All monarchs I hate, and the thrones they sit on,
From the hector of France to the cully of Britain.
John Wilmot, Earl of Rochester
Монархов ненавижу, зовись они хоть как -
Французский ли задира, британский ли простак.
Джон Уилмот граф Рочестер
Я возненавидел его с первого взгляда.
С первого, которым он меня удостоил. Высокомерного, насмешливо-презрительного, скользнувшего небрежно снизу вверх – от потрескавшихся носков моих стоптанных башмаков до пожелтевшего от ветхости воротника. Взгляда, разом высветившего всю неуместность моего жалкого пребывания в этом огромном зале, в этом роскошном дворце, в этой ослепительной столичной жизни. Настолько унизительную неуместность, что я съежился, готовый припасть к сияющему зеркальным блеском наборному паркету и порскнуть в ближайшую щель, словно застигнутый светом внезапно зажженного ночника таракан, чувствующий приближение запущенной в него ночной туфли.
- Прибыли покорять столицу, - покачиваясь предо мной на каблуках, отметил он и прищурился оценивающе: - Из Летуры… или, в крайнем случае, Винанта. Книжное воспитание, пылкость, юношеские порывы… Самонадеянности больше, чем денег и жизненного опыта вместе взятых.
Я прибыл из Винанта, и самонадеянности моей хватало лишь на то, чтобы полагать, что все остальное не написано так уж явно на моем вспотевшем от смущения лбу.
- Завязка романтической пиески лишенного воображения сочинителя, - подытожил он скучно, и слегка склонясь ко мне, надменно процедил: - Позвольте дать вам добрый совет, молодой человек. Бросьте вы эту затею. Возвращайтесь в свой Винант, покуда столица не покорила вас.
От унижения и вдохнутой только что притягательной смеси ароматов тонких духов, дорогого вина, кожаных перчаток тончайшей выделки, свежего крахмального полотна, у меня кружилась голова.
- Но… как же? – прекрасно понимая, что следует заявить, что ни в чьих советах не нуждаюсь и вообще не имею чести быть знаком, только и смог промямлить я, заворожено уставясь в его красивое лицо. – Мне назначено… Аудиенция… Его величество соблаговолил…
- С его величеством я уж как-нибудь объяснюсь, - отстраняясь, пообещал он с усмешкой. - А вы бегите прочь и не останавливайтесь, покуда не будете днях в трех пути от королевского дворца.
До сих пор не уверен, что не поддался бы тогда гипнозу его властного взгляда и выразительного голоса, и не бежал бы прочь без оглядки, чтобы опомниться после действительно днях в трех от столицы… Если бы в ту секунду, приоткрыв одну из створок широких густо инкрустированных золотом дверей приемного зала, не появился пожилой вельможа в пышном парике.
Важный церемониймейстер, растолковывавший получасом ранее мне, провинциалу, тонкости процедуры высочайшей аудиенции и впечатливший меня своей невозмутимой величественностью, кинулся к нам едва ли не вприпрыжку, восклицая взволнованно:
- Граф!.. Наконец-то!.. Заждались вас, с самого утра требуют… Извольте же, господин граф, пожалуйте!
Не обратив на эти призывы ни малейшего внимания, граф продолжал бесцеремонно разглядывать остолбеневшего меня и, так и не дождавшись рекомендованного бегства, вдруг утратил интерес:
- После не пеняйте, что вас не предупреждали, - обронил он равнодушно и направился к изнывающему церемониймейстеру.
Тот, торопливо распахивая на всю ширину двери пред графом, шепнул ему озабоченно:
- Не в духе…
И провозгласил торжественно:
- Граф Ла-Монт!
Мне же обронил:
- Извольте обождать, господин баронет, - и проворно засеменил прочь.
Двери он в спешке затворил неплотно. Я приблизился, чтобы исправить это упущение, и из-за драпирующей проход в королевские апартаменты портьеры услышал громкий раскатистый голос, воскликнувший раздраженно:
- К чер-ртям, где тебя носит?
Я даже слегка мурашками покрылся, хотя вопрос был адресован не мне. Граф же заговорил тоном, преисполненным легкой укоризны и неисчерпаемого достоинства:
- Король мне, блажью одержим, постельный предписал режим. И, чтя монарший выбор в деле подобном, я торчал в… постели.
Я так и не закрыл дверь, а застыл возле щели как бы терпеливо ожидая, а на самом деле изо всех сил прислушиваясь.
- Что ты изволишь называть блажью? – в раскатистом голосе проступает явная льдистость.
- А вот это ваше величественное: «В постель, в постель!»
- Не было такого, - возражает король, но без прежней гневливости. - Я просто сказал: «Йен, ты невыносим, когда пьян, ступай, проспись».
- И добавили: «В постель, в постель!» - упрямствует граф. – Правда, не уточнили, в чью…
- В похмелье ты тоже невыносим.
- Вы меня переоцениваете, мой монарх! Невыносим я, когда трезв… Впрочем, даже тогда меня вполне можно вынести… Если взяться вшестером да при шпагах. Кстати, о шпагах, - замечает граф со смешком. - Когда я сегодня вылезал из… постели, несколько дурновоспитанных молодых дворян изволили выразить некоторые сомнения… Да вам, наверное, скоро доложат…
- Расскажи ты, – говорит король, но в тоне скорее не приказ, а просьба.
- Сперва, сиятельный,отпустите юношу, он заждался, - заявляет граф и, показываясь из-за портьеры, приглашающе манит пальцем.
- Ваше величество! – восклицаю я, опускаясь на одно колено.
Сколько раз в мечтах я представлял этот долженствовавший сделаться знаменательным в моей судьбе момент, тщательно репетируя, как предстану пред его величеством, каким образом поклонюсь и что именно произнесу! Граф, растоптавший каблуками своих щегольских туфель мою и без того жалкую самонадеянность, разрушил всё – заготовленные речи забылись мгновенно и безнадежно. Как и наставления церемониймейстера о протоколе высочайшей аудиенции.
- Игнасио Лар, баронет Мелвил,– рокочет его величество вполне благодушно. – Встаньте же, юноша, встаньте.
Черноволосый, с небольшой курчавой бородкой и острым взглядом темных глаз, король Кларий V-ый без парика выглядит, как мне кажется, моложе, чем на единственном виденном мною доселе официальном портрете.
Он долго и торжественно говорит о том, что помнит заслуги моего рода, что молодые дворяне – будущее королевства и что-то еще о долге и отваге…
Я слишком взволнован, и только беспрерывно кланяюсь, отчаянно пытаясь вспомнить, когда по протоколу следует с поклоном удалиться.
- Куда же вас, молодой человек, определить? – наконец задумывается король.
- Определите его в полк к Кроулу, ваше величество, - говорит вдруг граф, до сих пор молчаливо потягивавший вино, которое сам себе налил из графина на столике у окна.
- Полк Кроула сейчас в Мильене, а не в столице.
- Потому и предлагаю, - отвечает граф; он допивает вино, опускает бокал и добавляет: – Полковник Кроул и удаленность от столицы – идеальное сочетание для юного дворянина.
- И это говоришь ты, который когда-то заваливал меня бесчисленными посланиями, умоляя перевести от Кроула куда угодно, хоть в преисподнюю! - с усмешкой поворачивается к нему его величество.
- Рад, что у вас, мой король, хватило мудрости оставить мои мольбы без внимания, - чуть склоняет голову граф.
Его величество нетерпеливо постукивает пальцами по сияющей поверхности круглого стола, на который опирается:
- Баронет, вы ведь только что прибыли в столицу… полагаю, вам не захочется тут же ее покидать, – улыбается он мне.
- О да, ваше величество! – пылко восклицаю я.
- Что же, буду рад видеть вас в моей свите, - приветливо произносит он. - Какую-нибудь должность мы вам придумаем, верно, граф?
- Благодарю, ваше величество, - в очередной раз кланяюсь я.
А король продолжает добродушно:
- Чтобы скорее освоиться, вам вероятно не помешало бы на первых порах некоторое дружеское руководство… Да вот хотя бы граф Ла-Монт… Йен, - снова оборачивается он к графу, - возьми это на себя. Покажи молодому человеку все, всем представь. Введи в общество.
Граф молчит, разглядывает на свет бокал, который снова наполнил.
- Ваше величество, - робко замечаю я, - если господину графу не по душе это поручение, право же, я вполне могу…
- Господин граф исполнит то, что я желаю, - веско перебивает король. – Обождите его в приемной, баронет.
Выходит. Скользнув равнодушным взглядом, цедит:
- Итак, монаршей прихотью мы обречены на общество друг друга. Предсказуемый сюжетный ход, могущий, однако привести к неожиданным последствиям. Как вы полагаете?
- Если вам, граф, так неприятно мое общество… - начинаю было я.
- То я все равно исполню то, чего желает король, вы же слышали, - произнося, он лениво тянет гласные, что могло бы показаться манерным, если бы не выглядело как с трудом сдерживаемый зевок. – И вы, баронет, исполните.
Не очень-то он исполняет.
Завел в трущобы, каких и в Винанте, верно, не сыщешь – вонючие кривые закоулки, ни мостовых, ни фонарей; усмехнулся, понаблюдав, как я с липким чмоканием вытягиваю из грязи погубленные новые туфли, и пробормотав что-то вроде: «и что ж так тянет высший свет туда, где грязь и света нет?», толкнул неприметную дверцу.
Внутри захудалого трактира в тусклом пламени чадящих сальных свечей блеск локонов ухоженных париков и посверкивание драгоценностей на дорогой ткани щегольских камзолов восседающих за длинным некрашеным столом людей смотрятся не неуместно даже, а вызывающе броско.
- Йен! Граф! – завопили все вразнобой, салютуя бокалами и кружками. – Ла-Монт, ну, наконец-то!
Прерывая приветственные возгласы, граф небрежно махнул рукой в мою сторону:
- Игнасио Лар, третий баронет Мелвилл, только что из Летуры.
- Из Винанта, - поправил я, но вряд ли кто-нибудь услышал.
- Ла-Монт, сюда! Вина или бренди? Как тебе вчерашняя премьера, Йен? Креонтского? Дайте бокал!
Поощряемый приглашающими жестами и заинтересованными выкриками, граф мгновенно очутился во главе стола и с наполненным бокалом в руке. Я тихонько опустился на лавку у противоположного края.
Вчерашней премьеры я не видел, как и всех предыдущих. С упоминаемыми в завязавшемся обсуждении актрисами, как и с самими обсуждающими, знаком не был; оставалось только тихо сидеть в углу, наблюдая за присутствующими, увлеченно внимающими фонтанирующему остротами графу.
- Баловень фортуны, наш Йен, - пробормотал, перехватив мой взгляд, сидящий напротив полноватый господин в пышном парике. - Молод, хорош собой, талантлив. Он назвал ваше имя, но…
- Игнасио Мелвилл, баронет, - торопливо подсказал я, кланяясь.
- Маркиз Кроман Финлор к вашим услугам, - учтиво кивнул тот и распорядился: - Вина баронету!
От выпитого залпом стакана креонтского в голове слегка зашумело, и я не сразу расслышал, что спрашивает маркиз.
- Вы, баронет, с Йеном в родстве или приятельствуете?
- Три дня как знакомы, - покачал головой я. – Его величество поручил графу ввести меня в общество.
- Эй, Йен! – услышав, со смехом прокричал уже весьма раскрасневшийся сосед маркиза. – Говорят, король назначил тебя наставником юношества! За что же он тебя так? Верно, опять раздразнил его величество эпиграммами?
- Знать, недостаточно раздразнил, - пробормотал маркиз, - коль обошлось без ссылки. Помнится, за одну из сатир король сослал Ла-Монта в деревню на три месяца.
- И тут же заскучав, через три недели вернул обратно, - хохотнул разрумянившийся весельчак, кивнул мне: - Я Брин. Филеас Брин, – и снова обернулся к графу: - Йен, так чем ты на этот раз допек короля? Давай же, прочти что-нибудь новенькое!
- Допек тем, что два дня не показывался, - отозвался граф и, откинув со лба спутанные кудри, собственные, он не надевает парика, пояснил: - А не показывался, потому что третьего дня был изгнан из покоев, поскольку позволил себе покритиковать высочайшие вирши… Король – Светило, но тревожит, что и на Солнце есть изъяны – без графа дня прожить не может; похоже, метит в графоманы… Нет, нет, даже не просите! Поклялся, что цитировать не буду. Под угрозой Фальзенхофа.
- Да, ладно, Йен, что тебе Фальзенхоф? - подал голос маркиз Финлор. – Ты там уже бывал.
- Мне хватило, - отозвался граф.
- Король продержал его в крепости почти полгода, - склоняясь ко мне, пояснил маркиз тихо. – И за дело. Ла-Монт пытался похитить леди Элизабет Мале.
- Наш безрассудный Йен умыкнул девицу прямо от церкви и вместе с каретой, - дополнил румяный сосед маркиза восхищенно. – С каретой и пожилой тетушкой, что сопровождала леди Элизабет. Вышвырнув кучера, усадил на его место своего камердинера и велел гнать, а сам ввалился в карету с предложением руки и сердца. Что произошло внутри, он не рассказывает. Известно лишь, что у первой же заставы Ла-Монт остановил карету и сдался страже. Йен! – опять окликает он графа. – Поведай нам, наконец, отчего ты так и не женился на леди Элизабет Мале? Говорят, она до сих пор отказывает всем другим претендентам.
- Я же похитил двух дам, - отвечает граф, наполняя бокал. – И теперь никак не могу решить, которая мнебольше по вкусу.
Мой стакан каким-то образом тоже оказывается наполненным. И снова. И снова.
- Йен, видел последний номер «Гласа патриота»? – кричит кто-то. - Что думаешь о проекте уложения о печати?
- Глас патриота? – задумчиво переспрашивает граф, разглядывая на просвет свой бокал. – Глас патриота – то в пустыне глас… Способных слышать нет у нас сейчас. По мне полезней право добывать - не голосить нам, а голосовать.
- Так, выходит, ты за парламент?
- Я изучал математику, - объясняет граф. – Среди сорока голов с большей вероятностью окажется имеющая мозги, чем в случае головы пусть и коронованной, но единственной…
И это последнее, что могу вспомнить из того вечера.
Просыпаюсь неизвестно где. Помещение совершенно незнакомо – обстановка недешевая, но несколько обветшалая. Поднимаюсь с потертой кушетки. Голова слегка кружится. Походка неустойчива, словно под ногами не дряхлый ковер, а палуба в шторм. И подташнивает также. Не знаю, где я и зачем, и, кажется, даже не очень стремлюсь выяснять. Оказаться бы сразу в моей недавно арендованной квартирке, велеть заварить чаю да повалиться в собственную кровать…
В поисках выхода толкаю ближайшую дверь. Там просторная библиотека. Сквозь огромные окна солнце. Прикрываю глаза рукой. Насмешливый голос графа:
- И как вам высший свет, юноша? Слепит?
- Так это я у вас, граф? – бормочу я, все еще не решаясь полностью открыть глаза. – Как я сюда попал?
- Не помните? – усмехается граф.
Свеж, чисто выбрит и как всегда элегантен, он что-то читает за большим столом возле окна; не подымая глаз от книги, поясняет:
- Мы с Хавьером вынуждены были приволочь вас сюда, поскольку добиться столичного адреса от вас не смогли. Вы упорно называли винантский. Хавьер – это мой камердинер, - кивает он в сторону неслышно подкравшегося человека с двумя чашками на подносе в руках.
– Надо было бы, конечно, доставить вас прямо в Винант, - продолжает граф, жестом указывая Хавьеру предложить чашку сначала мне. – Впрочем, и сейчас не поздно. Не надумали еще последовать моему совету и покинуть столицу?
- Нет, благодарю, - скрывая обиду, отвечаю я, принимая чашку с умопомрачительно ароматным кофе,
From the hector of France to the cully of Britain.
John Wilmot, Earl of Rochester
Монархов ненавижу, зовись они хоть как -
Французский ли задира, британский ли простак.
Джон Уилмот граф Рочестер
Я возненавидел его с первого взгляда.
С первого, которым он меня удостоил. Высокомерного, насмешливо-презрительного, скользнувшего небрежно снизу вверх – от потрескавшихся носков моих стоптанных башмаков до пожелтевшего от ветхости воротника. Взгляда, разом высветившего всю неуместность моего жалкого пребывания в этом огромном зале, в этом роскошном дворце, в этой ослепительной столичной жизни. Настолько унизительную неуместность, что я съежился, готовый припасть к сияющему зеркальным блеском наборному паркету и порскнуть в ближайшую щель, словно застигнутый светом внезапно зажженного ночника таракан, чувствующий приближение запущенной в него ночной туфли.
- Прибыли покорять столицу, - покачиваясь предо мной на каблуках, отметил он и прищурился оценивающе: - Из Летуры… или, в крайнем случае, Винанта. Книжное воспитание, пылкость, юношеские порывы… Самонадеянности больше, чем денег и жизненного опыта вместе взятых.
Я прибыл из Винанта, и самонадеянности моей хватало лишь на то, чтобы полагать, что все остальное не написано так уж явно на моем вспотевшем от смущения лбу.
- Завязка романтической пиески лишенного воображения сочинителя, - подытожил он скучно, и слегка склонясь ко мне, надменно процедил: - Позвольте дать вам добрый совет, молодой человек. Бросьте вы эту затею. Возвращайтесь в свой Винант, покуда столица не покорила вас.
От унижения и вдохнутой только что притягательной смеси ароматов тонких духов, дорогого вина, кожаных перчаток тончайшей выделки, свежего крахмального полотна, у меня кружилась голова.
- Но… как же? – прекрасно понимая, что следует заявить, что ни в чьих советах не нуждаюсь и вообще не имею чести быть знаком, только и смог промямлить я, заворожено уставясь в его красивое лицо. – Мне назначено… Аудиенция… Его величество соблаговолил…
- С его величеством я уж как-нибудь объяснюсь, - отстраняясь, пообещал он с усмешкой. - А вы бегите прочь и не останавливайтесь, покуда не будете днях в трех пути от королевского дворца.
До сих пор не уверен, что не поддался бы тогда гипнозу его властного взгляда и выразительного голоса, и не бежал бы прочь без оглядки, чтобы опомниться после действительно днях в трех от столицы… Если бы в ту секунду, приоткрыв одну из створок широких густо инкрустированных золотом дверей приемного зала, не появился пожилой вельможа в пышном парике.
Важный церемониймейстер, растолковывавший получасом ранее мне, провинциалу, тонкости процедуры высочайшей аудиенции и впечатливший меня своей невозмутимой величественностью, кинулся к нам едва ли не вприпрыжку, восклицая взволнованно:
- Граф!.. Наконец-то!.. Заждались вас, с самого утра требуют… Извольте же, господин граф, пожалуйте!
Не обратив на эти призывы ни малейшего внимания, граф продолжал бесцеремонно разглядывать остолбеневшего меня и, так и не дождавшись рекомендованного бегства, вдруг утратил интерес:
- После не пеняйте, что вас не предупреждали, - обронил он равнодушно и направился к изнывающему церемониймейстеру.
Тот, торопливо распахивая на всю ширину двери пред графом, шепнул ему озабоченно:
- Не в духе…
И провозгласил торжественно:
- Граф Ла-Монт!
Мне же обронил:
- Извольте обождать, господин баронет, - и проворно засеменил прочь.
Двери он в спешке затворил неплотно. Я приблизился, чтобы исправить это упущение, и из-за драпирующей проход в королевские апартаменты портьеры услышал громкий раскатистый голос, воскликнувший раздраженно:
- К чер-ртям, где тебя носит?
Я даже слегка мурашками покрылся, хотя вопрос был адресован не мне. Граф же заговорил тоном, преисполненным легкой укоризны и неисчерпаемого достоинства:
- Король мне, блажью одержим, постельный предписал режим. И, чтя монарший выбор в деле подобном, я торчал в… постели.
Я так и не закрыл дверь, а застыл возле щели как бы терпеливо ожидая, а на самом деле изо всех сил прислушиваясь.
- Что ты изволишь называть блажью? – в раскатистом голосе проступает явная льдистость.
- А вот это ваше величественное: «В постель, в постель!»
- Не было такого, - возражает король, но без прежней гневливости. - Я просто сказал: «Йен, ты невыносим, когда пьян, ступай, проспись».
- И добавили: «В постель, в постель!» - упрямствует граф. – Правда, не уточнили, в чью…
- В похмелье ты тоже невыносим.
- Вы меня переоцениваете, мой монарх! Невыносим я, когда трезв… Впрочем, даже тогда меня вполне можно вынести… Если взяться вшестером да при шпагах. Кстати, о шпагах, - замечает граф со смешком. - Когда я сегодня вылезал из… постели, несколько дурновоспитанных молодых дворян изволили выразить некоторые сомнения… Да вам, наверное, скоро доложат…
- Расскажи ты, – говорит король, но в тоне скорее не приказ, а просьба.
- Сперва, сиятельный,отпустите юношу, он заждался, - заявляет граф и, показываясь из-за портьеры, приглашающе манит пальцем.
- Ваше величество! – восклицаю я, опускаясь на одно колено.
Сколько раз в мечтах я представлял этот долженствовавший сделаться знаменательным в моей судьбе момент, тщательно репетируя, как предстану пред его величеством, каким образом поклонюсь и что именно произнесу! Граф, растоптавший каблуками своих щегольских туфель мою и без того жалкую самонадеянность, разрушил всё – заготовленные речи забылись мгновенно и безнадежно. Как и наставления церемониймейстера о протоколе высочайшей аудиенции.
- Игнасио Лар, баронет Мелвил,– рокочет его величество вполне благодушно. – Встаньте же, юноша, встаньте.
Черноволосый, с небольшой курчавой бородкой и острым взглядом темных глаз, король Кларий V-ый без парика выглядит, как мне кажется, моложе, чем на единственном виденном мною доселе официальном портрете.
Он долго и торжественно говорит о том, что помнит заслуги моего рода, что молодые дворяне – будущее королевства и что-то еще о долге и отваге…
Я слишком взволнован, и только беспрерывно кланяюсь, отчаянно пытаясь вспомнить, когда по протоколу следует с поклоном удалиться.
- Куда же вас, молодой человек, определить? – наконец задумывается король.
- Определите его в полк к Кроулу, ваше величество, - говорит вдруг граф, до сих пор молчаливо потягивавший вино, которое сам себе налил из графина на столике у окна.
- Полк Кроула сейчас в Мильене, а не в столице.
- Потому и предлагаю, - отвечает граф; он допивает вино, опускает бокал и добавляет: – Полковник Кроул и удаленность от столицы – идеальное сочетание для юного дворянина.
- И это говоришь ты, который когда-то заваливал меня бесчисленными посланиями, умоляя перевести от Кроула куда угодно, хоть в преисподнюю! - с усмешкой поворачивается к нему его величество.
- Рад, что у вас, мой король, хватило мудрости оставить мои мольбы без внимания, - чуть склоняет голову граф.
Его величество нетерпеливо постукивает пальцами по сияющей поверхности круглого стола, на который опирается:
- Баронет, вы ведь только что прибыли в столицу… полагаю, вам не захочется тут же ее покидать, – улыбается он мне.
- О да, ваше величество! – пылко восклицаю я.
- Что же, буду рад видеть вас в моей свите, - приветливо произносит он. - Какую-нибудь должность мы вам придумаем, верно, граф?
- Благодарю, ваше величество, - в очередной раз кланяюсь я.
А король продолжает добродушно:
- Чтобы скорее освоиться, вам вероятно не помешало бы на первых порах некоторое дружеское руководство… Да вот хотя бы граф Ла-Монт… Йен, - снова оборачивается он к графу, - возьми это на себя. Покажи молодому человеку все, всем представь. Введи в общество.
Граф молчит, разглядывает на свет бокал, который снова наполнил.
- Ваше величество, - робко замечаю я, - если господину графу не по душе это поручение, право же, я вполне могу…
- Господин граф исполнит то, что я желаю, - веско перебивает король. – Обождите его в приемной, баронет.
Выходит. Скользнув равнодушным взглядом, цедит:
- Итак, монаршей прихотью мы обречены на общество друг друга. Предсказуемый сюжетный ход, могущий, однако привести к неожиданным последствиям. Как вы полагаете?
- Если вам, граф, так неприятно мое общество… - начинаю было я.
- То я все равно исполню то, чего желает король, вы же слышали, - произнося, он лениво тянет гласные, что могло бы показаться манерным, если бы не выглядело как с трудом сдерживаемый зевок. – И вы, баронет, исполните.
Не очень-то он исполняет.
Завел в трущобы, каких и в Винанте, верно, не сыщешь – вонючие кривые закоулки, ни мостовых, ни фонарей; усмехнулся, понаблюдав, как я с липким чмоканием вытягиваю из грязи погубленные новые туфли, и пробормотав что-то вроде: «и что ж так тянет высший свет туда, где грязь и света нет?», толкнул неприметную дверцу.
Внутри захудалого трактира в тусклом пламени чадящих сальных свечей блеск локонов ухоженных париков и посверкивание драгоценностей на дорогой ткани щегольских камзолов восседающих за длинным некрашеным столом людей смотрятся не неуместно даже, а вызывающе броско.
- Йен! Граф! – завопили все вразнобой, салютуя бокалами и кружками. – Ла-Монт, ну, наконец-то!
Прерывая приветственные возгласы, граф небрежно махнул рукой в мою сторону:
- Игнасио Лар, третий баронет Мелвилл, только что из Летуры.
- Из Винанта, - поправил я, но вряд ли кто-нибудь услышал.
- Ла-Монт, сюда! Вина или бренди? Как тебе вчерашняя премьера, Йен? Креонтского? Дайте бокал!
Поощряемый приглашающими жестами и заинтересованными выкриками, граф мгновенно очутился во главе стола и с наполненным бокалом в руке. Я тихонько опустился на лавку у противоположного края.
Вчерашней премьеры я не видел, как и всех предыдущих. С упоминаемыми в завязавшемся обсуждении актрисами, как и с самими обсуждающими, знаком не был; оставалось только тихо сидеть в углу, наблюдая за присутствующими, увлеченно внимающими фонтанирующему остротами графу.
- Баловень фортуны, наш Йен, - пробормотал, перехватив мой взгляд, сидящий напротив полноватый господин в пышном парике. - Молод, хорош собой, талантлив. Он назвал ваше имя, но…
- Игнасио Мелвилл, баронет, - торопливо подсказал я, кланяясь.
- Маркиз Кроман Финлор к вашим услугам, - учтиво кивнул тот и распорядился: - Вина баронету!
От выпитого залпом стакана креонтского в голове слегка зашумело, и я не сразу расслышал, что спрашивает маркиз.
- Вы, баронет, с Йеном в родстве или приятельствуете?
- Три дня как знакомы, - покачал головой я. – Его величество поручил графу ввести меня в общество.
- Эй, Йен! – услышав, со смехом прокричал уже весьма раскрасневшийся сосед маркиза. – Говорят, король назначил тебя наставником юношества! За что же он тебя так? Верно, опять раздразнил его величество эпиграммами?
- Знать, недостаточно раздразнил, - пробормотал маркиз, - коль обошлось без ссылки. Помнится, за одну из сатир король сослал Ла-Монта в деревню на три месяца.
- И тут же заскучав, через три недели вернул обратно, - хохотнул разрумянившийся весельчак, кивнул мне: - Я Брин. Филеас Брин, – и снова обернулся к графу: - Йен, так чем ты на этот раз допек короля? Давай же, прочти что-нибудь новенькое!
- Допек тем, что два дня не показывался, - отозвался граф и, откинув со лба спутанные кудри, собственные, он не надевает парика, пояснил: - А не показывался, потому что третьего дня был изгнан из покоев, поскольку позволил себе покритиковать высочайшие вирши… Король – Светило, но тревожит, что и на Солнце есть изъяны – без графа дня прожить не может; похоже, метит в графоманы… Нет, нет, даже не просите! Поклялся, что цитировать не буду. Под угрозой Фальзенхофа.
- Да, ладно, Йен, что тебе Фальзенхоф? - подал голос маркиз Финлор. – Ты там уже бывал.
- Мне хватило, - отозвался граф.
- Король продержал его в крепости почти полгода, - склоняясь ко мне, пояснил маркиз тихо. – И за дело. Ла-Монт пытался похитить леди Элизабет Мале.
- Наш безрассудный Йен умыкнул девицу прямо от церкви и вместе с каретой, - дополнил румяный сосед маркиза восхищенно. – С каретой и пожилой тетушкой, что сопровождала леди Элизабет. Вышвырнув кучера, усадил на его место своего камердинера и велел гнать, а сам ввалился в карету с предложением руки и сердца. Что произошло внутри, он не рассказывает. Известно лишь, что у первой же заставы Ла-Монт остановил карету и сдался страже. Йен! – опять окликает он графа. – Поведай нам, наконец, отчего ты так и не женился на леди Элизабет Мале? Говорят, она до сих пор отказывает всем другим претендентам.
- Я же похитил двух дам, - отвечает граф, наполняя бокал. – И теперь никак не могу решить, которая мнебольше по вкусу.
Мой стакан каким-то образом тоже оказывается наполненным. И снова. И снова.
- Йен, видел последний номер «Гласа патриота»? – кричит кто-то. - Что думаешь о проекте уложения о печати?
- Глас патриота? – задумчиво переспрашивает граф, разглядывая на просвет свой бокал. – Глас патриота – то в пустыне глас… Способных слышать нет у нас сейчас. По мне полезней право добывать - не голосить нам, а голосовать.
- Так, выходит, ты за парламент?
- Я изучал математику, - объясняет граф. – Среди сорока голов с большей вероятностью окажется имеющая мозги, чем в случае головы пусть и коронованной, но единственной…
И это последнее, что могу вспомнить из того вечера.
Просыпаюсь неизвестно где. Помещение совершенно незнакомо – обстановка недешевая, но несколько обветшалая. Поднимаюсь с потертой кушетки. Голова слегка кружится. Походка неустойчива, словно под ногами не дряхлый ковер, а палуба в шторм. И подташнивает также. Не знаю, где я и зачем, и, кажется, даже не очень стремлюсь выяснять. Оказаться бы сразу в моей недавно арендованной квартирке, велеть заварить чаю да повалиться в собственную кровать…
В поисках выхода толкаю ближайшую дверь. Там просторная библиотека. Сквозь огромные окна солнце. Прикрываю глаза рукой. Насмешливый голос графа:
- И как вам высший свет, юноша? Слепит?
- Так это я у вас, граф? – бормочу я, все еще не решаясь полностью открыть глаза. – Как я сюда попал?
- Не помните? – усмехается граф.
Свеж, чисто выбрит и как всегда элегантен, он что-то читает за большим столом возле окна; не подымая глаз от книги, поясняет:
- Мы с Хавьером вынуждены были приволочь вас сюда, поскольку добиться столичного адреса от вас не смогли. Вы упорно называли винантский. Хавьер – это мой камердинер, - кивает он в сторону неслышно подкравшегося человека с двумя чашками на подносе в руках.
– Надо было бы, конечно, доставить вас прямо в Винант, - продолжает граф, жестом указывая Хавьеру предложить чашку сначала мне. – Впрочем, и сейчас не поздно. Не надумали еще последовать моему совету и покинуть столицу?
- Нет, благодарю, - скрывая обиду, отвечаю я, принимая чашку с умопомрачительно ароматным кофе,
