Инна Комарова
Последний шанс
Мы только думаем, что выбираем.
Судьба решает всё за нас…
Наслаждайтесь!
*РЕЦЕНЗИЯ НА РОМАН:
https://prodaman.ru/Inna-Komarova/blog/Recenziya-na-roman-POSLEDNIJ-ShANS
Пролог
О старинных подмосковных усадьбах, их красоте и великолепии в народе бытует много легенд и любопытных историй. И только окунувшись в ту атмосферу несложно догадаться, какое настроение создавали эти незабываемые места со своей многовековой историей, загадками и тайнами. И ни у кого не вызывало сомнения, почему именно там вершились удивительные судьбы, случались драмы и трагедии, в которые сегодня трудно поверить.
Сейчас я поведаю вам невероятно интересную и занимательную историю, в которой разные судьбы, но каждая из них неимоверно увлекательна и сложна. И все они удивительным образом переплетены и связаны между собой.
***
Дорогой мой читатель, мы с вами в старом Петербурге. По его улицам некогда прогуливались Пушкин, Достоевский, Тургенев, многие другие великие личности и герои их бессмертных произведений. Приглашаю вас в увлекательное путешествие. Все герои такие разные. Одни удивят вас, другие огорчат, третьи озадачат, четвёртые – порадуют и невольно у вас навернутся на глаза слёзы. Но равнодушными вы точно не останетесь.
Наследие ростовщика
Однажды поздним морозным вечером у дверей конторы знаменитого в Петербурге ростовщика – Емельяна Никаноровича Дерябина – зазвонил колокольчик.
С незапамятных времён здесь в конторе принимал посетителей глава семейства Дерябиных. Представьте, она с тех давних пор так и осталась на первом этаже. Жилые помещения находились на втором этаже трёхэтажного внушительного здания. В лучшие годы жизни дед ростовщика построил этот дом, и он стал неотъемлемой частью старинной усадьбы. Строение выглядело массивно, солидно, громоздко, роспись на стенах и резьба на оконцах возвращали в памяти фрагменты старины и говорили о предпочтениях и вкусах прежних жильцов.
Потомки Дерябина старались поддерживать и сохранять былую красоту. На трёх этажах было просторно, уютно и, что немаловажно, места хватало для всех, включая большое дружное семейство и гостей, которые так любили приезжать к Дерябиным с визитами, без особых приглашений и поводов. На верхнем этаже находились помещения для обслуги. Однако с тех давних пор многое изменилось. На последнем этаже уже никто не жил. Прислуга переселилась во флигель, что был пристроен к левому крылу дома.
Нынешний хозяин усадьбы уже отдыхал.
– Кто бы это мог быть в такой поздний час? – произнёс юноша, который служил у ростовщика писарем. Он, отложив перо, поднялся и пошёл открывать. Помощник запоздно засиживался, дорабатывая нужные документы для хозяина. Паренёк и поныне вспоминал о первой встречи с благодетелем и спасителем своим.
……………………………………………
Случай помог
Молодой человек приятной наружности, степенного нрава, сколько себя помнил, считался сиротой. На жизнь подрабатывал, где приходилось, перебиваясь подачками от случая к случаю.
День первой его встречи с покровителем юноша запомнил навсегда. Емельяну Никаноровичу Дерябину захотелось пивка испить.
На Невском неподалёку от его дома в трактире у старого доброго знакомого – Димитрия Гавриловича Серебрякова – всегда можно было угоститься и утолить жажду большой кружкой лёгкого пенящегося до краёв напитка. В этом удовольствии ростовщик себе не отказывал. Позволял не так часто, раз в неделю или по особым случаям, но непременно. И вовсе не потому, что скупость донимала, нет. Дерябин запомнил слова батюшки:
«Сынок, хочешь жизнь прожить с умом, праведно, достославно и в полном здравии, запомни: в еде знай меру, в делах – порядок. К заработанным средствам относитесь бережливо, но не позволяй себе опускаться до скупости».
И Емельян следовал наказам отца.
В трактир ростовщик приходил душу отвести. От одной только мысли, что повстречался там с приятным человеком, посидел в его компании, побеседовал о том, о сём – настроение улучшалось мгновенно. Емельян Никанорович временами имел обыкновение грустить. Уж больно душевным и небезразличным человеком был он. В трактире у Серебрякова сама обстановка позволяла открыть душу случайному знакомому, послушать проникновенные рассказы из жизни других людей, а порой доводилось узнавать такие душещипательные истории, после которых добродушный и чуткий человек, каким был Дерябин, ещё долго оставался под сильным впечатлением. К тому же в трактире всегда музыка играла, звон бокалов, шум от людских голосов – движение самой жизни.
К Лернеру – знаменитому трактирщику – он заезжал реже. Там собиралась аристократическая публика: меценаты, знаменитые артисты, писатели, антрепренёры. За чашечкой кофейного напитка, под музыку и шумок разговоров заключались важнейшие контракты. Соответствующая обстановка требовала от ростовщика выполнения определённых правил и норм поведения, а также упрямо напоминала: «Посещать такие места надобно исключительно при полном параде. Приодеться, надушиться, волосы уложить».
А он жутко не любил наряжаться, разве что, по особым случаям.
У Серебрякова публика собиралась попроще. И там Дерябин чувствовал себя свободнее и вольготнее. Да и меню здешнее Емельяну Никаноровичу Дерябину больше пришлось по душе. Трактир Серебрякова являлся местом встречи друзей, завсегдатаев, иногда – биржей для коммерсантов и передышкой для путников. А между делом, за кулисами это заведение порой становилось притоном. Но случалось это не так часто, по просьбе особого гостя. И скрывалось где-то там, в кулисах, далеко от всех, на втором этаже, за высокими дверьми, чтобы глаз посетителей не углядел, и никто ничего не учуял. В вечерние часы это место называлось «Клуб одиноких сердец». Вот такое вполне красноречивое название придумали ему завсегдатаи.
В дневные часы пожилые горожане, посещая заведение, создавали атмосферу избы-читальни и места отдыха для всякого люда – от заезжего богача и до босяка. При этом даже в столице императорской России трактир вовсе не являлся заведением невысокого пошиба и всего лишь для простонародья. Нет. Каждый здесь находил отдушину для себя.
Емельян Никанорович приходил в трактир Серебрякова отдохнуть. Заодно и обед заказывал. Благо в меню предлагались блюда одно лучше другого, на любой вкус и карман. И какой славный обед: «суп мипотаж натюрень», пироги «демидовские коки», «ростбиф с циндроном», соус «фаже из рябчиков тур тю шу», раки, телятина, а на десерт пирожное «крем-бруле». И весь обед общей стоимостью выходил в один рублик и сорок три копейки серебром. Красота! Можно сказать, почти что даром.
По правде говоря, кухарка Дерябина готовила превосходно, не придерёшься. Но иногда ему хотелось посидеть в обществе приятного собеседника.
***
10 июля, 21:09
Долгожданная встреча
Писарь-Николай нередко вспоминал тот день. В ту пору юноша трудился в трактире. Он не так давно устроился туда на работу. И сразу же непомерная нагрузка навалилась на него. Гости прибывали непрерывно: завсегдатаев было много и тех, что впервые интересовались хорошей кухней и вежливым обслуживанием. Трактир на Невском славился заслуженным и непререкаемым авторитетом, а в этот день зал наполнился до отказа. Хозяин принимал заказы, с каждым гостем приветливо перекидывался двумя-тремя фразами, справляясь о здоровье, а Николай, тем временем, разносил блюда. Только и успевал бегать от столика к столику, выполняя заказы, и снова возвращался на кухню за новой порцией блюд.
– Запарка сегодня! Видишь, сколько посетителей, иголке негде упасть, поторопись. Иван слёг, простуду подхватил где-то, лихорадка у парня. Утром соседский мальчуган прибегал. Иначе, откуда бы я узнал. Заменить некем. Послал за старшим сыном, как придёт, станет тебе легче. Часть твоей работы передам ему. Давай, не стой, поторопись! – подгонял трактирщик парня, наспех вытирая полотенцем обильный слой пота со лба и шеи. Его пунцовые щёки красноречиво говорили, как он нервничал и спешил удовлетворить пожелания посетителей.
Пока Николай накрывал на стол, ростовщик присматривался к нему.
– Новенький? – спросил Емельян Никанорович.
– Да.
– Раньше тебя здесь не видел.
– Третий день пошёл, как приняли на службу.
– Нравится работа?
– Никакой другой нет. Жить-то как-то надо, – ростовщик обратил внимание, что паренёк немногословен, отвечал ему коротко и по существу, не вдаваясь в подробности. «Умён, однако, ничего не скажешь», – заключил Дерябин.
– А что умеешь делать? Учился, где? – поинтересовался Емельян Никанорович.
– Да, учился в приходской школе, читал много. Батюшка, который служил в том храме учёным человеком был, в его библиотеке много книг и не только церковных. У него всему и научился. Писарь я. Красиво пишу, аккуратно и отчётливо. В накладных толк знаю, могу подготовить отчёт по документации, если потребуется. Считать умею. Баланс поквартальный делать. Многое могу.
– Так ты находка! – загорелся ростовщик. – Мне как раз такой помощник нужен. Столько дел навалилось, самому трудно поспевать за всем. А ещё посетителей принимать надобно. Рекомендации у тебя есть? – спросил Дерябин у парня.
– Нет. Не знал, что понадобится, вот и не брал.
– Ну да ладно. Рискну. Завтра приходи к десяти часам. Буду в конторе. Вот здесь адрес, – и Емельян Никанорович протянул юноше маленькую тоненькую карточку, на которой в четырёх углах, как на виньетке, красивые завитушки обогащали внешний вид представительского документа. В центре – каллиграфическим почерком значились инициалы ростовщика, род занятий, адрес конторы и приёмные дни и часы.
– Это моя визитная карточка, – пояснил Дерябин.
– Барин, вы серьёзно хотите взять меня на работу? – не верилось юноше.
– Да. А что я произвожу впечатление пустомели?! – всполошился ростовщик.
– Нет, что вы. Причина кроется в другом. Знали бы вы, как долго я искал подходящее место. Где только ни был. Расспрашивал у знакомых. Никто не упоминал о вас. Вы только не удивляйтесь, спросил, потому, что сразу и не поверилось, что наконец-то повезло. Благодарствуйте, сударь. Непременно буду.
– Стало быть, пора нам познакомиться. Как звать тебя? – спросил ростовщик.
– Бабушка в детстве Николаем величала. Ласково – Николенькой.
– О, как государя императора нашего звать! Хорошее имя. А где твоя бабушка? – допытывался Дерябин.
– Давно к праотцам ушла. Я тогда маленьким был. Грустная история, сударь.
– Печально. И, что больше никого из родни не осталось? – Емельяну Никаноровичу стало жаль парнишку.
– Нет, сударь, один я, как перст. Маменька в родах померла, где мой отец – никто не знал. Бабушка сказывала, уехал он куда-то ещё до моего рождения.
– Безобразие, полнейшее безобразие! Никакой ответственности, – возмущался Емельян Никанорович. Ростовщик был воспитан в старых добропорядочных традициях. Когда приходилось по жизни встречаться с такими случаями, его воспитание, привитые ему с детства матушкой нормы морали, входили в противоречие с поступками других людей. Его нутро противилось этому, Дерябин возмущён был до глубины души. Подобное поведение неприемлемо было для него. – Так вот, Николай, – продолжил он промелькнувшую в голове мысль, – с Димитрием Гавриловичем мы дружим с давних пор, а посему я сам позабочусь и обо всём договорюсь. Не тревожься об этом. Тебе объясняться не придётся. У меня есть работник, он ничего не умеет и к тому же бесталанный. Мне от него проку нет, пришлю сюда на подмогу. Парень крепкий, здоровый, здесь он точно пригодится. А тебя я к себе заберу. Иди, работай. Завтра к назначенному часу жду. Не опаздывай, – предупредил ростовщик.
– Премного благодарен вам, сударь. Непременно буду, не сомневайтесь, сам давно мечтал делом стоящим заниматься, стало быть, случай подоспел, – немного растерявшись, ответил Николай и удалился.
Так они познакомились, и с тех пор юноша жил и работал у покровителя. Паренёк молился на ростовщика, как на отца родного, которого никогда не видел и не знал.
***
Корни ростовщика
Емельян Никанорович Дерябин – потомственный мещанин, жил безбедно и праведно. Покойный отец передал ему своё дело – тот слыл отменным ростовщиком на весь Петербург и округу, а затем слухи донеслись и до первопрестольной. Сын вырос в окружении обеспеченных зажиточных людей и покорно перенимал у батюшки знания и опыт. А заодно полезную привычку: его волшебный сундучок – загашник – никогда не опустошался. При случае, запасливый наследник любил повторять, рассуждая вслух:
– Припас на чёрный день. Желал бы, чтобы он никогда не наступил. Зарабатываю честным трудом. И о благом деле не забываю: слабым и больным помогаю. А посему, могу жить спокойно. Аферы, махинации – не для меня. На чужое доброе не падкий. Своего хватает.
Добротой, умением сопереживать Емельян пошёл в маменьку – Авдотью Дормидонтовну Дерябину. Эту женщину чтили и уважали не только в Петербурге, но и за пределами оного. Сын любил мать и до последней минуты был ей предан.
Дело ростовщику приносило солидный доход. Всё шло своим чередом. Он охотно участвовал в благотворительных аккордах и всегда с готовностью оказывал посильную помощь всем, кто обращался к нему. Нужды ни в чём не испытывал. Однако ни семьёй, ни наследниками обзавестись не успел. Как-то не случилось.
Питал нежные чувства к своему коту, которого уважительно величал Петровичем. Разъевшийся вальяжный ленивец с трудом передвигался по дому, поднимая свой белый пушистый хвост дугой, как только примечал появление Емельяна Никаноровича. Так кот приветствовал своего любимого хозяина. И хитрецом был отменным. В контору питомца не допускали. Ростовщик, занимаясь делами, не любил отвлекаться. А вот в свободное время Дерябин продолжал баловать кота: кормил изысками, играл с ним, умиляясь и забавляясь, при этом, поглаживал брюшко и напевал любимый романс. Этого мгновения изобретательный и ловкий кот ждал с особым нетерпением. Млел, замирая, лёжа на спине, испытывая величайшее наслаждение. Но хитрец знал, что в любое время к хозяину могут нагрянуть посетители. Ростовщик немедля уйдёт в контору, а игры и удовольствие тотчас прекратятся. И это расстраивало Петровича.
Иногда Емельяна Никаноровича навещала племянница Василиса. Дядюшка ласково её величал Василисушкой. Приходила она чаще по праздникам. Сестрица его подолгу хворала. А наследница любила бывать у Дерябина. С пустыми руками свою племянницу он никогда не отпускал: добрым был.
– Василисушка – моя радость. Ладная девица вышла и душой в сестрицу уродилась. Люблю, когда она навещает меня, – делился Емельян Никанорович с Петровичем.
Хозяйством в доме занималась кухарка. Женщина служила у Дерябина много лет. Ей он доверял всецело. Аксинья выполняла всю работу: готовила, прибирала, стирала и за домом приглядывала, когда хозяин выезжал к клиенту оценивать антиквариат. Но, чтобы работа спорилась быстрее, ростовщик нанял ей помощницу – деревенскую девушку Нюшу.
Последний шанс
Мы только думаем, что выбираем.
Судьба решает всё за нас…
Наслаждайтесь!
*РЕЦЕНЗИЯ НА РОМАН:
https://prodaman.ru/Inna-Komarova/blog/Recenziya-na-roman-POSLEDNIJ-ShANS
Пролог
О старинных подмосковных усадьбах, их красоте и великолепии в народе бытует много легенд и любопытных историй. И только окунувшись в ту атмосферу несложно догадаться, какое настроение создавали эти незабываемые места со своей многовековой историей, загадками и тайнами. И ни у кого не вызывало сомнения, почему именно там вершились удивительные судьбы, случались драмы и трагедии, в которые сегодня трудно поверить.
Сейчас я поведаю вам невероятно интересную и занимательную историю, в которой разные судьбы, но каждая из них неимоверно увлекательна и сложна. И все они удивительным образом переплетены и связаны между собой.
***
Дорогой мой читатель, мы с вами в старом Петербурге. По его улицам некогда прогуливались Пушкин, Достоевский, Тургенев, многие другие великие личности и герои их бессмертных произведений. Приглашаю вас в увлекательное путешествие. Все герои такие разные. Одни удивят вас, другие огорчат, третьи озадачат, четвёртые – порадуют и невольно у вас навернутся на глаза слёзы. Но равнодушными вы точно не останетесь.
Наследие ростовщика
Однажды поздним морозным вечером у дверей конторы знаменитого в Петербурге ростовщика – Емельяна Никаноровича Дерябина – зазвонил колокольчик.
С незапамятных времён здесь в конторе принимал посетителей глава семейства Дерябиных. Представьте, она с тех давних пор так и осталась на первом этаже. Жилые помещения находились на втором этаже трёхэтажного внушительного здания. В лучшие годы жизни дед ростовщика построил этот дом, и он стал неотъемлемой частью старинной усадьбы. Строение выглядело массивно, солидно, громоздко, роспись на стенах и резьба на оконцах возвращали в памяти фрагменты старины и говорили о предпочтениях и вкусах прежних жильцов.
Потомки Дерябина старались поддерживать и сохранять былую красоту. На трёх этажах было просторно, уютно и, что немаловажно, места хватало для всех, включая большое дружное семейство и гостей, которые так любили приезжать к Дерябиным с визитами, без особых приглашений и поводов. На верхнем этаже находились помещения для обслуги. Однако с тех давних пор многое изменилось. На последнем этаже уже никто не жил. Прислуга переселилась во флигель, что был пристроен к левому крылу дома.
Нынешний хозяин усадьбы уже отдыхал.
– Кто бы это мог быть в такой поздний час? – произнёс юноша, который служил у ростовщика писарем. Он, отложив перо, поднялся и пошёл открывать. Помощник запоздно засиживался, дорабатывая нужные документы для хозяина. Паренёк и поныне вспоминал о первой встречи с благодетелем и спасителем своим.
……………………………………………
Случай помог
Молодой человек приятной наружности, степенного нрава, сколько себя помнил, считался сиротой. На жизнь подрабатывал, где приходилось, перебиваясь подачками от случая к случаю.
День первой его встречи с покровителем юноша запомнил навсегда. Емельяну Никаноровичу Дерябину захотелось пивка испить.
На Невском неподалёку от его дома в трактире у старого доброго знакомого – Димитрия Гавриловича Серебрякова – всегда можно было угоститься и утолить жажду большой кружкой лёгкого пенящегося до краёв напитка. В этом удовольствии ростовщик себе не отказывал. Позволял не так часто, раз в неделю или по особым случаям, но непременно. И вовсе не потому, что скупость донимала, нет. Дерябин запомнил слова батюшки:
«Сынок, хочешь жизнь прожить с умом, праведно, достославно и в полном здравии, запомни: в еде знай меру, в делах – порядок. К заработанным средствам относитесь бережливо, но не позволяй себе опускаться до скупости».
И Емельян следовал наказам отца.
В трактир ростовщик приходил душу отвести. От одной только мысли, что повстречался там с приятным человеком, посидел в его компании, побеседовал о том, о сём – настроение улучшалось мгновенно. Емельян Никанорович временами имел обыкновение грустить. Уж больно душевным и небезразличным человеком был он. В трактире у Серебрякова сама обстановка позволяла открыть душу случайному знакомому, послушать проникновенные рассказы из жизни других людей, а порой доводилось узнавать такие душещипательные истории, после которых добродушный и чуткий человек, каким был Дерябин, ещё долго оставался под сильным впечатлением. К тому же в трактире всегда музыка играла, звон бокалов, шум от людских голосов – движение самой жизни.
К Лернеру – знаменитому трактирщику – он заезжал реже. Там собиралась аристократическая публика: меценаты, знаменитые артисты, писатели, антрепренёры. За чашечкой кофейного напитка, под музыку и шумок разговоров заключались важнейшие контракты. Соответствующая обстановка требовала от ростовщика выполнения определённых правил и норм поведения, а также упрямо напоминала: «Посещать такие места надобно исключительно при полном параде. Приодеться, надушиться, волосы уложить».
А он жутко не любил наряжаться, разве что, по особым случаям.
У Серебрякова публика собиралась попроще. И там Дерябин чувствовал себя свободнее и вольготнее. Да и меню здешнее Емельяну Никаноровичу Дерябину больше пришлось по душе. Трактир Серебрякова являлся местом встречи друзей, завсегдатаев, иногда – биржей для коммерсантов и передышкой для путников. А между делом, за кулисами это заведение порой становилось притоном. Но случалось это не так часто, по просьбе особого гостя. И скрывалось где-то там, в кулисах, далеко от всех, на втором этаже, за высокими дверьми, чтобы глаз посетителей не углядел, и никто ничего не учуял. В вечерние часы это место называлось «Клуб одиноких сердец». Вот такое вполне красноречивое название придумали ему завсегдатаи.
В дневные часы пожилые горожане, посещая заведение, создавали атмосферу избы-читальни и места отдыха для всякого люда – от заезжего богача и до босяка. При этом даже в столице императорской России трактир вовсе не являлся заведением невысокого пошиба и всего лишь для простонародья. Нет. Каждый здесь находил отдушину для себя.
Емельян Никанорович приходил в трактир Серебрякова отдохнуть. Заодно и обед заказывал. Благо в меню предлагались блюда одно лучше другого, на любой вкус и карман. И какой славный обед: «суп мипотаж натюрень», пироги «демидовские коки», «ростбиф с циндроном», соус «фаже из рябчиков тур тю шу», раки, телятина, а на десерт пирожное «крем-бруле». И весь обед общей стоимостью выходил в один рублик и сорок три копейки серебром. Красота! Можно сказать, почти что даром.
По правде говоря, кухарка Дерябина готовила превосходно, не придерёшься. Но иногда ему хотелось посидеть в обществе приятного собеседника.
***
10 июля, 21:09
Долгожданная встреча
Писарь-Николай нередко вспоминал тот день. В ту пору юноша трудился в трактире. Он не так давно устроился туда на работу. И сразу же непомерная нагрузка навалилась на него. Гости прибывали непрерывно: завсегдатаев было много и тех, что впервые интересовались хорошей кухней и вежливым обслуживанием. Трактир на Невском славился заслуженным и непререкаемым авторитетом, а в этот день зал наполнился до отказа. Хозяин принимал заказы, с каждым гостем приветливо перекидывался двумя-тремя фразами, справляясь о здоровье, а Николай, тем временем, разносил блюда. Только и успевал бегать от столика к столику, выполняя заказы, и снова возвращался на кухню за новой порцией блюд.
– Запарка сегодня! Видишь, сколько посетителей, иголке негде упасть, поторопись. Иван слёг, простуду подхватил где-то, лихорадка у парня. Утром соседский мальчуган прибегал. Иначе, откуда бы я узнал. Заменить некем. Послал за старшим сыном, как придёт, станет тебе легче. Часть твоей работы передам ему. Давай, не стой, поторопись! – подгонял трактирщик парня, наспех вытирая полотенцем обильный слой пота со лба и шеи. Его пунцовые щёки красноречиво говорили, как он нервничал и спешил удовлетворить пожелания посетителей.
Пока Николай накрывал на стол, ростовщик присматривался к нему.
– Новенький? – спросил Емельян Никанорович.
– Да.
– Раньше тебя здесь не видел.
– Третий день пошёл, как приняли на службу.
– Нравится работа?
– Никакой другой нет. Жить-то как-то надо, – ростовщик обратил внимание, что паренёк немногословен, отвечал ему коротко и по существу, не вдаваясь в подробности. «Умён, однако, ничего не скажешь», – заключил Дерябин.
– А что умеешь делать? Учился, где? – поинтересовался Емельян Никанорович.
– Да, учился в приходской школе, читал много. Батюшка, который служил в том храме учёным человеком был, в его библиотеке много книг и не только церковных. У него всему и научился. Писарь я. Красиво пишу, аккуратно и отчётливо. В накладных толк знаю, могу подготовить отчёт по документации, если потребуется. Считать умею. Баланс поквартальный делать. Многое могу.
– Так ты находка! – загорелся ростовщик. – Мне как раз такой помощник нужен. Столько дел навалилось, самому трудно поспевать за всем. А ещё посетителей принимать надобно. Рекомендации у тебя есть? – спросил Дерябин у парня.
– Нет. Не знал, что понадобится, вот и не брал.
– Ну да ладно. Рискну. Завтра приходи к десяти часам. Буду в конторе. Вот здесь адрес, – и Емельян Никанорович протянул юноше маленькую тоненькую карточку, на которой в четырёх углах, как на виньетке, красивые завитушки обогащали внешний вид представительского документа. В центре – каллиграфическим почерком значились инициалы ростовщика, род занятий, адрес конторы и приёмные дни и часы.
– Это моя визитная карточка, – пояснил Дерябин.
– Барин, вы серьёзно хотите взять меня на работу? – не верилось юноше.
– Да. А что я произвожу впечатление пустомели?! – всполошился ростовщик.
– Нет, что вы. Причина кроется в другом. Знали бы вы, как долго я искал подходящее место. Где только ни был. Расспрашивал у знакомых. Никто не упоминал о вас. Вы только не удивляйтесь, спросил, потому, что сразу и не поверилось, что наконец-то повезло. Благодарствуйте, сударь. Непременно буду.
– Стало быть, пора нам познакомиться. Как звать тебя? – спросил ростовщик.
– Бабушка в детстве Николаем величала. Ласково – Николенькой.
– О, как государя императора нашего звать! Хорошее имя. А где твоя бабушка? – допытывался Дерябин.
– Давно к праотцам ушла. Я тогда маленьким был. Грустная история, сударь.
– Печально. И, что больше никого из родни не осталось? – Емельяну Никаноровичу стало жаль парнишку.
– Нет, сударь, один я, как перст. Маменька в родах померла, где мой отец – никто не знал. Бабушка сказывала, уехал он куда-то ещё до моего рождения.
– Безобразие, полнейшее безобразие! Никакой ответственности, – возмущался Емельян Никанорович. Ростовщик был воспитан в старых добропорядочных традициях. Когда приходилось по жизни встречаться с такими случаями, его воспитание, привитые ему с детства матушкой нормы морали, входили в противоречие с поступками других людей. Его нутро противилось этому, Дерябин возмущён был до глубины души. Подобное поведение неприемлемо было для него. – Так вот, Николай, – продолжил он промелькнувшую в голове мысль, – с Димитрием Гавриловичем мы дружим с давних пор, а посему я сам позабочусь и обо всём договорюсь. Не тревожься об этом. Тебе объясняться не придётся. У меня есть работник, он ничего не умеет и к тому же бесталанный. Мне от него проку нет, пришлю сюда на подмогу. Парень крепкий, здоровый, здесь он точно пригодится. А тебя я к себе заберу. Иди, работай. Завтра к назначенному часу жду. Не опаздывай, – предупредил ростовщик.
– Премного благодарен вам, сударь. Непременно буду, не сомневайтесь, сам давно мечтал делом стоящим заниматься, стало быть, случай подоспел, – немного растерявшись, ответил Николай и удалился.
Так они познакомились, и с тех пор юноша жил и работал у покровителя. Паренёк молился на ростовщика, как на отца родного, которого никогда не видел и не знал.
***
Корни ростовщика
Емельян Никанорович Дерябин – потомственный мещанин, жил безбедно и праведно. Покойный отец передал ему своё дело – тот слыл отменным ростовщиком на весь Петербург и округу, а затем слухи донеслись и до первопрестольной. Сын вырос в окружении обеспеченных зажиточных людей и покорно перенимал у батюшки знания и опыт. А заодно полезную привычку: его волшебный сундучок – загашник – никогда не опустошался. При случае, запасливый наследник любил повторять, рассуждая вслух:
– Припас на чёрный день. Желал бы, чтобы он никогда не наступил. Зарабатываю честным трудом. И о благом деле не забываю: слабым и больным помогаю. А посему, могу жить спокойно. Аферы, махинации – не для меня. На чужое доброе не падкий. Своего хватает.
Добротой, умением сопереживать Емельян пошёл в маменьку – Авдотью Дормидонтовну Дерябину. Эту женщину чтили и уважали не только в Петербурге, но и за пределами оного. Сын любил мать и до последней минуты был ей предан.
Дело ростовщику приносило солидный доход. Всё шло своим чередом. Он охотно участвовал в благотворительных аккордах и всегда с готовностью оказывал посильную помощь всем, кто обращался к нему. Нужды ни в чём не испытывал. Однако ни семьёй, ни наследниками обзавестись не успел. Как-то не случилось.
Питал нежные чувства к своему коту, которого уважительно величал Петровичем. Разъевшийся вальяжный ленивец с трудом передвигался по дому, поднимая свой белый пушистый хвост дугой, как только примечал появление Емельяна Никаноровича. Так кот приветствовал своего любимого хозяина. И хитрецом был отменным. В контору питомца не допускали. Ростовщик, занимаясь делами, не любил отвлекаться. А вот в свободное время Дерябин продолжал баловать кота: кормил изысками, играл с ним, умиляясь и забавляясь, при этом, поглаживал брюшко и напевал любимый романс. Этого мгновения изобретательный и ловкий кот ждал с особым нетерпением. Млел, замирая, лёжа на спине, испытывая величайшее наслаждение. Но хитрец знал, что в любое время к хозяину могут нагрянуть посетители. Ростовщик немедля уйдёт в контору, а игры и удовольствие тотчас прекратятся. И это расстраивало Петровича.
Иногда Емельяна Никаноровича навещала племянница Василиса. Дядюшка ласково её величал Василисушкой. Приходила она чаще по праздникам. Сестрица его подолгу хворала. А наследница любила бывать у Дерябина. С пустыми руками свою племянницу он никогда не отпускал: добрым был.
– Василисушка – моя радость. Ладная девица вышла и душой в сестрицу уродилась. Люблю, когда она навещает меня, – делился Емельян Никанорович с Петровичем.
Хозяйством в доме занималась кухарка. Женщина служила у Дерябина много лет. Ей он доверял всецело. Аксинья выполняла всю работу: готовила, прибирала, стирала и за домом приглядывала, когда хозяин выезжал к клиенту оценивать антиквариат. Но, чтобы работа спорилась быстрее, ростовщик нанял ей помощницу – деревенскую девушку Нюшу.
