Проклятье Солнечного короля – 4
Любить — это прежде всего отдавать.
Любить — значит чувства свои, как реку,
С весенней щедростью расплескать
На радость близкому человеку.
Любить — это только глаза открыть
И сразу подумать еще с зарею:
Ну чем бы порадовать, одарить
Того, кого любишь ты всей душою?!
Любить — значит страстно вести бои
За верность и словом, и каждым взглядом,
Чтоб были сердца до конца свои
И в горе и в радости вечно рядом.
А ждет ли любовь? Ну конечно, ждет!
И нежности ждет и тепла, но только
Подсчетов бухгалтерских не ведет:
Отдано столько-то, взято столько.
Любовь не копилка в зашкафной мгле.
Песне не свойственно замыкаться.
Любить — это с радостью откликаться
На все хорошее на Земле!
Любить — это видеть любой предмет,
Чувствуя рядом родную душу:
Вот книга — читал он ее или нет?
Груша... А как ему эта груша?
Пустяк? Отчего? Почему пустяк?!
Порой ведь и каплею жизнь спасают.
Любовь — это счастья вишневый стяг,
А в счастье пустячного не бывает!
Любовь — не сплошной фейерверк страстей.
Любовь — это верные в жизни руки,
Она не страшится ни черных дней,
Ни обольщений и ни разлуки.
Любить — значит истину защищать,
Даже восстав против всей вселенной.
Любить — это в горе уметь прощать
Все, кроме подлости и измены.
Любить — значит сколько угодно раз
С гордостью выдержать все лишенья,
Но никогда, даже в смертный час,
Не соглашаться на униженья!
Любовь — не веселый бездумный бант
И не упреки, что бьют под ребра.
Любить — это значит иметь талант,
Может быть, самый большой и добрый.
И к черту жалкие рассужденья,
Все чувства уйдут, как в песок вода.
Временны только лишь увлеченья.
Любовь же, как солнце, живет всегда!
И мне наплевать на циничный смех
Того, кому звездных высот не мерить.
Ведь эти стихи мои лишь для тех,
Кто сердцем способен любить и верить!
(Э. Асадов СЛОВО О ЛЮБВИ)
— Я нашел ее!
Виконт Сорос Кради, друг и Тень Солнечного короля, буквально ворвался в его кабинет!
— Я думал, ты в отъезде, — устало проговорил Солнечный король, даже не оторвавшись от бумаг, которые изучал, сидя за столом.
— Гнал коня, как мог, кажется, до смерти загнал. Но это того стоило. Я нашел эту тварь!
— Это точно? — все же взглянул на друга Александр. — Это точно она? Сколько раз мы ошибались…
— Это она, уверяю тебя, — заверил Сорос.
Причин не верить ему не было. Потому и спросил:
— Где?
— Там, где все началось.
Он поверил, позволил надежде заползти в сердце. Велел выводить лошадей. А пока Сорос исполнял приказ, написал записку своему начальнику Тайной разведки Арвитана — Феликсу Росси, тому, кто как никто умел скрывать подобные секреты. Другие не должны знать, что происходит, особенно, она. Это только его дело, его и Ровенны. Он должен все закончить.
Замок графа Мартона за годы пришел в большой упадок. От былого величия не осталось и следа. Много лет назад Александр уже бывал здесь вместе с Соросом. Тогда лучший друг предсказал ему встречу со своей судьбой. И разве мог Солнечный король знать, что судьбой этой окажется не скромная юная красавица — дочка графа Мартона, Ровенна Элиран, а маленькая четырехлетняя девочка, таскавшая его кота харашши за усы. Много лет спустя эта девочка стала хозяйкой кота и получила в безраздельное пользование сердце самого Солнечного короля. Что было бы, если бы он тогда не ошибся?
— Я поеду первым, — предложил Сорос, остановившись у самых ворот. — Это может быть ловушкой.
Александр позволил ему сделать это. Друг тщательно скрывал за маской ненависти печаль. Та встреча много лет назад изменила и его жизнь тоже, до неузнаваемости изменила.
Внутри замка было холодно и мрачно. В распахнутых окнах второго этажа гулял ветер. Казалось, здесь никого нет, но… наверху, в той самой комнате, где когда-то началась вся эта история, сидела некогда блистательная Первая леди Арвитана, раскачиваясь в старом кресле-качалке.
— Ровенна…
— Ты пришел? — повернулась она к двери, и лицо ее, страшно постаревшее, озарила счастливая улыбка. Он поразился ее состоянию, сгнившим зубам, седым лохмам, вместо когда-то блестящих черных волос, и взгляду выцветших глаз, безумному, страшному, счастливому. Но вдруг лицо исказилось, и в глазах появилась ярость, когда в комнату вошел Сорос.
— Убирайся! — крикнула женщина. — Убирайся, убирайся! Ничтожество! Это все из-за тебя. Убирайся!
Король жестом приказал другу уйти, тот подчинился, Ровенна успокоилась и с прежним обожанием посмотрела на сурового, красивого и, по-прежнему недостижимого для нее, Солнечного короля. Мужчину, которого всегда любила.
— Я так ждала тебя.
— И я пришел.
— Да, — расплылась в улыбке она. — Ты знаешь, никто не верил, что ты придешь, даже она.
— Она? Кто?
— Моя мать, — как само разумеющееся, сказала Ровенна. — Она приказала мне соблазнить этого идиота, но поверь, поверь, дорогой, я не хотела, она заставила меня. Я не хотела… я хотела принадлежать только тебе, только тебе.
— Я знаю, что ты хотела. Ровенна, где она?
— Кто?
— Ты знаешь. Где она?
Несколько секунд женщина непонимающе смотрела на него, а затем ее взгляд переменился, лицо приняло хищные черты, и улыбка превратилась в злобный оскал.
— Ах, вот зачем ты приехал, Солнечный король? Вернуть украденное. А что, если я не скажу?
— Ты скажешь, — пообещал он. Угроза возымела действие, страх зародился в выцветших глазах. Правда, ненадолго.
— Я всегда любила тебя, всегда. Но ты предпочел мне эту маленькую дрянь. Не вини меня, что я украла твое счастье. Ведь ты несчастлив.
— Где она, Ровенна?
— Скажи мне, ты несчастлив? Скажи мне, ты жалеешь? Жалеешь, что не дал своей дряни убить меня тогда?
— Где она? — в который раз терпеливо повторил он. С ней сейчас нельзя было спешить и загонять в угол.
— Отвечай! — крикнула Ровенна, но быстро погасила свой гнев, улыбнулась, теперь уже нагло, совершенно четко понимая, что он весь в ее власти. — Тогда, быть может, я тебе скажу.
— Да, — резко ответил он. Все что угодно, лишь бы тварь сказала. — Я не счастлив. Где она, Ровенна?
— Умерла.
— Ты лжешь!
— Если даже и нет, то очень скоро это случится. Ты как всегда, опоздал, Солнечный король. В поисках меня, ты упустил реальную угрозу. Теперь ты больше никогда ее не найдешь, никогда!
— Где она? — в который раз спросил он, но теперь в его голосе была настоящая, неприкрытая угроза. И она поняла это.
— Я скоро умру, — прошептала едва слышно. — Но я заберу ее вместе с собой. Очень скоро. Ты слышишь, как тикают часы? Ты слышишь, как они кричат?
Безумие снова накрыло ее.
— Они ушли, они забыли, что даже там, даже под защитой, они никогда не будут в безопасности. Они забыли, что их повелитель не всесилен, и теперь будут пожинать плоды своей беспечности, как и ты.
— Снежные пески? — вдруг осознал он.
— Теперь это место будут называть кровавым, — хрипло рассмеялась Ровенна. — Я всегда любила тебя, всегда. И только поэтому я позволила ей жить. Она умрет не от моих рук.
— Ты…
Он хотел бы убить ее, за все эти годы, за то, что украла. Он хотел уничтожить ее, раздавить тонкую шею, увидеть, как затухает жизнь в жестоких глазах, он хотел… как же сильно он этого хотел.
— Я жду смерти, как избавления. Все кончено. Я отомстила. Твое проклятие вот-вот сбудется. Ты познаешь боль невосполнимой утраты, ты поймешь, когда она умрет. Ты ведь всегда ее чувствовал, не так ли? Так же, как мой сын поймет, что не стало меня. Я хочу, чтобы это был ты, твоя рука. Я хочу, чтобы ты запомнил этот момент навсегда. Сделай это. Сейчас.
В ответ он повернулся к ней, медленно подошел, с трудом понимая, как могла когда-то милая, застенчивая девушка, дочь графа Мартона превратиться в чудовище с черным, гнилым сердцем.
— Такого удовольствия я тебе не доставлю, — сказал, наклонившись к самому лицу.
— Нет! — прошипела Ровенна. — Нет! Вернись! Это должен быть ты! ТЫ!
— Делай все, что нужно, — попросил Александр, прежде чем броситься вниз по лестнице, оседлать коня и гнать его, гнать так быстро, как только мог. Он надеялся, что она солгала, что есть еще шанс, есть надежда, единственное, что было у него все эти годы. Ему нужно было только добраться до столицы, найти Иолу и попросить перенести его в Снежные пески. Он мчался туда, загоняя животное насмерть, боялся почувствовать то, о чем предупреждала Ровенна, потому что тогда наступит конец, конец всему. Счастье больше никогда не вернется в Арвитан, не будет сиять на самом любимом лице, не будет жить в его сердце. И когда он влетел в Эссир через главные ворота, когда проскакал на лошади по центральной улице до самой Школы магии, когда ворвался внутрь, его уже ждали.
— Иола…
— На Снежные пески напали, — в полном ужасе прошептала она. — Все, кто были там, все полукровки, люди, дети… все они мертвы. Если это правда, если все это правда… Александр, что тогда будет?
— Я не знаю, — с болью от осознания, что опоздал, прошептал Солнечный король.
Марисса любила просыпаться в объятиях повелителя, любила, когда он целовал ее по утрам, так нежно и так сладко… тогда она ощущала себя абсолютно счастливой и носила это счастье в себе целый день, до самого вечера, когда он возвращался, нырял в ее объятия и заставлял забыть обо всем на свете. Но сегодня она проснулась совсем одна с ощущением острого, неправильного одиночества.
Молчаливые слуги принесли завтрак, но Марисса слишком привыкла завтракать в компании любимого. Почему-то все утро она ощущала странную, необъяснимую тревогу. Даже прогулка не успокоила, наоборот, она вдруг поняла, что никто во дворце не только не разговаривает с ней, но даже не смотрит в ее сторону. Все дэйвы, которых она встречала, лишь равнодушно отворачивались, полукровки казались более живыми, но не менее равнодушными, людей здесь не было. И даже слуги лишь молчаливо исполняли распоряжения. Все избегали ее, словно она пария. Она так хотела поделиться тревогой с любимым, но на обед он не пришел, и ей пришлось есть одной в своей, порядком поднадоевшей комнате. Она силилась вспомнить, что делала накануне, и с удивлением обнаружила, что не помнит ничего, кроме ощущения бесконечного счастья. Но чем было вызвано это счастье, осталось для нее загадкой.
После обеда она поняла, что очень скучает по подругам, и решила написать им, или хотя бы Мэл, поделиться своими тревогами и печалями, узнать, как у нее дела, ведь уже несколько недель она ничего не слышала о ней. Дэйвы — не люди, у них своя система письма, основанная на каких-то магических штуках, которые ей не дано постичь, но в ящике секретера обнаружились обыкновенные перо и чернила, а еще стопка бумаги. Марисса начала писать, и чем больше она писала, тем тяжелее ей становилось:
«… Я не понимаю причину моих страхов, я не понимаю себя. Ведь я хотела быть с ним, я и сейчас бесконечно этого хочу и не жалею ни о чем, но… мне кажется, я сделала что-то не так. Никто не говорит со мной, никто не смотрит на меня, и это так странно, так неестественно, что становится страшно. Я не могу сказать ему о своих страхах, не могу пожаловаться, мне кажется, он подумает, что я жалею о своем решении, а мне меньше всего хочется его обижать…».
Она дописала письмо, запечатала его в конверт и только тогда поняла, что не знает, как его отправить. Вряд ли в столице есть курьерская служба, доставляющая письма королеве соседней страны. Да и можно ли это? Не станет ли письмо поводом обвинить ее в шпионаже? Почему-то этот вопрос страшно ее озадачил. Марисса даже хотела порвать письмо и позабыть о своей глупой выходе, но разум возобладал над паникой, и она придумала попросить разрешения у повелителя, а пока спрятать письмо. Вот только куда?
Несколько минут она разглядывала свою комнату в поисках места, где письмо точно не найдут слуги и подумала о гардеробной. Вошла туда, поразилась количеством платьев, большую часть из которых даже никогда не видела, не то, чтобы надеть. Внизу стояла обувь, самая разнообразная, от сапог до изящных туфелек на ремешке. В самом дальнем углу шкафа рядами лежали пустые коробки. Когда Марисса что-то надевала, туфли просто уносили, но коробки так и оставались стоять в самом дальнем углу. Именно в них она и решила спрятать письмо, показалось, что самая нижняя идеально подойдет.
Девушка аккуратно переставила коробки, достала нижнюю, но когда открыла ее, пораженно застыла, не в силах осознать увиденное.
Внутри были письма, точно такие же, какое она написала сегодня. Марисса лихорадочно распечатала первое, что попалось под руку, и узнала свой почерк:
«Дорогая Мэл!
Я знаю, прошло всего несколько дней, а я уже скучаю по тебе. Нет, ты не подумай, я не жалею о своем решении, и все же… Как ты добралась? Все ли у тебя хорошо? Я все еще переживаю о том, как мы расстались, и хочу заверить, что я очень счастлива, даже несмотря на мелкие неприятности, которые неизбежны в мире, где почти нет людей. Сегодня я гуляла в парке, Дариан так заботится обо мне, что приставил охрану. Не понимаю только, зачем? Разве в его дворце мне надо чего-то опасаться? К косым взглядам я давно привыкла, и все же, должна признать, они весьма болезненны. Одна дэйва в этом парке так на меня смотрела, с таким презрением, что я поспешила уйти и весь вечер не находила себе места.
Мэл, прошу, напиши мне скорее, я буду очень ждать.
Твоя ветреная и одинокая подруга Марисса».
Марисса испуганно смотрела на письмо не в силах осознать, что совершенно не помнит, как писала его. Она не помнила и встречи с дэйвой в парке, ни строчки из написанного. А следующее письмо и вовсе напугало:
«Дорогая Мэл!
Ты, наверное, сердишься на меня, потому что я уже месяц как не пишу. Прости свою глупую, ветреную, совершенно влюбленную подругу. Да, как бы сказала наша Рея: «Ты потеряла голову, Марисса». И она права. Я давно уже потеряла голову от любви к моему обожаемому дэйву. Каждый день мысли о нем заставляют меня улыбаться, огорчает лишь одно: сегодня его нет со мной, и мне грустно и одиноко. Я думала, прогулка развлечет, но Дариан почему-то приказал не выпускать меня сегодня. Я пыталась расспросить охранников, а они даже не смотрят мне в глаза и все время молчат, как деревянные истуканы…»
Все другие письма имели примерно то же содержание. Только последнее выбивалось из привычного образа припиской прямо на конверте:
«Он что-то делает со мной».
Прочитав эти строки, Марисса едва не задохнулась. Ужас и паника затопили сознание, она хотела бежать, искать его, показать письма, потребовать ответов, даже бросилась к двери, размазывая слезы страха и непонимания, но остановилась, едва открыв дверь, за которой стояли все те же молчаливые охранники.
«Или тюремщики?» — вдруг подумалось. От этой мысли стало еще страшнее, и она поспешила закрыть дверь, но не до конца, потому услышала:
— Похоже, у «этари» повелителя снова плохой день. Надо бы доложить.
— Я к нему не пойду. Он после таких дней ходит злой, как демон. Вот придет вечером и разберется.
— Помнится в прошлый раз, девица едва не выбросилась из окна. Нет, я все-таки схожу.
— Как хочешь. По мне, так лучше бы выбросилась. И так с ней слишком много проблем.
ЧАСТЬ 1 Что значит, любить?
Любить — это прежде всего отдавать.
Любить — значит чувства свои, как реку,
С весенней щедростью расплескать
На радость близкому человеку.
Любить — это только глаза открыть
И сразу подумать еще с зарею:
Ну чем бы порадовать, одарить
Того, кого любишь ты всей душою?!
Любить — значит страстно вести бои
За верность и словом, и каждым взглядом,
Чтоб были сердца до конца свои
И в горе и в радости вечно рядом.
А ждет ли любовь? Ну конечно, ждет!
И нежности ждет и тепла, но только
Подсчетов бухгалтерских не ведет:
Отдано столько-то, взято столько.
Любовь не копилка в зашкафной мгле.
Песне не свойственно замыкаться.
Любить — это с радостью откликаться
На все хорошее на Земле!
Любить — это видеть любой предмет,
Чувствуя рядом родную душу:
Вот книга — читал он ее или нет?
Груша... А как ему эта груша?
Пустяк? Отчего? Почему пустяк?!
Порой ведь и каплею жизнь спасают.
Любовь — это счастья вишневый стяг,
А в счастье пустячного не бывает!
Любовь — не сплошной фейерверк страстей.
Любовь — это верные в жизни руки,
Она не страшится ни черных дней,
Ни обольщений и ни разлуки.
Любить — значит истину защищать,
Даже восстав против всей вселенной.
Любить — это в горе уметь прощать
Все, кроме подлости и измены.
Любить — значит сколько угодно раз
С гордостью выдержать все лишенья,
Но никогда, даже в смертный час,
Не соглашаться на униженья!
Любовь — не веселый бездумный бант
И не упреки, что бьют под ребра.
Любить — это значит иметь талант,
Может быть, самый большой и добрый.
И к черту жалкие рассужденья,
Все чувства уйдут, как в песок вода.
Временны только лишь увлеченья.
Любовь же, как солнце, живет всегда!
И мне наплевать на циничный смех
Того, кому звездных высот не мерить.
Ведь эти стихи мои лишь для тех,
Кто сердцем способен любить и верить!
(Э. Асадов СЛОВО О ЛЮБВИ)
ПРОЛОГ
— Я нашел ее!
Виконт Сорос Кради, друг и Тень Солнечного короля, буквально ворвался в его кабинет!
— Я думал, ты в отъезде, — устало проговорил Солнечный король, даже не оторвавшись от бумаг, которые изучал, сидя за столом.
— Гнал коня, как мог, кажется, до смерти загнал. Но это того стоило. Я нашел эту тварь!
— Это точно? — все же взглянул на друга Александр. — Это точно она? Сколько раз мы ошибались…
— Это она, уверяю тебя, — заверил Сорос.
Причин не верить ему не было. Потому и спросил:
— Где?
— Там, где все началось.
Он поверил, позволил надежде заползти в сердце. Велел выводить лошадей. А пока Сорос исполнял приказ, написал записку своему начальнику Тайной разведки Арвитана — Феликсу Росси, тому, кто как никто умел скрывать подобные секреты. Другие не должны знать, что происходит, особенно, она. Это только его дело, его и Ровенны. Он должен все закончить.
Замок графа Мартона за годы пришел в большой упадок. От былого величия не осталось и следа. Много лет назад Александр уже бывал здесь вместе с Соросом. Тогда лучший друг предсказал ему встречу со своей судьбой. И разве мог Солнечный король знать, что судьбой этой окажется не скромная юная красавица — дочка графа Мартона, Ровенна Элиран, а маленькая четырехлетняя девочка, таскавшая его кота харашши за усы. Много лет спустя эта девочка стала хозяйкой кота и получила в безраздельное пользование сердце самого Солнечного короля. Что было бы, если бы он тогда не ошибся?
— Я поеду первым, — предложил Сорос, остановившись у самых ворот. — Это может быть ловушкой.
Александр позволил ему сделать это. Друг тщательно скрывал за маской ненависти печаль. Та встреча много лет назад изменила и его жизнь тоже, до неузнаваемости изменила.
Внутри замка было холодно и мрачно. В распахнутых окнах второго этажа гулял ветер. Казалось, здесь никого нет, но… наверху, в той самой комнате, где когда-то началась вся эта история, сидела некогда блистательная Первая леди Арвитана, раскачиваясь в старом кресле-качалке.
— Ровенна…
— Ты пришел? — повернулась она к двери, и лицо ее, страшно постаревшее, озарила счастливая улыбка. Он поразился ее состоянию, сгнившим зубам, седым лохмам, вместо когда-то блестящих черных волос, и взгляду выцветших глаз, безумному, страшному, счастливому. Но вдруг лицо исказилось, и в глазах появилась ярость, когда в комнату вошел Сорос.
— Убирайся! — крикнула женщина. — Убирайся, убирайся! Ничтожество! Это все из-за тебя. Убирайся!
Король жестом приказал другу уйти, тот подчинился, Ровенна успокоилась и с прежним обожанием посмотрела на сурового, красивого и, по-прежнему недостижимого для нее, Солнечного короля. Мужчину, которого всегда любила.
— Я так ждала тебя.
— И я пришел.
— Да, — расплылась в улыбке она. — Ты знаешь, никто не верил, что ты придешь, даже она.
— Она? Кто?
— Моя мать, — как само разумеющееся, сказала Ровенна. — Она приказала мне соблазнить этого идиота, но поверь, поверь, дорогой, я не хотела, она заставила меня. Я не хотела… я хотела принадлежать только тебе, только тебе.
— Я знаю, что ты хотела. Ровенна, где она?
— Кто?
— Ты знаешь. Где она?
Несколько секунд женщина непонимающе смотрела на него, а затем ее взгляд переменился, лицо приняло хищные черты, и улыбка превратилась в злобный оскал.
— Ах, вот зачем ты приехал, Солнечный король? Вернуть украденное. А что, если я не скажу?
— Ты скажешь, — пообещал он. Угроза возымела действие, страх зародился в выцветших глазах. Правда, ненадолго.
— Я всегда любила тебя, всегда. Но ты предпочел мне эту маленькую дрянь. Не вини меня, что я украла твое счастье. Ведь ты несчастлив.
— Где она, Ровенна?
— Скажи мне, ты несчастлив? Скажи мне, ты жалеешь? Жалеешь, что не дал своей дряни убить меня тогда?
— Где она? — в который раз терпеливо повторил он. С ней сейчас нельзя было спешить и загонять в угол.
— Отвечай! — крикнула Ровенна, но быстро погасила свой гнев, улыбнулась, теперь уже нагло, совершенно четко понимая, что он весь в ее власти. — Тогда, быть может, я тебе скажу.
— Да, — резко ответил он. Все что угодно, лишь бы тварь сказала. — Я не счастлив. Где она, Ровенна?
— Умерла.
— Ты лжешь!
— Если даже и нет, то очень скоро это случится. Ты как всегда, опоздал, Солнечный король. В поисках меня, ты упустил реальную угрозу. Теперь ты больше никогда ее не найдешь, никогда!
— Где она? — в который раз спросил он, но теперь в его голосе была настоящая, неприкрытая угроза. И она поняла это.
— Я скоро умру, — прошептала едва слышно. — Но я заберу ее вместе с собой. Очень скоро. Ты слышишь, как тикают часы? Ты слышишь, как они кричат?
Безумие снова накрыло ее.
— Они ушли, они забыли, что даже там, даже под защитой, они никогда не будут в безопасности. Они забыли, что их повелитель не всесилен, и теперь будут пожинать плоды своей беспечности, как и ты.
— Снежные пески? — вдруг осознал он.
— Теперь это место будут называть кровавым, — хрипло рассмеялась Ровенна. — Я всегда любила тебя, всегда. И только поэтому я позволила ей жить. Она умрет не от моих рук.
— Ты…
Он хотел бы убить ее, за все эти годы, за то, что украла. Он хотел уничтожить ее, раздавить тонкую шею, увидеть, как затухает жизнь в жестоких глазах, он хотел… как же сильно он этого хотел.
— Я жду смерти, как избавления. Все кончено. Я отомстила. Твое проклятие вот-вот сбудется. Ты познаешь боль невосполнимой утраты, ты поймешь, когда она умрет. Ты ведь всегда ее чувствовал, не так ли? Так же, как мой сын поймет, что не стало меня. Я хочу, чтобы это был ты, твоя рука. Я хочу, чтобы ты запомнил этот момент навсегда. Сделай это. Сейчас.
В ответ он повернулся к ней, медленно подошел, с трудом понимая, как могла когда-то милая, застенчивая девушка, дочь графа Мартона превратиться в чудовище с черным, гнилым сердцем.
— Такого удовольствия я тебе не доставлю, — сказал, наклонившись к самому лицу.
— Нет! — прошипела Ровенна. — Нет! Вернись! Это должен быть ты! ТЫ!
— Делай все, что нужно, — попросил Александр, прежде чем броситься вниз по лестнице, оседлать коня и гнать его, гнать так быстро, как только мог. Он надеялся, что она солгала, что есть еще шанс, есть надежда, единственное, что было у него все эти годы. Ему нужно было только добраться до столицы, найти Иолу и попросить перенести его в Снежные пески. Он мчался туда, загоняя животное насмерть, боялся почувствовать то, о чем предупреждала Ровенна, потому что тогда наступит конец, конец всему. Счастье больше никогда не вернется в Арвитан, не будет сиять на самом любимом лице, не будет жить в его сердце. И когда он влетел в Эссир через главные ворота, когда проскакал на лошади по центральной улице до самой Школы магии, когда ворвался внутрь, его уже ждали.
— Иола…
— На Снежные пески напали, — в полном ужасе прошептала она. — Все, кто были там, все полукровки, люди, дети… все они мертвы. Если это правда, если все это правда… Александр, что тогда будет?
— Я не знаю, — с болью от осознания, что опоздал, прошептал Солнечный король.
ГЛАВА 1
Марисса любила просыпаться в объятиях повелителя, любила, когда он целовал ее по утрам, так нежно и так сладко… тогда она ощущала себя абсолютно счастливой и носила это счастье в себе целый день, до самого вечера, когда он возвращался, нырял в ее объятия и заставлял забыть обо всем на свете. Но сегодня она проснулась совсем одна с ощущением острого, неправильного одиночества.
Молчаливые слуги принесли завтрак, но Марисса слишком привыкла завтракать в компании любимого. Почему-то все утро она ощущала странную, необъяснимую тревогу. Даже прогулка не успокоила, наоборот, она вдруг поняла, что никто во дворце не только не разговаривает с ней, но даже не смотрит в ее сторону. Все дэйвы, которых она встречала, лишь равнодушно отворачивались, полукровки казались более живыми, но не менее равнодушными, людей здесь не было. И даже слуги лишь молчаливо исполняли распоряжения. Все избегали ее, словно она пария. Она так хотела поделиться тревогой с любимым, но на обед он не пришел, и ей пришлось есть одной в своей, порядком поднадоевшей комнате. Она силилась вспомнить, что делала накануне, и с удивлением обнаружила, что не помнит ничего, кроме ощущения бесконечного счастья. Но чем было вызвано это счастье, осталось для нее загадкой.
После обеда она поняла, что очень скучает по подругам, и решила написать им, или хотя бы Мэл, поделиться своими тревогами и печалями, узнать, как у нее дела, ведь уже несколько недель она ничего не слышала о ней. Дэйвы — не люди, у них своя система письма, основанная на каких-то магических штуках, которые ей не дано постичь, но в ящике секретера обнаружились обыкновенные перо и чернила, а еще стопка бумаги. Марисса начала писать, и чем больше она писала, тем тяжелее ей становилось:
«… Я не понимаю причину моих страхов, я не понимаю себя. Ведь я хотела быть с ним, я и сейчас бесконечно этого хочу и не жалею ни о чем, но… мне кажется, я сделала что-то не так. Никто не говорит со мной, никто не смотрит на меня, и это так странно, так неестественно, что становится страшно. Я не могу сказать ему о своих страхах, не могу пожаловаться, мне кажется, он подумает, что я жалею о своем решении, а мне меньше всего хочется его обижать…».
Она дописала письмо, запечатала его в конверт и только тогда поняла, что не знает, как его отправить. Вряд ли в столице есть курьерская служба, доставляющая письма королеве соседней страны. Да и можно ли это? Не станет ли письмо поводом обвинить ее в шпионаже? Почему-то этот вопрос страшно ее озадачил. Марисса даже хотела порвать письмо и позабыть о своей глупой выходе, но разум возобладал над паникой, и она придумала попросить разрешения у повелителя, а пока спрятать письмо. Вот только куда?
Несколько минут она разглядывала свою комнату в поисках места, где письмо точно не найдут слуги и подумала о гардеробной. Вошла туда, поразилась количеством платьев, большую часть из которых даже никогда не видела, не то, чтобы надеть. Внизу стояла обувь, самая разнообразная, от сапог до изящных туфелек на ремешке. В самом дальнем углу шкафа рядами лежали пустые коробки. Когда Марисса что-то надевала, туфли просто уносили, но коробки так и оставались стоять в самом дальнем углу. Именно в них она и решила спрятать письмо, показалось, что самая нижняя идеально подойдет.
Девушка аккуратно переставила коробки, достала нижнюю, но когда открыла ее, пораженно застыла, не в силах осознать увиденное.
Внутри были письма, точно такие же, какое она написала сегодня. Марисса лихорадочно распечатала первое, что попалось под руку, и узнала свой почерк:
«Дорогая Мэл!
Я знаю, прошло всего несколько дней, а я уже скучаю по тебе. Нет, ты не подумай, я не жалею о своем решении, и все же… Как ты добралась? Все ли у тебя хорошо? Я все еще переживаю о том, как мы расстались, и хочу заверить, что я очень счастлива, даже несмотря на мелкие неприятности, которые неизбежны в мире, где почти нет людей. Сегодня я гуляла в парке, Дариан так заботится обо мне, что приставил охрану. Не понимаю только, зачем? Разве в его дворце мне надо чего-то опасаться? К косым взглядам я давно привыкла, и все же, должна признать, они весьма болезненны. Одна дэйва в этом парке так на меня смотрела, с таким презрением, что я поспешила уйти и весь вечер не находила себе места.
Мэл, прошу, напиши мне скорее, я буду очень ждать.
Твоя ветреная и одинокая подруга Марисса».
Марисса испуганно смотрела на письмо не в силах осознать, что совершенно не помнит, как писала его. Она не помнила и встречи с дэйвой в парке, ни строчки из написанного. А следующее письмо и вовсе напугало:
«Дорогая Мэл!
Ты, наверное, сердишься на меня, потому что я уже месяц как не пишу. Прости свою глупую, ветреную, совершенно влюбленную подругу. Да, как бы сказала наша Рея: «Ты потеряла голову, Марисса». И она права. Я давно уже потеряла голову от любви к моему обожаемому дэйву. Каждый день мысли о нем заставляют меня улыбаться, огорчает лишь одно: сегодня его нет со мной, и мне грустно и одиноко. Я думала, прогулка развлечет, но Дариан почему-то приказал не выпускать меня сегодня. Я пыталась расспросить охранников, а они даже не смотрят мне в глаза и все время молчат, как деревянные истуканы…»
Все другие письма имели примерно то же содержание. Только последнее выбивалось из привычного образа припиской прямо на конверте:
«Он что-то делает со мной».
Прочитав эти строки, Марисса едва не задохнулась. Ужас и паника затопили сознание, она хотела бежать, искать его, показать письма, потребовать ответов, даже бросилась к двери, размазывая слезы страха и непонимания, но остановилась, едва открыв дверь, за которой стояли все те же молчаливые охранники.
«Или тюремщики?» — вдруг подумалось. От этой мысли стало еще страшнее, и она поспешила закрыть дверь, но не до конца, потому услышала:
— Похоже, у «этари» повелителя снова плохой день. Надо бы доложить.
— Я к нему не пойду. Он после таких дней ходит злой, как демон. Вот придет вечером и разберется.
— Помнится в прошлый раз, девица едва не выбросилась из окна. Нет, я все-таки схожу.
— Как хочешь. По мне, так лучше бы выбросилась. И так с ней слишком много проблем.
