— Да.
— Мысленно до их планеты и обратно? — пошутила, желая услышать в ответ и его шутку.
— Да, — на полном серьезе ответил Аджари. — Это будет самый быстрый полет за пределы нашей Солнечной системы.
Возвращались домой более длинной, но свободной дорогой. Так быстро по окраине Каира и Западной Саккаре я еще не ездила. Сахем морщился от резких поворотов и просил не гнать, опасаясь аварии, — он так и остался древним египтянином, не полюбившим наш мир высоких скоростей.
Стефан спал, когда мы переступили порог дома. Супруг принял душ, переоделся в расшитую льняную рубаху до пола, с довольным видом развалился на кровати, закатал рукав.
— Может, сначала погреемся у костра и на звезды полюбуемся? Кто знает, когда еще такая будет ночь?
— Пожалуй, ты права, — с придыханием прошептал он, скромно прикрыл ресницами взгляд, в котором разгоралось нешуточное пламя страсти и желания. — Наверное…
Закрыла его рот ладонью, не давая произнести ни слова. Зачем пустые разговоры, когда хочется поцелуев и не только их?
За окном уже розовело утро, наполняя комнату теплым светом.
— Ты готов? — поинтересовалась я, облачаясь в химзащитный костюм. Работать с «пылью» обычный человек мог только в нем.
— Готов. Я попытаюсь дать сигнал, когда хватит.
Муж устроился поудобнее на постели, протянул руку. Ввела в его вену иглу капельницы с растворенной «пылью бессмертия». Села рядом. Я видела, как он погружается в сон, как опускаются веки и дыхание становится размереннее. «Не отводить взгляд, следить за малейшим движением», — звучала установка в моей голове. Пальцы на его руке дернулись — я перекрыла капельницу, извлекла иглу. Где он сейчас? Что видит? Как бы и мне хотелось отправиться в путешествие через пространство и время…
Сахем уснул. Укрыла его одеялом, забрала капельницу и покинула комнату.
Перед уходом в школу Стефан первым делом поинтересовался, куда пропал его отец. Сказала правду: больше не видела причины лгать десятилетнему сыну. Пусть принимает Сахемхета таким, какой тот есть.
Аджари проспал всего неделю. Мы с сыном безумно обрадовались, когда он неожиданно спустился к обеду. Его счастливый вид говорил о том, что он добился желаемого и нашел искомое.
— Получилось? — спросила, когда Сахем сел за стол и жестом попросил Фариду накрыть и для него.
— Я был там. Я видел их… — восторженно прошептал он.
— Кого? — полюбопытствовал Стефан.
Мальчик был еще не в курсе исследований отца, а также его происхождения. Я все оттягивала такой важный разговор. Не знаю, почему. Наверное, боялась, что он не поймет и решит, что в очередной раз обманываем его.
— Пап, пожалуйста…
— Я видел мир тех, кто построил большие пирамиды на плато Гиза, — подмигнул Сахем.
— Древних египтян? Я не понимаю, насколько можно обожествить человека, чтобы сотни тысяч людей безропотно тащили камни?.. Мне их жалко.
— Так в школе говорили?
— Да.
— Не верь им. Огромные пирамиды строили не египтяне. Они просто их реставрировали или разбирали. Даже твой прадедушка не имеет никакого отношения к одной из них.
— Прадедушка? А кем он был? Археологом?
— Фараоном четвертой династии, известным, как Менкаура, — супруг нахмурился, посмотрел на меня, потом на сына. — Это отец моего отца. Тебе мама не говорила?
Сын замотал головой. В его глазах читалось непонимание происходящего за столом.
— Хорошо, — твердо произнес Аджари. — То, что я скажу тебе — правда. Настоящая правда обо мне. Выслушай до конца.
Стефан кивнул.
— Я родился в конце четвертой династии. Мой отец — фараон Шепсескаф. Мать… Я не помню ее имени, как и имен трех младших сестер, а имя старшего единокровного брата даже не хочу произносить. Забвение — лучшая месть за смерть Птаххетепа и то, что я оказался в этом мире. Я проспал больше сорока веков из-за того вещества, что нашел старый библиотекарь. И эти годы тоже. Я был твоим ровесником, когда меня приказал убить брат. Птаххетеп усыпил, как будто привел в исполнение смертный приговор. Я закрыл глаза в Древнем Египте, а открыл уже в современном. Четыре тысячелетия как одна ночь. Мне было так страшно. Нет, я не жалею о том, что произошло, — у меня есть ты и твоя мама. И я безмерно счастлив.
— Я не верю, — насупился Стефан. — Очередная красивая ложь. Ты обычный человек, а не древний принц.
— Хочешь попробовать «пыль бессмертия»?
Я уже раскрыла рот, чтобы выкрикнуть «только через мой труп!», но Сахемхет жестом остановил меня.
— И что будет? — Стефан скептически отнесся к предложению отца, облокотился на стол, подпер щеку кулаком.
— Поспишь недельку-другую, может, и Древних увидишь. Я вот видел строительство пирамид в прошлый раз, а в этот — их планету. Не признавал, что они пришельцы, но ошибался.
— Давай! — воскликнул сын, словно заключал пари. — Может, поверю во все твои сказки!
Решила не лезть в мужские разборки, но и без контроля тоже не оставлять. После обеда уже Стефан занял место на постели в герметичной комнате. Надев защиту, развела небольшое количество «пыли» в физрастворе, набрала в шприц.
— Мам, зачем такой маскарад?
— В отличие от тебя, я спать не хочу. Руку давай! И запомни, какое сегодня число и месяц.
Стоя у кровати, наблюдала, как сын спокойно погружается в сон: паники не было, дыхание стало поверхностным, сердце замедлилось до нескольких ударов в минуту.
— Надеюсь, что он хоть что-нибудь увидит, — прозвучал голос мужа за моей спиной. Он сел рядом с ребенком, сжал его кисть. — А ты не хочешь услышать про то, где я был?
— Хочу! Рассказ за тобой…
Я с нежностью посмотрела на спящего мальчика, завернула его в термоодеяло, настроила кондиционер и фильтры, вывела за руку мужа из комнаты.
— Ты сумасшедший, правда, — я снимала защитный костюм. — А если он не проснется?
— Ничего с ним не будет, — вздохнул Сахем, — поспит пару недель и все. Проверено на Стефании и Джоне.
— Верю.
Легла на кровать в нашей спальне, потянула супруга к себе.
— Теперь я готова слушать о твоих странствиях.
Он положил голову мне на плечо, стал перебирать пальцами рыжие волосы, задумчиво начал рассказ:
— Огромный город у подножия огромных пирамид. В несколько раз выше наших. На их вершинах стоят кубы, из которых бьют в высь едва заметные световые столбы. Небо не голубое — лазурное, немного зеленоватое. На огромной высоте звездолеты парят над лучами — заряжаются. Потом улетают. Там высота одного этажа — локтей двадцать-тридцать, а колонны — не меньше сотни. Все яркое, украшено фресками и барельефами. Обелиски на каждом шагу с огромными иероглифами, которые светятся, когда наступает ночь. Там лазурное море плещется у ступеней зданий. Поют птицы в садах. Я бродил по улицам, заглядывал в дома, наблюдал за их необычной жизнью. На столах стояла каменная посуда, настолько тонкая, изящная, что наша фарфоровая казалась толще и грубее, а то, что мы называем здесь древнеегипетскими храмами — это жилье обычных жителей. А храмы... Это нереально красивое, невероятно высокое и резное! Словами такое не передать — надо видеть! Только не понял, какому божеству или божествам они поклоняются. Я видел процессию, шествующую из одного храма в другой. Ладья со статуей парила в воздухе в сопровождении жрецов и полуобнаженных танцовщиц. Жители в роскошных одеяниях в почтении склоняли головы. Простой быт, религия и высокие технологии сплелись в неподражаемую культуру, вовсе не похожую на нашу. Я влюбился в их мир, оказался в настоящем раю, какой описывается в «Книге мертвых», и если я мог выбирать, где прожить вечность после смерти, то, однозначно, это была бы планета Древних! Лучше бы никогда не видел этого города, чтобы не вспоминать и не скучать!..
Муж тихо шмыгнул носом, судорожно глубоко вдохнул. Он затосковал по дому, давно исчезнувшего под песками времени. Я перевела тему разговора, чтобы Сахем окончательно не расстроился и не впал в хандру.
— Тогда что пришельцы делали здесь?
— Думаю, на нашей планете находились научные экспедиции, форпосты или тому подобное. Допотопные здесь адаптировались, возможно, жили тысячи лет. Они работали с мягким камнем, а не пилили его в промышленном масштабе. А если и механически обрабатывали, то, как скульпторы, а не строители. Предпочитали красоту практичности. Послепотопные хотели зарядить корабли, как на родной планете, но просчитались с физическими свойствами материалов, размерами «зарядки» и гравитацией. Им тоже пришлось привыкать к Земле... Со временем вода уничтожила космические суда, стоявшие у пирамид. Люди, с умыслом или без, истребили пришельцев, а, может, они сами вымерли от генетической изоляции. Грустная веха в истории нашей планеты.
— А библиотека?
— Теперь на сто процентов уверен, что ее создали послепотопные. Собрали все, что нашли от допотопных, перезаписали данные для своего пользования. Конечно же, и сами пополнили стеллажи дисками.
Супруг вздохнул, закрыл глаза, тихо заснул, несмотря на то, что было время послеобеденного чаепития.
Каждый день после работы Сахемхет по несколько часов сидел рядом со Стефаном, наблюдал за его состоянием. Я корила себя за то, что разрешила мужу подобный эксперимент, но, с другой стороны, понимала, что этот момент когда-нибудь бы настал. Им обоим нужно было расставить все точки над «i» в отношениях и доверии друг к другу.
Сын проснулся только через три недели.
Мы завтракали, обсуждали планы на рабочий день, когда в обеденный зал неслышно спустился Стефан. Вид у него был не вполне адекватный, в отличие от просыпавшегося Сахемхета. Растрепанный, он зевал, явно еще не добрался до ванной комнаты.
— Отец, — произнес он хриплым, словно простуженным, голосом, — знаешь, я не такой псих, чтобы восхищаться этими монстрами со съехавшей крышей!
— Стефан! — вмешалась я. — Будь джентльменом даже сейчас!
— Не сердись, — обнял меня Сахем, — его реакция вполне нормальная. Помнишь, какие галлюцинации были у меня в Риме?
Уж этот кошмар я точно не смогла бы забыть, особенно рассказы мужа о своих видениях — Древнем, вырезающим лезвием на своей коже символы давно мертвого языка.
— Пап... — мальчик сел за стол напротив нас. — Я тебе верю, но, пожалуйста, пусть мой Древний Египет будет таким, каким он описан в учебниках истории. Пусть пирамиды строят сотни тысяч египтян, фанатично любящих своего правителя, пусть обелиски делались для Хатшепсут и Аменхотепа Третьего, а Сфинкс имеет лицо фараона Хефрена. Я не хочу иметь дело с твоими Древними. Мне страшно. И не важно, насколько они были высокоразвитыми...
— Это твой выбор, — неожиданно для меня озвучил свое мнение Сахемхет. — И, если будешь считать, что твой прадедушка построил третью пирамиду на плато Гиза, ты, все равно, останешься моим сыном. Я с уважением приму твою точку зрения, какой бы она ни была, потому что очень люблю своего единственного сына Стефана! Мир? Ведь так говорят твои ровесники?
— Мир! — воскликнул мальчик, выскочил из-за стола, повис на шее отца и, улыбаясь, разрыдался. Сахем прижал ребенка к себе, тоже не сдерживая слез. Мои мужчины помирились и в научном мировоззрении, и в личном. А что еще надо, чтобы быть счастливой супругой и матерью?
После работы мы сидели на балконе, пили прохладный домашний лимонад, заботливо приготовленный Фаридой, смотрели на фиолетово-бордовый закат. Такого спокойствия и умиротворения давно не было в нашей семье. Я чувствовала себя такой счастливой, пока слова Сахемхета не пронзили сердце подобно грубо обработанному кремниевому ножу неандертальца.
— Как жаль, что у меня нет наследника, — вздохнул муж, — не по крови — тут у меня есть Стефан, а продолжателя моего дела.
По щеке древнего египтянина скользнула слеза, спряталась в уголке губ. Я обняла супруга. Его знания и жизненные цели оказались ненужными родному человеку. Это причиняло Аджари нечеловеческие страдания, которые он предпочел запереть глубоко в себе и только сейчас дал волю чувствам.
— Хочешь, попробуем дать жизнь еще одному малышу? — озвучила идею. — Сам воспитаешь верного последователя.
— Рождение сына едва не убило тебя. Я не могу и не хочу снова подвергать твою жизнь опасности. Не обижайся за еще один довод: сорок восемь — не тот возраст, когда рожают без проблем. Я слишком люблю тебя, чтобы потерять. Моя жизнь станет пустой, если в ней не будет моего любимого доктора палеоантропологии Эмилии и прекрасной царицы Нитекерти. А еще у нас есть Стефан. Не переживай. Все хорошо. Справлюсь…
Сахем вернулся в дом. Я долго размышляла над его словами, а в мыслях все навязчивее пульсировало желание подарить супругу еще одного сына — нового хранителя библиотеки Древних, а Стефану — младшего брата. Однако, Аджари все уже решил для себя, и спорить с ним сейчас не имело никакого смысла. И самое лучшее, что я могла сделать в такой ситуации — ненадолго смириться с его решением. Надеюсь, что время, действительно, умелый лекарь для души и разума.
