Инна Комарова
Обожаю эту музыку и она сюда очень подходит, послушайте. Томазо Альбиони - Адажио:
Рвёт сердце на части...
Плач скрипача
Зарисовка
Первая послевоенная зима.
Ночь.
Пурга: валит снег, завывает ветер. На улице ни души. Тень от фонаря. И только одинокая фигура бредёт по безлюдным улицам зимнего города.
О, Боже! Это очень худой, измождённый старик. Сразу бросается в глаза – он одет не по сезону. На нём старое, потёртое демисезонное пальто, шляпа, обветшалые туфли на тонкой не везде сплошной подошве. Ворот пальто приподнят.
Глядя на него не трудно догадаться, как ему холодно. Он весь озяб, согнулся под натиском ледяного ветра. Руки утонули в карманах. Сильный ветер поднимает полы пальто. Но что это?
Вероятнее всего, нет подкладки и самих карманов тоже нет, а с внутренней стороны сквозное отверстие, прикрытое верхней полкой пальто. И всё.
Под мышкой правой руки у него потёртый футляр по форме скрипки. Не трудно догадаться, кем он был в прошлом. Так и есть, он скрипач. И всё, что у него осталось – это его скрипка, которую он сохранил и как реликвию носит повсюду, иногда с её помощью вымаливает себе подаяние. За время той страшной войны он потерял всех родных, включая семью. Побывал в застенках фашистского гетто. Чисто случайно остался жив. Вернулся и узнал, что дом, где он с семьёй жил до войны, разбомбили. Так была уничтожена вся его предыдущая жизнь. В ней были те, кого он любил и кто любил его. Было дело – его музыка. Ей он служил верой и правдой. Был успех, овации, цветы и его ученики. Было скромное и, в то же время, полноценное прошлое, красивое, достойное настоящее и вера в будущее, во славу которого он много и упорно трудился.
Теперь не осталось ничего. Потеряв всё, пережив концлагерь, он почему-то живёт и бредёт по безлюдным улочкам в надежде, что кто-то откроет ему дверь, впустит на ночлег и поделится ломтем хлеба. Тоска гнетёт его душу.
А та – довоенная жизнь: служение людям, великой музыке, полная надежд и минут истинного счастья, эпизодами всплывает в воспоминаниях. Будоражит, бередит и без того измученную, израненную душу. Крупные, горячие слёзы застилают взор. И не успев скатиться, примерзают к запавшим щекам. Он с трудом преодолевает сугроб за сугробом, но всё же продолжает свой путь, не переставая надеяться, что где-то его ждут и ему будут рады. Ибо Надежда – незаметный, почти неощутимый, крошечный островок, ещё теплится в самом затаённом уголке его души. А когда он уйдёт в мир иной, она отправится вслед за ним, успокаивая его душу.
Люди!
Будьте добрее друг к другу. Наполняйте своё сердце Любовью и не забывайте делиться ею. Жизнь коротка...
Обожаю эту музыку и она сюда очень подходит, послушайте. Томазо Альбиони - Адажио:
Рвёт сердце на части...
Плач скрипача
Зарисовка
Первая послевоенная зима.
Ночь.
Пурга: валит снег, завывает ветер. На улице ни души. Тень от фонаря. И только одинокая фигура бредёт по безлюдным улицам зимнего города.
О, Боже! Это очень худой, измождённый старик. Сразу бросается в глаза – он одет не по сезону. На нём старое, потёртое демисезонное пальто, шляпа, обветшалые туфли на тонкой не везде сплошной подошве. Ворот пальто приподнят.
Глядя на него не трудно догадаться, как ему холодно. Он весь озяб, согнулся под натиском ледяного ветра. Руки утонули в карманах. Сильный ветер поднимает полы пальто. Но что это?
Вероятнее всего, нет подкладки и самих карманов тоже нет, а с внутренней стороны сквозное отверстие, прикрытое верхней полкой пальто. И всё.
Под мышкой правой руки у него потёртый футляр по форме скрипки. Не трудно догадаться, кем он был в прошлом. Так и есть, он скрипач. И всё, что у него осталось – это его скрипка, которую он сохранил и как реликвию носит повсюду, иногда с её помощью вымаливает себе подаяние. За время той страшной войны он потерял всех родных, включая семью. Побывал в застенках фашистского гетто. Чисто случайно остался жив. Вернулся и узнал, что дом, где он с семьёй жил до войны, разбомбили. Так была уничтожена вся его предыдущая жизнь. В ней были те, кого он любил и кто любил его. Было дело – его музыка. Ей он служил верой и правдой. Был успех, овации, цветы и его ученики. Было скромное и, в то же время, полноценное прошлое, красивое, достойное настоящее и вера в будущее, во славу которого он много и упорно трудился.
Теперь не осталось ничего. Потеряв всё, пережив концлагерь, он почему-то живёт и бредёт по безлюдным улочкам в надежде, что кто-то откроет ему дверь, впустит на ночлег и поделится ломтем хлеба. Тоска гнетёт его душу.
А та – довоенная жизнь: служение людям, великой музыке, полная надежд и минут истинного счастья, эпизодами всплывает в воспоминаниях. Будоражит, бередит и без того измученную, израненную душу. Крупные, горячие слёзы застилают взор. И не успев скатиться, примерзают к запавшим щекам. Он с трудом преодолевает сугроб за сугробом, но всё же продолжает свой путь, не переставая надеяться, что где-то его ждут и ему будут рады. Ибо Надежда – незаметный, почти неощутимый, крошечный островок, ещё теплится в самом затаённом уголке его души. А когда он уйдёт в мир иной, она отправится вслед за ним, успокаивая его душу.
Люди!
Будьте добрее друг к другу. Наполняйте своё сердце Любовью и не забывайте делиться ею. Жизнь коротка...
