Зато я чувствовала эту боль, будто свою. Я отлучалась из подземелья всего несколько раз и скоро возвращалась, не могла оставить его в одиночестве. Разговаривала с ним, ругалась, уговаривала, но ничего не помогало. Волк то бросался на стены, то рычал.
На вторые сутки я начала просить и умолять его, пытаясь достучаться до Глеба, но мои старания пока безуспешны. Я не позволила никому входить сюда, не желая, чтобы кто-то видел его таким. Огромная морда и мощная широкая грудь в крови и слюне, капающих из разбитой, со здоровенными клыками пасти. Блестящий черный мягкий мех уже свалялся, вваленные бока словно кузнечные меха работали на износ, светящийся серый взгляд поражал безумием и страхом.
Третьи сутки пошли, времени все меньше и надежды тоже. Скоро рассвет! Не выдержав напряжения и страха за жизнь любимого мужчины, я уткнулась лицом в коленки и зарыдала, тихо подвывая и тоскливо повторяя: «Глеб, Глебушка, родной…» Я не помню, как долго продолжались мои страдания, но внезапно ощутила движение рядом. В следующее мгновение на мои руки легли горячие большие ладони и осторожно отвели их от лица.
Я подняла зареванные глаза и сквозь слезы увидела самые любимые глаза на свете. Глеб сидел передо мной на коленях, обнаженный, грязный, в спекшейся крови, но снова был самим собой. Мягко улыбнулся, заглядывая мне в глаза, наклонив набок голову так привычно, что роднее некуда. Затем ласково привлек меня к себе, обнял и хриплым, надтреснутым от воя и рева голосом попросил:
— Прости, любимая, что слишком долго, это оказалось тяжелее, чем я думал. Но, как оказалось, я не могу смотреть, как ты плачешь, мое сердце разрывается на части. Словно душу вынимают из груди и в этом с моим новым братом мы заодно, он тоже против, чтобы ты страдала и плакала. Теперь мы с ним едины и, надеюсь, с тобой тоже скоро станем!
У меня слезы потекли еще сильнее, только уже от радости. Я всем телом прижалась к нему и принялась целовать его лицо, родное и любимое. Глебовы руки по-хозяйски гуляли по моему телу, губы с диким напором заставили покориться мои, но в этот самый момент раздалось язвительное покашливание сбоку от нас. Я почувствовала, как Глеб напрягся, из его груди вырвался грозный рык — он явно проявил недовольство тем, что нас прервали.
Повернувшись в сторону отчаянного храбреца или безбашенного искателя приключений на свой хвост, я уже нисколько не удивилась, увидев Виктора. Ну и Риола, наверняка ожидавшего результата неподалеку. И если Риол с понимающей извиняющейся полуулыбкой вежливо остановился на пороге, то Виктор с нагловатой усмешкой подошел к нам поближе и с интересом рассматривал Глеба, нисколько не пугаясь его грозного и злобного взгляда.
— Вот черт, — весело выругался он, — я, конечно, за вас рад, но тоже не прочь быстрее с этим закончить! Я вот решил все-таки остепениться и как можно скорее заняться размножением и почкованием. Смотря как получится, а вы тут время мое тратите. У меня там соперников уже пруд пруди, а я пока этим долбаным хвостом и клыками не обзаведусь, даже подойти к Айрисе не могу. Она на меня рычит все время. Ух, такая горячая штучка мне в жены достанется, сам себе завидую.
Мы с Глебом с приятным удивлением слушали Виктора, а Риол, отметив, что у нас все в порядке и следующего кандидата в оборотни мы не покусаем, поспешил со смехом пояснить:
— Он времени зря не терял, пока вы тут были, охмурял Айрису. Правда, таким манером, что она его уже пару раз чуть не загрызла и раз сто послала к Шассе, но этот горячий парень упорно идет к своей цели. Сирила, ты уж поторопись с его обращением, не то Айриса все-таки перегрызет ему глотку от избытка чувств, больно прытко он за ней ухаживает. Весь Рассван с большим удовольствием следит за этой парочкой и даже на спор ставки делать начали, кто из них быстрее сдастся.
— Вот как! — ухмыльнулся Глеб
Риол посерьезнел и торжественно добавил:
— Приветствую тебя, будущий Князь стерхов, ты достойно прошел обряд. Для меня честь стать твоим побратимом.
Глеб удивленно вытаращился на Риола. Зато Витенька не растерялся и сразу взял быка за рога:
— Это ты о чем, браток, точнее с кем разговариваешь? Давай-ка поконкретнее.
Риол, загадочно приподняв одну бровь, выразительно посмотрел на меня. Я замерла в руках Глеба, ожидая чего угодно. Он, чуть отодвинувшись от меня, пытливо заглянул мне в лицо:
— Ничего не хочешь сказать, любимая?
Виновато скривившись, я нервно подергала ухом перед предстоящим разговором и, глубоко вдохнув, начала:
— Я самая младшая из представителей высшей крови, Глеб, мой отец был Князем нашего народа. И теперь, по нашим законам, после завершения обряда ты принародно будешь признан новым Князем стерхов. Пока твои будущие обязанности по управлению и защите стерхов исполняет Риол. По приказу моего отца. Перед последним боем он выразил свою волю, чтобы облегчить бремя ответственности моей матери и мне. Я понимаю, что была не права, скрывая от тебя подробности моей жизни и происхождения, но сначала осторожничала, потом боялась, что ты не примешь меня, все-таки много чего на твоей родине произошло, а потом со всеми этими событиями просто некогда было. Ты уж прости меня, ладно?
Я умоляюще заглянула в потемневшие от гнева глаза Глеба, неуверенно подняла руку и погладила его лицо, мягко касаясь скул, щек и губ. Он устало прикрыл глаза и, прижав мою ладонь, поцеловал, затем, лизнул ее сердцевинку, вызвав тем самым лавину горячих мурашек, побежавших к низу живота.
— Любовь моя, пообещай, что отныне между нами не будет секретов. Никогда!
Я с облегчением выдохнула:
— Клянусь! Больше никаких секретов от тебя.
Глеб встал и поднял меня на ноги. Забрал у Виктора одежду, быстро надел штаны и рубаху и босиком пошел со мной наверх.
Нас встречали удивленные и в тоже время радостные стерхи. Встречали с заметным облегчением, ведь каждый знает, что для меня значит этот сильный, опасный и в тоже время умный и справедливый человек. Теперь уже бывший человек! Риол за двое суток провел большую работу, объясняя народу, что не все люди предатели, которых нужно и можно ненавидеть, презирать и мстить за смерть родных и близких.
Друзья и сослуживцы Глеба, каждый своими делами, обаянием или простым участием в окружающих, невольно вызвали уважение у стерхов или хотя бы умерили ненависть к переселенцам и их командиру. Риол между делом подыскал каждому из них побратима для проведения обряда и попросил их познакомить пришлых воинов с жизнью и традициями стерхов.
Как только представили будущего Князя теперь уже своему народу, мы направились в дом, где плотно позавтракали. Потом Глеб решил сначала в баню сходить и меня с собой позвал, но я стыдливо отказалась. Он весело хмыкнул про «все впереди» и ушел. Я заранее попросила никого не беспокоить ни меня, ни Глеба и забралась в нашу общую постель, с трепетом ожидая его.
Муж вернулся скоро, с голым торсом и в штанах, низко сидящих на бедрах, позволяющих любоваться его великолепным телом. Ласкать взглядом его золотистую кожу со старыми ранами, оставшимся от его человеческой жизни, длинные мускулистые ноги, мощный торс, грудь с темными короткими волосками, спускающимися узкой дорожкой за пояс. Подняла глаза к его лицу и вздрогнула, утонув в горящих желанием и страстью сумеречных глазах. Мягкой кошачьей поступью муж двинулся ко мне и, присев перед кроватью на корточки, резко сдернул с меня одеяло, отложил его в сторону, не отрывая от меня темнеющих глаз. Я судорожно облизала пересохшие губы, пока он снимал штаны. И вздрогнула снова, когда раздался его тягучий хриплый голос:
— Мне тоже страшно, Сира, как и тебе! — Глеб склонился надо мной. — Я боюсь причинить тебе боль, в первый раз ведь всегда больно, девочка моя. Боюсь причинить тебе вред, когда обернусь снова. Или того, что мой зверь причинит вред твоей волчице.
Я смущенно улыбнулась и успокоила его:
— Глеб, любимый, ты не беспокойся, наши животные половины гораздо проще относятся к такому виду отношений. Я люблю тебя и верю тебе!
Сняла короткую ночную рубашку и потянулась к своему мужчине. Обхватив его шею руками, зарылась пальцами в волосы на затылке и начала целовать его лицо, медленно подбираясь к губам. Он ответил на поцелуй, я чувствовала, с каким трудом ему удается сдерживать свой голод, но не боялась. Как только мы соприкоснулись телами, во мне словно пламя вспыхнуло, с каждым мгновением нашей близости разгоравшееся. Глеб уложил меня на спину и склонился до мной. Я с восхищением и не меньшим желанием смотрела на него, понимая, что не просто люблю — боготворю его!
Наше первое слияние! Страстные ласки, первый стон боли, а потом только стоны блаженства и невыносимо прекрасного наслаждения. Рычание и рев удовлетворенных любовников, счастье обретения своей половинки, радость единения. Это было истинное единение наших тел, двух половинок одного целого, осталось только закончить обряд и соединить души, чтобы даже в смерти всегда быть рядом с любимым.
Следующее утро застало нас врасплох настойчивым стуком в дверь опочивальни. И нам даже гадать не надо было, чтобы узнать, кто там такой наглый.
— О Великая, ну почему я не забыла его на земле???
Я накрылась с головой одеялом и прижалась к Глебу, уткнувшись ему в шею и вдыхая любимый запах. Он потерся лицом о мою макушку и, поправив мне волосы, рассыпавшиеся белоснежным покрывалом по подушке, глухо ответил:
— Наверное, потому что мы вместе с ним росли в детском доме. И Витька, Мишка и Ромка не только мои друзья, они мои братья, моя семья.
Муж рывком вскочил на ноги и, быстро натянув штаны, пошел к двери, все-таки недовольно проворчав:
— Хотя это обстоятельство не мешает мне собственноручно его прибить. Ведь не дает насладиться прекрасным утром рядом с любимой женой!
Рывком открыв дверь, Глеб недовольно уставился на Виктора, с хитрой улыбкой подпершего косяк:
— Чего надо, Вить?
Любой другой, кто не знал бы Глеба, схлопотав такое приветствие, наверно, сбежал бы от страха, но Витька еще больше растянул нагловатую ухмылку и, паясничать начал:
— Ой, ты князюшка, ой, ты матушка, а пожратеньки не хотите ли? Короче, завтрак на столе, все уже ждут, а еще вы сегодня никому своими воплями и воем спать не дали, так что не обижайтесь, если вас там не сильно ласково встретят.
Я со стыда с головой зарылась в одеяло, а Глеб только хмыкнул и со смехом ответил, высунувшись в коридор, причем так громко, чтобы уж точно все услышали:
— А нечего завидовать, пускай сами женятся и также ночью спать не будут. И еще, я как порядочный муж должен все сделать, чтобы моя жена и ваша хранительница была счастлива и довольна. Поэтому нам абсолютно плевать, кто и что там думает и почему не высыпается. А если кто ерничать или ехидничать будет, выселю нафиг, пусть себе свою кибитку ищут, где спать спокойнее и мухи не мешают.
Виктор тоже хмыкнул, а Глеб шагнул назад, в комнату, и резко захлопнул дверь перед носом друга. Судя по глухим матам, свою наглую физиономию он вовремя убрать не успел. Я довольно захихикала, а Глеб одним броском оказался рядом со мной и, подмяв под себя, начал целовать. Из опочивальни мы выбрались ближе к полудню. К вечеру начался обряд обращения Виктора.
Как и с Глебом, пошли третьи сутки, а Виктор черным волком метался по клетке слово безумный. Мне было страшно даже подумать о том, что будет, если он не сможет вернуть себе свое «я». Глеб, мрачный, донельзя встревоженный, третий день подряд неотлучно находился вместе со мной в подземелье и звал Виктора. Пару раз заходили наши ребята и, хмуро понаблюдав за волком, озабоченно опустив плечи, уходили. У меня сердце заходилось, когда думала, что они испытывали, ведь им тоже придется пройти через подобное. На третий день к нам спустился Риол и, задумчиво окинув взглядом удручающую обстановку, тихо сказал мне:
— Там Айриса рыдает, никто успокоить не может. Из-за Виктора вашего. Говорит, он ее половинка, просто раньше злилась, а теперь жить без него не хочет.
Я удивленно взглянула на него, а потом мне в голову пришла дикая мысль, которой я поделилась шепотом с Риолом под настороженным взглядом Глеба. Риол подошел вместе со мной к решетке и, как будто не замечая волка, заговорил со мной:
— Да-а-а… тут дела совсем плохи. Жаль-жаль, только Айриса решила согласиться на его ухаживания, а тут вон как… Теперь не человек, не животное! Ну и ладно, за Айрисой еще двое стерхов ухаживают, вдруг какой из них приглянется. Я только что слышал, Кинан пошел ей предложение делать, думаю, Айриса не глупая и предложение его примет. Других лишних мужчин-то у нас нет…
Риол еще не закончил говорить, а черный волк с размаху кинулся на решетку, потом, зарычав, отскочил и, дрожа от напряжения и боли, обернулся человеком. Не говоря ни слова, Виктор рывком открыл решетку, оттолкнул Риола и с воплем: «Я убью любого, кто тронет мою Айрису!» ринулся мимо нас на выход, чуть не снеся при этом входную дверь. Прямо голиком и унесся.
Глеб облегченно улыбался, я радостно смеялась, а Риол, потирая ушибленное плечо, покачал головой:
— Да, ребята, с вами не соскучишься — это точно!
Через день за решетку вошел Роман — и вышел оттуда меньше, чем через сутки, чем очень сильно всех удивил и порадовал. Я в нем не сомневалась, настолько крепким было его единение со своей сущностью. Дальше с переменным успехом прошли обращение все переселенцы, кроме Михаила. Его я оставила напоследок, уж очень своеобразная у него сущность. Болотный кот слишком независим, слишком свободен и мало управляем. За Мишку я боялась не меньше, чем за Глеба. Такие сильные сущности, как болотный кот и волк, сами выбирают себе хозяев и свое превосходство над ними нужно доказать.
Я сидела с Мишкой-котом уже пятые сутки. Кот забился в угол и оттуда грозно рычал и кидался на любого, кто приближался к решетке. Полосатый бедняга исхудал, желтые глаза ввалились, поблекли, бока свалялись, от усталости он уже ничего толком не соображал и лежал на боку, вывалив длинный розовый язык, тяжело дышал, иногда похрипывая. К нам спустился Глеб и, судя по его виду, был в бешенстве. Подошел к решетке и, не прикасаясь к ней, громко обратился к другу, в который раз пытаясь достучаться до его человеческого «я». Глеб тоже был на пределе. Прижавшись к нему и обняв за талию, я спросила:
— Что случилось, любимый?
— Риол собирается завтра ликвидировать Миху. Он считает, что поступит милосердно, потому что вот так кот будет умирать долго и мучительно, а выпускать его в таком состоянии, с неконтролируемой сущностью, нельзя. Слишком опасно для окружающих.
Я уже знала ответ, но видела, что мужу хочется выговориться и насколько ему сейчас больно:
— А ты, что ты ему ответил?
— Не волнуйся, без моего приказа никто не посмеет причинить ему вред.
— Глеб, пойдем перекусим и вернемся обратно. Я в Миху верю.
И едва не силой увела его наверх. После ужина мы с тоской в душе и отчаяньем в глазах спускались вниз, а в дверях замерли. Рядом с решеткой на коленях сидела Валеета и трогательно звала Михаила. Его кот, прижав к голове уши, прислушивался к ее голосу и, прикрыв глаза, мелко подрагивал. Она упрямо звала, иногда всхлипывая, потом опять звала, протяжно, жалобно:
— Ми-и-иша-а-а, Ми-и-ишеньк-а-а, выходи ко мне, ну пожалуйста. Я согласна стать твоей, Ми-и-ша-а-а! Только не бросай меня одну!
На вторые сутки я начала просить и умолять его, пытаясь достучаться до Глеба, но мои старания пока безуспешны. Я не позволила никому входить сюда, не желая, чтобы кто-то видел его таким. Огромная морда и мощная широкая грудь в крови и слюне, капающих из разбитой, со здоровенными клыками пасти. Блестящий черный мягкий мех уже свалялся, вваленные бока словно кузнечные меха работали на износ, светящийся серый взгляд поражал безумием и страхом.
Третьи сутки пошли, времени все меньше и надежды тоже. Скоро рассвет! Не выдержав напряжения и страха за жизнь любимого мужчины, я уткнулась лицом в коленки и зарыдала, тихо подвывая и тоскливо повторяя: «Глеб, Глебушка, родной…» Я не помню, как долго продолжались мои страдания, но внезапно ощутила движение рядом. В следующее мгновение на мои руки легли горячие большие ладони и осторожно отвели их от лица.
Я подняла зареванные глаза и сквозь слезы увидела самые любимые глаза на свете. Глеб сидел передо мной на коленях, обнаженный, грязный, в спекшейся крови, но снова был самим собой. Мягко улыбнулся, заглядывая мне в глаза, наклонив набок голову так привычно, что роднее некуда. Затем ласково привлек меня к себе, обнял и хриплым, надтреснутым от воя и рева голосом попросил:
— Прости, любимая, что слишком долго, это оказалось тяжелее, чем я думал. Но, как оказалось, я не могу смотреть, как ты плачешь, мое сердце разрывается на части. Словно душу вынимают из груди и в этом с моим новым братом мы заодно, он тоже против, чтобы ты страдала и плакала. Теперь мы с ним едины и, надеюсь, с тобой тоже скоро станем!
У меня слезы потекли еще сильнее, только уже от радости. Я всем телом прижалась к нему и принялась целовать его лицо, родное и любимое. Глебовы руки по-хозяйски гуляли по моему телу, губы с диким напором заставили покориться мои, но в этот самый момент раздалось язвительное покашливание сбоку от нас. Я почувствовала, как Глеб напрягся, из его груди вырвался грозный рык — он явно проявил недовольство тем, что нас прервали.
Повернувшись в сторону отчаянного храбреца или безбашенного искателя приключений на свой хвост, я уже нисколько не удивилась, увидев Виктора. Ну и Риола, наверняка ожидавшего результата неподалеку. И если Риол с понимающей извиняющейся полуулыбкой вежливо остановился на пороге, то Виктор с нагловатой усмешкой подошел к нам поближе и с интересом рассматривал Глеба, нисколько не пугаясь его грозного и злобного взгляда.
— Вот черт, — весело выругался он, — я, конечно, за вас рад, но тоже не прочь быстрее с этим закончить! Я вот решил все-таки остепениться и как можно скорее заняться размножением и почкованием. Смотря как получится, а вы тут время мое тратите. У меня там соперников уже пруд пруди, а я пока этим долбаным хвостом и клыками не обзаведусь, даже подойти к Айрисе не могу. Она на меня рычит все время. Ух, такая горячая штучка мне в жены достанется, сам себе завидую.
Мы с Глебом с приятным удивлением слушали Виктора, а Риол, отметив, что у нас все в порядке и следующего кандидата в оборотни мы не покусаем, поспешил со смехом пояснить:
— Он времени зря не терял, пока вы тут были, охмурял Айрису. Правда, таким манером, что она его уже пару раз чуть не загрызла и раз сто послала к Шассе, но этот горячий парень упорно идет к своей цели. Сирила, ты уж поторопись с его обращением, не то Айриса все-таки перегрызет ему глотку от избытка чувств, больно прытко он за ней ухаживает. Весь Рассван с большим удовольствием следит за этой парочкой и даже на спор ставки делать начали, кто из них быстрее сдастся.
— Вот как! — ухмыльнулся Глеб
Риол посерьезнел и торжественно добавил:
— Приветствую тебя, будущий Князь стерхов, ты достойно прошел обряд. Для меня честь стать твоим побратимом.
Глеб удивленно вытаращился на Риола. Зато Витенька не растерялся и сразу взял быка за рога:
— Это ты о чем, браток, точнее с кем разговариваешь? Давай-ка поконкретнее.
Риол, загадочно приподняв одну бровь, выразительно посмотрел на меня. Я замерла в руках Глеба, ожидая чего угодно. Он, чуть отодвинувшись от меня, пытливо заглянул мне в лицо:
— Ничего не хочешь сказать, любимая?
Виновато скривившись, я нервно подергала ухом перед предстоящим разговором и, глубоко вдохнув, начала:
— Я самая младшая из представителей высшей крови, Глеб, мой отец был Князем нашего народа. И теперь, по нашим законам, после завершения обряда ты принародно будешь признан новым Князем стерхов. Пока твои будущие обязанности по управлению и защите стерхов исполняет Риол. По приказу моего отца. Перед последним боем он выразил свою волю, чтобы облегчить бремя ответственности моей матери и мне. Я понимаю, что была не права, скрывая от тебя подробности моей жизни и происхождения, но сначала осторожничала, потом боялась, что ты не примешь меня, все-таки много чего на твоей родине произошло, а потом со всеми этими событиями просто некогда было. Ты уж прости меня, ладно?
Я умоляюще заглянула в потемневшие от гнева глаза Глеба, неуверенно подняла руку и погладила его лицо, мягко касаясь скул, щек и губ. Он устало прикрыл глаза и, прижав мою ладонь, поцеловал, затем, лизнул ее сердцевинку, вызвав тем самым лавину горячих мурашек, побежавших к низу живота.
— Любовь моя, пообещай, что отныне между нами не будет секретов. Никогда!
Я с облегчением выдохнула:
— Клянусь! Больше никаких секретов от тебя.
Глеб встал и поднял меня на ноги. Забрал у Виктора одежду, быстро надел штаны и рубаху и босиком пошел со мной наверх.
Нас встречали удивленные и в тоже время радостные стерхи. Встречали с заметным облегчением, ведь каждый знает, что для меня значит этот сильный, опасный и в тоже время умный и справедливый человек. Теперь уже бывший человек! Риол за двое суток провел большую работу, объясняя народу, что не все люди предатели, которых нужно и можно ненавидеть, презирать и мстить за смерть родных и близких.
Друзья и сослуживцы Глеба, каждый своими делами, обаянием или простым участием в окружающих, невольно вызвали уважение у стерхов или хотя бы умерили ненависть к переселенцам и их командиру. Риол между делом подыскал каждому из них побратима для проведения обряда и попросил их познакомить пришлых воинов с жизнью и традициями стерхов.
Как только представили будущего Князя теперь уже своему народу, мы направились в дом, где плотно позавтракали. Потом Глеб решил сначала в баню сходить и меня с собой позвал, но я стыдливо отказалась. Он весело хмыкнул про «все впереди» и ушел. Я заранее попросила никого не беспокоить ни меня, ни Глеба и забралась в нашу общую постель, с трепетом ожидая его.
Муж вернулся скоро, с голым торсом и в штанах, низко сидящих на бедрах, позволяющих любоваться его великолепным телом. Ласкать взглядом его золотистую кожу со старыми ранами, оставшимся от его человеческой жизни, длинные мускулистые ноги, мощный торс, грудь с темными короткими волосками, спускающимися узкой дорожкой за пояс. Подняла глаза к его лицу и вздрогнула, утонув в горящих желанием и страстью сумеречных глазах. Мягкой кошачьей поступью муж двинулся ко мне и, присев перед кроватью на корточки, резко сдернул с меня одеяло, отложил его в сторону, не отрывая от меня темнеющих глаз. Я судорожно облизала пересохшие губы, пока он снимал штаны. И вздрогнула снова, когда раздался его тягучий хриплый голос:
— Мне тоже страшно, Сира, как и тебе! — Глеб склонился надо мной. — Я боюсь причинить тебе боль, в первый раз ведь всегда больно, девочка моя. Боюсь причинить тебе вред, когда обернусь снова. Или того, что мой зверь причинит вред твоей волчице.
Я смущенно улыбнулась и успокоила его:
— Глеб, любимый, ты не беспокойся, наши животные половины гораздо проще относятся к такому виду отношений. Я люблю тебя и верю тебе!
Сняла короткую ночную рубашку и потянулась к своему мужчине. Обхватив его шею руками, зарылась пальцами в волосы на затылке и начала целовать его лицо, медленно подбираясь к губам. Он ответил на поцелуй, я чувствовала, с каким трудом ему удается сдерживать свой голод, но не боялась. Как только мы соприкоснулись телами, во мне словно пламя вспыхнуло, с каждым мгновением нашей близости разгоравшееся. Глеб уложил меня на спину и склонился до мной. Я с восхищением и не меньшим желанием смотрела на него, понимая, что не просто люблю — боготворю его!
Наше первое слияние! Страстные ласки, первый стон боли, а потом только стоны блаженства и невыносимо прекрасного наслаждения. Рычание и рев удовлетворенных любовников, счастье обретения своей половинки, радость единения. Это было истинное единение наших тел, двух половинок одного целого, осталось только закончить обряд и соединить души, чтобы даже в смерти всегда быть рядом с любимым.
Следующее утро застало нас врасплох настойчивым стуком в дверь опочивальни. И нам даже гадать не надо было, чтобы узнать, кто там такой наглый.
— О Великая, ну почему я не забыла его на земле???
Я накрылась с головой одеялом и прижалась к Глебу, уткнувшись ему в шею и вдыхая любимый запах. Он потерся лицом о мою макушку и, поправив мне волосы, рассыпавшиеся белоснежным покрывалом по подушке, глухо ответил:
— Наверное, потому что мы вместе с ним росли в детском доме. И Витька, Мишка и Ромка не только мои друзья, они мои братья, моя семья.
Муж рывком вскочил на ноги и, быстро натянув штаны, пошел к двери, все-таки недовольно проворчав:
— Хотя это обстоятельство не мешает мне собственноручно его прибить. Ведь не дает насладиться прекрасным утром рядом с любимой женой!
Рывком открыв дверь, Глеб недовольно уставился на Виктора, с хитрой улыбкой подпершего косяк:
— Чего надо, Вить?
Любой другой, кто не знал бы Глеба, схлопотав такое приветствие, наверно, сбежал бы от страха, но Витька еще больше растянул нагловатую ухмылку и, паясничать начал:
— Ой, ты князюшка, ой, ты матушка, а пожратеньки не хотите ли? Короче, завтрак на столе, все уже ждут, а еще вы сегодня никому своими воплями и воем спать не дали, так что не обижайтесь, если вас там не сильно ласково встретят.
Я со стыда с головой зарылась в одеяло, а Глеб только хмыкнул и со смехом ответил, высунувшись в коридор, причем так громко, чтобы уж точно все услышали:
— А нечего завидовать, пускай сами женятся и также ночью спать не будут. И еще, я как порядочный муж должен все сделать, чтобы моя жена и ваша хранительница была счастлива и довольна. Поэтому нам абсолютно плевать, кто и что там думает и почему не высыпается. А если кто ерничать или ехидничать будет, выселю нафиг, пусть себе свою кибитку ищут, где спать спокойнее и мухи не мешают.
Виктор тоже хмыкнул, а Глеб шагнул назад, в комнату, и резко захлопнул дверь перед носом друга. Судя по глухим матам, свою наглую физиономию он вовремя убрать не успел. Я довольно захихикала, а Глеб одним броском оказался рядом со мной и, подмяв под себя, начал целовать. Из опочивальни мы выбрались ближе к полудню. К вечеру начался обряд обращения Виктора.
Как и с Глебом, пошли третьи сутки, а Виктор черным волком метался по клетке слово безумный. Мне было страшно даже подумать о том, что будет, если он не сможет вернуть себе свое «я». Глеб, мрачный, донельзя встревоженный, третий день подряд неотлучно находился вместе со мной в подземелье и звал Виктора. Пару раз заходили наши ребята и, хмуро понаблюдав за волком, озабоченно опустив плечи, уходили. У меня сердце заходилось, когда думала, что они испытывали, ведь им тоже придется пройти через подобное. На третий день к нам спустился Риол и, задумчиво окинув взглядом удручающую обстановку, тихо сказал мне:
— Там Айриса рыдает, никто успокоить не может. Из-за Виктора вашего. Говорит, он ее половинка, просто раньше злилась, а теперь жить без него не хочет.
Я удивленно взглянула на него, а потом мне в голову пришла дикая мысль, которой я поделилась шепотом с Риолом под настороженным взглядом Глеба. Риол подошел вместе со мной к решетке и, как будто не замечая волка, заговорил со мной:
— Да-а-а… тут дела совсем плохи. Жаль-жаль, только Айриса решила согласиться на его ухаживания, а тут вон как… Теперь не человек, не животное! Ну и ладно, за Айрисой еще двое стерхов ухаживают, вдруг какой из них приглянется. Я только что слышал, Кинан пошел ей предложение делать, думаю, Айриса не глупая и предложение его примет. Других лишних мужчин-то у нас нет…
Риол еще не закончил говорить, а черный волк с размаху кинулся на решетку, потом, зарычав, отскочил и, дрожа от напряжения и боли, обернулся человеком. Не говоря ни слова, Виктор рывком открыл решетку, оттолкнул Риола и с воплем: «Я убью любого, кто тронет мою Айрису!» ринулся мимо нас на выход, чуть не снеся при этом входную дверь. Прямо голиком и унесся.
Глеб облегченно улыбался, я радостно смеялась, а Риол, потирая ушибленное плечо, покачал головой:
— Да, ребята, с вами не соскучишься — это точно!
Через день за решетку вошел Роман — и вышел оттуда меньше, чем через сутки, чем очень сильно всех удивил и порадовал. Я в нем не сомневалась, настолько крепким было его единение со своей сущностью. Дальше с переменным успехом прошли обращение все переселенцы, кроме Михаила. Его я оставила напоследок, уж очень своеобразная у него сущность. Болотный кот слишком независим, слишком свободен и мало управляем. За Мишку я боялась не меньше, чем за Глеба. Такие сильные сущности, как болотный кот и волк, сами выбирают себе хозяев и свое превосходство над ними нужно доказать.
Я сидела с Мишкой-котом уже пятые сутки. Кот забился в угол и оттуда грозно рычал и кидался на любого, кто приближался к решетке. Полосатый бедняга исхудал, желтые глаза ввалились, поблекли, бока свалялись, от усталости он уже ничего толком не соображал и лежал на боку, вывалив длинный розовый язык, тяжело дышал, иногда похрипывая. К нам спустился Глеб и, судя по его виду, был в бешенстве. Подошел к решетке и, не прикасаясь к ней, громко обратился к другу, в который раз пытаясь достучаться до его человеческого «я». Глеб тоже был на пределе. Прижавшись к нему и обняв за талию, я спросила:
— Что случилось, любимый?
— Риол собирается завтра ликвидировать Миху. Он считает, что поступит милосердно, потому что вот так кот будет умирать долго и мучительно, а выпускать его в таком состоянии, с неконтролируемой сущностью, нельзя. Слишком опасно для окружающих.
Я уже знала ответ, но видела, что мужу хочется выговориться и насколько ему сейчас больно:
— А ты, что ты ему ответил?
— Не волнуйся, без моего приказа никто не посмеет причинить ему вред.
— Глеб, пойдем перекусим и вернемся обратно. Я в Миху верю.
И едва не силой увела его наверх. После ужина мы с тоской в душе и отчаяньем в глазах спускались вниз, а в дверях замерли. Рядом с решеткой на коленях сидела Валеета и трогательно звала Михаила. Его кот, прижав к голове уши, прислушивался к ее голосу и, прикрыв глаза, мелко подрагивал. Она упрямо звала, иногда всхлипывая, потом опять звала, протяжно, жалобно:
— Ми-и-иша-а-а, Ми-и-ишеньк-а-а, выходи ко мне, ну пожалуйста. Я согласна стать твоей, Ми-и-ша-а-а! Только не бросай меня одну!
