После завтрака Тадеуш сверил рабочих по спискам. Предчувствие его не обмануло: пропал выходец из Судана, вывозивший землю с третьего квадрата. Поисковая бригада, взяв запас еды и воды, выдвинулась на поиски по избитому пути в сторону гор, остальные во главе с Вальдерманом взяли курс на раскоп, находившийся в получасе ходьбы от лагеря.
Работа шла в полной тишине. Арабы хранили молчание в знак траура, да и разговаривать без умолку было некому: пропавший суданец слыл завидным болтуном, рифмоплетом, юмористом и певцом. Под его звонкий голос каждый день начинались и заканчивались раскопки, под забавные истории люди, забыв про усталость, возвращались в лагерь. Тадеуш ходил от квадрата к квадрату, заложив руки за спину, спускался к находкам, осматривал их, проверял землю лопатой, тяжело произносил «Не то…» и давал команду засыпать раскопанный участок. Найти гроб трех тысячелетней давности на кладбище греко-римского периода было уже нереально.
Профессор вернулся под тент. Работать не было настроения, клонило в сон, поэтому он развлекал себя перекладыванием бусин с одного края стола на другой до перерыва на обед.
После визита посыльного из отряда, уходившего в горы, Вальдерман дал команду прекратить работы. Мужчины возвращались в лагерь, тихо переговаривались, вспоминали пропавшего. В палаточном городке их уже ждала поисковая бригада с останками суданца, завернутыми в саван. Под молитвы его тело на носилках арабы отнесли на новое кладбище и предали земле до захода солнца. Тадеуш с ужасом смотрел на могилы погибших на раскопках. Оставшись в одиночестве, он опустился на колени. Пальцы судорожно комкали сухой песок. Профессор зарыдал от боли, отчаяния, непомерного чувства вины.
«Остановись, пожалуйста, остановись! – прохрипел он и, потеряв контроль над собой, истошно закричал: – Убей меня, если ты этого хочешь! Давай! Здесь! Прямо сейчас!»
«Найди…» – эхом отразилось от гор и могильных камней.
Вальдерман уткнулся лбом в песок, вздрагивая от всхлипов и прерывисто бормоча: «Оставь меня в покое». Лишь с наступлением сумерек он смог взять себя в руки. Профессор поднялся и, шатаясь, побрел в лагерь по утоптанной за несколько лет тропинке.
Староста из лагеря Вальдермана стоял среди встречающих в каирском аэропорту. Он завез в Службу Древностей записи профессора о находках, доклад и список необходимого Салеху Камри и теперь ожидал рейс из Берлина, с которым должен был прилететь новый секретарь. Ахмат Давир – одинокий пожилой араб, еще мальчишкой начавший работать с археологическими экспедициями. Для него археология стала смыслом жизни, особенно под старость, когда он проводил в последний путь жену. Детей у него не было, как и близких родственников, а дальние давно покинули Луксор и его окрестности. Уже четвертый год Ахмат успешно командовал на раскопе и был правой рукой профессора. Мужчина отличался от других рабочих не только тактичностью, умом и поразительной памятью, но и археологическим чутьем, аккуратностью, многолетним опытом и осторожностью в общении с незнакомыми людьми. Самую серьезную работу по извлечению находок староста не доверял никому из наемных копателей, предпочитая делать ее сам. Однако, низкая грамотность, владение иностранными языками только на уровне разговора и незнание научной терминологии делали его совершенно бесполезным в качестве помощника при работе с журналами, коих приходилось заполнять достаточно много.
Прилетевшие этим рейсом проходили мимо араба, но ни один из них не подходил под ожидаемого студента-европейца.
«Значит, не прилетел, – подумал мужчина, почесал выбритый затылок под тюрбаном. – Проспал или опоздал, или передумал, что будет очень хорошо. Мальчишка – он и в Африке мальчишка. Прогуляюсь по окрестностям, перекушу, до следующего самолета еще долго...»
Ахмат уже направился к выходу, как вдруг услышал тихий голос, быстро говорящий по-арабски, но с сильным немецким акцентом.
– Простите... Вы не могли бы помочь? Вы не видели здесь человека... Меня должны были встретить.
Мужчина повернулся и посмотрел на обладателя столь необычной речи. Перед Ахматом стоял парень выше него почти на полголовы. Худую, пока еще нескладную фигуру подчеркивали узкие модные джинсы, короткая футболка и легкая куртка. Длинные, почти до талии, покрашенные в черный цвет волосы были собраны в хвост, лицо наполовину скрывал широкий козырек бейсболки. Виднелись только розоватые губы и кончик носа.
– Я вот тоже ждал человека с этим рейсом, – пробормотал Ахмат, не горя желанием вступать в разговор по душам.
– А давайте вместе ждать? – предложил молодой человек. – Я первый раз в Каире, боюсь заблудиться.
– Хм-м... Ладно... – проворчал араб, понимая, что о горячем чае с халвой можно забыть. – Как тебя зовут, иностранец, чтобы хоть о чем-то поговорить?
– Лекса... Ой... Александр Фридрих фон Райнер... «Лексой» университете однокурсники прозвали. За начитанность. Сокращение от названия какой-то древнеримской библиотеки…
– Ты и есть тот самый студент? – лицо мужчины вытянулось от удивления. – Это я тебя тут жду! Ахмат – помощник профессора Тадеуша Вальдермана.
– Как я рад! – парень скинул с плеча сумку, снял бейсболку и открыто, по-детски, улыбнулся.
«М-да... Только избалованного ребенка сейчас не хватает у нас, – подумал араб и тяжело вздохнул, глядя на незагорелое лицо, щурящиеся миндалевидные светло-карие глаза в ореоле длинных ресниц и изогнутые дугой брови. – И так проблем выше крыши. Будет лучше, если Тадеуш завтра же выдворит его обратно домой».
– Пойдем в машину, – мужчина поднял багаж. – Нам еще долго ехать.
Алекс устроился на заднем сидении внедорожника. Ахмат сел за руль.
– Есть хочешь? – заботливо спросил он парня.
– Нет, спасибо. Я позавтракал в самолете, хотя, кормят там просто ужасно.
Несколько часов они провели в бесконечных каирских пробках. За время вынужденного простоя Ахмат пару раз выбирался к небольшим лавочкам, прятавшимся в узких переулках, возвращался с кульками спелых фруктов, выращенных местными земледельцами, и угощал своего пассажира, который предпочел погрузиться в чтение, делая на полях пометки карандашом, нежели смотреть по сторонам.
Оказавшись за пределами огромного города, они выехали на трассу на восточном берегу Нила. Теперь их путь лежал напрямую до Луксора, а там, через мост, на западный берег и по грунтовой дороге среди песков высохшей реки к месту раскопок.
Александр, отложив книгу на сидение, мечтательно любовался мелькающим за окном пустынным пейзажем в лучах заходящего солнца. Парню недавно исполнилось девятнадцать лет. Он сдал свою четвертую сессию на отлично и был переведен уже на третий курс Археологического университета в Берлине. Его отец – директор Исторического музея – Фридрих фон Райнер души не чаял в своем отпрыске и был единственным близким родственником. Мать умерла, когда мальчику было всего три года, и тот помнил ее только по фотографиям и большому портрету известного в Германии художника, висевшего в гостиной старинного особняка. Доктор Райнер ни на минуту не хотел расставаться с сыном, так похожего на жену, и маленький Александр провел свое детство не за играми со сверстниками или в частном детском саду, а в бесконечных залах музея. Для него было вполне нормально разговаривать с учеными людьми о последних открытиях в археологии, о новых фактах и находках, но он никак не мог найти общий язык с ровесниками. Алексу очень тяжело давалась учеба в школе: приходилось учить предметы, которые вообще не интересовали, а одноклассники считали его зазнайкой и ботаником. Поэтому в свободное время он изучал в музейном хранилище полку за полкой или допекал вопросами фрау Ингрид – самого старого и опытного экскурсовода, которая относилась к мальчику, как к своему внуку.
В девять лет в мальчике проснулась сильная тяга к древним языкам, чему способствовали необыкновенные находки в Египте и Иране. Чудом уцелевшая переписка двух царей взбудоражила детскую фантазию. Алекс хотел самостоятельно читать подлинники, а не довольствоваться скучными и зачастую ошибочными переводами. Уже к четырнадцати годам он овладел древнеегипетским языком насколько это было возможно, учил древнегреческий, помогал сотрудникам хранилища и делал первые шаги как переводчик.
Как-то Александру посчастливилось встретиться с профессором Вальдерманом, известным в ученом обществе своей дотошностью и прямолинейностью, во время открытия выставки редких экспонатов из запасников музея. Мальчик так и не смог забыть их короткий диалог.
– Вы профессор Тадеуш Вальдерман?
– Да.
– Я прочитал вашу монографию по гробнице Амона-Тефнахта.
– Неужели? И как она тебе?
– Очень интересная, но...
Профессор насторожился, ибо критику всегда воспринимал очень болезненно.
– Продолжай. Мне хочется услышать твое мнение.
– Просто... – Алекс немного замялся: как высказать свою точку зрения такому знаменитому человеку и не обидеть его? – В ней есть ошибки, потому что неправильно были переведены тексты надписей...
– Правда?
– Да.
– Неужели ты уже читаешь иероглифы?
– Читаю...
– Тогда учись на египтолога... Мне нужны такие смышленые помощники на раскопках, – улыбнулся профессор и похлопал мальчика по плечу.
– О, Тадеуш! Какими судьбами вы к нам?! – Фридрих подошел к Вальдерману, пожал ему руку. Александр предпочел незаметно исчезнуть и наблюдать за учеными издалека, а в голове не переставали звучать последние слова профессора.
Подросток забросил изучение древних языков и с головой окунулся в египтологию. Он часами просиживал в библиотеках, изучая научные труды и редкие рукописи. Все книги и монографии, написанные Вальдерманом, он знал наизусть и мог без труда процитировать любой фрагмент.
В семнадцать лет Алекс уговорил отца отпустить его в поездку по известным музеям Европы, а в довершение с легкостью поступил на отделение египтологии археологического университета. Он самостоятельно стал учить арабский, который мог пригодиться во время путешествия по Египту, в которое он планировал отправиться после окончания пятилетней учебы. Преподаватели души не чаяли в начитанном и трудолюбивом студенте, а сокурсники постоянно издевались над таким скучным и увлеченным наукой парнем, даже стали его называть «Лекса», сокращенно от выдуманного «Lectorium Suprima Aleksandrea».
Будучи еще первокурсником, на одном из практических занятий он делал доклад по амарнской скульптуре, как вдруг кто-то из аудитории выкрикнул:
– Смотрите, а Нефертити-то как на Лексу похожа!
– Ага! Наш Лекса – это реинкарнация царицы! Ха-ха! Только не помнит, кто он на самом деле!
– Эй, Нефертити!
Студент спокойно закончил свой доклад, несмотря на громкий хохот сокурсников. А на следующий день на стене в коридоре висел огромный портрет Райнера в стиле знаменитого бюста. С тех пор к нему прицепилось новое имя – «Нефертити». Даже преподаватели между собой стали так его называть, чтобы выделить из нескольких однофамильцев, учившихся в университете. Прозвище «Нефертити» было намного интереснее «Лексы», поэтому Алекс решил соответствовать ему и внешне: отрастил и без того длинные волосы почти до пояса, перекрасил в черный цвет. Его руки стали украшать металлические и бисерные браслеты – точные копии древнеегипетских, на шее на короткой цепочке появился амулет Джед-Анх из золота и цветного стекла. И все это необыкновенно сочеталось с черной водолазкой и такого же цвета узкими кожаными брюками. Так Алекс ходил уже не только в университете, но и дома, чем изрядно стал раздражать отца – приверженца делового стиля в одежде. Райнер-старший несколько раз пытался серьезно поговорить с юношей о внешнем виде, но всегда останавливался и переводил тему разговора, представляя, как уже взрослый сын уходит из дома, чтобы стать независимым от родительской опеки, а Фридрих так боялся остаться на старости лет в гордом одиночестве.
Когда Лексе предложили стажировку в Египте от университета, он принял новость за очередной розыгрыш однокурсников. Такой чести удостаивались лишь студенты последнего года обучения. Однако, те уехали по обмену на раскопки греческих колоний на Черном море, и деканат, не задумываясь, предложил эту должность «Нефертити», как лучшему из оставшихся студентов. Только после личного звонка декана Алекс согласился. Проводить лето в скучном Берлине ему не очень-то хотелось. Попутно сбывалась заветная мечта работать под руководством знаменитого археолога.
И вот, Райнер-младший уже сидел на заднем сидении внедорожника, везущего на первые в его жизни серьезные раскопки, и предвкушал новую встречу со своим кумиром.
Уже за полночь машина, освещая фарами разбитую грунтовую дорогу, въехала на территорию лагеря. Их встречали вооруженные карабинами рабочие, заступившие на дежурство. Тадеуш вышел из палатки, подошел к машине.
– Принимай ценный груз, – рассмеялся староста, открывая заднюю дверь внедорожника.
На широком сидении, свернувшись клубочком, спал утомленный поездкой Александр. Профессор с помощью Ахмата аккуратно вытащил юношу, взял на руки, отнес в палатку, осторожно уложил его в спальный мешок, расстеленный на походной кровати. Райнер заворочался, но не проснулся. Тадеуш вернулся на улицу к старосте.
– Как доехали? – он похлопал араба по плечу.
– Изумительно, профессор! Парень вел себя настолько тихо, что я и не заметил, как он уснул. Это первый случай за мое многолетнее общение с молодежью, когда тебя ни разу не спросили: «Когда же мы приедем?»
– И что же он делал?
– Сначала читал вот это, – Ахмат протянул небольшую книжку. – Потом смотрел в окно... И снова читал…
– Древнеегипетская поэзия? – удивился Тадеуш. – Интересно... – Он стал листать страницу за страницей. Все поля были исписаны простым карандашом, слова в переводах были зачеркнуты и сверху были написаны новые. Но особенно много было пометок на фотографиях папирусов с текстами. – Я вижу, наш мальчик хорошо знает древнеегипетский. Что ж, посмотрим, будет ли от него толк в качестве секретаря. Пусть поможет разобраться с записями, оформит журналы, а потом домой выдворю. Спокойной ночи, Ахмат. Иди, отдыхай.
– Спокойной ночи, профессор, – улыбнулся староста. – Мудрое решение.
Солнце заглядывало в палатку сквозь узкую щель между полотнами брезента, медленно скользило лучом по щеке студента. Райнер открыл глаза, зажмурился от яркого света и потянулся.
– Доброе утро, Александр? Как спалось?
Парень вздрогнул и повернул голову в сторону голоса. На другом конце просторного брезентового «дома» на складной кровати сидел мужчина, лет пятидесяти на вид, и что-то записывал в толстый блокнот. Одет он был нетипично для европейца-археолога: длинная серая рубаха поверх свободных холщовых штанов бежевого цвета, затасканный арабский халат, бывший когда-то белым, и широкий льняной шарф на шее. Русые с проседью волосы собраны в короткий хвост на затылке. Щеки покрывала недельная полуседая щетина. Так на раскопках мог выглядеть только один человек – профессор Тадеуш Зигмунд Вальдерман.
– Доброе утро, профессор... – сдерживаясь, чтобы не зевнуть, поздоровался молодой человек. – Кажется, я уснул вчера в машине.
Мужчина улыбнулся в ответ. Алекс выбрался из спального мешка. С заспанными глазами и длинными растрепавшимися волосами он напоминал маленького лохматого котенка.
Работа шла в полной тишине. Арабы хранили молчание в знак траура, да и разговаривать без умолку было некому: пропавший суданец слыл завидным болтуном, рифмоплетом, юмористом и певцом. Под его звонкий голос каждый день начинались и заканчивались раскопки, под забавные истории люди, забыв про усталость, возвращались в лагерь. Тадеуш ходил от квадрата к квадрату, заложив руки за спину, спускался к находкам, осматривал их, проверял землю лопатой, тяжело произносил «Не то…» и давал команду засыпать раскопанный участок. Найти гроб трех тысячелетней давности на кладбище греко-римского периода было уже нереально.
Профессор вернулся под тент. Работать не было настроения, клонило в сон, поэтому он развлекал себя перекладыванием бусин с одного края стола на другой до перерыва на обед.
После визита посыльного из отряда, уходившего в горы, Вальдерман дал команду прекратить работы. Мужчины возвращались в лагерь, тихо переговаривались, вспоминали пропавшего. В палаточном городке их уже ждала поисковая бригада с останками суданца, завернутыми в саван. Под молитвы его тело на носилках арабы отнесли на новое кладбище и предали земле до захода солнца. Тадеуш с ужасом смотрел на могилы погибших на раскопках. Оставшись в одиночестве, он опустился на колени. Пальцы судорожно комкали сухой песок. Профессор зарыдал от боли, отчаяния, непомерного чувства вины.
«Остановись, пожалуйста, остановись! – прохрипел он и, потеряв контроль над собой, истошно закричал: – Убей меня, если ты этого хочешь! Давай! Здесь! Прямо сейчас!»
«Найди…» – эхом отразилось от гор и могильных камней.
Вальдерман уткнулся лбом в песок, вздрагивая от всхлипов и прерывисто бормоча: «Оставь меня в покое». Лишь с наступлением сумерек он смог взять себя в руки. Профессор поднялся и, шатаясь, побрел в лагерь по утоптанной за несколько лет тропинке.
Староста из лагеря Вальдермана стоял среди встречающих в каирском аэропорту. Он завез в Службу Древностей записи профессора о находках, доклад и список необходимого Салеху Камри и теперь ожидал рейс из Берлина, с которым должен был прилететь новый секретарь. Ахмат Давир – одинокий пожилой араб, еще мальчишкой начавший работать с археологическими экспедициями. Для него археология стала смыслом жизни, особенно под старость, когда он проводил в последний путь жену. Детей у него не было, как и близких родственников, а дальние давно покинули Луксор и его окрестности. Уже четвертый год Ахмат успешно командовал на раскопе и был правой рукой профессора. Мужчина отличался от других рабочих не только тактичностью, умом и поразительной памятью, но и археологическим чутьем, аккуратностью, многолетним опытом и осторожностью в общении с незнакомыми людьми. Самую серьезную работу по извлечению находок староста не доверял никому из наемных копателей, предпочитая делать ее сам. Однако, низкая грамотность, владение иностранными языками только на уровне разговора и незнание научной терминологии делали его совершенно бесполезным в качестве помощника при работе с журналами, коих приходилось заполнять достаточно много.
Прилетевшие этим рейсом проходили мимо араба, но ни один из них не подходил под ожидаемого студента-европейца.
«Значит, не прилетел, – подумал мужчина, почесал выбритый затылок под тюрбаном. – Проспал или опоздал, или передумал, что будет очень хорошо. Мальчишка – он и в Африке мальчишка. Прогуляюсь по окрестностям, перекушу, до следующего самолета еще долго...»
Ахмат уже направился к выходу, как вдруг услышал тихий голос, быстро говорящий по-арабски, но с сильным немецким акцентом.
– Простите... Вы не могли бы помочь? Вы не видели здесь человека... Меня должны были встретить.
Мужчина повернулся и посмотрел на обладателя столь необычной речи. Перед Ахматом стоял парень выше него почти на полголовы. Худую, пока еще нескладную фигуру подчеркивали узкие модные джинсы, короткая футболка и легкая куртка. Длинные, почти до талии, покрашенные в черный цвет волосы были собраны в хвост, лицо наполовину скрывал широкий козырек бейсболки. Виднелись только розоватые губы и кончик носа.
– Я вот тоже ждал человека с этим рейсом, – пробормотал Ахмат, не горя желанием вступать в разговор по душам.
– А давайте вместе ждать? – предложил молодой человек. – Я первый раз в Каире, боюсь заблудиться.
– Хм-м... Ладно... – проворчал араб, понимая, что о горячем чае с халвой можно забыть. – Как тебя зовут, иностранец, чтобы хоть о чем-то поговорить?
– Лекса... Ой... Александр Фридрих фон Райнер... «Лексой» университете однокурсники прозвали. За начитанность. Сокращение от названия какой-то древнеримской библиотеки…
– Ты и есть тот самый студент? – лицо мужчины вытянулось от удивления. – Это я тебя тут жду! Ахмат – помощник профессора Тадеуша Вальдермана.
– Как я рад! – парень скинул с плеча сумку, снял бейсболку и открыто, по-детски, улыбнулся.
«М-да... Только избалованного ребенка сейчас не хватает у нас, – подумал араб и тяжело вздохнул, глядя на незагорелое лицо, щурящиеся миндалевидные светло-карие глаза в ореоле длинных ресниц и изогнутые дугой брови. – И так проблем выше крыши. Будет лучше, если Тадеуш завтра же выдворит его обратно домой».
– Пойдем в машину, – мужчина поднял багаж. – Нам еще долго ехать.
Алекс устроился на заднем сидении внедорожника. Ахмат сел за руль.
– Есть хочешь? – заботливо спросил он парня.
– Нет, спасибо. Я позавтракал в самолете, хотя, кормят там просто ужасно.
Несколько часов они провели в бесконечных каирских пробках. За время вынужденного простоя Ахмат пару раз выбирался к небольшим лавочкам, прятавшимся в узких переулках, возвращался с кульками спелых фруктов, выращенных местными земледельцами, и угощал своего пассажира, который предпочел погрузиться в чтение, делая на полях пометки карандашом, нежели смотреть по сторонам.
Оказавшись за пределами огромного города, они выехали на трассу на восточном берегу Нила. Теперь их путь лежал напрямую до Луксора, а там, через мост, на западный берег и по грунтовой дороге среди песков высохшей реки к месту раскопок.
Александр, отложив книгу на сидение, мечтательно любовался мелькающим за окном пустынным пейзажем в лучах заходящего солнца. Парню недавно исполнилось девятнадцать лет. Он сдал свою четвертую сессию на отлично и был переведен уже на третий курс Археологического университета в Берлине. Его отец – директор Исторического музея – Фридрих фон Райнер души не чаял в своем отпрыске и был единственным близким родственником. Мать умерла, когда мальчику было всего три года, и тот помнил ее только по фотографиям и большому портрету известного в Германии художника, висевшего в гостиной старинного особняка. Доктор Райнер ни на минуту не хотел расставаться с сыном, так похожего на жену, и маленький Александр провел свое детство не за играми со сверстниками или в частном детском саду, а в бесконечных залах музея. Для него было вполне нормально разговаривать с учеными людьми о последних открытиях в археологии, о новых фактах и находках, но он никак не мог найти общий язык с ровесниками. Алексу очень тяжело давалась учеба в школе: приходилось учить предметы, которые вообще не интересовали, а одноклассники считали его зазнайкой и ботаником. Поэтому в свободное время он изучал в музейном хранилище полку за полкой или допекал вопросами фрау Ингрид – самого старого и опытного экскурсовода, которая относилась к мальчику, как к своему внуку.
В девять лет в мальчике проснулась сильная тяга к древним языкам, чему способствовали необыкновенные находки в Египте и Иране. Чудом уцелевшая переписка двух царей взбудоражила детскую фантазию. Алекс хотел самостоятельно читать подлинники, а не довольствоваться скучными и зачастую ошибочными переводами. Уже к четырнадцати годам он овладел древнеегипетским языком насколько это было возможно, учил древнегреческий, помогал сотрудникам хранилища и делал первые шаги как переводчик.
Как-то Александру посчастливилось встретиться с профессором Вальдерманом, известным в ученом обществе своей дотошностью и прямолинейностью, во время открытия выставки редких экспонатов из запасников музея. Мальчик так и не смог забыть их короткий диалог.
– Вы профессор Тадеуш Вальдерман?
– Да.
– Я прочитал вашу монографию по гробнице Амона-Тефнахта.
– Неужели? И как она тебе?
– Очень интересная, но...
Профессор насторожился, ибо критику всегда воспринимал очень болезненно.
– Продолжай. Мне хочется услышать твое мнение.
– Просто... – Алекс немного замялся: как высказать свою точку зрения такому знаменитому человеку и не обидеть его? – В ней есть ошибки, потому что неправильно были переведены тексты надписей...
– Правда?
– Да.
– Неужели ты уже читаешь иероглифы?
– Читаю...
– Тогда учись на египтолога... Мне нужны такие смышленые помощники на раскопках, – улыбнулся профессор и похлопал мальчика по плечу.
– О, Тадеуш! Какими судьбами вы к нам?! – Фридрих подошел к Вальдерману, пожал ему руку. Александр предпочел незаметно исчезнуть и наблюдать за учеными издалека, а в голове не переставали звучать последние слова профессора.
Подросток забросил изучение древних языков и с головой окунулся в египтологию. Он часами просиживал в библиотеках, изучая научные труды и редкие рукописи. Все книги и монографии, написанные Вальдерманом, он знал наизусть и мог без труда процитировать любой фрагмент.
В семнадцать лет Алекс уговорил отца отпустить его в поездку по известным музеям Европы, а в довершение с легкостью поступил на отделение египтологии археологического университета. Он самостоятельно стал учить арабский, который мог пригодиться во время путешествия по Египту, в которое он планировал отправиться после окончания пятилетней учебы. Преподаватели души не чаяли в начитанном и трудолюбивом студенте, а сокурсники постоянно издевались над таким скучным и увлеченным наукой парнем, даже стали его называть «Лекса», сокращенно от выдуманного «Lectorium Suprima Aleksandrea».
Будучи еще первокурсником, на одном из практических занятий он делал доклад по амарнской скульптуре, как вдруг кто-то из аудитории выкрикнул:
– Смотрите, а Нефертити-то как на Лексу похожа!
– Ага! Наш Лекса – это реинкарнация царицы! Ха-ха! Только не помнит, кто он на самом деле!
– Эй, Нефертити!
Студент спокойно закончил свой доклад, несмотря на громкий хохот сокурсников. А на следующий день на стене в коридоре висел огромный портрет Райнера в стиле знаменитого бюста. С тех пор к нему прицепилось новое имя – «Нефертити». Даже преподаватели между собой стали так его называть, чтобы выделить из нескольких однофамильцев, учившихся в университете. Прозвище «Нефертити» было намного интереснее «Лексы», поэтому Алекс решил соответствовать ему и внешне: отрастил и без того длинные волосы почти до пояса, перекрасил в черный цвет. Его руки стали украшать металлические и бисерные браслеты – точные копии древнеегипетских, на шее на короткой цепочке появился амулет Джед-Анх из золота и цветного стекла. И все это необыкновенно сочеталось с черной водолазкой и такого же цвета узкими кожаными брюками. Так Алекс ходил уже не только в университете, но и дома, чем изрядно стал раздражать отца – приверженца делового стиля в одежде. Райнер-старший несколько раз пытался серьезно поговорить с юношей о внешнем виде, но всегда останавливался и переводил тему разговора, представляя, как уже взрослый сын уходит из дома, чтобы стать независимым от родительской опеки, а Фридрих так боялся остаться на старости лет в гордом одиночестве.
Когда Лексе предложили стажировку в Египте от университета, он принял новость за очередной розыгрыш однокурсников. Такой чести удостаивались лишь студенты последнего года обучения. Однако, те уехали по обмену на раскопки греческих колоний на Черном море, и деканат, не задумываясь, предложил эту должность «Нефертити», как лучшему из оставшихся студентов. Только после личного звонка декана Алекс согласился. Проводить лето в скучном Берлине ему не очень-то хотелось. Попутно сбывалась заветная мечта работать под руководством знаменитого археолога.
И вот, Райнер-младший уже сидел на заднем сидении внедорожника, везущего на первые в его жизни серьезные раскопки, и предвкушал новую встречу со своим кумиром.
Уже за полночь машина, освещая фарами разбитую грунтовую дорогу, въехала на территорию лагеря. Их встречали вооруженные карабинами рабочие, заступившие на дежурство. Тадеуш вышел из палатки, подошел к машине.
– Принимай ценный груз, – рассмеялся староста, открывая заднюю дверь внедорожника.
На широком сидении, свернувшись клубочком, спал утомленный поездкой Александр. Профессор с помощью Ахмата аккуратно вытащил юношу, взял на руки, отнес в палатку, осторожно уложил его в спальный мешок, расстеленный на походной кровати. Райнер заворочался, но не проснулся. Тадеуш вернулся на улицу к старосте.
– Как доехали? – он похлопал араба по плечу.
– Изумительно, профессор! Парень вел себя настолько тихо, что я и не заметил, как он уснул. Это первый случай за мое многолетнее общение с молодежью, когда тебя ни разу не спросили: «Когда же мы приедем?»
– И что же он делал?
– Сначала читал вот это, – Ахмат протянул небольшую книжку. – Потом смотрел в окно... И снова читал…
– Древнеегипетская поэзия? – удивился Тадеуш. – Интересно... – Он стал листать страницу за страницей. Все поля были исписаны простым карандашом, слова в переводах были зачеркнуты и сверху были написаны новые. Но особенно много было пометок на фотографиях папирусов с текстами. – Я вижу, наш мальчик хорошо знает древнеегипетский. Что ж, посмотрим, будет ли от него толк в качестве секретаря. Пусть поможет разобраться с записями, оформит журналы, а потом домой выдворю. Спокойной ночи, Ахмат. Иди, отдыхай.
– Спокойной ночи, профессор, – улыбнулся староста. – Мудрое решение.
Часть 2
Солнце заглядывало в палатку сквозь узкую щель между полотнами брезента, медленно скользило лучом по щеке студента. Райнер открыл глаза, зажмурился от яркого света и потянулся.
– Доброе утро, Александр? Как спалось?
Парень вздрогнул и повернул голову в сторону голоса. На другом конце просторного брезентового «дома» на складной кровати сидел мужчина, лет пятидесяти на вид, и что-то записывал в толстый блокнот. Одет он был нетипично для европейца-археолога: длинная серая рубаха поверх свободных холщовых штанов бежевого цвета, затасканный арабский халат, бывший когда-то белым, и широкий льняной шарф на шее. Русые с проседью волосы собраны в короткий хвост на затылке. Щеки покрывала недельная полуседая щетина. Так на раскопках мог выглядеть только один человек – профессор Тадеуш Зигмунд Вальдерман.
– Доброе утро, профессор... – сдерживаясь, чтобы не зевнуть, поздоровался молодой человек. – Кажется, я уснул вчера в машине.
Мужчина улыбнулся в ответ. Алекс выбрался из спального мешка. С заспанными глазами и длинными растрепавшимися волосами он напоминал маленького лохматого котенка.
