Крылья

Но стоило приглядеться, как сразу стало понятно, что всю суету и шум создают, по большей части, туристы. Хозяева же, художники, расположившись на площади со своими мольбертами и этюдниками, наоборот, были степенны и с философским спокойствием продолжали творить, невзирая на всё, происходящее вокруг. Я ухватилась за локоть Миши, опасаясь потерять его из виду в этой круговерти, и только почувствовав его близость, смогла оценить всю прелесть представшей перед нами картины.
        Двигаясь вдоль рядов выставленных пейзажей, натюрмортов и портретов, я случайно натолкнулась взглядом на изображение женщины, выполненное пастелью. С портрета на мир смотрело красивое лицо с живыми блестящими глазами и чуть приоткрытыми губами, с которых, казалось, вот-вот готовы слететь слова. Какое восхитительное мастерство! Я перевела взгляд на художника, сидящего рядом на складном стульчике. Цветастый жилет, шёлковый шейный платок, повязанный с безупречной аккуратностью и красный бархатный берет смотрелись на крупной фигуре мужчины за пятьдесят колоритно и импозантно. Их владелец, в свою очередь, обводил меня взглядом, оценивая с профессиональной точки зрения. От смущения я спрятала лицо на плече Михаила, чувствуя, как тёплой волной щёки заливает румянец.
        - Силь ву пле, мадмуазель, - неожиданно произнёс художник, выставил рядом второй раскладной стульчик и сделал приглашающий жест рукой, сопроводив его очаровательной улыбкой.
        - Садись, это займёт не больше двадцати минут, - слегка подтолкнул меня под локоть мой спутник. – Не каждого приглашают быть моделью.
        - Наверно, это дорого стоит, - прошептала я на ухо парню, с опаской поглядывая на предложенный мне стул. – Вдруг у меня денег не хватит? Неудобно получится.
        - Твой портрет будет его рекламой, так же, как портрет этой женщины. Поверь, твоё лицо будет настоящим украшением этой площади. И денег он с тебя не возьмёт.
        И откуда он всё знает? Я переводила нерешительный взгляд с Миши на художника и обратно, а оба мужчины ободряюще кивали мне головой. Слова Михаила большой ложкой мёда размазались по тонкому ломтику моей души. Приятно было слышать, и очень хотелось верить. Ладно, посмотрим, какое из меня получится украшение.
        Я уселась на стул, художник приступил к созданию шедевра, а парнишка встал позади, склонившись почти к самому плечу мужчины. Пастельные карандаши замелькали в руках мастера, а Михаил внимательно наблюдал за процессом, то поднимая глаза на меня, то опуская на лист бумаги, будто сравнивая оригинал и создаваемую копию. Меня немного удивило, что художник не возмутился столь откровенным вмешательством в его работу, но я решила, что он просто слишком увлечён, чтобы обращать внимание на такие мелочи. Спустя минут двадцать, художник заменил лист на мольберте и снова карандаши принялись за дело.
        Наконец, встав со стула, мужчина прикрепил рядом с портретом, который произвёл на меня такое сильное впечатление, и мой портрет. Я смотрела на него и поражалась не столько мастерству исполнения, сколько неожиданному прочтению автором моей внешности. Неужели я такая? Неужели я, действительно, такая… красивая? Рука сама собой потянулась к сумочке, захотелось достать зеркальце, чтобы сравнить реальность и эту живописную сказку.
        - Похоже получилось, - услышала я за плечом. – Только оригинал ещё красивее.
        Я не успела ничего ответить, как в руки мне лёг небольшой лист бумаги, на котором тоже была изображена я. Этот портрет заметно отличался от выставочного экземпляра. Лицо было обозначено тонкими, как паутинка, штрихами. Весь акцент был сделан на глаза. Кажется, автор немного промахнулся с цветом. Хотя… Верно, при ярком свете мои, обычно серые, глаза кажутся скорее голубыми. Надо же, какой внимательный.
        - Мерси! - растроганно поблагодарила я и прижала подарок к груди.
        - Бон шанс! – пожелал в ответ художник, снял свой бархатный берет и церемонно им помахал.
       
        Удаляясь от площади, я чувствовала, как слабеют ароматы творчества, и вместе с тем, всё отчётливее ощущаются запахи более приземлённые и насущные. Кофе. Я была так увлечена нашей прогулкой, что совсем не думала про еду. А вот теперь, когда мои ноздри уловили крепкий кофейный аромат, густой волной выплывающий из дверей сетевой кофейни, в животе заурчало от голода.
        - Прости, совсем не подумал, что ты можешь проголодаться, - извиняющимся тоном проговорил Миша и, взяв за руку, потянул меня прочь от кофейни.
        Недоумённо раскрыв рот, я смотрела, как мимо нас “проплывает” манящая вкусностями витрина, а мы удаляемся от неё в неизвестном направлении.
        - Да куда ты меня тащишь? Здесь же можно было поесть, - упиралась я ногами в мостовую, пытаясь затормозить своего спутника.
        - Только не здесь, прошу тебя, - болезненно поморщившись, ответил он.
        - А чем здесь плохо?
        - Здесь вовсе не плохо. Для тех, кому безразлично, где и чем набивать желудок. Настоящие французские кафе – это особая атмосфера, традиция, душа. В них приходят не просто поесть, а пообщаться, побыть среди своих. В них приходят, чтобы почувствовать жизнь. Я отведу тебя в одно из таких мест, если ты сможешь потерпеть ещё минут пятнадцать.
        Пятнадцать минут я была способна потерпеть, тем более, Миша так ярко описал образ французского кафе, что мне захотелось увидеть это собственными глазами и приобщиться к настоящей жизни Парижа. Мы снова петляли городскими лабиринтами, пока перед нами не возникло заведение с красным фасадом и красными тентами на террасе, расположенное на пересечении двух улиц.
        - Кафе-брассери “Две мельницы”, - сделав широкий жест рукой, пояснил Михаил. – Силь ву пле, мадмуазель!
        - А что значит “брассери”? – спросила я, как только мы устроились на диванчике за небольшим столиком.
        - Это значит, что в этом заведении сохраняются интерьер, мебель, меню чуть ли не с самого дня основания. А история этого кафе насчитывает уже более ста лет.
        Обстановка не выглядела настолько древней, но было в ней что-то домашнее, уютное. Какая-то особая расслабляющая атмосфера, многократно усиленная головокружительными ароматами, проникающими в зал через дверь кухни.
        - Меню на русском! Вот это да! – удивилась я, и быстро пробежав глазами ассортимент блюд, протянула буклет Мише. – Выберешь что-нибудь для себя?
        - Нет, я не голоден, - неожиданно напрягся он, но тут же улыбнулся и, наклонившись к моему уху, доверительно шепнул, - я на диете.
        Его заявление изумило меня до глубины души. Как так, не голоден? Да любой бы на его месте после такой продолжительной прогулки на свежем воздухе смёл бы половину меню. Диета? Да какая может быть диета? Зачем она ему с такой-то фигурой?
        - Бонжур, мадмуазель! - внезапно возникший рядом официант прервал мои размышления. Он держал в руках блокнот и ручку и вопросительно смотрел на меня, ожидая заказа. Я ткнула пальцем в меню, указав на тартар, десерт крем-брюле с кардамоном и, конечно, кофе.
        - Ты точно ничего не хочешь? – ещё раз уточнила я у своего спутника, но он отрицательно покачал головой.
        Официант продолжал стоять рядом с нашим столиком, вероятно, решив, что мы закажем что-нибудь ещё. Он ждал, наклонив голову набок, и смотря только на меня, как будто уверившись, что именно я в нашей “паре” решаю все вопросы. Я вернула ему меню и жестом дала понять, что на этом всё. Во время ожидания мы с Михаилом осторожно разглядывали посетителей кафе и вполголоса обсуждали, строя предположения, кто из них местный, а кто путешествующий. Разница была очевидна. Местные сидели за столиками, растягивая удовольствие от чашки кофе, умиротворённо поглядывая в окно и ведя неторопливую беседу. Путешественники же эмоционально обсуждали всё увиденное за день, делясь впечатлениями и оживлённо жестикулируя.
        Я проглотила свой заказ в считанные минуты, настолько всё было вкусно и своевременно. Мне было немного неловко так аппетитно поглощать пищу, в то время как мой спутник вынужден наблюдать за этим действом, не положив в рот ни крошки. Однако, он был совершенно спокоен, подперев рукой щёку и глядя на меня с лёгкой полуулыбкой. Но, когда я уже допивала кофе, он вдруг вздрогнул и как-то странно замер, словно прислушиваясь к чему-то. Видя, что он сидит, как на иголках, я забеспокоилась.
        - Что случилось?
        - Мне нужно выйти, ненадолго. Подожди меня здесь. Хорошо?
        - Конечно, иди, - согласно кивнула я головой, предположив, что парень просто почувствовал естественную потребность.
        И каково же было моё удивление, когда Михаил, вместо того, чтобы свернуть в коридор, ведущий к туалету, бегом бросился на улицу. Проскочил мимо окна, блеснув на солнце серебром крыльев, и исчез за поворотом. Сказать, что я была в шоке, значит, ничего не сказать. Несколько секунд я сидела, как громом поражённая, и из состояния ступора меня вывел всё тот же официант, словно выросший из-под земли рядом с моим столиком.
        - Мадмуазель, - обратился он ко мне, положив на столик счёт.
        Я взяла бумажку и сначала смотрела на неё, не до конца понимая, чего от меня хотят. Да, счёт… Надо оплатить. Я полезла в сумочку за кошельком, от волнения едва не рассыпала его содержимое, расплатилась и, так и не допив кофе, кинулась следом за моим новым знакомым.
        Выскочив на улицу и завернув за угол, я растерялась, не зная, куда бежать. Я безуспешно старалась отыскать среди людей на улице белую футболку парнишки, чувствуя, как с самого донышка души поднимается паника, готовая накрыть меня с головой. Я его потеряла, потеряла! Куда он мог убежать? Почему? И что я теперь без него буду делать?
        Я вертела головой в разные стороны, строя догадки, куда он мог свернуть, но тут моё внимание привлекла небольшая кучка людей, толпившихся около светофора на перекрёстке. Сердце почему-то не на месте… Ноги сами собой понесли меня, а когда я увидела врезавшуюся в столб раскуроченную машину, я бросилась туда, сломя голову. И вот, когда до светофора оставалось всего несколько метров, меня за локоть схватила прохладная сильная рука.
        - Ты почему не дождалась меня в кафе? – взгляд Михаила не был сердитым, скорее озабоченным. – А как же твой топографический кретинизм? Не боишься потеряться?
        - Я растерялась, когда ты так внезапно убежал, не знала, что и думать, - пытаясь отдышаться, еле выговаривала я. – А когда увидела эту машину, то испугалась…
        - За меня? – закончил мою фразу парнишка, вскинув бровь и отпустив мой локоть.
        Я только кивнула, а он коснулся моего плеча успокаивающим жестом и улыбнулся.
        - Не беспокойся за меня, со мной ничего не случится.
        - Как не беспокоиться, если ты исчезаешь невесть куда? Умчался, как на пожар!
        - Услышал шум, решил посмотреть, что случилось, - как-то не слишком убедительно объяснял он, пожимая плечами и невинными глазами глядя на меня.
        - А что там произошло? Никто не пострадал? – зачем-то привстав на цыпочки, вытянула я шею, пытаясь разглядеть хоть что-нибудь за спинами толпившихся людей.
        - Всё в порядке, жертв удалось избежать.
        Я обошла Мишу и подошла к месту происшествия. Водитель машины сидел на заднем сиденье с открытой дверцей и прижимал ко лбу окровавленный платок, но было понятно, что он вне опасности и его жизни ничто не угрожает. А на тротуаре, в центре людского круга, стояла молодая женщина, державшая на руках плачущего ребёнка. Окружившие её люди шумели, наперебой повторяя одно и то же – “чудо”. Я прислушивалась к нестройному хору голосов, призывая на помощь школьную программу по французскому языку, и мне удалось разобрать несколько слов: “машина”, “назад”, “потянул”, “кто-то”, и снова “чудо”.
        - Я так понял, у машины отказали тормоза, и она выскочила на тротуар. И если бы женщина с ребёнком стояла чуть ближе к дороге, всё могло закончиться гораздо трагичнее.
        - Если судить по тому, что я смогла понять, кажется, кто-то успел оттащить их от проезжей части, - сказала я, обернувшись на своего спутника. – Ты никого не видел?
        - Вполне возможно, кто-то и был. Но, к сожалению, я никаких супер-героев не заметил. Нам лучше продолжить нашу прогулку и предоставить работать профессионалам, - сказал Михаил и, потянув меня за руку, отошёл в сторону, освобождая дорогу подъезжающим машинам полиции и скорой помощи.
        По моей просьбе мы постояли ещё несколько минут, чтобы убедиться, что со всеми участниками происшествия всё в порядке. Врач оказал водителю необходимую помощь, а женщине и ребёнку она не понадобилась. И мы со спокойной душой снова отправились исследовать город.
       
        Время в компании Михаила пролетало незаметно. Снова улицы, площади, парки … и лестницы, коих на Монмартре бессчётное количество. Остановившись наверху одной из них, я рассматривала дома, стоящие по обеим сторонам улочки. Вид открывался великолепный. Уютные балкончики с металлическими ажурными решётками, словно оранжерея, утопают в зелени. А на окнах, как незаменимый атрибут, горшочки с цветущей геранью. Лестница уходит далеко-далеко вниз, создавая впечатление, что мы, стоя на самой верхней её ступеньке, парим выше крыш домов, над самим Парижем. Я раскинула в стороны руки и закрыла глаза, подставив лицо тёплому ветру.
        - Почувствуй их. Теперь они твои, - тихо произнёс Миша, встав позади меня, точно так же, как я, раскинув в стороны руки и соединив их с моими.
        И мне, правда, казалось, что я могу взлететь. Почему мне так легко с ним, с совершенно незнакомым человеком? Быть может потому, что он не лезет с расспросами, не пытается ковыряться в моей душе. Он не спрашивает, замужем ли я, есть ли у меня парень, и даже о том, что толкнуло меня к перилам смотровой площадки Эйфелевой башни. Я уверена, что причина не в безразличии. Кажется, будто он и без моих пояснений сам всё понимает, знает каким-то шестым, или даже седьмым чувством. И не хочет бередить раны, причинять боль, а наоборот всеми силами старается отвлечь меня от дурных мыслей. И я благодарна ему за это, в свою очередь, не предпринимая попыток разузнать его анкетные данные и подробности личной жизни. И в этом прелесть происходящего. Оттого и лёгкость в общении, не отягощённая неловкостью от бестактных вопросов и перетряхиванием скелетов по шкафам. Просто два человека растворились в городе, отдавшись всей душой его мудрости, величию и очарованию. И пусть всё так и будет. Пусть наша прогулка останется волшебной сказкой, таинственной и чарующей, которая закончится с заходом солнца. Но по прошествии многих лет вновь оживёт в памяти, снова возвращая меня в этот солнечный день, когда мне было так хорошо. Когда я обрела крылья.
       
        - Вот и мой отель, - с сожалением вздохнула я, бросив взгляд на уже зажёгшуюся вывеску. – А завтра я улетаю домой.
        Я смотрела на своего спутника в нерешительности, мысленно задавая себе вопрос - что мне ответить, если он захочет зайти ко мне и остаться? В глубине души я надеялась, что с его стороны подобного предложения не последует. Не потому, что Миша мне не нравится. Нравится, и даже очень. И, быть может, именно поэтому я и не хочу, чтобы то волшебство, что творилось между нами сегодня, закончилось вот так прозаически, банально – постелью. Это всё испортит.
        В отличие от меня, Михаил сомнениями не терзался. Его взгляд был ясным, прямым, без единого намёка на флирт.