Назначенную миссию я выполнил: ничего стоящего внимания Арафа и меня за стеклом витрин в Британском музее не оказалось. Не стесняясь, поинтересовался у Винтера о пополнении запасников в последние два года. Отрицательный ответ одновременно порадовал и огорчил: с одной стороны хорошо, что не пришлось заниматься возвращением ценных экспонатов на родину, с другой — каждое обновление коллекции вызывало интерес к музею, но такого давно не было. Значит, надо договориться о выставке египетских запасников или сокровищ Тутанхамона, поддержать бывшего начальника.
Распрощавшись с доктором Винтером, Эмилия снова заказала столик в ресторане. Теперь уже мне предстоял выбор блюд и вин. Наблюдая за легкой улыбкой супруги в конце обеда, я понял, что сдал экзамен по английскому великосветскому этикету.
— Бирмингем? — поинтересовалась леди Карнарвон.
— Бирмингем, — ответил я. — Выезжаем завтра утром. Поездом. А сейчас предлагаю до темноты погулять в парке и полюбоваться, как на вечернем небе зажигаются звезды…
(Примечание: следующие несколько абзацев я взял с листа, аккуратно сложенного и спрятанного внутри стопы бумаги с вариантами переводов символов Древних, сделанных отцом еще при жизни доктора Брайтона. Автор записей точно знал, что там их никто, кроме него, не обнаружит.)
Очень надеюсь, что эта страница никогда не попадет в руки Эмилии, ибо здесь я записал свои мысли и ощущения о неделе, проведенной в Бирмингеме. Разница в культуре и менталитете почувствовалась с первых часов моего пребывания там. Лорд и леди Карнарвон — прекрасные люди, гостеприимные хозяева, интересные собеседники.
Однако, после шумных, эмоциональных, шустрых египтян жизнь англичан казалась замедленной, однообразной и скучной. Время за пределами города текло подобно равнинной реке. Я предполагал, что родственники супруги живут в самом Бирмингеме, но ошибался: у них было поместье со старинным особняком в трех часах езды на автомобиле.
К вечеру второго дня я устал от непривычно долгих обедов и ужинов, проходивших, в основном, в тишине. Чтобы хоть как-то развлечь себя, представлял блюда, столовые приборы, графины с винами в качестве артефактов, которые нужно описать и занести в каталог. Эмилия сначала не понимала моего пристального взгляда на стол, но, когда шепотом рассказал о фантазиях, она мило улыбнулась и поддержала борьбу со скукой.
Свободное время, коего было предостаточно, проводил с Эмилией в саду или библиотеке, изучая старинные книги. В последних мало что понимал, так как был не силен в староанглийском. С лордом Карнарвоном периодически устраивали дискуссии об имевшихся в особняке, которому больше подходило определение «замок», древнеегипетских артефактах. Их было немного, но довольно ценные. Отец супруги поражался, с какой точностью я определял прошлого владельца вещи, если на ней оказывалась надпись. Для древнего египтянина и по совместительству профессора лингвистики древнеегипетского языка подобное не вызывало трудностей. Вечерами играли в шахматы. Неплохая разминка для мозга, хоть и не выиграл ни одной партии.
Леди Карнарвон очень удивилась произошедшими со мной переменами, хотя видела меня всего раз. Она допытывалась, почему решил отпустить бороду, которая совсем не шла (это была всего лишь легкая небритость — признаваться в собственной лени очень не хотелось) и откуда появились седые пряди в темных волосах. Ни я, ни супруга ни словом не обмолвились о произошедшем в больнице — придумали простенькую историю о небольшой автоаварии, которых в Каире каждый день происходило по несколько десятков. О моей зависимости от «пыли бессмертия» знали только Эмилия и Искандер, остальным такая информация была ни к чему.
К выходным в особняк приехал Ричард. В честь нашего приезда он достал билеты в бирмингемский театр на премьеру одной из современных детективных пьес. Пообщавшись с ним несколько часов, я понял, что граф Броуди «англичанин до мозга костей» — холодный, расчетливый, напрочь лишенный бурной романтической фантазии. Лучше него в качестве делового партнера не найти, но в плане собеседника и любящего мужа он не оправдал ожиданий Эмилии. Леди Аджари-Карнарвон через несколько лет стало с ним скучно до такой степени, что она подала на развод. Я понял, почему супруга избрала палеоантропологию в качестве своей профессии — нужны недюжинное воображение и наблюдательность (чего у Эмилии было в избытке), чтобы увидеть в камнях орудия труда и в осколках черепа живое лицо.
Под конец недели чувствовал себя невероятно вымотанным. Чужие нравы и обычаи утомляли сильнее, чем работа с утра до вечера в Службе древностей. Я облегченно вздохнул, когда поезд на Лондон тронулся, оставляя на перроне моих новых родственников. Если и буду приезжать к ним, то не больше, чем на пару дней — ровно столько я могу выдержать английское великосветское гостеприимство.
Мы пробыли в Лондоне еще пару дней. Бездельничали и развлекались, как могли: гуляли по выставкам, галереям, музеям, даже на аукцион заглянули ради интереса. К счастью, ничего стоящего там не оказалось, иначе пострадал бы семейный бюджет. Перед отъездом попросил смотрителя найти новых жильцов, хотя подумывал о продаже. Однако, поразмыслив о том, что буду чаще приезжать в британскую столицу по работе и к новым родственникам, да и детям жилье может в будущем пригодиться, решил остаться владельцем квартиры Джона.
К вечеру второго дня мы никак не могли определиться со следующей целью нашей поездки: Париж или Берлин. Я настаивал на Франции, оставляя Германию, как десерт, на конец путешествия. Эмилия, наоборот, хотела погулять по Лувру в последнюю очередь. Чтобы не поругаться из-за такой мелочи, жена предложила простой выход: приехать в аэропорт и сесть на тот рейс, что будет раньше. Я согласился.
Утром выехали в Хитроу. Однако, природа внесла свои коррективы. Из-за внезапно испортившейся погоды посадки задерживали одну за другой.
— Может, поездом? — предложила супруга.
— Почему бы и нет? Уступаю тебе. Пусть первым будет Берлин, —пожал плечами, — иначе мы с острова никогда не выберемся.
Погода ухудшалась. Туман становился все сильнее. До железно-дорожного вокзала мы добрались лишь к вечеру, опоздав на экспресс, идущий через столицу Германии. В зале ожидания сидеть до утра не хотелось, поэтому взяли билеты на ночной поезд до Парижа. Чтобы скоротать время, Эмилия рассказала о строительстве туннеля под Ламаншем. Когда я осознал, что треть пути будет под землей и водой — не на шутку испугался. Если самолеты и наземный транспорт еще мог вытерпеть, то ездить поездами в метро так и не решился. Стоило спуститься вниз на перрон, как начиналась странная паника, вводившая в оцепенение, что не без посторонней помощи поднимался наверх. Видимо, сказывалось очень замкнутое пространство, наполнявшееся грохотом прибывающего и отправляющегося транспорта. А здесь мне предстояло на огромной скорости больше получаса провести в туннеле.
— Давай вернемся в аэропорт, — взмолился я, после объявления о прибытии поезда.
Супруга не спросила о внезапной перемене решения, только пристально посмотрела на меня, словно искала причину. Неужели она догадалась о моем подсознательном страхе?
— Хорошо. Только сдам билеты. Подождешь?
— Я люблю тебя, — облегченно выдохнул.
Эмилия вернулась минут через пятнадцать. Мы проводили взглядами уходящий экспресс.
— Куда теперь? Снова в Хитроу? — поинтересовалась она.
— А стоит? Ночь точно ждать придется. Вернемся на квартиру, переночуем, а утром посмотрим новости и решим, что делать.
— Мудрое решение. Хоть не в зале ожидания спать.
Скинув багаж в коридоре, мы заглянули в уже знакомое кафе. И, хотя было достаточно поздно, нас радушно обслужили, за что я не поскупился на чаевые.
Эмилия сладко спала, я же вслушивался в нарастающий шум за окном. С каждым часом погода портилась все сильнее. Туман исчез, но словно ниоткуда возник штормовой ветер. Косой дождь порывами долбил огромными каплями по стеклам, рвался внутрь комнаты. На улице жалобно стонали деревья, обивая кроны о фонарные столбы. Я прижался к супруге, укрылся одеялом по макушку, лишь бы не слышать происходившего за окнами. За пару лет в засушливом Египте отвык от британской непогоды. Насколько застряли в Лондоне сказать было невозможно.
Мы проснулись ближе к обеду. Дождь так и не прекратился, хотя и стал тише. Съестного на кухне ничего не осталось.
— Могу прогуляться до кафе. Недалеко, — предложил, окинув взглядом засыпанную листьями улицу с бегущими по тротуарам ручьями.
— Предлагаю заказать обед домой, хоть и дорого будет. В такую погоду много берут за доставку.
— Заказывай.
Геройствовать — хорошо, а думать головой — намного лучше. Зонт при таком ветре не раскроешь, значит, я бы вымок. Пришлось бы сушить одежду и обувь, к тому же, мог простудиться. Больному гулять по музеям — сомнительное удовольствие. Служба доставки на машинах и в макинтошах справится с задачей намного лучше меня.
Леди Аджари-Карнарвон, просчитав все лишние затраты, заказала сразу обед, ужин и завтрак. Пока приводили себя в порядок после сна, прибыл заказ. Несколько больших коробок на кухне источали головокружащий аромат жареного мяса и специй. Стоило накрыть на стол, как, не докипев, выключился электрический чайник.
— Опять на перекрестке замыкание, — констатировал я факт. — За два с лишним года так и не убрали провода под землю.
— При свечах будет романтично, если они есть.
— Была коробка на такой случай. Раньше отключали достаточно часто.
Под тихий треск свечей мы обедали на кухне в легком полумраке, озаряемом желтоватым пламенем. В окна по-прежнему стучались капли дождя. Подостывшая еда казалась двум проголодавшимся людям самой вкусной на свете. Когда бы еще нам предаваться романтике, как не в плохую погоду?
Вечер предвещал быть очень скучным. Электричество так и не дали. Читать книги при свечах не хотелось — половина коробки уже была израсходована. Синоптики обещали еще сутки ненастья. Об этом жена прочитала в новостях на телефоне, потом сразу его выключила, чтобы не разряжался. Мы устроились на кровати, закутались в пледы.
— Саккара или Гиза? Где разобьем палатку? — поинтересовавшись, Эмилия положила голову мне на плечо.
— Саккара.
— Устрой мне экскурсию по пирамидам и мастабам, словно мы сейчас там. Откуда начнем?
Мысленно представил дорогу в Саккару, стоянку для автобусов, тропинки для туристов.
— Я бы начал с пирамиды Джесеру, — произнес загадочным голосом, словно вел экскурсию по музею. — Ты там уже была. Закрой глаза. А теперь представь, что время пошло назад, очень быстро… до Четвертой династии. Оно замедляется, и пирамида становится такой, какой была при завершении стройки. Почти ровные ступени обмазаны толстым отшлифованным слоем глины с толченым тростником и выкрашены в бело-кремовый цвет.
— Почему не чисто белый?
— Такая краска добывалась из определенного сорта мела, была дорогой. А на пирамиду в невероятных количествах пошел размолотый мягкий известняк. Красили в несколько слоев, чтобы закрыть темную глину. Сейчас ты стоишь у парадных кедровых ворот в стене, окружающей по периметру весь комплекс. Проходишь внутрь, ступаешь по идеально ровному полу из известняковых плит. Он остался от Древних, только в некоторых местах видны заплатки, сделанные мастерами фараона. Куски камня не такие ровные, шероховатые, плохо подогнанные. Дальше слева идут хранилища с украшенными нишами фасадами, тоже построенные до Джесеру. Сами помещения сохранились плохо и были восстановлены из необожженного кирпича и валявшихся рядом камней. Справа ты видишь церемониальное здание. Его колонны выпилены из уложенных в стены блоков.
— Древние?
— Да. В комплексе очень много от них осталось, даже стена. А теперь на десятилетие назад. Видишь две кладки в виде мастаб и леса, которые заходят на ступени?
— Почему?
— Джесеру хотел гладкую, как в Гизе, но без дополнительной опоры конструкция из балок и досок начала разрушаться внизу. Погибло несколько десятков человек от падения камней и бревен из-за сильной подвижности верхних перекрытий. Имхотеп изменил план строительства с гладкой на ступенчатую пирамиду, увеличив прочность лесов.
— И фараон согласился на такое?
— После долгих споров — да. Зодчий написал восемь прошений царю, излагая свою точку зрения на проблему. И каждое последующее было жестче предыдущего, вплоть до отказа возглавлять строительство. Это нонсенс, что Джесеру не заменил строптивого чиновника другим, покорным, что еще раз доказывает неординарность личности Имхотепа.
— Еще три ступени вверх?
— Еще одну. А дальше пошла достройка основания для прочности уже самого строения и увеличения высоты, потому что это было условием фараона. Сооружение поглотило все оставшееся от Древних на той площади: уцелевшие фрагменты стен, двускатный свод, глубокую шахту, входы. Я не представляю, как они заложили сверху помещение с саркофагом. Блокового перекрытия там нет.
— Кедровые стволы и сверху большие бесформенные камни. Получилось типа полигональной кладки. Уже после они стали разрушаться от землетрясений и возникшей перегрузки.
— Разумно! А ты не хочешь защититься на степень профессора?
Эмилия открыла глаза, сжала мою ладонь.
— Мой милый Сахемхет, я палеоантрополог, а не египтолог. На египтолога мне надо все заново начинать.
— Если диссертацию по палеоантропологии? В Саккаре и близлежащих районах столько останков, что можно заняться идентификацией и выявлением миграции в Додинастический период.
— Я и с докторской степенью прекрасно справлюсь с такой работой, — прошептала она и повалила меня на подушки. — По «пустыне Саккаре» лучше ходить вживую и в твоей компании. А сейчас предлагаю перейти от слов к делам, пока мы совсем не замерзли. Ты заметил, что звезды такие яркие, когда нет огня?
(Примечание: отец записал несколько строк на полях, развернув лист по горизонтали и отметив начало галочкой. Вероятно, он хотел вставить их при редактировании в ранее написанное.
Не знаю, почему, но я не хочу доверять дневникам все, что касается очень личной жизни. И не потому, что стесняюсь некоторых моментов. Нет. В моем прошлом с подобными вещами было куда проще: дети бегали почти без одежды, взрослые также стремились к минимализму в обыденной жизни. Исключением были те, кто находился у власти светской и духовной. Знания о близких отношениях между мужчиной и женщиной тоже не были чем-то секретным и запретным. Дело в другом: это моя жизнь, наша с Эмилией, где только она и я без третьего лишнего в виде дневника.)
Предсказания синоптиков сбывались. Еще сутки мы просидели дома, периодически поглядывая в окно и щелкая выключателями в надежде, что авария ликвидирована. Супруга не знала, чем себя занять. В этот момент она так напомнила Стефанию, для которой «ничего не делание» было хуже «сумасшедшей загрузке работой». Леди Аджари-Карнарвон перебрала все книги на стеллажах, систематизировала их по принципу, ведомой только ей одной, сделала из писчей бумаги тематические бирочки и алфавитные указатели. Только наступление кромешной темноты (остатки свечного запаса сожгли во время ужина) заставило жену прекратить работу и забраться ко мне под одеяло. Было еще рано, спать не хотелось, поэтому развлекали себя фантазиями на тему «Как с антропологической точки зрения могли выглядеть Древние».
Распрощавшись с доктором Винтером, Эмилия снова заказала столик в ресторане. Теперь уже мне предстоял выбор блюд и вин. Наблюдая за легкой улыбкой супруги в конце обеда, я понял, что сдал экзамен по английскому великосветскому этикету.
— Бирмингем? — поинтересовалась леди Карнарвон.
— Бирмингем, — ответил я. — Выезжаем завтра утром. Поездом. А сейчас предлагаю до темноты погулять в парке и полюбоваться, как на вечернем небе зажигаются звезды…
(Примечание: следующие несколько абзацев я взял с листа, аккуратно сложенного и спрятанного внутри стопы бумаги с вариантами переводов символов Древних, сделанных отцом еще при жизни доктора Брайтона. Автор записей точно знал, что там их никто, кроме него, не обнаружит.)
Очень надеюсь, что эта страница никогда не попадет в руки Эмилии, ибо здесь я записал свои мысли и ощущения о неделе, проведенной в Бирмингеме. Разница в культуре и менталитете почувствовалась с первых часов моего пребывания там. Лорд и леди Карнарвон — прекрасные люди, гостеприимные хозяева, интересные собеседники.
Однако, после шумных, эмоциональных, шустрых египтян жизнь англичан казалась замедленной, однообразной и скучной. Время за пределами города текло подобно равнинной реке. Я предполагал, что родственники супруги живут в самом Бирмингеме, но ошибался: у них было поместье со старинным особняком в трех часах езды на автомобиле.
К вечеру второго дня я устал от непривычно долгих обедов и ужинов, проходивших, в основном, в тишине. Чтобы хоть как-то развлечь себя, представлял блюда, столовые приборы, графины с винами в качестве артефактов, которые нужно описать и занести в каталог. Эмилия сначала не понимала моего пристального взгляда на стол, но, когда шепотом рассказал о фантазиях, она мило улыбнулась и поддержала борьбу со скукой.
Свободное время, коего было предостаточно, проводил с Эмилией в саду или библиотеке, изучая старинные книги. В последних мало что понимал, так как был не силен в староанглийском. С лордом Карнарвоном периодически устраивали дискуссии об имевшихся в особняке, которому больше подходило определение «замок», древнеегипетских артефактах. Их было немного, но довольно ценные. Отец супруги поражался, с какой точностью я определял прошлого владельца вещи, если на ней оказывалась надпись. Для древнего египтянина и по совместительству профессора лингвистики древнеегипетского языка подобное не вызывало трудностей. Вечерами играли в шахматы. Неплохая разминка для мозга, хоть и не выиграл ни одной партии.
Леди Карнарвон очень удивилась произошедшими со мной переменами, хотя видела меня всего раз. Она допытывалась, почему решил отпустить бороду, которая совсем не шла (это была всего лишь легкая небритость — признаваться в собственной лени очень не хотелось) и откуда появились седые пряди в темных волосах. Ни я, ни супруга ни словом не обмолвились о произошедшем в больнице — придумали простенькую историю о небольшой автоаварии, которых в Каире каждый день происходило по несколько десятков. О моей зависимости от «пыли бессмертия» знали только Эмилия и Искандер, остальным такая информация была ни к чему.
К выходным в особняк приехал Ричард. В честь нашего приезда он достал билеты в бирмингемский театр на премьеру одной из современных детективных пьес. Пообщавшись с ним несколько часов, я понял, что граф Броуди «англичанин до мозга костей» — холодный, расчетливый, напрочь лишенный бурной романтической фантазии. Лучше него в качестве делового партнера не найти, но в плане собеседника и любящего мужа он не оправдал ожиданий Эмилии. Леди Аджари-Карнарвон через несколько лет стало с ним скучно до такой степени, что она подала на развод. Я понял, почему супруга избрала палеоантропологию в качестве своей профессии — нужны недюжинное воображение и наблюдательность (чего у Эмилии было в избытке), чтобы увидеть в камнях орудия труда и в осколках черепа живое лицо.
Под конец недели чувствовал себя невероятно вымотанным. Чужие нравы и обычаи утомляли сильнее, чем работа с утра до вечера в Службе древностей. Я облегченно вздохнул, когда поезд на Лондон тронулся, оставляя на перроне моих новых родственников. Если и буду приезжать к ним, то не больше, чем на пару дней — ровно столько я могу выдержать английское великосветское гостеприимство.
Глава 25
Мы пробыли в Лондоне еще пару дней. Бездельничали и развлекались, как могли: гуляли по выставкам, галереям, музеям, даже на аукцион заглянули ради интереса. К счастью, ничего стоящего там не оказалось, иначе пострадал бы семейный бюджет. Перед отъездом попросил смотрителя найти новых жильцов, хотя подумывал о продаже. Однако, поразмыслив о том, что буду чаще приезжать в британскую столицу по работе и к новым родственникам, да и детям жилье может в будущем пригодиться, решил остаться владельцем квартиры Джона.
К вечеру второго дня мы никак не могли определиться со следующей целью нашей поездки: Париж или Берлин. Я настаивал на Франции, оставляя Германию, как десерт, на конец путешествия. Эмилия, наоборот, хотела погулять по Лувру в последнюю очередь. Чтобы не поругаться из-за такой мелочи, жена предложила простой выход: приехать в аэропорт и сесть на тот рейс, что будет раньше. Я согласился.
Утром выехали в Хитроу. Однако, природа внесла свои коррективы. Из-за внезапно испортившейся погоды посадки задерживали одну за другой.
— Может, поездом? — предложила супруга.
— Почему бы и нет? Уступаю тебе. Пусть первым будет Берлин, —пожал плечами, — иначе мы с острова никогда не выберемся.
Погода ухудшалась. Туман становился все сильнее. До железно-дорожного вокзала мы добрались лишь к вечеру, опоздав на экспресс, идущий через столицу Германии. В зале ожидания сидеть до утра не хотелось, поэтому взяли билеты на ночной поезд до Парижа. Чтобы скоротать время, Эмилия рассказала о строительстве туннеля под Ламаншем. Когда я осознал, что треть пути будет под землей и водой — не на шутку испугался. Если самолеты и наземный транспорт еще мог вытерпеть, то ездить поездами в метро так и не решился. Стоило спуститься вниз на перрон, как начиналась странная паника, вводившая в оцепенение, что не без посторонней помощи поднимался наверх. Видимо, сказывалось очень замкнутое пространство, наполнявшееся грохотом прибывающего и отправляющегося транспорта. А здесь мне предстояло на огромной скорости больше получаса провести в туннеле.
— Давай вернемся в аэропорт, — взмолился я, после объявления о прибытии поезда.
Супруга не спросила о внезапной перемене решения, только пристально посмотрела на меня, словно искала причину. Неужели она догадалась о моем подсознательном страхе?
— Хорошо. Только сдам билеты. Подождешь?
— Я люблю тебя, — облегченно выдохнул.
Эмилия вернулась минут через пятнадцать. Мы проводили взглядами уходящий экспресс.
— Куда теперь? Снова в Хитроу? — поинтересовалась она.
— А стоит? Ночь точно ждать придется. Вернемся на квартиру, переночуем, а утром посмотрим новости и решим, что делать.
— Мудрое решение. Хоть не в зале ожидания спать.
Скинув багаж в коридоре, мы заглянули в уже знакомое кафе. И, хотя было достаточно поздно, нас радушно обслужили, за что я не поскупился на чаевые.
Эмилия сладко спала, я же вслушивался в нарастающий шум за окном. С каждым часом погода портилась все сильнее. Туман исчез, но словно ниоткуда возник штормовой ветер. Косой дождь порывами долбил огромными каплями по стеклам, рвался внутрь комнаты. На улице жалобно стонали деревья, обивая кроны о фонарные столбы. Я прижался к супруге, укрылся одеялом по макушку, лишь бы не слышать происходившего за окнами. За пару лет в засушливом Египте отвык от британской непогоды. Насколько застряли в Лондоне сказать было невозможно.
Мы проснулись ближе к обеду. Дождь так и не прекратился, хотя и стал тише. Съестного на кухне ничего не осталось.
— Могу прогуляться до кафе. Недалеко, — предложил, окинув взглядом засыпанную листьями улицу с бегущими по тротуарам ручьями.
— Предлагаю заказать обед домой, хоть и дорого будет. В такую погоду много берут за доставку.
— Заказывай.
Геройствовать — хорошо, а думать головой — намного лучше. Зонт при таком ветре не раскроешь, значит, я бы вымок. Пришлось бы сушить одежду и обувь, к тому же, мог простудиться. Больному гулять по музеям — сомнительное удовольствие. Служба доставки на машинах и в макинтошах справится с задачей намного лучше меня.
Леди Аджари-Карнарвон, просчитав все лишние затраты, заказала сразу обед, ужин и завтрак. Пока приводили себя в порядок после сна, прибыл заказ. Несколько больших коробок на кухне источали головокружащий аромат жареного мяса и специй. Стоило накрыть на стол, как, не докипев, выключился электрический чайник.
— Опять на перекрестке замыкание, — констатировал я факт. — За два с лишним года так и не убрали провода под землю.
— При свечах будет романтично, если они есть.
— Была коробка на такой случай. Раньше отключали достаточно часто.
Под тихий треск свечей мы обедали на кухне в легком полумраке, озаряемом желтоватым пламенем. В окна по-прежнему стучались капли дождя. Подостывшая еда казалась двум проголодавшимся людям самой вкусной на свете. Когда бы еще нам предаваться романтике, как не в плохую погоду?
Вечер предвещал быть очень скучным. Электричество так и не дали. Читать книги при свечах не хотелось — половина коробки уже была израсходована. Синоптики обещали еще сутки ненастья. Об этом жена прочитала в новостях на телефоне, потом сразу его выключила, чтобы не разряжался. Мы устроились на кровати, закутались в пледы.
— Саккара или Гиза? Где разобьем палатку? — поинтересовавшись, Эмилия положила голову мне на плечо.
— Саккара.
— Устрой мне экскурсию по пирамидам и мастабам, словно мы сейчас там. Откуда начнем?
Мысленно представил дорогу в Саккару, стоянку для автобусов, тропинки для туристов.
— Я бы начал с пирамиды Джесеру, — произнес загадочным голосом, словно вел экскурсию по музею. — Ты там уже была. Закрой глаза. А теперь представь, что время пошло назад, очень быстро… до Четвертой династии. Оно замедляется, и пирамида становится такой, какой была при завершении стройки. Почти ровные ступени обмазаны толстым отшлифованным слоем глины с толченым тростником и выкрашены в бело-кремовый цвет.
— Почему не чисто белый?
— Такая краска добывалась из определенного сорта мела, была дорогой. А на пирамиду в невероятных количествах пошел размолотый мягкий известняк. Красили в несколько слоев, чтобы закрыть темную глину. Сейчас ты стоишь у парадных кедровых ворот в стене, окружающей по периметру весь комплекс. Проходишь внутрь, ступаешь по идеально ровному полу из известняковых плит. Он остался от Древних, только в некоторых местах видны заплатки, сделанные мастерами фараона. Куски камня не такие ровные, шероховатые, плохо подогнанные. Дальше слева идут хранилища с украшенными нишами фасадами, тоже построенные до Джесеру. Сами помещения сохранились плохо и были восстановлены из необожженного кирпича и валявшихся рядом камней. Справа ты видишь церемониальное здание. Его колонны выпилены из уложенных в стены блоков.
— Древние?
— Да. В комплексе очень много от них осталось, даже стена. А теперь на десятилетие назад. Видишь две кладки в виде мастаб и леса, которые заходят на ступени?
— Почему?
— Джесеру хотел гладкую, как в Гизе, но без дополнительной опоры конструкция из балок и досок начала разрушаться внизу. Погибло несколько десятков человек от падения камней и бревен из-за сильной подвижности верхних перекрытий. Имхотеп изменил план строительства с гладкой на ступенчатую пирамиду, увеличив прочность лесов.
— И фараон согласился на такое?
— После долгих споров — да. Зодчий написал восемь прошений царю, излагая свою точку зрения на проблему. И каждое последующее было жестче предыдущего, вплоть до отказа возглавлять строительство. Это нонсенс, что Джесеру не заменил строптивого чиновника другим, покорным, что еще раз доказывает неординарность личности Имхотепа.
— Еще три ступени вверх?
— Еще одну. А дальше пошла достройка основания для прочности уже самого строения и увеличения высоты, потому что это было условием фараона. Сооружение поглотило все оставшееся от Древних на той площади: уцелевшие фрагменты стен, двускатный свод, глубокую шахту, входы. Я не представляю, как они заложили сверху помещение с саркофагом. Блокового перекрытия там нет.
— Кедровые стволы и сверху большие бесформенные камни. Получилось типа полигональной кладки. Уже после они стали разрушаться от землетрясений и возникшей перегрузки.
— Разумно! А ты не хочешь защититься на степень профессора?
Эмилия открыла глаза, сжала мою ладонь.
— Мой милый Сахемхет, я палеоантрополог, а не египтолог. На египтолога мне надо все заново начинать.
— Если диссертацию по палеоантропологии? В Саккаре и близлежащих районах столько останков, что можно заняться идентификацией и выявлением миграции в Додинастический период.
— Я и с докторской степенью прекрасно справлюсь с такой работой, — прошептала она и повалила меня на подушки. — По «пустыне Саккаре» лучше ходить вживую и в твоей компании. А сейчас предлагаю перейти от слов к делам, пока мы совсем не замерзли. Ты заметил, что звезды такие яркие, когда нет огня?
(Примечание: отец записал несколько строк на полях, развернув лист по горизонтали и отметив начало галочкой. Вероятно, он хотел вставить их при редактировании в ранее написанное.
Не знаю, почему, но я не хочу доверять дневникам все, что касается очень личной жизни. И не потому, что стесняюсь некоторых моментов. Нет. В моем прошлом с подобными вещами было куда проще: дети бегали почти без одежды, взрослые также стремились к минимализму в обыденной жизни. Исключением были те, кто находился у власти светской и духовной. Знания о близких отношениях между мужчиной и женщиной тоже не были чем-то секретным и запретным. Дело в другом: это моя жизнь, наша с Эмилией, где только она и я без третьего лишнего в виде дневника.)
Предсказания синоптиков сбывались. Еще сутки мы просидели дома, периодически поглядывая в окно и щелкая выключателями в надежде, что авария ликвидирована. Супруга не знала, чем себя занять. В этот момент она так напомнила Стефанию, для которой «ничего не делание» было хуже «сумасшедшей загрузке работой». Леди Аджари-Карнарвон перебрала все книги на стеллажах, систематизировала их по принципу, ведомой только ей одной, сделала из писчей бумаги тематические бирочки и алфавитные указатели. Только наступление кромешной темноты (остатки свечного запаса сожгли во время ужина) заставило жену прекратить работу и забраться ко мне под одеяло. Было еще рано, спать не хотелось, поэтому развлекали себя фантазиями на тему «Как с антропологической точки зрения могли выглядеть Древние».
