнул наземь.
Позади заулюлюкало, а потом промчались прямо по распластавшейся по земле беглянке тяжелые башмаки и сапоги. Оглушило ее, не сразу и поняла – не заметили ее сельчане. Пробежали над нею, размахивая палками и рогатинами, а ей ничем их топот не повредил. Она ведь сама давно бесплотная!
Дождалась, когда погоня скроется. Кое-как приподнялась, отползла с хоженой дороги в траву у обочины.
В ушах свистело, в голове тяжесть разлилась. Вытянулась на траве придорожной, глядя в небо. Купол синий высоко-высоко над землей раскинулся. А травинки прямо сквозь ее бесплотное тело прорастают. И бабочки порхают – свободные и беззаботные. Совсем, как духи бесплотные. Только бабочки – порождения жизни, земли. А она, Мируна, давно уж – порождение потустороннее, неживое. Пусть и не заделалась упырицей, не пьет кровь людскую – а все одно: нечисть! И сил у этой нечисти сейчас – не больше, чем у котенка новорожденного. Хорошо ее заговором приложило.
Полежала она, а потом поползла подальше от дороги – скоро сельчане с вилами и оглоблями вернутся! Вроде и не повредили они ей – а галдят так, что в голове звон.
Да и заклятие обережное куда как больно ударило! Вон, до сих пор подняться толком не получается. О том, чтоб взлететь, и речи нет.
Ползла Мируна – сама не помнила, сколько. Пока не наткнулась на косарей. Свистнула вдруг коса железная совсем рядом, прошила насквозь. Была бы живая – отхватило бы ей и руку, и половину головы. Она не удержалась, вскрикнула от испуга. Подняла голову и увидела косаря, застывшего с раскрытым ртом и вытаращенными глазами.
Он тихонько завыл, поднял руку в охранительном знаке. Ох, сейчас-то ее окончательно пришибет!
- Замри! – рявкнула Мируна шепотом, собрав остатки сил.
И махнула рукой, насылая слабость и онемение на мышцы. Косарь руку уронил, рот у него покривился. Она знала – он сейчас ни крикнуть не может, ни руку поднять. С трудом удерживается стоя, чтоб косу не уронить.
И снова запах страха – липкий, тягучий, дурящий голову.
- Не бойся, - шепнула она. – Я не по твою душу. Не трону. Живи, косарь.
«Ты не тронь меня – и сам останешься невредим», - хотела сказать сначала.
Нельзя. Ты не тронь меня – это означает, что сил у нее совсем нет. Защититься она не может. А слабость свою показывать нельзя – это она нутром почуяла.
Эх, кругом ее окружили! И с одной стороны косят, и с другой. А на каждого слабость не нашлешь. Да и этот скоро оклемается. Ей бы до темноты продержаться!
Разом вспомнились сказки жуткие, что девчонкой слышала: про людей, что заплутали где или остались на ночь в каком-нибудь заброшенном доме или амбаре разрушенном. Как кружила нечистая сила, и как бедняги ждали рассвета и петухов, считая мгновения. А ей так придется считать мгновения до темноты.
Поползла она медленно, с оглядкой. С лугов ей сейчас не выбраться – ослабла. Добралась Мируна до стога какого-то да завалилась в него.
Здесь найти не должны! Кругом – выкошено, стог – свежий. Косари дотемна будут траву выкашивать. Не станут они ведь из-за нее работу бросать да стога ворошить? А может, косарь решит, что ему привиделось? Эх, хорошо бы так! Нет – услышала Мируна с замиранием сердца, как зовет тот на помощь. Вот и шаги торопливые – сбежались товарищи на крик.
Послышались громкие голоса, кто-то заспорил. Ясно – не хотят работу бросать. И то – сейчас пробегай, призрака ловя, а к ночи трава недокошенная останется!
Может, выбраться из стога, пока они спорят, да уползти подальше? Они возле товарища столпились, ее не увидят.
Нет, сейчас-то не увидят. А после – разбредутся и кто-нибудь, да наткнется на нее. А она ослабла, может только ползти медленно среди скошенной травы. Да помилуют боги подземные да владыки потусторонние – кто из духов решается идти к людям и пакостить им, зная, какова может быть расплата? Зная, что заговоры и обереги способны лишить духа бесплотного сил?
Мируна прислушалась. Косари поспорили-поспорили, да разошлись по своим делянам. Знать, решили работу продолжить. Духа искать не стали.
Да и то: где такое видано – рыскать по травяным лугам, разыскивая мелькнувший и растаявший морок? Это страх в ней заговорил. Верно она сделала, что не стала никуда выбираться. Пересидит в стогу до темноты – а там, глядишь, и сил прибавится. Говорят ведь, что ночь духам потусторонним силы дает? Может, и ей ночь поможет. Ночью хотя бы людей вокруг не будет – по домам разойдутся. Нет таких безумцев – по ночам траву косить!
До темноты просидела Мируна в стогу. Несколько раз слышала, как проходили мимо нее совсем рядом.
Как высыпали на небе звезды, да затихло все кругом – выбралась и побрела медленно в сторону зачарованного леса. Взлететь по-прежнему не могла.
Лес вырос перед нею стеной – темной и щетинистой. Помимо воли пробрало холодом. Разом вспомнилось, как шла сюда впервые – еще в бытность свою земной девицей. А ныне она кто? Давно уж как дух бесплотный. В доме люди чужие – внуки или правнуки ее братишек и сестренок. Знать, никого из родных давно в живых уж нет. И ее бы не было – если б человеком осталась.
Мысль на мгновение обрадовала. И тут же сделалось горько – с родителями так и не попрощалась! Прекратила приходить, когда поняла, что одно из посещений может стать последним.
Отчего же все-таки так черен лес? Она привыкла, что он всегда приветлив и радостен. И распахивает ей навстречу своды – темные для людей, наполненные теплым светом для духов, чуждых земной юдоли.
С трудом нашла тропинку, с содроганием нырнула под лесной полог. Шагала в темноте, вздрагивая от шорохов. Почему она не замечала прежде уханья филина?
Замечала, замечала! Тогда, неизмеримо много лет назад, когда впервые зашла в лес. И ветви тогда так же пугающе нависали над самой головой, точно скрюченные пальцы ведьм. Вот и теперь Мируна пробиралась, боясь зацепиться растрепанными волосами. Не понимала – как так вышло, что у нее волосы сделались растрепанные, будто ведьмины космы?
А когда она расчесывалась-то в последний раз?!
Тогда и расчесывалась. Неизмеримо много лет назад, перед тем, как из дома выйти. Утром причесалась – а вечером подслушала не предназначенный для ее ушей разговор. И утащил ее после того лесной дух. И до сих пор ни единого разу не вспоминала о своих длинных косах.
Мируна споткнулась за выступающий корень и свалилась. О, боги земные и подземные – откуда такая тяжесть на плечах?!
Как, оказывается, она привыкла к легкости духа бесплотного! Как привыкла носиться, не ведая преград и усталости. А тут – словно вновь человеком сделалась. Вот уж славное превращение! Сейчас ее такое, пожалуй, не обрадует. Ради чего ей человеком обращаться – даже если это и возможно? Родные ее давно все умерли, близких и друзей на земле не осталось. Она никому не нужна – и ей никто не нужен.
Нет, не может быть! Ведь говорил ей дух лесной: не обращаются людьми снова!
С трудом добрела она до полянки с солнечными зайчиками посередине. Если под своды леса вступала со страхом – то к полянке притащилась еле-еле, ощущая себя древней старухой. Тело болело, ноги едва передвигались.
Вышла Мируна кое-как на самую середину поляны – и свалилась без сил. Лежит и глядит вверх, как пляшут и кувыркаются над нею солнечные зайчики.
И свет искрится и переливается. И травинки снова прорастают прямо сквозь тело. А земля холодная-холодная и твердая. Неласковая. И пошевелиться – сил нет. Все закончились, ни капли не осталось. Только и могла Мируна, что глядеть вверх, не мигая, как искрится свет в вышине.
Сколько так времени пролежала? Неведомо.
В себя пришла от гомона, голосов. Глаза открыла – а тело ее уж корни оплели. И дух лесной – давний друг – рядом с ней на коленях стоит, корни срывает торопливо. Кругом – духи и феи летают, кружатся. Многие ей знакомы – с ними она много лет водила дружбу, плясала вместе под лунным светом.
Чего это они все сгрудились? Попыталась приподняться.
- Ты лежи, лежи пока, - пробормотал дух. – Пока рано. Полежи, потерпи немного. Как хорошо, что нашел тебя! – он содрал и отшвырнул в сторону последний корень.
Мируна все-таки перекатилась осторожно набок. Опершись на локоть, приподнялась. В голове шумело, в горле холодило. В груди разливалась тяжесть. Вокруг губ покалывало – такое ощущение в ранней юности было, когда наплясалась до одури с подружками и в обморок свалилась. Тонкая да звонкая – соседка одна тогда сказала. Мол, силы в ней маловато, заморышка.
- Поднялась?- дух вздохнул. – Рассказывай теперь. Откуда заговор человечий на тебе остался? К людям ходила?
Мируна, помедлив кивнула.
- В избе нашей, - она запнулась, закашлялась – голос хрипел непривычно. – В доме родительском люди чужие живут, - прозвучало жалобно – точно она жаловаться собиралась. – Должно, родители умерли, и братья с сестрами тоже отжили… может, это кто из их внуков или правнуков.
- Тебя заметили?! – прервал он. – Люди заметили?
Она снова кивнула. Сжалась, обхватила себя руками – сделалось тоскливо и неуютно.
- Они погнались за мной, - проговорила жалобно. – Заговор в меня попал. Я и не знала, как на нас заговоры действуют…
- На нас, - дух усмехнулся невесело. – А помнишь – ты до сих пор всегда говорила – вы? Себя к миру духов не относила. Немного же понадобилось, чтобы понять – ты одна из нас. Знал бы – прежде тебя сводил бы к людям, так, чтоб они показали тебе – в чем разница меж нами и ими, - он покачал головой. Не к твоим родным, а к людям – в какое-нибудь село или город. Чтобы поглядела на тех, для кого ты – дух бесплотный.
- Я с дороги откатилась. Потом на косарей наткнулась. Одного застыть заставила и в стог спряталась. Как ночь настала – обратно пошла. Лес странно встретил, - прибавила, вспомнив, как пробиралась по тропке. – Будто я – человек.
- Это – заговор, - проговорил он, тоже поежился. – Зря ты пошла. Здесь, у нас, время не так течет, как в мире человеческом. Мы не замечаем ни десятилетий, ни веков.
Мируна расплакалась.
- Я перестала ходить к своим, когда мама с отцом совсем одряхлели. Не могла глядеть, - созналась она. – Так и не попрощалась с ними, - зарыдала еще горше.
Сердце разрывалось от вины и горя. Родители давно умерли! А она теперь только вспомнила про них. И братишек с сестренками нет давно на свете. Ни старших, ни меньших. Раскаяние запоздалое.
- Ох, наделала ты беды, - пробормотал дух. – И убиваешься не о том, - прибавил хмуро. – Люди живут недолго. Тоже мне, невидаль! А вот что теперь с тобою делать, - он вздохнул тяжко. – Заговор человечий – ох, скверно это!
Мируна подняла на него взгляд. Он хмурился, о чем-то раздумывал. Ей сделалось жутко – чего это он? Ох, чего-то она не понимает. И слабость отступать не желала.
- Я себя по-прежнему чувствую человеком, - проговорила она. – Дряхлым и больным человеком. Это надолго?
- Тебе нельзя оставаться в лесу, - отозвался дух. – И нельзя в наш мир.
- Почему нельзя?! – заморгала Мируна.
- Заклятья человеческие обережные ставят на духа неизгладимую печать. С этой печатью нельзя туда, где живут духи. Мир потусторонний не примет. А снять печать можно только одним способом.
- Каким?!
Он снова вздохнул. Поглядел на нее долгим взглядом, как глядят на малолетних несмышленышей, не понимающих, что стряслось или вот-вот стрясется что-то страшное.
- Этот способ, - медленно заговорил он, - рано или поздно приведет тебя к гибели. За то, что с тебя снимут печать, ты должна будешь однажды исчезнуть. Ты помолчи, я вижу, что у тебя совсем нет сил, - помолчал немного. – Потусторонний мир не может существовать просто так. Да, люди делают приношения – но этого мало. Чтобы потусторонний мир существовал, нужно, чтобы каждый год кто-то из духов уходил в небытие. Он рассыпается мелкой пылью, и его поглощает владыка потустороннего мира.
