Мужчина неожиданно заурчал, именно заурчал, как кошка, только на более низких тонах, словно в звуки примешивалось еще и рычание пса. Причина беспокойства скоро прояснилась – по лестнице спускался человек. Или кто-то, похожий на человека. Существо медленно переступало со ступеньки на ступеньку, как будто каждый шаг давался с трудом и тоже угрожающе урчало. Сойдя на последнюю ступень, оно остановилось и полностью предстало перед Максимом. Даже с натяжкой его нельзя было назвать инопланетным – обычная женщина, лет тридцати, почему-то вышедшая в подъезд в халате, растрепанная, с головы до ног вся чем-то обляпанная, остановившаяся поболтать со знакомым. Вот только общение их происходило с помощью весьма странных звуков, больше похожих на попытку двух хищников запугать друг друга перед дракой.
Простояв так с минуту, существа перестали урчать, и женщина зашагала дальше, по лестнице вниз. Мужчина же опустился на корточки, по большей части пропав из поля зрения, и начал делать странные движения, как будто что-то подбирал с пола и ел. Максим присел и отодвинул со сквозной замочной скважины небольшую задвижку. Увиденное заставило его отшатнуться с громким отчетливым ругательством. Максим завалился на спину и с грохотом упал на обувную стойку.
Сдержать болезненный стон не получилось. Мужчина постарался замереть, но звук его падения был услышан. За дверью снова раздалось отрывистое урчание, и громкое «Даммм!», возвестило о том, что существо снова попытается взять квартиру штурмом. Что теперь делать, Максим сообразить не успел, так как в подъезде начало происходить что-то новое.
Одна из дверей на лестничной площадке открылась, и вслед за этим раздался необычный звук, как будто большой крепкий арбуз уронили на пол, где он с мягким глухим шлепком треснул, расплескав вокруг красные внутренности. Уже не заботясь о бесшумности, Максим прильнул к замочной скважине и в первый раз за утро обрадовался: у лестницы стоял Кирилл, сосед и хороший знакомый Максима. Он выглядел угрожающе: в руках большой топор для рубки дров, за спиной ружье, а одежда заляпана кровью. Кирилл стоял на площадке и, тяжело дыша, смотрел на лежащего на полу мужика с наполовину разможеной головой. Топор был взнесен для нового удара, но не опускался - видимо, было уже незачем.
Преодолевая страх, Максим открыл дверь и обратился к соседу:
– Кирилл?
Сосед при звуке открывающейся двери перегруппировался для новой атаки, но, увидев друга, опустил оружие и расслабился.
– Кирилл? Ты в курсе, что тут творится? – Максим старался, чтобы голос не дрожал, – И кто эти уроды?
Кириллу негромко выругался и, указывая топором на один труп за другим, сообщил:
– Этот – Колян с пятого этажа. Эта – тетка с четвертого, пенсионерка. А это, – он показал на разорванное, наполовину съеденное тело девчонки под ногами, – Наташка с шестого. Знаешь ее?
Максим только сейчас понял, что трупов на площадке было три. Первый – мужика, которого Кирилл убил только что. Второй – пожилой женщины, завалился на ведущую вниз лестницу и был почти незаметен. Их головы были рассечены ударами топора, из трещин натекла почерневшая кровь, а лица застыли отвратительными нечеловеческими масками. Между ними, прямо под ногами соседа, лежало тело девушки, лет двадцати пяти. И вот оно уже пострадало всерьез: его разорвали в нескольких местах, вывернули наружу локтевые суставы, обглодали мышцы, вскрыли грудь. Тело лежало лицом в сторону, и только благодаря прическе и цвету волос Максим смог распознать в нем ту девушку, с которой частенько встречался в подъезде. Она всегда проскакивала мимо, оставляя легкий сладковатый аромат, волнуя идеальными формами, цоканьем каблучков и задорным улыбчивым «здрасте». От нее всегда оставалось странное чувство двойственности: то ли радоваться, что вот такие девушки здороваются тобой уважительно, напоминая, что ты уже взрослый, отец семейства, то ли огорчаться от того, что время ухлестывания за красотками прошло, и можно только смотреть им вслед, с легкой грустью и толикой гордости вспоминая свои молодые годы. А теперь ее тело лежало на лестничной площадке залитого кровью подъезда, разодранное на куски теми, кто еще вчера был ее соседями.
Максима начало мутить. Он старался не смотреть на трупы, отводил глаза, но отходящие от первоначального шока органы чувств начали награждать всей полнотой впечатлений. В нос ударил запах крови и испражнений. Желудок тут же подкатил к горлу. Максим рефлекторно сжал большой палец левой руки внутрь кулака и надавил – такой нехитрый способ иногда помогал справиться с рвотным рефлексом.
– Давай оттащим пониже, – предложил Кирилл, заглянул на лестницу, ведущую на второй этаж, и нагнулся над телами. Максиму пришлось наклониться, еще раз взглянуть на лежащие вповалку трупы: на лужи крови, вылетевшие из разбитых голов кусочки мозгов, обглоданные кости, оторванные куски мяса – и тошнота накатила неудержимой волной. Он понял, что не устоит на ногах, шагнул назад, упав на колени рядом с открывшейся настежь дверью, и его непрерывно выворачивало несколько минут, накрывая раз за разом, даже когда сташнивать было уже нечем.
Самостоятельно оттащив тела вниз, Кирилл подошел к все еще склоненному Максиму и, похлопав по щеке, спросил:
– Дома есть кто?
Максим ослабевшим голосом попытался что-то сказать, но в итоге только мотнул головой. Кирилл оглянулся в сторону своей квартиры и тихо сказал:
– Пошли тогда к тебе.
Не дожидаясь Максима, Кирилл прошел на кухню.
– Вода есть? – он оглядел комнату тяжелым взглядом.
– Из фильтра налей, – хозяин квартиры догнал соседа, вытер рот подвернувшейся тряпкой и смахнул с глаз выступившие от тошноты слезы.
Кирилл наполнил стакан, сел на пол, облокотившись спиной на шкаф, и стал аккуратно, но жадно пить.
– Кирилл, что происходит, ты в курсе?
– Зомби-апокалипсис. Ты что, фильмов не смотрел? – Кирилл, не вставая, дотянулся до стола и поставил стакан.
– Это что, там – зомби? – в другое время Максим отнесся бы к подобному заявлению исключительно с иронией, но увиденное на лестничной площадке не оставляло поводов для шуток.
Кирилл ответил вопросом:
– Оружие есть?
– Да, откуда? Ты же знаешь, что нет.
– Плохо. Так что твои? – Кирилл сделал движение, как будто хотел заглянуть за косяк дверного проема, в сторону зала и спальни.
– Уехали вчера в обед, в деревню. Отвез их обоих, и Надю, и Катю. Завтра за ними планировал.
– Ясно. Хорошо.
Кирилл замолчал, уставился в стену и о чем-то задумался.
– А у тебя Лена там? – Максим кивнул в сторону квартиры соседа.
– Лены нет.
– Тоже уехала?
– Нет.
– А где?
– Нет ее больше.
– Вы что, все-таки разошлись?
– Макс. Ее больше нет. Вообще.
Кирилла с Леной нельзя было назвать счастливой парой. Начинался их роман ярко, на зависть подружкам, даже немного напоказ. Высокий, спортивный, успешный по меркам их города Кирилл, получивший в компании очередную, какую-то совершенно запредельную для своих двадцати пяти лет, должность, умел красиво ухаживать, работая скорее на публику, чем от большого желания угодить избраннице. Лена, первое время для вида строившая из недотрогу, с головой окунулась в новый роман, по-женски забыв предыдущие неудачные любовные опыты и даже первый брак, закончившийся через полтора года невнятным, не вызвавшим никаких эмоций разводом. С бывшим мужем, да и со всеми бывшими, девушка отношений не сохранила, друзьями не оставалась, старательно пестуя плохие воспоминания, чтобы в следующий раз, как она говорила: «Не нарваться на такого же козла». Кирилл же предстал настоящим рыцарем в сверкающих доспехах: умный, элегантный, предупредительный. Приходил с цветами, приглашал в кино и кафе, очаровал подружек и даже маму, пожалуй, и научившую дочку относиться к мужчинам с недоверием, а к отношениям подходить с сугубо прагматичной стороны.
Полугодовой конфетно-букетный период органично и ожидаемо закончился предложением руки и сердца. Произошло это на свадьбе подруги, под музыкальный аккомпанемент и фейерверк, и Лена ответила незамедлительным согласием. Но как нередко бывает, совместная жизнь после свадьбы обернулась для влюбленных, Максим иногда думал, что они оба были больше влюблены в самих себя, чем друг в друга, чередой непонимания и бытовых проблем. Не то, чтобы Лена хотела красивой жизни и бежала от «бытовухи», и не то, чтобы Кирилл не хотел идти на компромисс, но непрекращающиеся трения вокруг банальных, казалось бы, вещей, преследовали пару постоянно. Кирилл несколько раз уходил из своей же квартиры, демонстративно собирая вещи и снимая жилье посуточно в соседнем доме, куда тут же звал Максима отмечать очередной виток свободной жизни. А потом, после недели пьянства и страданий, возвращался к единственной и ненаглядной. Лена к маме не уезжала даже после самых больших и обидных ссор, понимая, что ей возвращаться будет не так просто, но и не скрывала, что в жизни муж оказался намного более ленивым и безынициативным, чем казался в период ухаживаний.
Постоянные трения, ссоры, уходы и возвращения съедали не только силы и нервы, но и годы. Дети укрепляют брак, иногда склеивая совершенно распавшиеся отношения, но за десять лет совместной жизни, изрядно подпорченных чередой семейных кризисов, Кирилл и Лена так и не решились завести ребенка. А теперь оба были не уверены, что это им вообще нужно. Последний год пара балансировала на грани развода, но каждый раз, когда Кирилл напивался и начинал откровенничать с Максимом, безграничная любовь к хорошей, но стервозной и изрядно надоевшей жене, была главной темой вечера. Так и жили: Лена жаловалась на мужа Наде, а Кирилл изливал душу Максиму.
– Она напала на меня. Я спал еще. Ничего спросонья не понял, – неожиданно начал рассказывать Кирилл, вырывая Максима из воспоминаний – Вцепилась в руку зубами. Да так, что у меня чуть глаза на лоб не полезли. Я оттолкнул, выругался, говорю, ты что, совсем с ума сошла? А она на меня даже не смотрит. Ну… то есть смотрит, но не так, как когда слушают, а только чтобы снова напасть.
Кирилла говорил медленно, делая между фразами большие паузы, словно воспоминания давались ему с трудом.
– Ору на нее, а она снова на меня бросается. В бедро вцепилась и пытается укусить. Представляешь? Я ее снова толкнул. И вдруг знаешь, чувствую, вот он, повод. Сколько лет ей вмазать хорошенько хотел. Так, чтобы звезды из глаз, и губы в кровь. Но нельзя, она же женщина. А тут повод – лучше не придумаешь. С кровати соскочил, с другой стороны, а она в обход пошла, снова напасть.
Голос у Кирилла начал срываться, но пока было непонятно, от чего это – от ярости или наворачивающихся слез.
– И глаза у нее знаешь… такие… отсутствующие. Вроде и на тебя смотрит, а как будто стекляшки вместо глаз. Круглые стеклянные глаза… Ну, я и решил вмазать ей хорошенько. Пусть в себя придет. Подходит она, и я влепил ладонью в скулу. Кулаком хотел, но потом подумал, могу ведь и шею сломать.
Кулаки у Кирилла действительно были внушительного размера, а поставленным ударом он мог вырубить и некрупного мужика.
– У нее голова знаешь, так, мотнулась, вместе с плечами, а она даже не замедлилась. Подходит, за лицо и шею хватается, зубами тянется. Я понял – дело плохо. Пнул ее в живот, повалил, ударил несколько раз, чтобы не дергалась. Затихла. Руки и ноги простыней связал, не отходя от кассы. Поднял на кровать, положил на спину и пока в отключке – пошел в скорую звонить. Ну, а куда еще? Не в ментовку же. Они сразу заметут. Хотя скорая все равно сообщит им, и все равно заметут. Ну, хоть время будет жену в порядок привести.
Рассказывал Кирилл, сидя на полу, но при этом старательно изображал происходившее жестами и движениями тела.
– Вышел на кухню. Свет включаю – нет. Воду включаю – нет. Из холодильника все выворочено. Из морозилки, видно, мясо вытаскивала, уже в бессознанке. Грызть пыталась. Вернулся в спальню – Лена в отключке. Решил наверх подняться, к Владу. Ну, к этому, из сто семнадцатой.
– А что ко мне не стукнулся?
– Да твоей машины на парковке нет.
– Точно. Я же ее на улице поставил. На парковке у дома места не было.
– К Владу стучусь – тихо все. В сто восемнадцатую стучусь – там пара пенсионеров живет. Ну, ты их, вроде, знаешь. Дверь открыта. Я прошел. Деда не видно, а бабка на полу под столом валяется. Меня услышала, на колени поднялась. Башкой об стол шваркнулась, думал, разобьет себе черепушку. Она ползет ко мне и урчит, ууууррррр, как кошка, у которой еду отбирают. Лицо все в крови. Глаза стеклянные, в точности, как у Лены. Ну, я и начал соображать, понимаешь, да? Двери прикрыл и свалил к себе.
– Надо было все-таки меня разбудить, – раздосадовано махнул рукой Максим, – Вместе бы что-нибудь придумали.
Кирилл рассказывал дальше, словно не слышал слов друга.
– Вхожу, слышу, Ленка в спальне урчит. Прям, как та бабка. Пришла в себя, учуяла, как я по квартире хожу, и бесится от бессилья. Я подошел, чтобы глаза лучше рассмотреть. Руку на голову положил, а она извернулась и в ладонь зубами вцепилась. Я, можно сказать, на рефлексах снова врезал, отрубил. А сам сел рядом и начал думать.
Кирилл начал загибать пальцы на руке.
– Связи нет. Воды нет. Света нет. Газа нет. Ленку в какого-то зомби превратилась, словно из телевизора вылезла. Я на нее смотрю и, знаешь, так, прям, комок к горлу подкатывает. Но головой понимаю – это уже все, насовсем. Не вылечить и не исправить. Потому, что не человек она больше.
– А кто тогда? – голос Максима предательски дрогнул. Выглядеть трусом перед другом не хотелось, но Кирилл и сам не пытался скрыть растерянность и страх. Всегда прямой как струна, подкачанный, улыбчивый приветливый уверенный в себе парень, хоть и хотел казаться злым и решительным, но был явно растерян.
– Я сам долго не верил. Попробовал ее одеть, чтобы не в одних трусах в больницу ехать. Натянул джинсы. Начал блузку надевать, а потом бросил. Понял, что смысла уже нет. Оставил ее, связанную, лежать, сел рядом и начал думать, что делать дальше.
Кирилл рассказывал, а у Максима снова разболелась голова. В висок неотвратимо вворачивалось медленно вращающееся сверло. Вернулись все прелести похмелья: сухость во рту, слабость в мышцах, туман в голове. Снова захотелось спать или, хотя бы, положить голову на подушку. Опершись на стену, Максим сел на пол напротив Кирилла и старался не отключиться.
– Подошел к окну, – продолжил рассказ Кирилл, уже более спокойным тоном, – А там полный двор зомбаков. Представляешь? Кто ползком, кто ходит еле-еле. Ну, и пока они меня не просекли – решил пройтись по подъезду, живых поискать. Я же не превратился в зомби? Значит, и другие должны быть. Выхожу в подъезд, а бабка та, которую я в сто восемнадцатой нашел, прикинь, сползла по лестнице и ждет меня. Так на карачках и стояла, видать, все время. А мне уже все равно.
Кирилл отчаянно махнул рукой, иллюстрируя то, как он простился с правилами и условностями цивилизации.
– Зомби-апокалипсис! Делай, что хочешь, и спасайся, кто может! В голову ей топором засадил, пнул, чтобы упала, и вверх пошел. Кровищи от нее было, как будто не бабке голову разбил, а хряка здорового заколол. Ты колол когда-нибудь свиней?
Простояв так с минуту, существа перестали урчать, и женщина зашагала дальше, по лестнице вниз. Мужчина же опустился на корточки, по большей части пропав из поля зрения, и начал делать странные движения, как будто что-то подбирал с пола и ел. Максим присел и отодвинул со сквозной замочной скважины небольшую задвижку. Увиденное заставило его отшатнуться с громким отчетливым ругательством. Максим завалился на спину и с грохотом упал на обувную стойку.
Сдержать болезненный стон не получилось. Мужчина постарался замереть, но звук его падения был услышан. За дверью снова раздалось отрывистое урчание, и громкое «Даммм!», возвестило о том, что существо снова попытается взять квартиру штурмом. Что теперь делать, Максим сообразить не успел, так как в подъезде начало происходить что-то новое.
Одна из дверей на лестничной площадке открылась, и вслед за этим раздался необычный звук, как будто большой крепкий арбуз уронили на пол, где он с мягким глухим шлепком треснул, расплескав вокруг красные внутренности. Уже не заботясь о бесшумности, Максим прильнул к замочной скважине и в первый раз за утро обрадовался: у лестницы стоял Кирилл, сосед и хороший знакомый Максима. Он выглядел угрожающе: в руках большой топор для рубки дров, за спиной ружье, а одежда заляпана кровью. Кирилл стоял на площадке и, тяжело дыша, смотрел на лежащего на полу мужика с наполовину разможеной головой. Топор был взнесен для нового удара, но не опускался - видимо, было уже незачем.
Преодолевая страх, Максим открыл дверь и обратился к соседу:
– Кирилл?
Сосед при звуке открывающейся двери перегруппировался для новой атаки, но, увидев друга, опустил оружие и расслабился.
– Кирилл? Ты в курсе, что тут творится? – Максим старался, чтобы голос не дрожал, – И кто эти уроды?
Кириллу негромко выругался и, указывая топором на один труп за другим, сообщил:
– Этот – Колян с пятого этажа. Эта – тетка с четвертого, пенсионерка. А это, – он показал на разорванное, наполовину съеденное тело девчонки под ногами, – Наташка с шестого. Знаешь ее?
Максим только сейчас понял, что трупов на площадке было три. Первый – мужика, которого Кирилл убил только что. Второй – пожилой женщины, завалился на ведущую вниз лестницу и был почти незаметен. Их головы были рассечены ударами топора, из трещин натекла почерневшая кровь, а лица застыли отвратительными нечеловеческими масками. Между ними, прямо под ногами соседа, лежало тело девушки, лет двадцати пяти. И вот оно уже пострадало всерьез: его разорвали в нескольких местах, вывернули наружу локтевые суставы, обглодали мышцы, вскрыли грудь. Тело лежало лицом в сторону, и только благодаря прическе и цвету волос Максим смог распознать в нем ту девушку, с которой частенько встречался в подъезде. Она всегда проскакивала мимо, оставляя легкий сладковатый аромат, волнуя идеальными формами, цоканьем каблучков и задорным улыбчивым «здрасте». От нее всегда оставалось странное чувство двойственности: то ли радоваться, что вот такие девушки здороваются тобой уважительно, напоминая, что ты уже взрослый, отец семейства, то ли огорчаться от того, что время ухлестывания за красотками прошло, и можно только смотреть им вслед, с легкой грустью и толикой гордости вспоминая свои молодые годы. А теперь ее тело лежало на лестничной площадке залитого кровью подъезда, разодранное на куски теми, кто еще вчера был ее соседями.
Максима начало мутить. Он старался не смотреть на трупы, отводил глаза, но отходящие от первоначального шока органы чувств начали награждать всей полнотой впечатлений. В нос ударил запах крови и испражнений. Желудок тут же подкатил к горлу. Максим рефлекторно сжал большой палец левой руки внутрь кулака и надавил – такой нехитрый способ иногда помогал справиться с рвотным рефлексом.
– Давай оттащим пониже, – предложил Кирилл, заглянул на лестницу, ведущую на второй этаж, и нагнулся над телами. Максиму пришлось наклониться, еще раз взглянуть на лежащие вповалку трупы: на лужи крови, вылетевшие из разбитых голов кусочки мозгов, обглоданные кости, оторванные куски мяса – и тошнота накатила неудержимой волной. Он понял, что не устоит на ногах, шагнул назад, упав на колени рядом с открывшейся настежь дверью, и его непрерывно выворачивало несколько минут, накрывая раз за разом, даже когда сташнивать было уже нечем.
Самостоятельно оттащив тела вниз, Кирилл подошел к все еще склоненному Максиму и, похлопав по щеке, спросил:
– Дома есть кто?
Максим ослабевшим голосом попытался что-то сказать, но в итоге только мотнул головой. Кирилл оглянулся в сторону своей квартиры и тихо сказал:
– Пошли тогда к тебе.
Глава 2. Кирилл
Не дожидаясь Максима, Кирилл прошел на кухню.
– Вода есть? – он оглядел комнату тяжелым взглядом.
– Из фильтра налей, – хозяин квартиры догнал соседа, вытер рот подвернувшейся тряпкой и смахнул с глаз выступившие от тошноты слезы.
Кирилл наполнил стакан, сел на пол, облокотившись спиной на шкаф, и стал аккуратно, но жадно пить.
– Кирилл, что происходит, ты в курсе?
– Зомби-апокалипсис. Ты что, фильмов не смотрел? – Кирилл, не вставая, дотянулся до стола и поставил стакан.
– Это что, там – зомби? – в другое время Максим отнесся бы к подобному заявлению исключительно с иронией, но увиденное на лестничной площадке не оставляло поводов для шуток.
Кирилл ответил вопросом:
– Оружие есть?
– Да, откуда? Ты же знаешь, что нет.
– Плохо. Так что твои? – Кирилл сделал движение, как будто хотел заглянуть за косяк дверного проема, в сторону зала и спальни.
– Уехали вчера в обед, в деревню. Отвез их обоих, и Надю, и Катю. Завтра за ними планировал.
– Ясно. Хорошо.
Кирилл замолчал, уставился в стену и о чем-то задумался.
– А у тебя Лена там? – Максим кивнул в сторону квартиры соседа.
– Лены нет.
– Тоже уехала?
– Нет.
– А где?
– Нет ее больше.
– Вы что, все-таки разошлись?
– Макс. Ее больше нет. Вообще.
Кирилла с Леной нельзя было назвать счастливой парой. Начинался их роман ярко, на зависть подружкам, даже немного напоказ. Высокий, спортивный, успешный по меркам их города Кирилл, получивший в компании очередную, какую-то совершенно запредельную для своих двадцати пяти лет, должность, умел красиво ухаживать, работая скорее на публику, чем от большого желания угодить избраннице. Лена, первое время для вида строившая из недотрогу, с головой окунулась в новый роман, по-женски забыв предыдущие неудачные любовные опыты и даже первый брак, закончившийся через полтора года невнятным, не вызвавшим никаких эмоций разводом. С бывшим мужем, да и со всеми бывшими, девушка отношений не сохранила, друзьями не оставалась, старательно пестуя плохие воспоминания, чтобы в следующий раз, как она говорила: «Не нарваться на такого же козла». Кирилл же предстал настоящим рыцарем в сверкающих доспехах: умный, элегантный, предупредительный. Приходил с цветами, приглашал в кино и кафе, очаровал подружек и даже маму, пожалуй, и научившую дочку относиться к мужчинам с недоверием, а к отношениям подходить с сугубо прагматичной стороны.
Полугодовой конфетно-букетный период органично и ожидаемо закончился предложением руки и сердца. Произошло это на свадьбе подруги, под музыкальный аккомпанемент и фейерверк, и Лена ответила незамедлительным согласием. Но как нередко бывает, совместная жизнь после свадьбы обернулась для влюбленных, Максим иногда думал, что они оба были больше влюблены в самих себя, чем друг в друга, чередой непонимания и бытовых проблем. Не то, чтобы Лена хотела красивой жизни и бежала от «бытовухи», и не то, чтобы Кирилл не хотел идти на компромисс, но непрекращающиеся трения вокруг банальных, казалось бы, вещей, преследовали пару постоянно. Кирилл несколько раз уходил из своей же квартиры, демонстративно собирая вещи и снимая жилье посуточно в соседнем доме, куда тут же звал Максима отмечать очередной виток свободной жизни. А потом, после недели пьянства и страданий, возвращался к единственной и ненаглядной. Лена к маме не уезжала даже после самых больших и обидных ссор, понимая, что ей возвращаться будет не так просто, но и не скрывала, что в жизни муж оказался намного более ленивым и безынициативным, чем казался в период ухаживаний.
Постоянные трения, ссоры, уходы и возвращения съедали не только силы и нервы, но и годы. Дети укрепляют брак, иногда склеивая совершенно распавшиеся отношения, но за десять лет совместной жизни, изрядно подпорченных чередой семейных кризисов, Кирилл и Лена так и не решились завести ребенка. А теперь оба были не уверены, что это им вообще нужно. Последний год пара балансировала на грани развода, но каждый раз, когда Кирилл напивался и начинал откровенничать с Максимом, безграничная любовь к хорошей, но стервозной и изрядно надоевшей жене, была главной темой вечера. Так и жили: Лена жаловалась на мужа Наде, а Кирилл изливал душу Максиму.
– Она напала на меня. Я спал еще. Ничего спросонья не понял, – неожиданно начал рассказывать Кирилл, вырывая Максима из воспоминаний – Вцепилась в руку зубами. Да так, что у меня чуть глаза на лоб не полезли. Я оттолкнул, выругался, говорю, ты что, совсем с ума сошла? А она на меня даже не смотрит. Ну… то есть смотрит, но не так, как когда слушают, а только чтобы снова напасть.
Кирилла говорил медленно, делая между фразами большие паузы, словно воспоминания давались ему с трудом.
– Ору на нее, а она снова на меня бросается. В бедро вцепилась и пытается укусить. Представляешь? Я ее снова толкнул. И вдруг знаешь, чувствую, вот он, повод. Сколько лет ей вмазать хорошенько хотел. Так, чтобы звезды из глаз, и губы в кровь. Но нельзя, она же женщина. А тут повод – лучше не придумаешь. С кровати соскочил, с другой стороны, а она в обход пошла, снова напасть.
Голос у Кирилла начал срываться, но пока было непонятно, от чего это – от ярости или наворачивающихся слез.
– И глаза у нее знаешь… такие… отсутствующие. Вроде и на тебя смотрит, а как будто стекляшки вместо глаз. Круглые стеклянные глаза… Ну, я и решил вмазать ей хорошенько. Пусть в себя придет. Подходит она, и я влепил ладонью в скулу. Кулаком хотел, но потом подумал, могу ведь и шею сломать.
Кулаки у Кирилла действительно были внушительного размера, а поставленным ударом он мог вырубить и некрупного мужика.
– У нее голова знаешь, так, мотнулась, вместе с плечами, а она даже не замедлилась. Подходит, за лицо и шею хватается, зубами тянется. Я понял – дело плохо. Пнул ее в живот, повалил, ударил несколько раз, чтобы не дергалась. Затихла. Руки и ноги простыней связал, не отходя от кассы. Поднял на кровать, положил на спину и пока в отключке – пошел в скорую звонить. Ну, а куда еще? Не в ментовку же. Они сразу заметут. Хотя скорая все равно сообщит им, и все равно заметут. Ну, хоть время будет жену в порядок привести.
Рассказывал Кирилл, сидя на полу, но при этом старательно изображал происходившее жестами и движениями тела.
– Вышел на кухню. Свет включаю – нет. Воду включаю – нет. Из холодильника все выворочено. Из морозилки, видно, мясо вытаскивала, уже в бессознанке. Грызть пыталась. Вернулся в спальню – Лена в отключке. Решил наверх подняться, к Владу. Ну, к этому, из сто семнадцатой.
– А что ко мне не стукнулся?
– Да твоей машины на парковке нет.
– Точно. Я же ее на улице поставил. На парковке у дома места не было.
– К Владу стучусь – тихо все. В сто восемнадцатую стучусь – там пара пенсионеров живет. Ну, ты их, вроде, знаешь. Дверь открыта. Я прошел. Деда не видно, а бабка на полу под столом валяется. Меня услышала, на колени поднялась. Башкой об стол шваркнулась, думал, разобьет себе черепушку. Она ползет ко мне и урчит, ууууррррр, как кошка, у которой еду отбирают. Лицо все в крови. Глаза стеклянные, в точности, как у Лены. Ну, я и начал соображать, понимаешь, да? Двери прикрыл и свалил к себе.
– Надо было все-таки меня разбудить, – раздосадовано махнул рукой Максим, – Вместе бы что-нибудь придумали.
Кирилл рассказывал дальше, словно не слышал слов друга.
– Вхожу, слышу, Ленка в спальне урчит. Прям, как та бабка. Пришла в себя, учуяла, как я по квартире хожу, и бесится от бессилья. Я подошел, чтобы глаза лучше рассмотреть. Руку на голову положил, а она извернулась и в ладонь зубами вцепилась. Я, можно сказать, на рефлексах снова врезал, отрубил. А сам сел рядом и начал думать.
Кирилл начал загибать пальцы на руке.
– Связи нет. Воды нет. Света нет. Газа нет. Ленку в какого-то зомби превратилась, словно из телевизора вылезла. Я на нее смотрю и, знаешь, так, прям, комок к горлу подкатывает. Но головой понимаю – это уже все, насовсем. Не вылечить и не исправить. Потому, что не человек она больше.
– А кто тогда? – голос Максима предательски дрогнул. Выглядеть трусом перед другом не хотелось, но Кирилл и сам не пытался скрыть растерянность и страх. Всегда прямой как струна, подкачанный, улыбчивый приветливый уверенный в себе парень, хоть и хотел казаться злым и решительным, но был явно растерян.
– Я сам долго не верил. Попробовал ее одеть, чтобы не в одних трусах в больницу ехать. Натянул джинсы. Начал блузку надевать, а потом бросил. Понял, что смысла уже нет. Оставил ее, связанную, лежать, сел рядом и начал думать, что делать дальше.
Кирилл рассказывал, а у Максима снова разболелась голова. В висок неотвратимо вворачивалось медленно вращающееся сверло. Вернулись все прелести похмелья: сухость во рту, слабость в мышцах, туман в голове. Снова захотелось спать или, хотя бы, положить голову на подушку. Опершись на стену, Максим сел на пол напротив Кирилла и старался не отключиться.
– Подошел к окну, – продолжил рассказ Кирилл, уже более спокойным тоном, – А там полный двор зомбаков. Представляешь? Кто ползком, кто ходит еле-еле. Ну, и пока они меня не просекли – решил пройтись по подъезду, живых поискать. Я же не превратился в зомби? Значит, и другие должны быть. Выхожу в подъезд, а бабка та, которую я в сто восемнадцатой нашел, прикинь, сползла по лестнице и ждет меня. Так на карачках и стояла, видать, все время. А мне уже все равно.
Кирилл отчаянно махнул рукой, иллюстрируя то, как он простился с правилами и условностями цивилизации.
– Зомби-апокалипсис! Делай, что хочешь, и спасайся, кто может! В голову ей топором засадил, пнул, чтобы упала, и вверх пошел. Кровищи от нее было, как будто не бабке голову разбил, а хряка здорового заколол. Ты колол когда-нибудь свиней?
