– Это не грабеж, а раздел шкуры неубитого медведя, – положив руку Чаку на плечо, Шимаэл мягко усадил того обратно. – У нас с тобой пока еще ничего нет, а половина от ничего – это не так уж и много.
– Да, но…
– А если дело вдруг выгорит, то полученных денег тебе на сто старостей хватит! Не жадничай.
– Допустим, – согласился Чак, недовольно сопя, – и что ты предлагаешь?
– Я сам пойду в кузницу и все там разведаю.
– Но ты же… – техник снова вскочил на ноги. Идея оказалась настолько неожиданной, что застряла у Чака в голове как непрожеванный кусок в горле. Он так опешил, что никак не мог охватить ее целиком. – Да ну, чушь полная!
– Что именно тебя смущает? По-моему, так мы решим кучу проблем одним махом, – Шимаэл начал загибать пальцы. – Риккардо меня хватится лишь перед отлетом, либо когда я не явлюсь на дежурство. Я могу уйти утром, а вернуться только вечером, в твою смену. Мне не придется ломиться в кузницу ночью, я смогу спокойно расспросить людей, когда они выйдут на работу. У меня вообще будет больше времени, чтобы разузнать все, что только можно. Раньше я неоднократно совершал одиночные вылазки и знаю что к чему. Если хочешь, могу даже раздобыть тебе пресловутого местного пива. Нефильтрованного.
Когда Шимаэл начинал приводить аргументы, то возразить ему что-либо оказывалось практически невозможно. Он никогда не вступал в спор, если не был абсолютно уверен в победе, и всегда бил наверняка. В итоге Чак чувствовал себя обманутым и чуть ли не ограбленным. Словно он сам дал старшим мальчишкам свою любимую игрушку, а теперь с тоской наблюдал, как перспективы ее возврата становятся все более туманными.
По большому счету, Чак понимал, что Шимаэл был прав, он вполне мог провернуть это дело в одиночку. Жизнь в партизанском отряде поневоле заставляет человека осваивать весьма разносторонние навыки. Да и на заре кларкерства, когда Шимаэл начал работать пилотом по найму, отряды подбирались небольшие, по два-три человека, где каждый был обязан уметь все, от и до. Впрочем, Шимаэл предпочитал помалкивать о своих талантах, целиком и полностью посвятив себя единственному любимому делу – полетам меж звезд.
Чак же обожал ковыряться в машинах и механизмах, и трудно было отыскать кого-либо, кто мог бы с ним в этом деле сравниться. Беда заключалась в том, что кроме этого он ничего другого делать толком не умел. Так что эту партию он проиграл вчистую.
* * *
Ассан, хранитель храмового кладбища, проснулся оттого что кто-то негромко, но настойчиво стучал в окно. Он не испугался, поскольку твердо знал, что мертвецы праведных живых не беспокоят, но озадачился, кому могли понадобиться его услуги посреди темной ночи. Странное время для похорон или посещения чьей-то могилы.
Он прижался носом к окну, пытаясь хоть что-то разглядеть в темноте.
– Кто здесь? – окликнул он.
Вместо ответа с той стороны на стекло легла худая бледная кисть, точно упавший с неба кусочек луны. А украшающие ее завитки черного узора казались безднами ущелий. Универсальный ключ, открывающий двери любого дома.
Ассан торопливо зажег лампу и выглянул на крыльцо.
– Госпожа? – он поднял светильник над головой, осматривая пустынный двор. – Госпожа?
Резкий рывок выдернул лампу у него из руки, и звон разбитого стекла ознаменовал ее кончину. Холодная ладонь зажала Ассану рот и оттащила в сторону.
– Замолчи! – прошептал женский голос у него над ухом. – Меня здесь нет, так что не привлекай внимания понапрасну.
Поскольку его рот был зажат, то Ассан смог только потрясти головой в знак согласия.
– Два дня назад Дролли Зиола, Мать этого Храма, была убита. Погребальная плита девственно чиста. Где ее тело? – удерживавшая его рука соскользнула вниз, давая возможность ответить.
– Мы ее… мы… – обычно спокойный и невозмутимый Ассан вдруг начал заикаться. Тот факт, что Жрица его даже не поприветствовала, являлся крайне дурным предзнаменованием, – мы ее похоронили.
– Похоронили?! – тонкие пальцы легли на его шею, как ножницы садовника ложатся на зеленый побег, который собираются срезать. – Закон предписывает предать тело почившего Служителя очищающему огню. Как вы посмели ослушаться?!
– Я… мы… мы были так напуганы!
– Настолько, что даже позабыли все обряды, наставления и правила?
– Мы не могли… нам было страшно, а потом… Сиарна… – Ассан поперхнулся, когда рука Жрицы резко его встряхнула.
– Чуть позже я познакомлю тебя с настоящим страхом! – процедила она. – Неужели в этом городе не осталось ни одного истинного праведника?! Мне что, всем и каждому необходимо разъяснять, что явившаяся к вам самозванка – НЕ СИАРНА!
– Но она…
– Не смей мне перечить! Я знаю, что говорю, – хватка снова ослабла. – Итак, она убила Зиолу. Что произошло потом?
– Ее слуги выбросили Матушку Зиолу на боковое крыльцо и сказали, чтобы мы скормили ее бродячим собакам… агрх!
Ассана отбросило назад, и он ударился головой об стену дома. Пальцы Жрицы больно стиснули его шею.
– Прежде чем убить тебя, – было даже удивительно, как столько ярости может умещаться в еле слышном шепоте, – я вырежу твой поганый язык и заставлю тебя его сожрать!
Заслонявшее звезды темное пятно всколыхнулось, и Ассан почувствовал, как между его зубов вклинилось холодное стальное лезвие, разжимая его стиснутые челюсти.
– М-м-м-м!!! – завыл сторож, беспомощно дрыгая ногами в воздухе.
– Заткнись сейчас же! – зашипела Жрица. Лезвие скользнуло в сторону, и язык Ассана явственно ощутил вкус крови, – умей умереть достойно!
– Сжальтесь, Госпожа! Я всего лишь повторяю то, что нам сказали!
– Ладно, – блеснув в звездном свете, нож скрылся под черным плащом, – можешь проглотить свой язык не разжевывая.
– Помилуйте! – сторож осел на землю.
– Я велела тебе проглотить язык! – женщина схватила Ассана за воротник и снова поставила на ноги, – умолкни! Бери лопату и покажи мне могилу Сестры.
Сторож знал кладбище как свои пять пальцев, а потому даже в кромешной темноте безошибочно вышел прямо к свежему холмику, сиротливо приютившемуся возле самой ограды. На нем не было ни таблички с именем усопшей, ни цветов, ничего.
– Вот, – Ассан остановился и оперся на лопату. Его коленки так тряслись, что он боялся упасть, – здесь мы похоронили Матушку Зиолу.
Жрица присела перед холмиком на корточки и провела над ним ладонью.
– А почему могила такая неглубокая? – спросила вдруг она. – Лопата затупилась?
– Я… мы… очень торопились.
– Жалкие, малодушные трусы! – презрительно бросила Жрица, отступив в сторону. – Откапывай.
Ассан не посмел ничего возразить и, поплевав на ладони, взялся за лопату. Копать на ощупь, конечно, непросто, но сторож хорошо знал свое дело. Гораздо трудней оказалось не думать о молчаливой фигуре, столбом еще более густой тьмы высившейся за его спиной.
– Готово, Госпожа, – он руками стряхнул последние горсти земли с завернутого в саван тела и выбрался наверх.
Жрица наклонилась над черным зевом разрытой могилы.
– Вы даже не потрудились положить ее в гроб! – Ассан скорее почувствовал, нежели увидел, как капюшон повернулся к нему. – Сестра Зиола отдала вашему городу и вам, его жителям, всю свою жизнь, и вот так вы ее отблагодарили?!
Душу сторожа захлестнул жгучий стыд. Они поначалу вообще хотели закопать Матушку просто так, столь силен был испытанный ими ужас. Но в последний момент Ассан принес из дома собственную простыню и завернул в нее тело покойной Жрицы. Они хоронили ее молча и как-то суетливо, словно совершали некое постыдное преступление и хотели остаться незамеченными. А весь Келчег старательно делал вид, что и вправду ничего не заметил, словно ничего и не произошло вовсе. Все мучительно пытались забыть о Зиоле, но Ассан прекрасно знал, что на самом деле это никому так и не удалось.
– Отойди, – Жрица склонилась над могилой и, опустив в нее руки, ухватила завернутое тело и легко, как младенца, подняла его наверх.
Она положила Зиолу на край ямы и вновь извлекла из-под плаща свой нож. Один быстрый взмах – и простыня упала в стороны, открыв бледное и умиротворенное лицо покойной.
– Дролли… – прошептала Жрица, проведя пальцами по ее лбу. Буквально на секунду ее плечи поникли, и Ассан услышал, как прервалось ее дыхание.
Это неожиданное проявление эмоций, однако, длилось лишь мгновение. Взяв себя в руки, Жрица разрезала простыню до конца и принялась тщательно осматривать тело в поисках повреждений. Она приподняла голову Зиолы и ощупала ее затылок, скользнула пальцами по шее, проверяя, цел ли позвоночник, провела по груди… Татуированная кисть замерла, нащупав на плаще маленькую дырочку, края которой покрывала корка запекшейся крови.
– Ее тело должно быть предано огню, – неспешно заговорила Жрица, – однако, если мы просто засыплем пустую яму, то отсутствие холмика могут заметить. Это мне совсем ни к чему.
Она выставила руку с ножом в сторону Ассана.
– Подойди сюда, – сторож приблизился, и лезвие, на котором играли отражающиеся звезды, наклонилось, указывая вниз, – ложись в могилу.
– Что… – он так опешил, что разом позабыл все слова.
– Ты меня слышал, – холодно повторила Жрица, – спускайся и ложись в могилу.
– Госпожа, пощадите! – взмолился Ассан, рухнув на колени, – умоляю!
– Свои мольбы ты обращаешь не по адресу, смертный. Не я подталкивала тебя к твоим проступкам и не мне тебя миловать, – темная фигура поднялась во весь рост, заслонив собой, казалось, все небо, – но от себя скажу: если ты окажешься повиноваться, то я уложу тебя туда сама. Только предварительно перережу тебе сухожилия на руках, чтобы ты не смог выбраться, и на ногах, чтобы не убежал. В любом случае исход один. Решай.
Стеная и всхлипывая, Ассан буквально скатился в пахнущую сыростью яму и растянулся на ее дне. Жрица сапогом сбросила на него пригоршню земли. Холодные комья посыпались на грудь и лицо сторожа.
– Рот закрой, – бросила ему мрачная тень, возвышающаяся на краю могилы. – Молись молча, а то раньше срока земли наешься.
Не обращая внимания на доносящиеся из черного провала подвывания, Жрица с ножом в руке склонилась над телом Зиолы. То, что она собиралась сделать, не предназначалось для посторонних глаз.
Так истово Ассан не молился еще никогда в жизни. Он с такой силой сжимал кулаки, что ногти врезались в ладони. Слезы катились по его вискам и затекали в уши. Он понимал, что наломал дров, но ведь не злой умысел был тому причиной. Ассан молил и просил прощения, каялся и снова умолял о пощаде. Его отчаяние колотилось в тесных рамках скудного словарного запаса, не находя возможности высказать все, что он хотел.
Ответом ему было лишь размеренное жужжание ночных сверчков.
Через некоторое время Ассан начал подозревать, что Жрица о нем позабыла, и вообще, давно уже ушла, но тут на краю начинающего светлеть прямоугольника предрассветного неба показалось темное пятно.
– Почему ты перестал молиться?
– Я… а… э…
– Ну почему вы вспоминаете о боге, только если вас как следует прижать?! – вздохнула Жрица. – Но даже тогда, стоит лишь ненадолго отвернуться, как все снова возвращается на круги своя. Почему ваша Вера так слаба?!
– Вы просили молиться молча, Госпожа, – еле слышно прошептал Ассан.
– Молитва – это не то, что исходит из твоих уст, а то, что идет от твоего сердца. Я услышала, как оно вдруг умолкло, и подумала, что ты уже умер.
– Еще нет, Госпожа.
– Вижу. Тогда вылезай, – велела Жрица, – похоже, что твои мольбы услышаны.
С третьей попытки Ассан, наконец, смог выкарабкаться из ямы. Его всего трясло не то от пережитого страха, не то от холода. Он поспешно ухватился за свою лопату, чтобы не упасть.
– Твое исчезновение может вызвать совершенно ненужные кривотолки и подозрения, так что иди-ка лучше домой, – сказала Жрица, вытирая перепачканные в крови руки куском простыни, – и хорошенько запомни сегодняшний урок.
– Я буду помнить его до самого последнего вздоха! – заверил ее сторож. Он хотел посмотреть, что стало с телом Зиолы, но его собеседница стояла таким образом, что все загораживала.
– Лопату оставь, я здесь сама приберу. Ступай.
Шмыгая носом и беспрестанно кланяясь, Ассан торопливо попятился по тропинке и скрылся за кустами. Сегодня он и вправду лицом к лицу познакомился с настоящим страхом.
Когда его шаркающие шаги стихли вдалеке, Жрица запустила руку в карман и извлекла из него свой трофей. Она подняла ладонь к глазам, рассматривая находку в бледном свете зачинающегося утра.
– Что ж, вот он каков, ваш Гром Небесный! – хмыкнула она, и на ее тонких губах заиграла улыбка, не предвещающая ничего хорошего.
Пошарив по шкафам в своей комнате и трапезной, Шимаэл раздобыл себе аутентичный гардероб из потрепанной куртки и сапог, которые оказались немного велики, но эту проблему удалось решить при помощи двойного комплекта портянок. Переодевшись, он присел перед потухшей печью и зачерпнул горсть золы. Он тщательно измазал ей руки, а потом ополоснул их водой из кувшина. После этого он направился в кабинет, по дороге вытираясь прямо об куртку.
– Я что, должен всю ночь за тебя дежурить? – недовольно проворчал ожидавший его Чак и недоуменно нахмурился. – Ну ты и вырядился! И ито с твоим лицом? Куда очки подевались?
– Клисситы не сильны в оптике, так что я убрал их в рюкзак.
– Ах, да… – техник раздосадовано хлопнул себя по лбу. – А ты без них видишь хоть что-нибудь?
– Есть такая штука, «Корректол» называется, – Шимаэл поморгал глазами, – закапываешь в глаза – и на несколько часов забываешь о своих проблемах.
– Почему же ты раньше им не пользовался?
– Побочек много – сухость, резь и все такое. Хотя иногда приходится. Очки, знаешь ли, плохо сочетаются с работой в скафандре. Попробуй – поймешь.
– Ясно, – взгляд Чака, наконец, оторвался от ставшего вдруг незнакомым лица пилота и переместился на его руки. – Где ты так измазался?
– В печке, – Шимаэл осмотрел полученный результат, проверяя, на месте ли чернота под ногтями.
– Что ты в ней искал?
– Грязь, разумеется! – пилот обреченно вздохнул, встретив непонимающий взгляд Чака. – Как, по-твоему, должны выглядеть мои руки после двух проведенных в дороге дней? С ночевками под открытым небом? Чистыми, ухоженным и наманикюренными?
– Но не до такой же степени!
– Ошибаешься! – Шимаэл укоризненно покачал головой. – На таких вот мелочах и горят дилетанты вроде тебя. Ради любопытства, обрати при случае внимание на руки Сейры, да и на весь ее внешний вид, когда она работает «в поле». Никакого маникюра, никакой косметики или парфюмерии, волосы сальные, украшений по минимуму, да и те простенькие. Если ты внедряешься к аборигенам, ничто не должно отличать тебя от них. Когда мы гостили у дикарей, она даже со своими зубами что-то делала, чтобы они выглядели как гнилые. Было бы неплохо еще эдак с месяц не мыться. Запах – это тоже важно.
– Вот почему Найда так их ненавидит! – неожиданно осенило Чака.
– И поэтому тоже, – согласился Шимаэл. – Вот по этой самой причине на вылазку пойду я, а не ты. Приготовил свои игрушки?
– Да. Вот, смотри, – Чак протянул ему на ладони блестящую пуговицу и бесформенный розовый комочек. – Пуговица – это «база» с телекамерой, а комочек – гарнитура. Прилепим его тебе за ухо, будет выглядеть как родинка.
– Ладно, а с пуговицей как поступим?
– Пришьем куда-нибудь, – Чак попытался приложить кругляш к потрепанной куртке Шимаэла, которую тот позаимствовал в раздевалке за алтарем.
– Да, но…
– А если дело вдруг выгорит, то полученных денег тебе на сто старостей хватит! Не жадничай.
– Допустим, – согласился Чак, недовольно сопя, – и что ты предлагаешь?
– Я сам пойду в кузницу и все там разведаю.
– Но ты же… – техник снова вскочил на ноги. Идея оказалась настолько неожиданной, что застряла у Чака в голове как непрожеванный кусок в горле. Он так опешил, что никак не мог охватить ее целиком. – Да ну, чушь полная!
– Что именно тебя смущает? По-моему, так мы решим кучу проблем одним махом, – Шимаэл начал загибать пальцы. – Риккардо меня хватится лишь перед отлетом, либо когда я не явлюсь на дежурство. Я могу уйти утром, а вернуться только вечером, в твою смену. Мне не придется ломиться в кузницу ночью, я смогу спокойно расспросить людей, когда они выйдут на работу. У меня вообще будет больше времени, чтобы разузнать все, что только можно. Раньше я неоднократно совершал одиночные вылазки и знаю что к чему. Если хочешь, могу даже раздобыть тебе пресловутого местного пива. Нефильтрованного.
Когда Шимаэл начинал приводить аргументы, то возразить ему что-либо оказывалось практически невозможно. Он никогда не вступал в спор, если не был абсолютно уверен в победе, и всегда бил наверняка. В итоге Чак чувствовал себя обманутым и чуть ли не ограбленным. Словно он сам дал старшим мальчишкам свою любимую игрушку, а теперь с тоской наблюдал, как перспективы ее возврата становятся все более туманными.
По большому счету, Чак понимал, что Шимаэл был прав, он вполне мог провернуть это дело в одиночку. Жизнь в партизанском отряде поневоле заставляет человека осваивать весьма разносторонние навыки. Да и на заре кларкерства, когда Шимаэл начал работать пилотом по найму, отряды подбирались небольшие, по два-три человека, где каждый был обязан уметь все, от и до. Впрочем, Шимаэл предпочитал помалкивать о своих талантах, целиком и полностью посвятив себя единственному любимому делу – полетам меж звезд.
Чак же обожал ковыряться в машинах и механизмах, и трудно было отыскать кого-либо, кто мог бы с ним в этом деле сравниться. Беда заключалась в том, что кроме этого он ничего другого делать толком не умел. Так что эту партию он проиграл вчистую.
* * *
Ассан, хранитель храмового кладбища, проснулся оттого что кто-то негромко, но настойчиво стучал в окно. Он не испугался, поскольку твердо знал, что мертвецы праведных живых не беспокоят, но озадачился, кому могли понадобиться его услуги посреди темной ночи. Странное время для похорон или посещения чьей-то могилы.
Он прижался носом к окну, пытаясь хоть что-то разглядеть в темноте.
– Кто здесь? – окликнул он.
Вместо ответа с той стороны на стекло легла худая бледная кисть, точно упавший с неба кусочек луны. А украшающие ее завитки черного узора казались безднами ущелий. Универсальный ключ, открывающий двери любого дома.
Ассан торопливо зажег лампу и выглянул на крыльцо.
– Госпожа? – он поднял светильник над головой, осматривая пустынный двор. – Госпожа?
Резкий рывок выдернул лампу у него из руки, и звон разбитого стекла ознаменовал ее кончину. Холодная ладонь зажала Ассану рот и оттащила в сторону.
– Замолчи! – прошептал женский голос у него над ухом. – Меня здесь нет, так что не привлекай внимания понапрасну.
Поскольку его рот был зажат, то Ассан смог только потрясти головой в знак согласия.
– Два дня назад Дролли Зиола, Мать этого Храма, была убита. Погребальная плита девственно чиста. Где ее тело? – удерживавшая его рука соскользнула вниз, давая возможность ответить.
– Мы ее… мы… – обычно спокойный и невозмутимый Ассан вдруг начал заикаться. Тот факт, что Жрица его даже не поприветствовала, являлся крайне дурным предзнаменованием, – мы ее похоронили.
– Похоронили?! – тонкие пальцы легли на его шею, как ножницы садовника ложатся на зеленый побег, который собираются срезать. – Закон предписывает предать тело почившего Служителя очищающему огню. Как вы посмели ослушаться?!
– Я… мы… мы были так напуганы!
– Настолько, что даже позабыли все обряды, наставления и правила?
– Мы не могли… нам было страшно, а потом… Сиарна… – Ассан поперхнулся, когда рука Жрицы резко его встряхнула.
– Чуть позже я познакомлю тебя с настоящим страхом! – процедила она. – Неужели в этом городе не осталось ни одного истинного праведника?! Мне что, всем и каждому необходимо разъяснять, что явившаяся к вам самозванка – НЕ СИАРНА!
– Но она…
– Не смей мне перечить! Я знаю, что говорю, – хватка снова ослабла. – Итак, она убила Зиолу. Что произошло потом?
– Ее слуги выбросили Матушку Зиолу на боковое крыльцо и сказали, чтобы мы скормили ее бродячим собакам… агрх!
Ассана отбросило назад, и он ударился головой об стену дома. Пальцы Жрицы больно стиснули его шею.
– Прежде чем убить тебя, – было даже удивительно, как столько ярости может умещаться в еле слышном шепоте, – я вырежу твой поганый язык и заставлю тебя его сожрать!
Заслонявшее звезды темное пятно всколыхнулось, и Ассан почувствовал, как между его зубов вклинилось холодное стальное лезвие, разжимая его стиснутые челюсти.
– М-м-м-м!!! – завыл сторож, беспомощно дрыгая ногами в воздухе.
– Заткнись сейчас же! – зашипела Жрица. Лезвие скользнуло в сторону, и язык Ассана явственно ощутил вкус крови, – умей умереть достойно!
– Сжальтесь, Госпожа! Я всего лишь повторяю то, что нам сказали!
– Ладно, – блеснув в звездном свете, нож скрылся под черным плащом, – можешь проглотить свой язык не разжевывая.
– Помилуйте! – сторож осел на землю.
– Я велела тебе проглотить язык! – женщина схватила Ассана за воротник и снова поставила на ноги, – умолкни! Бери лопату и покажи мне могилу Сестры.
Сторож знал кладбище как свои пять пальцев, а потому даже в кромешной темноте безошибочно вышел прямо к свежему холмику, сиротливо приютившемуся возле самой ограды. На нем не было ни таблички с именем усопшей, ни цветов, ничего.
– Вот, – Ассан остановился и оперся на лопату. Его коленки так тряслись, что он боялся упасть, – здесь мы похоронили Матушку Зиолу.
Жрица присела перед холмиком на корточки и провела над ним ладонью.
– А почему могила такая неглубокая? – спросила вдруг она. – Лопата затупилась?
– Я… мы… очень торопились.
– Жалкие, малодушные трусы! – презрительно бросила Жрица, отступив в сторону. – Откапывай.
Ассан не посмел ничего возразить и, поплевав на ладони, взялся за лопату. Копать на ощупь, конечно, непросто, но сторож хорошо знал свое дело. Гораздо трудней оказалось не думать о молчаливой фигуре, столбом еще более густой тьмы высившейся за его спиной.
– Готово, Госпожа, – он руками стряхнул последние горсти земли с завернутого в саван тела и выбрался наверх.
Жрица наклонилась над черным зевом разрытой могилы.
– Вы даже не потрудились положить ее в гроб! – Ассан скорее почувствовал, нежели увидел, как капюшон повернулся к нему. – Сестра Зиола отдала вашему городу и вам, его жителям, всю свою жизнь, и вот так вы ее отблагодарили?!
Душу сторожа захлестнул жгучий стыд. Они поначалу вообще хотели закопать Матушку просто так, столь силен был испытанный ими ужас. Но в последний момент Ассан принес из дома собственную простыню и завернул в нее тело покойной Жрицы. Они хоронили ее молча и как-то суетливо, словно совершали некое постыдное преступление и хотели остаться незамеченными. А весь Келчег старательно делал вид, что и вправду ничего не заметил, словно ничего и не произошло вовсе. Все мучительно пытались забыть о Зиоле, но Ассан прекрасно знал, что на самом деле это никому так и не удалось.
– Отойди, – Жрица склонилась над могилой и, опустив в нее руки, ухватила завернутое тело и легко, как младенца, подняла его наверх.
Она положила Зиолу на край ямы и вновь извлекла из-под плаща свой нож. Один быстрый взмах – и простыня упала в стороны, открыв бледное и умиротворенное лицо покойной.
– Дролли… – прошептала Жрица, проведя пальцами по ее лбу. Буквально на секунду ее плечи поникли, и Ассан услышал, как прервалось ее дыхание.
Это неожиданное проявление эмоций, однако, длилось лишь мгновение. Взяв себя в руки, Жрица разрезала простыню до конца и принялась тщательно осматривать тело в поисках повреждений. Она приподняла голову Зиолы и ощупала ее затылок, скользнула пальцами по шее, проверяя, цел ли позвоночник, провела по груди… Татуированная кисть замерла, нащупав на плаще маленькую дырочку, края которой покрывала корка запекшейся крови.
– Ее тело должно быть предано огню, – неспешно заговорила Жрица, – однако, если мы просто засыплем пустую яму, то отсутствие холмика могут заметить. Это мне совсем ни к чему.
Она выставила руку с ножом в сторону Ассана.
– Подойди сюда, – сторож приблизился, и лезвие, на котором играли отражающиеся звезды, наклонилось, указывая вниз, – ложись в могилу.
– Что… – он так опешил, что разом позабыл все слова.
– Ты меня слышал, – холодно повторила Жрица, – спускайся и ложись в могилу.
– Госпожа, пощадите! – взмолился Ассан, рухнув на колени, – умоляю!
– Свои мольбы ты обращаешь не по адресу, смертный. Не я подталкивала тебя к твоим проступкам и не мне тебя миловать, – темная фигура поднялась во весь рост, заслонив собой, казалось, все небо, – но от себя скажу: если ты окажешься повиноваться, то я уложу тебя туда сама. Только предварительно перережу тебе сухожилия на руках, чтобы ты не смог выбраться, и на ногах, чтобы не убежал. В любом случае исход один. Решай.
Стеная и всхлипывая, Ассан буквально скатился в пахнущую сыростью яму и растянулся на ее дне. Жрица сапогом сбросила на него пригоршню земли. Холодные комья посыпались на грудь и лицо сторожа.
– Рот закрой, – бросила ему мрачная тень, возвышающаяся на краю могилы. – Молись молча, а то раньше срока земли наешься.
Не обращая внимания на доносящиеся из черного провала подвывания, Жрица с ножом в руке склонилась над телом Зиолы. То, что она собиралась сделать, не предназначалось для посторонних глаз.
Так истово Ассан не молился еще никогда в жизни. Он с такой силой сжимал кулаки, что ногти врезались в ладони. Слезы катились по его вискам и затекали в уши. Он понимал, что наломал дров, но ведь не злой умысел был тому причиной. Ассан молил и просил прощения, каялся и снова умолял о пощаде. Его отчаяние колотилось в тесных рамках скудного словарного запаса, не находя возможности высказать все, что он хотел.
Ответом ему было лишь размеренное жужжание ночных сверчков.
Через некоторое время Ассан начал подозревать, что Жрица о нем позабыла, и вообще, давно уже ушла, но тут на краю начинающего светлеть прямоугольника предрассветного неба показалось темное пятно.
– Почему ты перестал молиться?
– Я… а… э…
– Ну почему вы вспоминаете о боге, только если вас как следует прижать?! – вздохнула Жрица. – Но даже тогда, стоит лишь ненадолго отвернуться, как все снова возвращается на круги своя. Почему ваша Вера так слаба?!
– Вы просили молиться молча, Госпожа, – еле слышно прошептал Ассан.
– Молитва – это не то, что исходит из твоих уст, а то, что идет от твоего сердца. Я услышала, как оно вдруг умолкло, и подумала, что ты уже умер.
– Еще нет, Госпожа.
– Вижу. Тогда вылезай, – велела Жрица, – похоже, что твои мольбы услышаны.
С третьей попытки Ассан, наконец, смог выкарабкаться из ямы. Его всего трясло не то от пережитого страха, не то от холода. Он поспешно ухватился за свою лопату, чтобы не упасть.
– Твое исчезновение может вызвать совершенно ненужные кривотолки и подозрения, так что иди-ка лучше домой, – сказала Жрица, вытирая перепачканные в крови руки куском простыни, – и хорошенько запомни сегодняшний урок.
– Я буду помнить его до самого последнего вздоха! – заверил ее сторож. Он хотел посмотреть, что стало с телом Зиолы, но его собеседница стояла таким образом, что все загораживала.
– Лопату оставь, я здесь сама приберу. Ступай.
Шмыгая носом и беспрестанно кланяясь, Ассан торопливо попятился по тропинке и скрылся за кустами. Сегодня он и вправду лицом к лицу познакомился с настоящим страхом.
Когда его шаркающие шаги стихли вдалеке, Жрица запустила руку в карман и извлекла из него свой трофей. Она подняла ладонь к глазам, рассматривая находку в бледном свете зачинающегося утра.
– Что ж, вот он каков, ваш Гром Небесный! – хмыкнула она, и на ее тонких губах заиграла улыбка, не предвещающая ничего хорошего.
Глава 10
Пошарив по шкафам в своей комнате и трапезной, Шимаэл раздобыл себе аутентичный гардероб из потрепанной куртки и сапог, которые оказались немного велики, но эту проблему удалось решить при помощи двойного комплекта портянок. Переодевшись, он присел перед потухшей печью и зачерпнул горсть золы. Он тщательно измазал ей руки, а потом ополоснул их водой из кувшина. После этого он направился в кабинет, по дороге вытираясь прямо об куртку.
– Я что, должен всю ночь за тебя дежурить? – недовольно проворчал ожидавший его Чак и недоуменно нахмурился. – Ну ты и вырядился! И ито с твоим лицом? Куда очки подевались?
– Клисситы не сильны в оптике, так что я убрал их в рюкзак.
– Ах, да… – техник раздосадовано хлопнул себя по лбу. – А ты без них видишь хоть что-нибудь?
– Есть такая штука, «Корректол» называется, – Шимаэл поморгал глазами, – закапываешь в глаза – и на несколько часов забываешь о своих проблемах.
– Почему же ты раньше им не пользовался?
– Побочек много – сухость, резь и все такое. Хотя иногда приходится. Очки, знаешь ли, плохо сочетаются с работой в скафандре. Попробуй – поймешь.
– Ясно, – взгляд Чака, наконец, оторвался от ставшего вдруг незнакомым лица пилота и переместился на его руки. – Где ты так измазался?
– В печке, – Шимаэл осмотрел полученный результат, проверяя, на месте ли чернота под ногтями.
– Что ты в ней искал?
– Грязь, разумеется! – пилот обреченно вздохнул, встретив непонимающий взгляд Чака. – Как, по-твоему, должны выглядеть мои руки после двух проведенных в дороге дней? С ночевками под открытым небом? Чистыми, ухоженным и наманикюренными?
– Но не до такой же степени!
– Ошибаешься! – Шимаэл укоризненно покачал головой. – На таких вот мелочах и горят дилетанты вроде тебя. Ради любопытства, обрати при случае внимание на руки Сейры, да и на весь ее внешний вид, когда она работает «в поле». Никакого маникюра, никакой косметики или парфюмерии, волосы сальные, украшений по минимуму, да и те простенькие. Если ты внедряешься к аборигенам, ничто не должно отличать тебя от них. Когда мы гостили у дикарей, она даже со своими зубами что-то делала, чтобы они выглядели как гнилые. Было бы неплохо еще эдак с месяц не мыться. Запах – это тоже важно.
– Вот почему Найда так их ненавидит! – неожиданно осенило Чака.
– И поэтому тоже, – согласился Шимаэл. – Вот по этой самой причине на вылазку пойду я, а не ты. Приготовил свои игрушки?
– Да. Вот, смотри, – Чак протянул ему на ладони блестящую пуговицу и бесформенный розовый комочек. – Пуговица – это «база» с телекамерой, а комочек – гарнитура. Прилепим его тебе за ухо, будет выглядеть как родинка.
– Ладно, а с пуговицей как поступим?
– Пришьем куда-нибудь, – Чак попытался приложить кругляш к потрепанной куртке Шимаэла, которую тот позаимствовал в раздевалке за алтарем.
