— Можно я хоть Катьку с собой возьму? — вякнула и пожалела тут же о своем вопросе.
Маман разразилась тирадой, услышав которую покраснел бы даже портовый грузчик.
— Эту профуру чтоб даже рядом не видела! Я для тебя стараюсь, а не для шалашовки этой! Ты вспомни, как она в майора вцепилась, он и ушел с ней тогда! А Лючия, между прочим, его еле как заманила на ужин!
— Он был старый и лысый, — икнула я, вспомнив плешивого и кривоногого мужика, которому явно не пришлась по душе.
А он как раз считал себя неотразимым и сразу повелся на мою подругу. Кстати, он тоже оказался отъявленнейшим козлом и сбежал от Катьки, прихватив из ее квартиры колечко и бриллиантовые сережки.
— Тебе его варить, что ли? — вызверилась мама. — И потом, может быть, ты бы впоследствии генеральшей стала. Чем черт не шутит…
— Мама, чтобы стать генеральшей, нужно замуж за лейтенанта выйти, — процитировала я оригинальную фразу из известного всем фильма, пытаясь прекратить затянувшийся разговор.
— Лярвы чтоб этой не было! — припечатала родительница и отключилась, оставив меня в глубоких раздумьях.
С утра я проснулась в препоганейшем настроении. Ладно хоть сегодня суббота, и мне не придется общаться с этим Завьяловым, черт бы его побрал. Хотя мамочкин прием вполне способен затмить общение с новым начальником.
— Ну чего тебе? — спросила я у мопсихи, не сводящей с меня шоколадных глаз. — Дождь на улице как из ведра, давай уж, делай свои дела дома, — милостиво разрешила я, но Маруся укоризненно взвыла, словно говоря «ты сама не знаешь, чего хочешь».
А как псинке объяснить, что мне просто лень переться в непогоду? Пришлось натягивать спортивный костюм, который, наверное, сел после стирки и теперь нещадно жал, врезаясь в мое тело швами, хотя в рекламе обещали, что их не будет. Странно, Маруськина куртка тоже усохла в размерах, отказываясь застегиваться на барабаноподобном собачьем пузце…
…Вернувшись с прогулки промокшая до нитки, я призадумалась. Мать на ветер слов не бросает, точно меня колесует, если я не принаряжусь для очередного старпера. Интересно, она правда считает, что молодые парни в мою сторону не посмотрят? Или просто у ее приятельниц контингент знакомых перевалил за определенный возраст?
Платье я нашла не сразу. Оно валялось у задней стенки шкафа, щедро заваленное скомканными в жгуты остальными предметами моего небогатого гардероба. Почему небогатого? Да потому что, как изящно выразилась одна из продавщиц, «Чехлы для тяжелых бомбардировщиков нам редко завозят». Я обиделась и ушла, но, как оказалось, такая ситуация была во всех торговых точках города. Платье обтянуло меня, словно перчатка. Интересно, где были мои глаза, когда я покупала это великолепие? Наверное, на той части тела, которую я вчера позорно показала Завьялову.
Черт, черт, черт! Ну почему я все время вспоминаю этого нахала?
Да уж, цвет у платьишка бомбический — взбесившегося поросенка.
— Что ж, за неимением лучшего сойдет, — решила я.
Все равно жених на него вряд ли обратит внимание, сраженный моей неземной красотой. Нервно хихикнув, я схватилась за подол и задрала его, пытаясь освободиться от тряпки, но она почему-то села намертво, словно приросла к телу. В дверь загрохотали — ногами и кулаками, судя по всему.
— Привет, соседка, — уставился на меня мутным взглядом Лелик, местный алкаш, считавший меня своей приятельницей. По крайней мере, он так себя вел. — Дай тугриков, а? Трубы горят, сил нет!
— Слушай, как думаешь, идет мне платье? — задумчиво спросила его, прекрасно осознавая, что за фуфырик Лелик вознесет меня до небес, объявит богиней и даже несколько дней будет молиться моему светлому лику и проповедовать соседям пришествие спасительницы.
— Ты великолепна, — на голубом глазу соврал алконавт, — сейчас, подожди…
Я удивленно смотрела в спину удалявшемуся со скоростью криво летящей стрелы мужику. Леликом его прозвали не просто так. Очень уж похож на усача из «Бриллиантовой руки». Люди говорят, что когда-то наш Лелик был подающим надежды стилистом, но что-то у него не срослось.
— Вот. — Интересно, когда он вернуться успел? Я посмотрела на свою ладонь, в которую сосед вложил серебристый шнурок, и удивленно приподняла бровь. — Это пояс, — пояснил Лелик, — к розовому вообще зачет. И талию подчеркнет. Последний писк моды, между прочим. Шик. Давай деньги.
Я отсчитала ему несколько сотен и, закрыв дверь, подошла к зеркалу. Да, определенно, с пояском лучше...
…Из дома я вывалилась в самом радостном настроении. Ничего, нам бы ночь продержаться, да день простоять. В конце концов, даже мамины суаре заканчиваются рано или поздно. Да и придраться к наряду ей будет затруднительно. С серебристым пояском я казалась себе элегантной и даже постройневшей. Правда, туфли на каблуке пришлось сменить на балетки, потому что в них я выглядела как мисс Клювдия из Утиных историй. Каблук упорно отъезжал назад, явно преклоняясь перед моим весом, и грозил вот-вот сломаться.
— Что это на тебе? — задохнулась мамуля, едва я сняла плащ. — Боже, Юленька, ты похожа на… — мама смешалась.
Такое с ней произошло впервые. Чтоб родительница — и слов не подобрала?..
— На батон сырой колбасы, — подсказала ее подружка тетя Ида, — ну такой, шпагатом перетянутой.
— Точно, докторская, — прохрипела мать и схватилась за стену, — ты специально, да? Рушишь на корню все мои старания?
— Мам, ты не понимаешь. Лелик сказал, что это последний писк моды. А он стилист, между прочим.
— Это последний вздох моды, — прохрипела мать. — Ида, умоляю, принеси мой жемчужный кардиган, попробуем спрятать красотищу, пока Захар не явился.
И даже тогда меня ничего не царапнуло. Подумаешь, Захар. Мало ли Захаров вокруг. Плюнь — попадешь. Ну и что, что мне до сих пор встретился всего один мужчина с таким именем.
— Ей твой кардиган на руку не налезет. Может, два? — пискнула Ида, но мать обожгла ее таким взглядом, что даже у привычной меня поджилки затряслись.
— Тащи палантин, тот — с индийским узором.
Я вздрогнула, вспомнив уродливую тряпку, презентованную маме поклонником, но спорить не стала. Себе дороже. Уж лучше быть похожей на узбекский шалаш, чем попасть ей под горячую руку.
Ида унеслась, быстрее молнии, а я щедро плеснула себе в фужер для вина пятнадцатилетнего коньяка из бутылки, стоявшей на фуршетном столе. В противном случае, боюсь, не выдержу надругательства над мозгом.
— Вы меня преследуете? — услышала я насмешливый голос.
Захар Завьялов собственной персоной. Я подавилась коньяком, который тут же красиво пошел носом, и забрызгала благородным напитком дорогой кашемировый свитер начальника.
— Простите, — сдавленно прохрипела. — Это вышло случайно. Трудно преследовать кого-то, находясь в доме собственной матери.
— Так это вас мне в невесты прочат? — захохотал Захар.
А я вспыхнула от злости. Вот же гад! Единственное, чего я не могу простить никому — это когда надо мной смеются.
— Вам что-то не нравится? Чем вызван издевательский смех? — спросила нахмурившись. — Вы так-то мне тоже не симпатичны, но я же держу себя в руках.
Он тут же перестал улыбаться.
— Как раз наоборот, — серьезно сказал Завьялов и протянул руку к чертову шнурку, который мне Лелик подогнал, — платье зачетное. Только вот поясок должен быть не под грудью, а на талии.
Блин, блин, блин! Опять съехал этот чертов шнурок! Он всегда уползает или под грудь, или под живот, никак не желая находиться на своем законном месте, хоть гвоздями прибивай!
— Так задумано, — плюнула я ядом. — И вообще, я не имею отношения к этому фарсу с невестами. Надеюсь, что это не повлияет на рабочие отношения?
— Конечно, нет, — от его кривой ухмылки мое сердце сделало кульбит и сплясало джигу. — Знаете, Юля, давайте сбежим? Пусть тетушки радуются, думают, что их коварный план выгорел, и я сразу упал к вашим ногам переспелой грушей.
— При условии, что отвезете меня домой. Еще одного променада под ливнем я не вынесу, а точнее — мои балетки.
Да, с балетками я погорячилась, надо было резиновые сапоги надевать. Пошевелив пальцами на ногах, я удивилась — странно, что туфлишки до сих пор не развалились, только противно хлюпали, вызывая во мне волну дрожи.
— Тогда и вы пообещайте, что не сдадите меня моей тетушке. Она так долго организовывала эту встречу, что имеет право на блаженное неведение, — подмигнул мне Завьялов, показывая взглядом на маму и ее подругу Изольду, не сводившую с нас радостных взглядов. — И улыбайтесь, черт вас возьми, пока они не раскрыли наш коварный план, — Захар схватил меня за руку, и я, почувствовав, как небольшие электрические разряды пронзают мою толстую кожу, растянула губы в улыбке. — Я просил улыбнуться, а не притворяться имбецилкой, — недовольно прошипел начальник, ослепив меня белизной зубов.
— Простите, у меня челюсть свело, — успела я вякнуть, прежде чем он дернул меня за пальцы. Легонько, но этого хватило, чтобы оказаться в его объятьях.
— Что вы себе позволяете? — задохнулась от злости. — Я вам не девочки ваши дешевые! Знаю я, как вы — олигархи — развлекаетесь! Даже не надейтесь...
— И тем не менее вы все еще стоите, прижавшись ко мне всем телом, — ухмыльнулся Захар, заставив меня зардеться.
— Все-таки вы непроходимый тупица и хам, — парировала я.
— И вы со странностями, но это даже придает вам определенный шарм, — весело сказал Завьялов. — Я, честно говоря, даже предположить не мог, что у Альбины Моон такая дочь.
— Да, и что вы думали? — спросила я с интересом. А он, пожалуй, не совсем придурок. И очень симпатичный. Эти его глаза, заглядывающие в душу, почти черные, с веселыми искринками и разбегающимися вокруг тонкими лучиками смешливые морщинки... — Что встретите тут мадемуазель модельной внешности с капризным выражением на лице? И, кстати, мамулю мою зовут Алевтина Мурыгина. Так что я продукт не Альбины Моон, а вполне себе приземленной тетки, которая, собственно, и записана в моем свидетельстве о рождении. Придется вам с этим смириться.
Черт, ну зачем я все порчу? Перевела бы все в шутку и была бы уже на полпути к дому. А он молчал. Смотрел, гад, своими глазюками, словно дыру прожечь во мне желал, и молчал. Значит, я все-таки права.
— Слушайте, Юля, пауза затянулась. Сейчас эти кумушки поймут, что мы их обманываем, и начнется адское представление. Я не очень знаком с вашей матушкой, но, поверьте, тетя Изольда способна извлечь душу и надругаться над ней с извращенным цинизмом, — поторопил меня этот хам.
Я лишь кивнула. Да его тетя Изольда — девочка неразумная в сравнении с мамулей! И да, нужно бежать, пока она не очнулась, потому что в противном случае даже цунами не сможет помешать ей в «делании» меня счастливой.
Мама и Изольда находились в состоянии эйфории, когда мы, взявшись за руки, пошли к выходу.
— Не забывай предохраняться, — шепнула родительница и что-то сунула в карман плаща как раз в тот момент, когда Завьялов пытался задрапировать им мои плечи.
— Мы произвели фурор, — весело сказал Захар, помогая мне сесть в машину. — Можете себе представить, сколько разговоров теперь будет?
— Это меня и пугает, — честно ответила, покосившись на его руку, придерживавшую меня за талию, — и вообще, я сама в состоянии сесть в вашу колымагу. Совсем не обязательно меня трогать.
— За нами наблюдают, между прочим, — обиженно прогудел он, — и в вашем возрасте пора бы научиться воспринимать правильно проявления этикета со стороны мужчины. А колымага, как вы изволили изящно выразиться, сделана на заказ.
Я дернулась, когда его пальцы скользнули по моей спине, и, потеряв равновесие, обрушилась всей массой на сиденье. Дорогой автомобиль вздрогнул и заскрипел рессорами, а я с трудом сдержала рыдания. Гадские балетки все же не выдержали испытаний дождевой водой и развалились. Подошва одной из туфлишек так и осталась лежать на грязном тротуаре. Блин, сто раз зарекалась покупать дешевую обувь, но почему-то всегда наступаю на одни и те же грабли.
— Вы прям Золушка. Только она, делая ноги с королевского бала, теряла туфлю, а не ее часть. Вы бьете все рекорды. За последние два дня умудрились лишиться двух пар обуви и брюк. Я такого чуда в своей жизни еще не видел! — захохотал Завьялов и, к моему ужасу, выковырял из грязи предательскую подметку.
— Слушайте, — зло прошипела я, — просто отвезите меня домой, и все. Я страшно устала от вашего общества.
— Там, в багажнике, есть резиновые калоши, — подал голос Сева.
Твою мать! Я совсем забыла, что у этого сноба есть водитель. Нет, ну надо же так опрофаниться.
— И какого черта они делают в моем автомобиле? — приподнял бровь Захар, раздраженно посмотрев на своего телохранителя.
Вот тебе, получи фашист гранату! Калоши в сделанном на заказ лимузине — это даже покруче, чем мамулин палантин. Всем расскажу на работе.
— Так я их маме купил, а отдать все забываю, — хмыкнул Сева, — размер, правда, маленький — тридцать пятый, а так они модные даже, с камушками.
Я закатила глаза. Боже, этот день, наверное, никогда не закончится! А размер мой, кстати. Создатель здорово пошутил, наградив меня размером ноги, как у ребенка. Видимо, когда все стояли в очереди за красивым телом, я умудрилась встать туда, где раздавали миниатюрные копытца.
— Давай свои чувяки, — приказала я. А что, все лучше, чем схватить воспаление легких.
Завьялов отвернулся, и по его затрясшимся плечам я поняла, что калоши на моих ногах — это настоящий аттракцион. Страшно захотелось выпить. Да что там — нахрюкаться до поросячьего визга.
В тепле машины меня разморило, потому ехала молча. Захар тоже не проявлял желания поговорить, и я, расслабившись, смотрела в окно.
— Тут останови, — приказала, увидев вывеску любимого бара, расположенного в непосредственной близости от моего жилища.
Вывеска сияла и переливалась неоновыми огоньками, маня обещанием алкогольной расслабленности.
— Что вы задумали? — спросил Завьялов. — Это не очень хорошая идея. Не думаю, что данное заведение — место для порядочной девицы.
— А кто вам сказал, что я порядочная? — обиделась.
И чем ему не угодил этот бар, который, к слову, очень мне нравился? И бармен Славка, и официантки Леночка и Танюшка, и даже посетители, считающие себя местной элитой рок-музыки, больше похожие на свору бомжей, относились ко мне тепло и по-дружески. Нельзя сказать, конечно, что я завсегдатай, но мы с Катькой часто здесь расслабляемся после трудовых будней.
— Плохой идеей было идти на мамину вечеринку, — фыркнула я, глядя в вытянувшееся лицо начальника, — если бы знала, что придется терпеть ваше присутствие, бежала бы оттуда, как от чумы. Да милые парни рокеры в сравнении с этой мукой — агнцы божьи! И вообще, не имеете права мне запрещать.
Сева припарковал лимузин возле входа, и я под ошалевшими взглядами вышедших покурить хануриков элегантно выставила ножку, обутую в блестящую калошу.
— О, Юлек, ничего себе ты папика отхватила! — восторженно присвистнул Червь — огромный парень, затянутый в кожу.
Откровенно говоря, ему этот наряд не шел, делая похожим на садомазохиста, отбившегося от стада рабов какой-нибудь властной госпожи.
— Боже, за что? — простонал Захар, проигнорировав восторг Червя, и поплелся за мной.
— Какого черта вы творите? — зашипела я. В мои планы его компания ну никак не входила.
Маман разразилась тирадой, услышав которую покраснел бы даже портовый грузчик.
— Эту профуру чтоб даже рядом не видела! Я для тебя стараюсь, а не для шалашовки этой! Ты вспомни, как она в майора вцепилась, он и ушел с ней тогда! А Лючия, между прочим, его еле как заманила на ужин!
— Он был старый и лысый, — икнула я, вспомнив плешивого и кривоногого мужика, которому явно не пришлась по душе.
А он как раз считал себя неотразимым и сразу повелся на мою подругу. Кстати, он тоже оказался отъявленнейшим козлом и сбежал от Катьки, прихватив из ее квартиры колечко и бриллиантовые сережки.
— Тебе его варить, что ли? — вызверилась мама. — И потом, может быть, ты бы впоследствии генеральшей стала. Чем черт не шутит…
— Мама, чтобы стать генеральшей, нужно замуж за лейтенанта выйти, — процитировала я оригинальную фразу из известного всем фильма, пытаясь прекратить затянувшийся разговор.
— Лярвы чтоб этой не было! — припечатала родительница и отключилась, оставив меня в глубоких раздумьях.
Глава 4. День второй. Это какой-то кошмар
С утра я проснулась в препоганейшем настроении. Ладно хоть сегодня суббота, и мне не придется общаться с этим Завьяловым, черт бы его побрал. Хотя мамочкин прием вполне способен затмить общение с новым начальником.
— Ну чего тебе? — спросила я у мопсихи, не сводящей с меня шоколадных глаз. — Дождь на улице как из ведра, давай уж, делай свои дела дома, — милостиво разрешила я, но Маруся укоризненно взвыла, словно говоря «ты сама не знаешь, чего хочешь».
А как псинке объяснить, что мне просто лень переться в непогоду? Пришлось натягивать спортивный костюм, который, наверное, сел после стирки и теперь нещадно жал, врезаясь в мое тело швами, хотя в рекламе обещали, что их не будет. Странно, Маруськина куртка тоже усохла в размерах, отказываясь застегиваться на барабаноподобном собачьем пузце…
…Вернувшись с прогулки промокшая до нитки, я призадумалась. Мать на ветер слов не бросает, точно меня колесует, если я не принаряжусь для очередного старпера. Интересно, она правда считает, что молодые парни в мою сторону не посмотрят? Или просто у ее приятельниц контингент знакомых перевалил за определенный возраст?
Платье я нашла не сразу. Оно валялось у задней стенки шкафа, щедро заваленное скомканными в жгуты остальными предметами моего небогатого гардероба. Почему небогатого? Да потому что, как изящно выразилась одна из продавщиц, «Чехлы для тяжелых бомбардировщиков нам редко завозят». Я обиделась и ушла, но, как оказалось, такая ситуация была во всех торговых точках города. Платье обтянуло меня, словно перчатка. Интересно, где были мои глаза, когда я покупала это великолепие? Наверное, на той части тела, которую я вчера позорно показала Завьялову.
Черт, черт, черт! Ну почему я все время вспоминаю этого нахала?
Да уж, цвет у платьишка бомбический — взбесившегося поросенка.
— Что ж, за неимением лучшего сойдет, — решила я.
Все равно жених на него вряд ли обратит внимание, сраженный моей неземной красотой. Нервно хихикнув, я схватилась за подол и задрала его, пытаясь освободиться от тряпки, но она почему-то села намертво, словно приросла к телу. В дверь загрохотали — ногами и кулаками, судя по всему.
— Привет, соседка, — уставился на меня мутным взглядом Лелик, местный алкаш, считавший меня своей приятельницей. По крайней мере, он так себя вел. — Дай тугриков, а? Трубы горят, сил нет!
— Слушай, как думаешь, идет мне платье? — задумчиво спросила его, прекрасно осознавая, что за фуфырик Лелик вознесет меня до небес, объявит богиней и даже несколько дней будет молиться моему светлому лику и проповедовать соседям пришествие спасительницы.
— Ты великолепна, — на голубом глазу соврал алконавт, — сейчас, подожди…
Я удивленно смотрела в спину удалявшемуся со скоростью криво летящей стрелы мужику. Леликом его прозвали не просто так. Очень уж похож на усача из «Бриллиантовой руки». Люди говорят, что когда-то наш Лелик был подающим надежды стилистом, но что-то у него не срослось.
— Вот. — Интересно, когда он вернуться успел? Я посмотрела на свою ладонь, в которую сосед вложил серебристый шнурок, и удивленно приподняла бровь. — Это пояс, — пояснил Лелик, — к розовому вообще зачет. И талию подчеркнет. Последний писк моды, между прочим. Шик. Давай деньги.
Я отсчитала ему несколько сотен и, закрыв дверь, подошла к зеркалу. Да, определенно, с пояском лучше...
…Из дома я вывалилась в самом радостном настроении. Ничего, нам бы ночь продержаться, да день простоять. В конце концов, даже мамины суаре заканчиваются рано или поздно. Да и придраться к наряду ей будет затруднительно. С серебристым пояском я казалась себе элегантной и даже постройневшей. Правда, туфли на каблуке пришлось сменить на балетки, потому что в них я выглядела как мисс Клювдия из Утиных историй. Каблук упорно отъезжал назад, явно преклоняясь перед моим весом, и грозил вот-вот сломаться.
Глава 5
— Что это на тебе? — задохнулась мамуля, едва я сняла плащ. — Боже, Юленька, ты похожа на… — мама смешалась.
Такое с ней произошло впервые. Чтоб родительница — и слов не подобрала?..
— На батон сырой колбасы, — подсказала ее подружка тетя Ида, — ну такой, шпагатом перетянутой.
— Точно, докторская, — прохрипела мать и схватилась за стену, — ты специально, да? Рушишь на корню все мои старания?
— Мам, ты не понимаешь. Лелик сказал, что это последний писк моды. А он стилист, между прочим.
— Это последний вздох моды, — прохрипела мать. — Ида, умоляю, принеси мой жемчужный кардиган, попробуем спрятать красотищу, пока Захар не явился.
И даже тогда меня ничего не царапнуло. Подумаешь, Захар. Мало ли Захаров вокруг. Плюнь — попадешь. Ну и что, что мне до сих пор встретился всего один мужчина с таким именем.
— Ей твой кардиган на руку не налезет. Может, два? — пискнула Ида, но мать обожгла ее таким взглядом, что даже у привычной меня поджилки затряслись.
— Тащи палантин, тот — с индийским узором.
Я вздрогнула, вспомнив уродливую тряпку, презентованную маме поклонником, но спорить не стала. Себе дороже. Уж лучше быть похожей на узбекский шалаш, чем попасть ей под горячую руку.
Ида унеслась, быстрее молнии, а я щедро плеснула себе в фужер для вина пятнадцатилетнего коньяка из бутылки, стоявшей на фуршетном столе. В противном случае, боюсь, не выдержу надругательства над мозгом.
— Вы меня преследуете? — услышала я насмешливый голос.
Захар Завьялов собственной персоной. Я подавилась коньяком, который тут же красиво пошел носом, и забрызгала благородным напитком дорогой кашемировый свитер начальника.
— Простите, — сдавленно прохрипела. — Это вышло случайно. Трудно преследовать кого-то, находясь в доме собственной матери.
— Так это вас мне в невесты прочат? — захохотал Захар.
А я вспыхнула от злости. Вот же гад! Единственное, чего я не могу простить никому — это когда надо мной смеются.
— Вам что-то не нравится? Чем вызван издевательский смех? — спросила нахмурившись. — Вы так-то мне тоже не симпатичны, но я же держу себя в руках.
Он тут же перестал улыбаться.
— Как раз наоборот, — серьезно сказал Завьялов и протянул руку к чертову шнурку, который мне Лелик подогнал, — платье зачетное. Только вот поясок должен быть не под грудью, а на талии.
Блин, блин, блин! Опять съехал этот чертов шнурок! Он всегда уползает или под грудь, или под живот, никак не желая находиться на своем законном месте, хоть гвоздями прибивай!
— Так задумано, — плюнула я ядом. — И вообще, я не имею отношения к этому фарсу с невестами. Надеюсь, что это не повлияет на рабочие отношения?
— Конечно, нет, — от его кривой ухмылки мое сердце сделало кульбит и сплясало джигу. — Знаете, Юля, давайте сбежим? Пусть тетушки радуются, думают, что их коварный план выгорел, и я сразу упал к вашим ногам переспелой грушей.
— При условии, что отвезете меня домой. Еще одного променада под ливнем я не вынесу, а точнее — мои балетки.
Да, с балетками я погорячилась, надо было резиновые сапоги надевать. Пошевелив пальцами на ногах, я удивилась — странно, что туфлишки до сих пор не развалились, только противно хлюпали, вызывая во мне волну дрожи.
— Тогда и вы пообещайте, что не сдадите меня моей тетушке. Она так долго организовывала эту встречу, что имеет право на блаженное неведение, — подмигнул мне Завьялов, показывая взглядом на маму и ее подругу Изольду, не сводившую с нас радостных взглядов. — И улыбайтесь, черт вас возьми, пока они не раскрыли наш коварный план, — Захар схватил меня за руку, и я, почувствовав, как небольшие электрические разряды пронзают мою толстую кожу, растянула губы в улыбке. — Я просил улыбнуться, а не притворяться имбецилкой, — недовольно прошипел начальник, ослепив меня белизной зубов.
— Простите, у меня челюсть свело, — успела я вякнуть, прежде чем он дернул меня за пальцы. Легонько, но этого хватило, чтобы оказаться в его объятьях.
— Что вы себе позволяете? — задохнулась от злости. — Я вам не девочки ваши дешевые! Знаю я, как вы — олигархи — развлекаетесь! Даже не надейтесь...
— И тем не менее вы все еще стоите, прижавшись ко мне всем телом, — ухмыльнулся Захар, заставив меня зардеться.
— Все-таки вы непроходимый тупица и хам, — парировала я.
— И вы со странностями, но это даже придает вам определенный шарм, — весело сказал Завьялов. — Я, честно говоря, даже предположить не мог, что у Альбины Моон такая дочь.
— Да, и что вы думали? — спросила я с интересом. А он, пожалуй, не совсем придурок. И очень симпатичный. Эти его глаза, заглядывающие в душу, почти черные, с веселыми искринками и разбегающимися вокруг тонкими лучиками смешливые морщинки... — Что встретите тут мадемуазель модельной внешности с капризным выражением на лице? И, кстати, мамулю мою зовут Алевтина Мурыгина. Так что я продукт не Альбины Моон, а вполне себе приземленной тетки, которая, собственно, и записана в моем свидетельстве о рождении. Придется вам с этим смириться.
Черт, ну зачем я все порчу? Перевела бы все в шутку и была бы уже на полпути к дому. А он молчал. Смотрел, гад, своими глазюками, словно дыру прожечь во мне желал, и молчал. Значит, я все-таки права.
— Слушайте, Юля, пауза затянулась. Сейчас эти кумушки поймут, что мы их обманываем, и начнется адское представление. Я не очень знаком с вашей матушкой, но, поверьте, тетя Изольда способна извлечь душу и надругаться над ней с извращенным цинизмом, — поторопил меня этот хам.
Я лишь кивнула. Да его тетя Изольда — девочка неразумная в сравнении с мамулей! И да, нужно бежать, пока она не очнулась, потому что в противном случае даже цунами не сможет помешать ей в «делании» меня счастливой.
Мама и Изольда находились в состоянии эйфории, когда мы, взявшись за руки, пошли к выходу.
— Не забывай предохраняться, — шепнула родительница и что-то сунула в карман плаща как раз в тот момент, когда Завьялов пытался задрапировать им мои плечи.
Глава 6
— Мы произвели фурор, — весело сказал Захар, помогая мне сесть в машину. — Можете себе представить, сколько разговоров теперь будет?
— Это меня и пугает, — честно ответила, покосившись на его руку, придерживавшую меня за талию, — и вообще, я сама в состоянии сесть в вашу колымагу. Совсем не обязательно меня трогать.
— За нами наблюдают, между прочим, — обиженно прогудел он, — и в вашем возрасте пора бы научиться воспринимать правильно проявления этикета со стороны мужчины. А колымага, как вы изволили изящно выразиться, сделана на заказ.
Я дернулась, когда его пальцы скользнули по моей спине, и, потеряв равновесие, обрушилась всей массой на сиденье. Дорогой автомобиль вздрогнул и заскрипел рессорами, а я с трудом сдержала рыдания. Гадские балетки все же не выдержали испытаний дождевой водой и развалились. Подошва одной из туфлишек так и осталась лежать на грязном тротуаре. Блин, сто раз зарекалась покупать дешевую обувь, но почему-то всегда наступаю на одни и те же грабли.
— Вы прям Золушка. Только она, делая ноги с королевского бала, теряла туфлю, а не ее часть. Вы бьете все рекорды. За последние два дня умудрились лишиться двух пар обуви и брюк. Я такого чуда в своей жизни еще не видел! — захохотал Завьялов и, к моему ужасу, выковырял из грязи предательскую подметку.
— Слушайте, — зло прошипела я, — просто отвезите меня домой, и все. Я страшно устала от вашего общества.
— Там, в багажнике, есть резиновые калоши, — подал голос Сева.
Твою мать! Я совсем забыла, что у этого сноба есть водитель. Нет, ну надо же так опрофаниться.
— И какого черта они делают в моем автомобиле? — приподнял бровь Захар, раздраженно посмотрев на своего телохранителя.
Вот тебе, получи фашист гранату! Калоши в сделанном на заказ лимузине — это даже покруче, чем мамулин палантин. Всем расскажу на работе.
— Так я их маме купил, а отдать все забываю, — хмыкнул Сева, — размер, правда, маленький — тридцать пятый, а так они модные даже, с камушками.
Я закатила глаза. Боже, этот день, наверное, никогда не закончится! А размер мой, кстати. Создатель здорово пошутил, наградив меня размером ноги, как у ребенка. Видимо, когда все стояли в очереди за красивым телом, я умудрилась встать туда, где раздавали миниатюрные копытца.
— Давай свои чувяки, — приказала я. А что, все лучше, чем схватить воспаление легких.
Завьялов отвернулся, и по его затрясшимся плечам я поняла, что калоши на моих ногах — это настоящий аттракцион. Страшно захотелось выпить. Да что там — нахрюкаться до поросячьего визга.
В тепле машины меня разморило, потому ехала молча. Захар тоже не проявлял желания поговорить, и я, расслабившись, смотрела в окно.
— Тут останови, — приказала, увидев вывеску любимого бара, расположенного в непосредственной близости от моего жилища.
Вывеска сияла и переливалась неоновыми огоньками, маня обещанием алкогольной расслабленности.
— Что вы задумали? — спросил Завьялов. — Это не очень хорошая идея. Не думаю, что данное заведение — место для порядочной девицы.
— А кто вам сказал, что я порядочная? — обиделась.
И чем ему не угодил этот бар, который, к слову, очень мне нравился? И бармен Славка, и официантки Леночка и Танюшка, и даже посетители, считающие себя местной элитой рок-музыки, больше похожие на свору бомжей, относились ко мне тепло и по-дружески. Нельзя сказать, конечно, что я завсегдатай, но мы с Катькой часто здесь расслабляемся после трудовых будней.
— Плохой идеей было идти на мамину вечеринку, — фыркнула я, глядя в вытянувшееся лицо начальника, — если бы знала, что придется терпеть ваше присутствие, бежала бы оттуда, как от чумы. Да милые парни рокеры в сравнении с этой мукой — агнцы божьи! И вообще, не имеете права мне запрещать.
Сева припарковал лимузин возле входа, и я под ошалевшими взглядами вышедших покурить хануриков элегантно выставила ножку, обутую в блестящую калошу.
— О, Юлек, ничего себе ты папика отхватила! — восторженно присвистнул Червь — огромный парень, затянутый в кожу.
Откровенно говоря, ему этот наряд не шел, делая похожим на садомазохиста, отбившегося от стада рабов какой-нибудь властной госпожи.
— Боже, за что? — простонал Захар, проигнорировав восторг Червя, и поплелся за мной.
— Какого черта вы творите? — зашипела я. В мои планы его компания ну никак не входила.
