А я быстро встала из-за столика и прошествовала к выходу из столовой. Правда, как раз в середине ее обернулась и звенящим от ярости голосом отчеканила:
– Вам, господин Ван Хауэр, это преступление никогда не раскрыть! Потому что вы уперлись в одну версию, и просто отметаете все, что не подтверждает ее! И еще потому, что очень хотите обвинить меня и Вика Котта! Так вот, советую не впутывать личные комплексы и симпатии-антипатии в это дело! Иначе останетесь в дураках!
И, провожаемая взглядами следственной группы, а также личным составом биологической и биоинженерной лабораторий, пары медиков и еще нескольких жителей колонии, которые, конечно же, слышали каждое мое слово, прошествовала во внешнее полукольцо жилого модуля. Правда, на пороге обернулась и объявила:
– Образцы волокон с моей верхней одежды предоставлю только после санкции генерала Дубровцева, в его присутствии или в присутствии назначенных им людей! Еще я буду ходатайствовать о проведении экспертизы под их же надзором и о том, чтобы, в случае пропажи или порчи образца, процедура должна быть начата заново! Кроме того, я буду требовать просмотра записи с камер видеонаблюдения в коридоре жилого модуля за последние три месяца – на них будет понятно, что там за любовница, посещавшая каюту Полторахина, и где была в это время я! И доведу до сведения генерала, что главный следователь явился на работу с похмелья!
И просто ушла, внутренне кипя от негодования. Быстро набрала текст докладной записки на выпущенной активированным голопланшетом проекции клавиатуры и отправила ее Юрию Валентиновичу. Подумав, решила не менять свои планы из-за похотливого придурка и, одевшись, отправилась в оранжерею.
И забыть по-прежнему нельзя
То, что мы когда-то не допели… (с)
«Надежда»
Н. Добронравов, А. Пахмутова
11 ноября, день
Надя
Путь до крытого помещения с посадками деревьев и кустарников с Земли я специально выбрала так, чтобы пройти мимо той части жилого модуля, где, по словам Ван Хельсинга, неизвестные злоумышленники вскрыли стену, чтобы установить баллон с диоксидом углерода. Конечно, тот участок был огорожен металлическими столбиками с намотанным на них строительным скотчем, однако никакой охраны рядом с местом преступления не оставили, так что я смогла осмотреться. Ну, что тут сказать…
Жилой модуль размером превосходил все остальные вместе взятые строения в Новой Терре. Не в высоту, а по площади. Он построен в форме восьмерки, вмещает в себя три этажа: первый, второй и подземный, технический, где проложены все необходимые коммуникации – водопровод, электрокабели, силовой узел. Половину первого этажа занимают пищеблок со столовой, тренажерный зал и помещение, используемое колонистами как кинозал, клуб или место для собраний. Другая половина – каюты. Второй этаж тоже отведен под каюты. Кстати, живу я именно на втором.
Так вот, центром и осями каждой из половин «восьмерки» жилого модуля – секторов А и Б – являются стояки водопровода. Воду качает насос на техническом этаже – прямо из скважины, что колонисты первой волны пробурили в коре Марса.
Сами каюты секторально, по принципу долек апельсина располагаются вокруг него. И, если в каюты второго этажа можно попасть только из коридора, проложенного вдоль внешней стены модуля, то для кают первого этажа это правило работает лишь отчасти – у двух кают в каждом секторе, что находятся на условных вершинах «восьмерок», стены совпадают с внешней стеной, а входные двери расположены в тупиках внешнего коридора. Почему так получилось, неизвестно. Но эти четыре каюты считаются едва ли не элитным жильем, ведь по площади они превышают остальные. Ага, на целых два квадратных метра! И в одной из них и жил Елисей Полторахин, начальник биоинженерной лаборатории. Этим и воспользовались его убийцы – прорезали стену модуля с внешней стороны, выдрали клок утеплителя, сделали прокол в стене каюты и вставили туда наконечник открытого баллона с диоксидом углерода… Где его, кстати, взяли? Неужели огнетушитель развинтили? Или со склада утащили? Надо бы проверить… Вернее, подкинуть следователям эту мысль, если, конечно, они сами не додумались. Или лучше майору Семенихиной, назначенной куратором расследования от руководства колонии?
А еще я обратила внимание на то, что место, где проделали дыру в стене, во-первых, должно попасть в поле обзора камеры, расположенной над входом в ангар 2-2, где работают ботаники-агрономы, и, во-вторых, должно просматриваться из окон этого ангара. Вдруг кто-то в то утро пришел на работу пораньше и что-то видел? Я ведь могу назвать примерный промежуток времени, когда некая неустановленная личность могла воспользоваться моей верхней одеждой – с половины десятого вечера девятого ноября и до половины восьмого утра десятого, когда я вышла из столовой. Надо бы к ним зайти, тем более, путь туда как раз через оранжерею и пролегает!
Эту постройку от остальной колонии отделяли высокие прозрачные стены огромной теплицы. Температура и влажность в ней поддерживались в соответствии с земными циклами жизни растений. Так что летом, к примеру, могло получиться так, что во всей Новой Терре температура колеблется от минус двадцати до нуля, а в оранжерее и малых теплицах плюс двадцать пять и лампы дневного света жарят, как солнце. Говорят, колонисты туда загорать ходят, и кое-кто продавливает идею об установлении там небольшого бассейна.
Но сейчас поздняя осень, и в оранжерее довольно холодно – датчик на входе показывал «минус четыре». Можно верхнюю одежду не снимать, только куртку расстегнуть. Деревья стоят голые, хотя кое-где еще остались сухие листья. Даже снег лежит – настоящий, не углеродный. Красота! Если не отвлекаться на вид за стенами теплицы, можно даже поверить, что вновь оказалась на Земле, где-нибудь в лесу или в парке.
Как оказалось, оранжерея сегодня влекла не только меня – на скамейке неподалеку я заметила Эльвиру Кочетову с сигаретой в длинном изящном мундштуке. Курение в Новой Терре, кстати, тоже… не то, чтобы запрещено, но, мягко говоря, не поощряется. Особенно в непосредственной близости от техники любой сложности. Но в оранжерее, да еще и на главной ее аллее (слишком громкое слово для широкой тропинки длиной в пятьдесят метров!) – почему бы нет.
– А, Надежда… – Кочетова заметила мое присутствие и не похоже, что обрадовалась тому. – Доброе утро. Что, и меня генералу сдадите?
Кривая усмешка сделала ее миловидное лицо гораздо менее привлекательным.
– Сдам, – пообещала я, направляясь к ней. – Если за коленки хватать вздумаете. Или за пятую точку щипать. И обвинять меня в том, что по моему приказу Вик вашего начальника убил.
Эльвира изогнула бровь.
– Вот оно, значит, как… Ну, бывает, что мужчина за сорок начинает испытывать нездоровый интерес к юным девушкам и перестает оценивать себя здраво. «Кризис среднего возраста» называется. Правильно вы его срезали. Только он не простит.
Я тихо хмыкнула. По-моему, то, что происходило с Ван Хауэром, называлось иначе – микровласть головного мозга с уклоном в садо-мазо. И так было понятно, что, раз уж главного следователя замкнуло на том, что организатор убийств именно я, и присовокупилась к этому страсть к блондинкам, то просто так, без помощи психиатра, его не отпустит. Соответственно, он от меня не отстанет. И, чувствую, тот, кто вставил в стену каюты Полторахина баллон с диоксидом углерода, действительно воспользовался моей верхней одеждой, результаты сравнения проб с разреза в стене жилого модуля и с моей куртки совпадут. Так что мне надо поторопиться, если я хочу найти доказательства своей невиновности, а то и настоящих убийц. Вернее, нам с Виком – как ни крути, вдвоем это будет сделать проще. Да и вообще, одно осознание того, что оказался не один перед лицом неприятностей, дорогого стоит.
Но озвучивать свои мысли Эльвире я не стала.
– Он что, действительно считает, что ты организовала убийство Гедеона? – хитро прищурилась Кочетова и сделала глубокую затяжку.
Я нехотя кивнула.
– А почему? – не отставала она.
Впрочем, ироничная полуулыбка говорила о том, что она не всерьез. Так что я только развела руками и плечами пожала. Мол, кто знает, что в больной голове творится. По правде говоря, ему бы к Витольду Марковичу… Увы, психотерапия у нас – дело добровольное. А для принудительного лечения у соответствующего специалиста нужны веские основания. Это если Ван Хауэр, к примеру, за мной с топором бегать начнет. Хотя, в его случае, с плеткой, наручниками и кляпом… Брр!
– А вы, Эльвира? Вы тоже так думаете? – будто бы в шутку осведомилась я, осторожно «прощупывая почву» для перевода беседы на Хоффмайера и его исследования.
Кочетова выдохнула колечко дыма и покачала головой.
– Не знаю, что и думать, Надя… И вообще, мы с тобой столько из-за образцов ругались, что уже пора обращаться друг к другу на «ты».
Я не возражала. А насчет образцов мы с ней действительно часто не находили понимания, особенно в первый месяц моей работы. Тогда она возвращала все принесенные моими дронами образцы с пометкой «Некондиция», однако не могла толком объяснить, что именно ей не нравится. Так что мне приходилось засиживаться на работе допоздна, отправляя моих роботизированных помощников за новыми пробами. Которые, впрочем, ею тоже «зарубались». Так я и работала с биолабораторией, пока не догадалась отправлять образцы с сопроводительной запиской и приложением видеофайла о том, как дрон забирает ту или иную пробу в полном соответствии с инструкцией. И не отправлять беспилотник за новой пробой без аналогичной сопроводительной записки с указаниями причин возврата со ссылкой все на ту же инструкцию. После этого количество недовольных образцами резко сократилось почти до нуля.
Хм… Уж кто-кто, а Кочетова вряд ли стала бы набиваться ко мне в друзья. Хотя, компании она вроде бы ни с кем не водит, всегда сама по себе.
– А насчет причины, по которой убили Гедеона… – Эльвира задумчиво потерла лоб. – Мне сложно делать какие-либо выводы. Надя, я ученый, я только фактам верю. А факты говорят о том, что, кто бы ни убил обоих светил науки – Гедеона и Елисея Полторахина, он имел глубоко личный мотив. И желал, чтобы эти двое помучились перед смертью.
Возразить мне было нечего. Да и не рассматривала я оба убийства с этой точки зрения.
– У Котта должен быть веский мотив, чтобы убивать Гедеона, но, если и так, мне о том ничего не известно, – она постучала ногтем по мундштуку. – Да и вообще как-то это все… демонстративно, что ли. То ли вызов обществу, то ли попытка запугивания, то ли еще что…
Еще одна затяжка, призванная скрыть дрожь в голосе.
– Я бы не поверила, что Гедеона убил Котт, если б не видеозапись его убийства. Герр Хоффмайер не просто так предпочитал его другим водителям. Доверял.
– Это точно, – усмехнулась я, вспомнив, с какой настойчивостью начальник биолаборатории требовал, чтобы его вез именно Вик.
Кочетова усмехнулась, видимо, тоже вспомнив что-то подобное. Но тут же вновь стала серьезной и задумчивой.
– С другой стороны, Виктору было проще подобраться к нему. Но опять-таки непонятно, почему только сейчас, да еще и так демонстративно, на камеру… Кстати, версия, что кто-то мог воспользоваться чужим скафандром, чтобы совершить убийство, тоже имеет право на существование.
– А версия о том, что заместитель захотел оказаться на месте начальника и устранил его? – с легкой улыбкой прищурилась я, присаживаясь на скамейку рядом с ней.
– На меня намекаешь? – прищурилась Эльвира.
– Версии строю, – парировала я.
– Захотелось поиграть в следователя? – Кочетова откровенно веселилась.
Я тяжело вздохнула и опустила голову:
– Приходится. Иначе Ван Хауэр так и будет пытаться убедить всю колонию, что я организовала оба убийства. Не иначе, потому, что с ума сошла.
Мое признание развеселило заместительницу Хоффмайера еще сильнее – она хохотала до слез.
– Прости, Надя, давно так не смеялась! – сказала она, быстро промокая умело накрашенные глаза носовым платком.
Я развела руками, мол, рада, что повеселила, но ответ на свой вопрос получить хочу. Конечно, ее отношение меня неприятно царапнуло, но Эльвира сама по себе человек колючий и порывистый, вот и не стоит принимать ее слова близко к сердцу. В этом она похожа на Дашу, кстати. Правда, колкости моей подруги могут вызвать разве что смех, а слова Эльвиры сочатся ядом. Может, потому она так и не сошлась здесь ни с кем. Или смерти, случившиеся в колонии за последние сутки, так на нее влияют?
– Ну, хорошо, расскажу, – Эльвира прикурила новую сигарету. – И ты сама поймешь, что убивать Гедеона или Елисея у меня причин не было. Наоборот, я молиться должна была, чтобы они живы-здоровы были и работать продолжали. Не молилась вот, а зря… Ты знаешь, чем именно они занимались?
Я покачала головой и затаила дыхание, боясь спугнуть удачу – Эльвира сама перевела разговор на интересующую меня тему.
– Вместе создавали бактерии, способные сожрать углекислый газ из атмосферы Марса и переработать в азот, кислород и прочие составляющие земного воздуха. Так за несколько лет атмосфера тут станет как на Земле. Все согласно программе терраформирования.
– Ну, да, знаю, что есть такие планы – кивнула я.
– Рисовали на бумаге, да забыли про овраги, – ехидно усмехнулась Эльвира и начала рассказ.
Отличный план потерпел крах сразу же, на первом этапе реализации, когда Хоффмайер с подчиненными попытались заселить опытный участок земными бактериями – те погибли в течение нескольких часов даже под защитой силового поля. Нехорошо, но, в целом, ожидаемо. Тогда Хоффмайер и создал коалицию с Полторахиным, видным биоинженером и генетиком. Вдвоем они, в разных вариациях скрещивая земных бактерий с теми, что каким-то чудом приспособились к выживанию в суровых условиях Красной планеты, несколько лет создавали гибриды с нужными свойствами. Успехи у тандема ученых были. Правда, добиться нужных свойств от гибридов на сто процентов не получилось – то нужные для атмосферы газы не вырабатывали, то углеродом питаться не желали, то еще что-нибудь шло не так.
Лишь одно оставалось неизменным: опасность для людей. И исконно марсианские бактерии, и гибриды их с земными стали самой настоящей угрозой для здоровья колонистов – попадая в организм, они вызывают тяжелый воспалительный процесс в легких или, например, в желудочно-кишечном тракте. И выздоравливают, увы, не все. Так что мы вынуждены каждый день глотать повышенную дозу витамина С и каждое утро принимать контрастный душ для поддержания иммунной системы в тонусе. Пока что это неизбежное зло. И устранить это свойство бактерий-гибридов пока что невозможно – как я, далекая и от генетики, и от микробиологии, смогла понять из пояснений Эльвиры, способность бактерии выделять кислород почему-то плотно завязана на эту самую «болезнетворность». Правда, научное сообщество как Земли, так и Новой Терры делало робкие предположения, что человеческий иммунитет рано или поздно приспособится если не бороться с марсианской инфекцией самостоятельно, то хотя бы противостоять ей. В чем принципиальное отличие борьбы от противостояния я так и не поняла, но решила не углубляться в этот вопрос, решив разобраться как-нибудь потом.
– Вам, господин Ван Хауэр, это преступление никогда не раскрыть! Потому что вы уперлись в одну версию, и просто отметаете все, что не подтверждает ее! И еще потому, что очень хотите обвинить меня и Вика Котта! Так вот, советую не впутывать личные комплексы и симпатии-антипатии в это дело! Иначе останетесь в дураках!
И, провожаемая взглядами следственной группы, а также личным составом биологической и биоинженерной лабораторий, пары медиков и еще нескольких жителей колонии, которые, конечно же, слышали каждое мое слово, прошествовала во внешнее полукольцо жилого модуля. Правда, на пороге обернулась и объявила:
– Образцы волокон с моей верхней одежды предоставлю только после санкции генерала Дубровцева, в его присутствии или в присутствии назначенных им людей! Еще я буду ходатайствовать о проведении экспертизы под их же надзором и о том, чтобы, в случае пропажи или порчи образца, процедура должна быть начата заново! Кроме того, я буду требовать просмотра записи с камер видеонаблюдения в коридоре жилого модуля за последние три месяца – на них будет понятно, что там за любовница, посещавшая каюту Полторахина, и где была в это время я! И доведу до сведения генерала, что главный следователь явился на работу с похмелья!
И просто ушла, внутренне кипя от негодования. Быстро набрала текст докладной записки на выпущенной активированным голопланшетом проекции клавиатуры и отправила ее Юрию Валентиновичу. Подумав, решила не менять свои планы из-за похотливого придурка и, одевшись, отправилась в оранжерею.
Глава 4
И забыть по-прежнему нельзя
То, что мы когда-то не допели… (с)
«Надежда»
Н. Добронравов, А. Пахмутова
11 ноября, день
Надя
Путь до крытого помещения с посадками деревьев и кустарников с Земли я специально выбрала так, чтобы пройти мимо той части жилого модуля, где, по словам Ван Хельсинга, неизвестные злоумышленники вскрыли стену, чтобы установить баллон с диоксидом углерода. Конечно, тот участок был огорожен металлическими столбиками с намотанным на них строительным скотчем, однако никакой охраны рядом с местом преступления не оставили, так что я смогла осмотреться. Ну, что тут сказать…
Жилой модуль размером превосходил все остальные вместе взятые строения в Новой Терре. Не в высоту, а по площади. Он построен в форме восьмерки, вмещает в себя три этажа: первый, второй и подземный, технический, где проложены все необходимые коммуникации – водопровод, электрокабели, силовой узел. Половину первого этажа занимают пищеблок со столовой, тренажерный зал и помещение, используемое колонистами как кинозал, клуб или место для собраний. Другая половина – каюты. Второй этаж тоже отведен под каюты. Кстати, живу я именно на втором.
Так вот, центром и осями каждой из половин «восьмерки» жилого модуля – секторов А и Б – являются стояки водопровода. Воду качает насос на техническом этаже – прямо из скважины, что колонисты первой волны пробурили в коре Марса.
Сами каюты секторально, по принципу долек апельсина располагаются вокруг него. И, если в каюты второго этажа можно попасть только из коридора, проложенного вдоль внешней стены модуля, то для кают первого этажа это правило работает лишь отчасти – у двух кают в каждом секторе, что находятся на условных вершинах «восьмерок», стены совпадают с внешней стеной, а входные двери расположены в тупиках внешнего коридора. Почему так получилось, неизвестно. Но эти четыре каюты считаются едва ли не элитным жильем, ведь по площади они превышают остальные. Ага, на целых два квадратных метра! И в одной из них и жил Елисей Полторахин, начальник биоинженерной лаборатории. Этим и воспользовались его убийцы – прорезали стену модуля с внешней стороны, выдрали клок утеплителя, сделали прокол в стене каюты и вставили туда наконечник открытого баллона с диоксидом углерода… Где его, кстати, взяли? Неужели огнетушитель развинтили? Или со склада утащили? Надо бы проверить… Вернее, подкинуть следователям эту мысль, если, конечно, они сами не додумались. Или лучше майору Семенихиной, назначенной куратором расследования от руководства колонии?
А еще я обратила внимание на то, что место, где проделали дыру в стене, во-первых, должно попасть в поле обзора камеры, расположенной над входом в ангар 2-2, где работают ботаники-агрономы, и, во-вторых, должно просматриваться из окон этого ангара. Вдруг кто-то в то утро пришел на работу пораньше и что-то видел? Я ведь могу назвать примерный промежуток времени, когда некая неустановленная личность могла воспользоваться моей верхней одеждой – с половины десятого вечера девятого ноября и до половины восьмого утра десятого, когда я вышла из столовой. Надо бы к ним зайти, тем более, путь туда как раз через оранжерею и пролегает!
Эту постройку от остальной колонии отделяли высокие прозрачные стены огромной теплицы. Температура и влажность в ней поддерживались в соответствии с земными циклами жизни растений. Так что летом, к примеру, могло получиться так, что во всей Новой Терре температура колеблется от минус двадцати до нуля, а в оранжерее и малых теплицах плюс двадцать пять и лампы дневного света жарят, как солнце. Говорят, колонисты туда загорать ходят, и кое-кто продавливает идею об установлении там небольшого бассейна.
Но сейчас поздняя осень, и в оранжерее довольно холодно – датчик на входе показывал «минус четыре». Можно верхнюю одежду не снимать, только куртку расстегнуть. Деревья стоят голые, хотя кое-где еще остались сухие листья. Даже снег лежит – настоящий, не углеродный. Красота! Если не отвлекаться на вид за стенами теплицы, можно даже поверить, что вновь оказалась на Земле, где-нибудь в лесу или в парке.
Как оказалось, оранжерея сегодня влекла не только меня – на скамейке неподалеку я заметила Эльвиру Кочетову с сигаретой в длинном изящном мундштуке. Курение в Новой Терре, кстати, тоже… не то, чтобы запрещено, но, мягко говоря, не поощряется. Особенно в непосредственной близости от техники любой сложности. Но в оранжерее, да еще и на главной ее аллее (слишком громкое слово для широкой тропинки длиной в пятьдесят метров!) – почему бы нет.
– А, Надежда… – Кочетова заметила мое присутствие и не похоже, что обрадовалась тому. – Доброе утро. Что, и меня генералу сдадите?
Кривая усмешка сделала ее миловидное лицо гораздо менее привлекательным.
– Сдам, – пообещала я, направляясь к ней. – Если за коленки хватать вздумаете. Или за пятую точку щипать. И обвинять меня в том, что по моему приказу Вик вашего начальника убил.
Эльвира изогнула бровь.
– Вот оно, значит, как… Ну, бывает, что мужчина за сорок начинает испытывать нездоровый интерес к юным девушкам и перестает оценивать себя здраво. «Кризис среднего возраста» называется. Правильно вы его срезали. Только он не простит.
Я тихо хмыкнула. По-моему, то, что происходило с Ван Хауэром, называлось иначе – микровласть головного мозга с уклоном в садо-мазо. И так было понятно, что, раз уж главного следователя замкнуло на том, что организатор убийств именно я, и присовокупилась к этому страсть к блондинкам, то просто так, без помощи психиатра, его не отпустит. Соответственно, он от меня не отстанет. И, чувствую, тот, кто вставил в стену каюты Полторахина баллон с диоксидом углерода, действительно воспользовался моей верхней одеждой, результаты сравнения проб с разреза в стене жилого модуля и с моей куртки совпадут. Так что мне надо поторопиться, если я хочу найти доказательства своей невиновности, а то и настоящих убийц. Вернее, нам с Виком – как ни крути, вдвоем это будет сделать проще. Да и вообще, одно осознание того, что оказался не один перед лицом неприятностей, дорогого стоит.
Но озвучивать свои мысли Эльвире я не стала.
– Он что, действительно считает, что ты организовала убийство Гедеона? – хитро прищурилась Кочетова и сделала глубокую затяжку.
Я нехотя кивнула.
– А почему? – не отставала она.
Впрочем, ироничная полуулыбка говорила о том, что она не всерьез. Так что я только развела руками и плечами пожала. Мол, кто знает, что в больной голове творится. По правде говоря, ему бы к Витольду Марковичу… Увы, психотерапия у нас – дело добровольное. А для принудительного лечения у соответствующего специалиста нужны веские основания. Это если Ван Хауэр, к примеру, за мной с топором бегать начнет. Хотя, в его случае, с плеткой, наручниками и кляпом… Брр!
– А вы, Эльвира? Вы тоже так думаете? – будто бы в шутку осведомилась я, осторожно «прощупывая почву» для перевода беседы на Хоффмайера и его исследования.
Кочетова выдохнула колечко дыма и покачала головой.
– Не знаю, что и думать, Надя… И вообще, мы с тобой столько из-за образцов ругались, что уже пора обращаться друг к другу на «ты».
Я не возражала. А насчет образцов мы с ней действительно часто не находили понимания, особенно в первый месяц моей работы. Тогда она возвращала все принесенные моими дронами образцы с пометкой «Некондиция», однако не могла толком объяснить, что именно ей не нравится. Так что мне приходилось засиживаться на работе допоздна, отправляя моих роботизированных помощников за новыми пробами. Которые, впрочем, ею тоже «зарубались». Так я и работала с биолабораторией, пока не догадалась отправлять образцы с сопроводительной запиской и приложением видеофайла о том, как дрон забирает ту или иную пробу в полном соответствии с инструкцией. И не отправлять беспилотник за новой пробой без аналогичной сопроводительной записки с указаниями причин возврата со ссылкой все на ту же инструкцию. После этого количество недовольных образцами резко сократилось почти до нуля.
Хм… Уж кто-кто, а Кочетова вряд ли стала бы набиваться ко мне в друзья. Хотя, компании она вроде бы ни с кем не водит, всегда сама по себе.
– А насчет причины, по которой убили Гедеона… – Эльвира задумчиво потерла лоб. – Мне сложно делать какие-либо выводы. Надя, я ученый, я только фактам верю. А факты говорят о том, что, кто бы ни убил обоих светил науки – Гедеона и Елисея Полторахина, он имел глубоко личный мотив. И желал, чтобы эти двое помучились перед смертью.
Возразить мне было нечего. Да и не рассматривала я оба убийства с этой точки зрения.
– У Котта должен быть веский мотив, чтобы убивать Гедеона, но, если и так, мне о том ничего не известно, – она постучала ногтем по мундштуку. – Да и вообще как-то это все… демонстративно, что ли. То ли вызов обществу, то ли попытка запугивания, то ли еще что…
Еще одна затяжка, призванная скрыть дрожь в голосе.
– Я бы не поверила, что Гедеона убил Котт, если б не видеозапись его убийства. Герр Хоффмайер не просто так предпочитал его другим водителям. Доверял.
– Это точно, – усмехнулась я, вспомнив, с какой настойчивостью начальник биолаборатории требовал, чтобы его вез именно Вик.
Кочетова усмехнулась, видимо, тоже вспомнив что-то подобное. Но тут же вновь стала серьезной и задумчивой.
– С другой стороны, Виктору было проще подобраться к нему. Но опять-таки непонятно, почему только сейчас, да еще и так демонстративно, на камеру… Кстати, версия, что кто-то мог воспользоваться чужим скафандром, чтобы совершить убийство, тоже имеет право на существование.
– А версия о том, что заместитель захотел оказаться на месте начальника и устранил его? – с легкой улыбкой прищурилась я, присаживаясь на скамейку рядом с ней.
– На меня намекаешь? – прищурилась Эльвира.
– Версии строю, – парировала я.
– Захотелось поиграть в следователя? – Кочетова откровенно веселилась.
Я тяжело вздохнула и опустила голову:
– Приходится. Иначе Ван Хауэр так и будет пытаться убедить всю колонию, что я организовала оба убийства. Не иначе, потому, что с ума сошла.
Мое признание развеселило заместительницу Хоффмайера еще сильнее – она хохотала до слез.
– Прости, Надя, давно так не смеялась! – сказала она, быстро промокая умело накрашенные глаза носовым платком.
Я развела руками, мол, рада, что повеселила, но ответ на свой вопрос получить хочу. Конечно, ее отношение меня неприятно царапнуло, но Эльвира сама по себе человек колючий и порывистый, вот и не стоит принимать ее слова близко к сердцу. В этом она похожа на Дашу, кстати. Правда, колкости моей подруги могут вызвать разве что смех, а слова Эльвиры сочатся ядом. Может, потому она так и не сошлась здесь ни с кем. Или смерти, случившиеся в колонии за последние сутки, так на нее влияют?
– Ну, хорошо, расскажу, – Эльвира прикурила новую сигарету. – И ты сама поймешь, что убивать Гедеона или Елисея у меня причин не было. Наоборот, я молиться должна была, чтобы они живы-здоровы были и работать продолжали. Не молилась вот, а зря… Ты знаешь, чем именно они занимались?
Я покачала головой и затаила дыхание, боясь спугнуть удачу – Эльвира сама перевела разговор на интересующую меня тему.
– Вместе создавали бактерии, способные сожрать углекислый газ из атмосферы Марса и переработать в азот, кислород и прочие составляющие земного воздуха. Так за несколько лет атмосфера тут станет как на Земле. Все согласно программе терраформирования.
– Ну, да, знаю, что есть такие планы – кивнула я.
– Рисовали на бумаге, да забыли про овраги, – ехидно усмехнулась Эльвира и начала рассказ.
Отличный план потерпел крах сразу же, на первом этапе реализации, когда Хоффмайер с подчиненными попытались заселить опытный участок земными бактериями – те погибли в течение нескольких часов даже под защитой силового поля. Нехорошо, но, в целом, ожидаемо. Тогда Хоффмайер и создал коалицию с Полторахиным, видным биоинженером и генетиком. Вдвоем они, в разных вариациях скрещивая земных бактерий с теми, что каким-то чудом приспособились к выживанию в суровых условиях Красной планеты, несколько лет создавали гибриды с нужными свойствами. Успехи у тандема ученых были. Правда, добиться нужных свойств от гибридов на сто процентов не получилось – то нужные для атмосферы газы не вырабатывали, то углеродом питаться не желали, то еще что-нибудь шло не так.
Лишь одно оставалось неизменным: опасность для людей. И исконно марсианские бактерии, и гибриды их с земными стали самой настоящей угрозой для здоровья колонистов – попадая в организм, они вызывают тяжелый воспалительный процесс в легких или, например, в желудочно-кишечном тракте. И выздоравливают, увы, не все. Так что мы вынуждены каждый день глотать повышенную дозу витамина С и каждое утро принимать контрастный душ для поддержания иммунной системы в тонусе. Пока что это неизбежное зло. И устранить это свойство бактерий-гибридов пока что невозможно – как я, далекая и от генетики, и от микробиологии, смогла понять из пояснений Эльвиры, способность бактерии выделять кислород почему-то плотно завязана на эту самую «болезнетворность». Правда, научное сообщество как Земли, так и Новой Терры делало робкие предположения, что человеческий иммунитет рано или поздно приспособится если не бороться с марсианской инфекцией самостоятельно, то хотя бы противостоять ей. В чем принципиальное отличие борьбы от противостояния я так и не поняла, но решила не углубляться в этот вопрос, решив разобраться как-нибудь потом.
