Инна Комарова
По зову любви
Зимняя романтическая сказка
Настраиваемся:
Великий Георгий Свиридов (Музыкальные иллюстрации к повести А.С. Пушкина Метель)
«Никого не попрекай неудачей, ибо судьба распоряжается всеми, и будущее неизвестно».
И. Сократ
Германия. Близился конец тридцатилетней войны.
Пролог
Ювелирная лавка на углу центральной и рыночной площадей.
Седовласый старик маленького росточка с пышной шевелюрой, впалыми щеками, отточенным с небольшой горбинкой носом и добрыми глазами, прохаживался по лавке и ёжился от холода.
– Зима! Топить нечем. Вон, как намело…
Безрадостное время: затяжная опустошительная война, немыслимый голод, эпидемия чумы, мародёрство солдат, которые с не остывших трупов срезали мясо – когда такое было?! – переживал старик-антикварий. – И всё это в нашей, некогда процветавшей Баварии.
Тот факт, что бедному Йоханану Вернеру – потомственному хранителю есть нечего – никого не беспокоил. И он побирался подачками: то молочница по старой памяти отливала чашку-другую молока раз в месяц, и я тут же делился с истощавшим котом. То булочник жертвовал буханку хлеба, которую я делил на кусочки, чтобы завтра не помереть с голода. Счастье, что по старой привычке заготовил сушёные фрукты и вяленую рыбу – спасали, а так давно бы пошёл на съедение червям, – бурчал себе под нос антикварий, поглаживая пальцами предметы роскоши. – На каждом из них пыль столетий.
Любитель и собиратель старинных изделий трепетно и бережно относился к семейным реликвиям.
– Отец наказал перед смертью сохранить его детище, вот я и забочусь, чтобы поддерживать предметы старины в надлежащем виде. Кто сейчас покупает? Люди с голоду пухнут – есть нечего. Закончится война, наступит мирное время, народ заживёт обычной жизнью, тогда и клиенты появятся.
– Ой… – антиквар скривился в болезненной гримасе. – Старые кости ломит от непогоды и на душе кошки скребут, – пожаловался он.
– Прилягте, отдохните, хозяин, – подсказал помощник.
– Лежать некогда. Схожу на чердак. Показалось, что ночью крыша протекла.
Дом сам по себе походил на один из экспонатов антиквариата. Но старому человеку не по силам и средствам было содержать жилище в хорошем состоянии. Так и жил.
– Пойдём со мной, поможешь, – попросил он
помощника.
– Следую за вами, хозяин. – Когда-то давно антикварий приютил у себя бездомного мальчонку-сироту, тот прижился у него, стал членом семьи, учеником и помощником.
Винтовая железная лестница вела на чердак. Юноша подхватил старика под предплечье и придерживал, когда тот переступал со ступеньки на ступеньку.
– Не торопись, дорогой, дай отдышаться.
Зло не дремлет
Тем временем внизу у входной двери зазвонил колокольчик – кто-то вошёл в лавку. Незнакомец в чёрном длинном плаще, с капюшоном на голове, прикрывавшем крысиные глаза, пробрался в помещение.
«Как удачно, никого нет. Оставлю здесь, – он поставил на комод пухлый кожаный саквояж, украшенный фамильной печатью, оттиском герба, и так же незаметно покинул лавку.
«Ха-ха, голыми оставил господ хороших, так им и надо. Придут кредиторы, судебные приставы, а вельможным особам нечем доказать своё происхождение – родственнички померли, документы пропали – гениально придумал. Пусть попляшут. Как миленькие пойдут с сумой по миру – я так хочу! – в своих мыслях пришелец наслаждался иллюзорной победой, словно она уже свершилась. – Надоело терпеть: одним всё, другим – ничего, – судорожно проговорил он. – Пусть хлебнут – удачно выкрал семейный ларец».
После этих слов он с удовлетворением покинул лавку.
Вошла служанка. Протирая мебель, заметила потёртый временем скиталец-саквояж.
– Кто-то из посетителей забыл или решил избавиться. Лишний хлам? Никому не нужен. Господину Вернеру не сгодится. Снесу к отстойнику. Зачем копить в доме? Проку никакого, только пыль от него.
***
3 декабря, 16:47
Годы уносили боль потерь, а жизнь шла своим чередом: новое поколение приходило на смену почившим в бозе.
«Сujus regio, ejus religio – чья власть, того и вера», – выдержка из Вестфальского договора о мире.
«… Во многой мудрости много печали;
Кто умножает познания, умножает скорбь».
(Библия, из книги Экклезиаста)
Мирная жизнь
Ветер гудел за ставнями, приводя их в движение, и они угрожающе гремели. Всю ночь бушевала метель, стучалась в окна горожан. Там, где не было ставен, комки мокрого снега прилипали к стёклам, и трудно было разглядеть что-либо. Улицы, старые покосившиеся дома небольшого городка накрыло плотным покрывалом и сугробами. Домочадцы топили печи, из труб на крышах струился дымок. Редкий прохожий, оказавшийся на улице в этот час, завидовал тем, кто прятался от стужи в домах, натягивая на ноги высокие гетры из овечьей шерсти, кутался в тёплые шали, и пил горячий чай с цикорием.
Зима в этом году пришла раньше положенного срока, принесла с собой лютые морозы, пургу и метели.
А в мастерской Юргена Шнайдера кипела работа, некогда было голову оторвать от болванки, на которую натягивались заготовки для новой обуви.
– Леон, неси скорее вон ту новенькую, заказчик скоро придёт, а возни с его сапогами ещё много, – попросил башмачник своего ученика и подмастерье.
– Бегу, мастер.
Башмачник Шнайдер вёл жизнь праведную и нелёгкую.
Когда-то давно их род восходил к богатому дворянскому сословию, но разорившемуся в период давних военных баталий. Что на самом деле произошло, родители не рассказывали. В один ненастный день семья потеряла всё: титулы, регалии, документы, подтверждающие их принадлежность к дворянству, наследство, оставленное предыдущими поколениями и средства, даже родовое гнездо.
Те, на чью долю выпало пережить утраты, бесчестие, позор и стыд, передали наказ своим детям, чтобы молчали – никто не должен был узнать правду. Так одни за другими, наследники аристократического рода стали вести непривычный образ жизни, но желание предков выполняли безоговорочно. Вопросов задавать не велено было.
Разорённая семья обнищала. Детей учить не на что было, но чтобы прожить, занялись ремесленничеством.
Юрген родился в третьем поколении и считался последышем. До него у родителей появились на свет восемь сыновей. Стоило кому-то провиниться, мать в сердцах говорила:
– Что за напасть? Ни одной дочки. За что меня Господь наказал?
И только младший сын стал мастером. Будучи подростком, самостоятельно научился рисовать, создавать лекала, придумывать модели, разбираться в материалах и шить. Шутя, в семье его называли:
«Ошибка природы».
Когда повзрослел, без работы башмачник не сидел ни дня. Но похвастаться большими заработками не мог. Крестьянам особо платить нечем было.
Приезжие господа вредничали, капризничали, то и дело торговались.
По старой памяти башмачника взял на службу граф Иоганн фон Зильсбург, который построил дворец в том же городе. Его родовое имение находилось поблизости. Господин был щедрым на руку. Когда-то давно его предки по-соседски общались с семьёй башмачника. Граф знал это, относился к Юргену по-дружески и не стеснялся этого. Не боялся склок и сплетен, и что станут говорить знатные господа в свете. А трудяга Шнайдер в знак благодарности обувал всю его семью, и родственников не обижал. Эти заработки позволили ему содержать близких и не нищенствовать.
О той жизни, которую вели некогда его богатые родственники, и мечтать не мог.
Женился башмачник на дочери дальнего родственника, с которой они дружили много лет, он тайно ей симпатизировал. И девочка к нему была привязана и неравнодушна, но скрывала свои чувства.
У них сложилась небольшая, по тем временам, но сплочённая семья: он, жена и двое детей: первым родился сын Вильгейм Леопольд, после – дочь Иммакулата Беата.
Девочка была названа в честь эрцгерцогини – давнишней родственницы, о которой отец Юргена часто рассказывал детям. Она в своё время добилась выдающихся успехов, её незаурядность колола глаза недругам, а друзья – ею восхищались. Эрцгерцогиня славилась особой красотой и стала в королевстве первой женщиной – меценатом.
Граф Иоганн фон Зильсбург знал об этом, поддерживал дружбу с семьёй башмачника, иногда приглашал на семейные торжества. Однажды он позвал Юргена на охоту. Сначала тот растерялся, подумывал отказаться, но чтобы не обидеть благодетеля, согласился в надежде, что посчастливится подстрелить дичь, и у семьи будет хороший обед. Но, сколько ни старался, удача ему не улыбнулась.
Но что суждено – то сбудется.
В той чаще леса они набрели на недавно родившегося детёныша. Его мать – волчица – погибла. Несчастный младенец жалобно скулил, прислонившись к телу матери. Граф стоял в задумчивости, не решаясь взять волчонка в свой заповедник.
– Не могу знать, что из него вырастет.
А Юрген, не раздумывая, сказал:
– Возьму-ка я детёныша, жалко его, погибнет. Пусть растёт с моими детьми. Им развлечение – с одной стороны. С другой – забота о нём воспитает в моих малышах умение сострадать. Волчонок в домашних условиях вырастет ручным. Тепло и кров пойдут ему на пользу. В лесу погибнет, кабаны дикие разорвут на кусочки. Как-то давно доводилось видеть на озере, как они обходились с другими животными. Я тогда мимо проезжал с ярмарки. Ужас!
Башмачник решил и сделал – привёз детёныша домой. Когда малышка Имми увидела пушистый белый комочек в руках отца, воскликнула:
– Снежок к нам пожаловал… – тотчас побежала на кухню, принесла свою бутылочку с зауженным горлышком и стала поить козьим молоком.
Единственным достоянием семьи была козочка с колокольчиком на шее. Когда-то давно Юргену преподнёс её в подарок пастух – старый друг башмачника. Так кормилица осталась у них, поила семью вкусным молоком и гоняла от курочек вредителей, которые водились в округе.
Как принято, родители в тесном кругу называли детей неполными именами: Вилли и Имми. Сын всегда стремился к знаниям, любил изучать всё, что привлекало его внимание, и сестру приобщал. Став старше, мальчик заинтересовался происхождением их рода. Но сколько подросток, затем юноша ни допытывался у отца, так ответа и не получил.
Достаточно было одного случайного взгляда, чтобы понять – дети башмачника – потомки аристократического рода. У Вильгейма с детства была военная выправка. Спустя годы он узнал, что его прародитель по отцовской линии занимал солидный пост при королевском дворе и посвятил себя воинскому искусству. А белокурая, утончённая, изящная красавица Имми всегда вызывала жгучий интерес и восхищение. Стоило к отцу приехать новому клиенту – знатному господину – он тут же переключал своё внимание на дочь башмачника, глаз не сводил с девушки, голова так и прирастала к тому месту, где она хлопотала по хозяйству, помогая матери. А Имми и не смотрела в сторону гостя.
Однажды приезжий господин так был взбешён её равнодушием, что разошёлся не на шутку, заявив отцу девушки:
– Башмачник! Имей в виду. Дождусь шестнадцатилетия твоей дочери и женюсь на ней.
На что Юрген, несколько замешкавшись от напора посетителя, спокойно ответил:
– Мне, конечно, лестно, мой господин, ваше внимание. Вы оказали нам большую честь. – Приезжий, слушая его, покручивал усы от удовольствия, и наслаждался собой. – И всё же считаю, последнее слово будет за дочерью. Я не тиран, и насильно не стану выдавать своё дитя. Жизнь – сложная штука, и если замуж идти либо жениться без любви, существование может показаться пыткой. Я бы не желал такой участи своим детям.
– Ты обязан принять моё предложение за великую честь! – зашумел приезжий.
– Конечно, мой господин, само предложение – делает честь нашей семье. Никто не подвергает сомнению ваших слов. Однако дочери своей желаю счастья. Простите, я всё сказал. Можете забирать, ваша обувь готова.
Приезжий фыркнул и покинул жилище башмачника. Но на этом не успокоился и повёл себя крайне некрасиво. Стал распространять о семье башмачника грязные сплетни, чтобы опорочить девочку.
***
4 декабря, 16:40
Время утекло как песок сквозь пальцы…
Увези меня в снежные дали,
В царство белых искристых полей.
Увези от тоски и печали,
И дыханьем своим отогрей.
Забери меня в зимнюю сказку,
Увези в свой заснеженный край…
Мой любимый, мой нежный, мой ласковый,
Где мы будем вдвоём — там и рай.
© Copyright: Арина Забавина, 2014
Красавица взрослеет
В день шестнадцатилетия Имми отец подозвал сына и наказал ему:
– Вилли, с этого дня твоя сестра – девушка на выданье. Прошу тебя, оберегай её и не допускай к ней нерадивых претендентов. Опорочить молоденькую неискушённую – проще простого. Попробуй потом отмойся. А ей замуж выходить, деток рожать. Я занят, видишь, получил от графа новые заказы. Мне некогда. А ты всегда и везде с Имми, будь бдителен, умоляю тебя.
– Не беспокойтесь, отец, я рядом, и в обиду сестру не дам.
– На провокации не поддавайся, лучше уйти своевременно.
– Сделаю, как просите.
– Одна надежда на тебя.
– Благодарю вас за доверие.
Вечером того же дня брат пришёл к сестре.
– Ты всё рисуешь.
– Да. Природа и рисование успокаивают меня. В последнее время я часто грущу.
– Что вдруг?
– Не знаю. Сны странные лишают покоя …
– Грустить не надо. Всё ведь хорошо. Тебя все любят и желают добра.
– Я знаю. И всё же, неспокойно на душе. Какое-то предчувствие.
– Имми, сестрёнка, послушай. Собираюсь в Дрезден на учёбу. Граф Иоганн фон Зильсбург – наш благодетель и покровитель беседовал со мной на днях, сказал, что выделил стипендию и все расходы оплатил. Я давно мечтал об учёбе, ты знаешь. Разве могу отказаться от такой помощи?
– Отец и матушка знают?
– Да, граф передал эту новость через отца, и я поехал к нему.
Сестра подошла к брату и прильнула к нему. Они с детства были очень близки духовно.
– Скучать буду. Но за тебя порадуюсь, когда достигнешь своей цели. Ты у нас особенный.
– Не печалься, дорогая. Буду приезжать на каникулы. А хочешь, поехали со мной? Что тебе здесь делать?
– Я бы поехала, а кто матушке по хозяйству поможет? Одна не справится, тяжело ей. Мы и так стали относить бельё прачке-Хелене. Ты видел, какие у матушки раны на руках от студёной воды. А работа по дому осталась, её не убавилось. Жалко родимую.
– Не горюй, сестрица, выучусь, получу образование, буду зарабатывать и обеспечу вас. Отец не молодеет, сменить его пора. Не весь же век ему гнуть спину и обувать господ.
По зову любви
Зимняя романтическая сказка
Настраиваемся:
Великий Георгий Свиридов (Музыкальные иллюстрации к повести А.С. Пушкина Метель)
«Никого не попрекай неудачей, ибо судьба распоряжается всеми, и будущее неизвестно».
И. Сократ
Германия. Близился конец тридцатилетней войны.
Пролог
Ювелирная лавка на углу центральной и рыночной площадей.
Седовласый старик маленького росточка с пышной шевелюрой, впалыми щеками, отточенным с небольшой горбинкой носом и добрыми глазами, прохаживался по лавке и ёжился от холода.
– Зима! Топить нечем. Вон, как намело…
Безрадостное время: затяжная опустошительная война, немыслимый голод, эпидемия чумы, мародёрство солдат, которые с не остывших трупов срезали мясо – когда такое было?! – переживал старик-антикварий. – И всё это в нашей, некогда процветавшей Баварии.
Тот факт, что бедному Йоханану Вернеру – потомственному хранителю есть нечего – никого не беспокоил. И он побирался подачками: то молочница по старой памяти отливала чашку-другую молока раз в месяц, и я тут же делился с истощавшим котом. То булочник жертвовал буханку хлеба, которую я делил на кусочки, чтобы завтра не помереть с голода. Счастье, что по старой привычке заготовил сушёные фрукты и вяленую рыбу – спасали, а так давно бы пошёл на съедение червям, – бурчал себе под нос антикварий, поглаживая пальцами предметы роскоши. – На каждом из них пыль столетий.
Любитель и собиратель старинных изделий трепетно и бережно относился к семейным реликвиям.
– Отец наказал перед смертью сохранить его детище, вот я и забочусь, чтобы поддерживать предметы старины в надлежащем виде. Кто сейчас покупает? Люди с голоду пухнут – есть нечего. Закончится война, наступит мирное время, народ заживёт обычной жизнью, тогда и клиенты появятся.
– Ой… – антиквар скривился в болезненной гримасе. – Старые кости ломит от непогоды и на душе кошки скребут, – пожаловался он.
– Прилягте, отдохните, хозяин, – подсказал помощник.
– Лежать некогда. Схожу на чердак. Показалось, что ночью крыша протекла.
Дом сам по себе походил на один из экспонатов антиквариата. Но старому человеку не по силам и средствам было содержать жилище в хорошем состоянии. Так и жил.
– Пойдём со мной, поможешь, – попросил он
помощника.
– Следую за вами, хозяин. – Когда-то давно антикварий приютил у себя бездомного мальчонку-сироту, тот прижился у него, стал членом семьи, учеником и помощником.
Винтовая железная лестница вела на чердак. Юноша подхватил старика под предплечье и придерживал, когда тот переступал со ступеньки на ступеньку.
– Не торопись, дорогой, дай отдышаться.
Зло не дремлет
Тем временем внизу у входной двери зазвонил колокольчик – кто-то вошёл в лавку. Незнакомец в чёрном длинном плаще, с капюшоном на голове, прикрывавшем крысиные глаза, пробрался в помещение.
«Как удачно, никого нет. Оставлю здесь, – он поставил на комод пухлый кожаный саквояж, украшенный фамильной печатью, оттиском герба, и так же незаметно покинул лавку.
«Ха-ха, голыми оставил господ хороших, так им и надо. Придут кредиторы, судебные приставы, а вельможным особам нечем доказать своё происхождение – родственнички померли, документы пропали – гениально придумал. Пусть попляшут. Как миленькие пойдут с сумой по миру – я так хочу! – в своих мыслях пришелец наслаждался иллюзорной победой, словно она уже свершилась. – Надоело терпеть: одним всё, другим – ничего, – судорожно проговорил он. – Пусть хлебнут – удачно выкрал семейный ларец».
После этих слов он с удовлетворением покинул лавку.
Вошла служанка. Протирая мебель, заметила потёртый временем скиталец-саквояж.
– Кто-то из посетителей забыл или решил избавиться. Лишний хлам? Никому не нужен. Господину Вернеру не сгодится. Снесу к отстойнику. Зачем копить в доме? Проку никакого, только пыль от него.
***
3 декабря, 16:47
Годы уносили боль потерь, а жизнь шла своим чередом: новое поколение приходило на смену почившим в бозе.
«Сujus regio, ejus religio – чья власть, того и вера», – выдержка из Вестфальского договора о мире.
«… Во многой мудрости много печали;
Кто умножает познания, умножает скорбь».
(Библия, из книги Экклезиаста)
Мирная жизнь
Ветер гудел за ставнями, приводя их в движение, и они угрожающе гремели. Всю ночь бушевала метель, стучалась в окна горожан. Там, где не было ставен, комки мокрого снега прилипали к стёклам, и трудно было разглядеть что-либо. Улицы, старые покосившиеся дома небольшого городка накрыло плотным покрывалом и сугробами. Домочадцы топили печи, из труб на крышах струился дымок. Редкий прохожий, оказавшийся на улице в этот час, завидовал тем, кто прятался от стужи в домах, натягивая на ноги высокие гетры из овечьей шерсти, кутался в тёплые шали, и пил горячий чай с цикорием.
Зима в этом году пришла раньше положенного срока, принесла с собой лютые морозы, пургу и метели.
А в мастерской Юргена Шнайдера кипела работа, некогда было голову оторвать от болванки, на которую натягивались заготовки для новой обуви.
– Леон, неси скорее вон ту новенькую, заказчик скоро придёт, а возни с его сапогами ещё много, – попросил башмачник своего ученика и подмастерье.
– Бегу, мастер.
Башмачник Шнайдер вёл жизнь праведную и нелёгкую.
Когда-то давно их род восходил к богатому дворянскому сословию, но разорившемуся в период давних военных баталий. Что на самом деле произошло, родители не рассказывали. В один ненастный день семья потеряла всё: титулы, регалии, документы, подтверждающие их принадлежность к дворянству, наследство, оставленное предыдущими поколениями и средства, даже родовое гнездо.
Те, на чью долю выпало пережить утраты, бесчестие, позор и стыд, передали наказ своим детям, чтобы молчали – никто не должен был узнать правду. Так одни за другими, наследники аристократического рода стали вести непривычный образ жизни, но желание предков выполняли безоговорочно. Вопросов задавать не велено было.
Разорённая семья обнищала. Детей учить не на что было, но чтобы прожить, занялись ремесленничеством.
Юрген родился в третьем поколении и считался последышем. До него у родителей появились на свет восемь сыновей. Стоило кому-то провиниться, мать в сердцах говорила:
– Что за напасть? Ни одной дочки. За что меня Господь наказал?
И только младший сын стал мастером. Будучи подростком, самостоятельно научился рисовать, создавать лекала, придумывать модели, разбираться в материалах и шить. Шутя, в семье его называли:
«Ошибка природы».
Когда повзрослел, без работы башмачник не сидел ни дня. Но похвастаться большими заработками не мог. Крестьянам особо платить нечем было.
Приезжие господа вредничали, капризничали, то и дело торговались.
По старой памяти башмачника взял на службу граф Иоганн фон Зильсбург, который построил дворец в том же городе. Его родовое имение находилось поблизости. Господин был щедрым на руку. Когда-то давно его предки по-соседски общались с семьёй башмачника. Граф знал это, относился к Юргену по-дружески и не стеснялся этого. Не боялся склок и сплетен, и что станут говорить знатные господа в свете. А трудяга Шнайдер в знак благодарности обувал всю его семью, и родственников не обижал. Эти заработки позволили ему содержать близких и не нищенствовать.
О той жизни, которую вели некогда его богатые родственники, и мечтать не мог.
Женился башмачник на дочери дальнего родственника, с которой они дружили много лет, он тайно ей симпатизировал. И девочка к нему была привязана и неравнодушна, но скрывала свои чувства.
У них сложилась небольшая, по тем временам, но сплочённая семья: он, жена и двое детей: первым родился сын Вильгейм Леопольд, после – дочь Иммакулата Беата.
Девочка была названа в честь эрцгерцогини – давнишней родственницы, о которой отец Юргена часто рассказывал детям. Она в своё время добилась выдающихся успехов, её незаурядность колола глаза недругам, а друзья – ею восхищались. Эрцгерцогиня славилась особой красотой и стала в королевстве первой женщиной – меценатом.
Граф Иоганн фон Зильсбург знал об этом, поддерживал дружбу с семьёй башмачника, иногда приглашал на семейные торжества. Однажды он позвал Юргена на охоту. Сначала тот растерялся, подумывал отказаться, но чтобы не обидеть благодетеля, согласился в надежде, что посчастливится подстрелить дичь, и у семьи будет хороший обед. Но, сколько ни старался, удача ему не улыбнулась.
Но что суждено – то сбудется.
В той чаще леса они набрели на недавно родившегося детёныша. Его мать – волчица – погибла. Несчастный младенец жалобно скулил, прислонившись к телу матери. Граф стоял в задумчивости, не решаясь взять волчонка в свой заповедник.
– Не могу знать, что из него вырастет.
А Юрген, не раздумывая, сказал:
– Возьму-ка я детёныша, жалко его, погибнет. Пусть растёт с моими детьми. Им развлечение – с одной стороны. С другой – забота о нём воспитает в моих малышах умение сострадать. Волчонок в домашних условиях вырастет ручным. Тепло и кров пойдут ему на пользу. В лесу погибнет, кабаны дикие разорвут на кусочки. Как-то давно доводилось видеть на озере, как они обходились с другими животными. Я тогда мимо проезжал с ярмарки. Ужас!
Башмачник решил и сделал – привёз детёныша домой. Когда малышка Имми увидела пушистый белый комочек в руках отца, воскликнула:
– Снежок к нам пожаловал… – тотчас побежала на кухню, принесла свою бутылочку с зауженным горлышком и стала поить козьим молоком.
Единственным достоянием семьи была козочка с колокольчиком на шее. Когда-то давно Юргену преподнёс её в подарок пастух – старый друг башмачника. Так кормилица осталась у них, поила семью вкусным молоком и гоняла от курочек вредителей, которые водились в округе.
Как принято, родители в тесном кругу называли детей неполными именами: Вилли и Имми. Сын всегда стремился к знаниям, любил изучать всё, что привлекало его внимание, и сестру приобщал. Став старше, мальчик заинтересовался происхождением их рода. Но сколько подросток, затем юноша ни допытывался у отца, так ответа и не получил.
Достаточно было одного случайного взгляда, чтобы понять – дети башмачника – потомки аристократического рода. У Вильгейма с детства была военная выправка. Спустя годы он узнал, что его прародитель по отцовской линии занимал солидный пост при королевском дворе и посвятил себя воинскому искусству. А белокурая, утончённая, изящная красавица Имми всегда вызывала жгучий интерес и восхищение. Стоило к отцу приехать новому клиенту – знатному господину – он тут же переключал своё внимание на дочь башмачника, глаз не сводил с девушки, голова так и прирастала к тому месту, где она хлопотала по хозяйству, помогая матери. А Имми и не смотрела в сторону гостя.
Однажды приезжий господин так был взбешён её равнодушием, что разошёлся не на шутку, заявив отцу девушки:
– Башмачник! Имей в виду. Дождусь шестнадцатилетия твоей дочери и женюсь на ней.
На что Юрген, несколько замешкавшись от напора посетителя, спокойно ответил:
– Мне, конечно, лестно, мой господин, ваше внимание. Вы оказали нам большую честь. – Приезжий, слушая его, покручивал усы от удовольствия, и наслаждался собой. – И всё же считаю, последнее слово будет за дочерью. Я не тиран, и насильно не стану выдавать своё дитя. Жизнь – сложная штука, и если замуж идти либо жениться без любви, существование может показаться пыткой. Я бы не желал такой участи своим детям.
– Ты обязан принять моё предложение за великую честь! – зашумел приезжий.
– Конечно, мой господин, само предложение – делает честь нашей семье. Никто не подвергает сомнению ваших слов. Однако дочери своей желаю счастья. Простите, я всё сказал. Можете забирать, ваша обувь готова.
Приезжий фыркнул и покинул жилище башмачника. Но на этом не успокоился и повёл себя крайне некрасиво. Стал распространять о семье башмачника грязные сплетни, чтобы опорочить девочку.
***
4 декабря, 16:40
Время утекло как песок сквозь пальцы…
Увези меня в снежные дали,
В царство белых искристых полей.
Увези от тоски и печали,
И дыханьем своим отогрей.
Забери меня в зимнюю сказку,
Увези в свой заснеженный край…
Мой любимый, мой нежный, мой ласковый,
Где мы будем вдвоём — там и рай.
© Copyright: Арина Забавина, 2014
Красавица взрослеет
В день шестнадцатилетия Имми отец подозвал сына и наказал ему:
– Вилли, с этого дня твоя сестра – девушка на выданье. Прошу тебя, оберегай её и не допускай к ней нерадивых претендентов. Опорочить молоденькую неискушённую – проще простого. Попробуй потом отмойся. А ей замуж выходить, деток рожать. Я занят, видишь, получил от графа новые заказы. Мне некогда. А ты всегда и везде с Имми, будь бдителен, умоляю тебя.
– Не беспокойтесь, отец, я рядом, и в обиду сестру не дам.
– На провокации не поддавайся, лучше уйти своевременно.
– Сделаю, как просите.
– Одна надежда на тебя.
– Благодарю вас за доверие.
Вечером того же дня брат пришёл к сестре.
– Ты всё рисуешь.
– Да. Природа и рисование успокаивают меня. В последнее время я часто грущу.
– Что вдруг?
– Не знаю. Сны странные лишают покоя …
– Грустить не надо. Всё ведь хорошо. Тебя все любят и желают добра.
– Я знаю. И всё же, неспокойно на душе. Какое-то предчувствие.
– Имми, сестрёнка, послушай. Собираюсь в Дрезден на учёбу. Граф Иоганн фон Зильсбург – наш благодетель и покровитель беседовал со мной на днях, сказал, что выделил стипендию и все расходы оплатил. Я давно мечтал об учёбе, ты знаешь. Разве могу отказаться от такой помощи?
– Отец и матушка знают?
– Да, граф передал эту новость через отца, и я поехал к нему.
Сестра подошла к брату и прильнула к нему. Они с детства были очень близки духовно.
– Скучать буду. Но за тебя порадуюсь, когда достигнешь своей цели. Ты у нас особенный.
– Не печалься, дорогая. Буду приезжать на каникулы. А хочешь, поехали со мной? Что тебе здесь делать?
– Я бы поехала, а кто матушке по хозяйству поможет? Одна не справится, тяжело ей. Мы и так стали относить бельё прачке-Хелене. Ты видел, какие у матушки раны на руках от студёной воды. А работа по дому осталась, её не убавилось. Жалко родимую.
– Не горюй, сестрица, выучусь, получу образование, буду зарабатывать и обеспечу вас. Отец не молодеет, сменить его пора. Не весь же век ему гнуть спину и обувать господ.
