На дороге придавленный конем лежал и корчился от боли Касиас. Он не мог пошевелиться, а о том, чтобы подняться и речи не шло. Он лежал без движения и громко стонал.
— Касиас! — вскричала перепуганная Лия.
Превозмогая боль в боку, она поднялась на ноги и кинулась к нему. На его белом лице читались невообразимые муки. Заметив, что напавшие на них приближаются, ликиец только произнес:
— Бегите!
И Лия, повинуясь страху и последним словам Касиаса, кинулась в лес. Побежала вверх по склону холма, все дальше убегая от дороги. В последний раз она обернулась и увидела, как один из нападавших подбежал к Касиасу, замахнулся мечом и ударил. И отвернувшись Лия всхлипнула. Побежала дальше, взбираясь все выше.
— Не стрелять, — услышала она голос одного из преследователей, — девчонка сгодится живой.
И это еще больше подстегнуло ее. Она неслась не разбирая дороги, вверх, между деревьями, которые росли на этом холме. Подниматься было тяжело, в особенности из-за острой боли в боку, но Лия заставляла себя не обращать на нее внимания, а бежать. Только бежать. И не оборачиваться. А ее преследователи уже были близко, Лия слышала их тяжелое дыхание, бряцание оружия. И решила, что вот теперь все.
Но неожиданно она услышала лязг и скрежет металла, чей-то пронзительный крик, и вскоре среди деревьев замелькали в дивном танце ликийцы из отряда Арвэя и люди в черных одеждах. Вверх и вниз вздымались и опускались их мечи. На землю с приглушенными криками и хриплыми стонами падали раненные, и красная кровь орошала траву.
— Арвэй! — закричала Лия.
Не посмотрела под ноги, зацепилась ногой за торчавшую из земли корягу и упала. Один из ее преследователей подбежал к ней, схватил ее за сплетенные в косы волосы и потянул наверх, поднимая над землей. От боли Лия закричала. Из глаз брызнули слезы, она не могла ничего сказать.
— Попалась! — раздалось довольное над самым ее ухом.
И Лия от охватившего ее ужаса даже перестала дышать. Замерла в руках схватившего ее мужчины и просто смотрела перед собой большими круглыми глазами, пока не заметила приближающегося к ней Леандра. Верный друг Арвэя заметил ее и бросился на помощь. Схлестнулся с двумя преследователями Лии, пока третий волок ее вниз, к дороге. Он схватил ее за руку и тащил, пока Лия не опомнилась и не стала сопротивляться.
— Отпусти! — в отчаянии воскликнула она и попыталась оттолкнуть свободной рукой, но не вышло. Тогда пнула его, не удержала равновесие и повалилась на землю, но вместе с ней повалился и ее преследователь. Он громко и зло выругался, а Лия, не дожидаясь, когда он придет в себя, поползла наверх, туда, где в самом разгаре был бой.
— Беги! — приказал ей бежавший навстречу Леандр, он расправился с теми двумя и теперь спешил к третьему.
И Лия, поднявшись на ноги, побежала. Дыхания не хватало, боль в боку уже становилась невыносимой, и все чего ей хотелось — упасть и не подниматься. Но в тот миг она заметила Арвэя, и ее сковал дикий первобытный страх. Лия остановилась, а вокруг нее сражались мужчины. Арвэй был всего в нескольких шагах от нее… Пугающий… Его глаза были черными, как непроглядная бездна. Он неотрывно смотрел на упавшего перед ним на колени человека в длинном одеянии, подпоясанном бечевкой. Человек был без движения, он глядел в глаза Арвэя и не мог пошевелиться. Но он все еще мог говорить. И говорил, вернее, кричал своим спутникам с мольбой:
— Убейте! Убейте!
Кто-то из его людей, услыхав его призыв, оттолкнул одного из ликийцев и кинулся к нему и стоявшему рядом Арвэю. Выхватил из-за пояса кинжал, подбежал к наместнику и ударил его в бок.
— Арвэй! — испуганно вскрикнула Лия, наблюдая как кровь обагрила его одежду.
Но Арвэй будто и не почувствовал ничего, он только повернул вбок голову, ухватился за рукоять кинжала, торчавшего из его тела, достал его и вонзил в горло ударившего. Тот замертво упал на землю, с широко открытыми от удивления глазами. А пораженная Лия, покачнувшись, чуть не потеряла сознание. Со стороны дороги донеслось конское ржание и незнакомые мужские голоса. А потом она услышала:
— Хоругв!
Появившиеся со стороны дороги воины кинулись на подмогу ликийцам. Все они были в кольчужных рубахах, с рукавами доходившими до локтей и в алых плащах. Вооруженные мечами и топорами, и с круглыми щитами, состоявшими из деревянных дощечек, обтянутых кожей и скрепленных заклепками, с железными оковками по внешнему кругу и умбонами в центре. Вел их высокий мужчина, с большими крепкими ручищами. Длинные волосы его, когда-то напоминавшие цветом колосья пшеницы, а ныне тронутые сединой, были сплетены в тугую косу и перетянуты ремешком. На голове у него был шлем, состоящий из фигурно вырезанных железных пластин, украшенных серебром и позолотой. Вытянутое навершие шлема украшал крашенный в алый цвет конский хвост. Алым был и его дорожный плащ, и одежда под кольчугой. Воины пришедшие с ним и ликийцы называли его хоругвом. Но Лия, впервые увидавшая такого огромного человека, назвала бы его медведем. И силы были в нем поистине звериные. Дрался он и его люди, ни в чем не уступая ликийцам. А может даже и превосходя их в свирепости. Но сама Лия вздохнула с облегчением, когда бой был окончен. Мысленно она возблагодарила всех богов за спасение.
Арвэй, которого ранили в бою, все также уверенно и твердо стоял на ногах, не обращая внимания на полученную рану. И Лия с удивлением заметила, что крови на его одежде было меньше, чем в их первую встречу, когда Арвэя привезли в ее родную деревню. Тогда Лия вспомнила о словах старосты, посмотрела на кинжал, торчащий из горла поверженного Арвэем противника, и сразу же все поняла. Оружие, которым ударили наместника, было обычным, из стали, не зачарованным. А таким, как сказал ей староста, легура не убить.
— Слишком поздно, наместник, — злорадно улыбнулся единственный уцелевший враг, он по-прежнему стоял перед Арвэем на коленях — безобразный, с красными шрамами на лице и удивительного, медового цвета глазами, — культ возрожден несмотря на старания чудовища Анталаса.
Лия заметила, как вздрогнул после этих слов Арвэй. Но его глаза, страшные и черные, по-прежнему были устремлены на стоявшего перед ним на коленях.
— Леандр, — тихо произнес он.
И верный друг Арвэя, поняв его без слов, подошел и ударил служителя Вермирия. Тот упал на землю без чувств.
— Наместник! — подошел к Арвэю хоругв.
— Вот уж не ожидал увидеть тебя здесь, Энге Янвор, — повернулся к нему Арвэй, глаза его были снова ярко-синими и приветливо взирали на подошедшего, — спасибо, что пришел нам на помощь! — и он протянул руку хоругву.
— Видно, богам так было угодно! — улыбнулся Энге Янвор и пожал протянутую руку, потом взглянул на лежавшего на земле служителя Вермирия и нахмурился.
— Ну уж точно не совпадение, что мы здесь встретились, — сказал Арвэй.
Энге Янвор снял шлем, оглядел усеянный телами служителей лес, а потом, разглядев будто кого, печально вздохнул. Прошел в ту сторону, склонился над телом убитого юноши, руки которого были связаны веревками. Снова вздохнул и покачал головой. Поднялся и прошел еще к одному. Тоже со связанными руками. Одеты были двое юношей не в черное, как остальные, а в светлые рубахи, штаны и лапти.
— Из-за них мы здесь, — не скрывая горечи в голосе, проговорил хоругв и указал на несчастных юношей, — пропали молодые пахари, и старейшины их деревень обратились ко мне за помощью. Вот я и собрал верных людей и отправился на поиски. Сам знаешь, уже давно пропадает молодежь в моих землях.
— Так же, как и в приграничных землях Теренаса. Только там похитителей не разыскивают.
Хоругв кивнул, поднялся и посмотрел на Арвэя. Отдал приказ своим людям забрать тела погибших юношей и отвезти в родные деревни.
— А с остальными что, хоругв? — спросил один из пришедших с ним людей.
Грозно блеснули глаза Энге Янвора. Не мог он скрыть гнева при виде служителей Вермирия, похищавших его подданных.
— Оставить диким зверям, — без всякого сожаления сказал хоругв, а потом обратился к Арвэю, — а вот с этим, что?
И он указал на лежащего перед наместником выжившего служителя. Ведь непросто так пощадили его.
— Подобные ему и проводят свои кровавые ритуалы, — ответил Арвэй, — а остальные всего лишь исполнители. Его нужно взять с собой и допросить.
— Хорошо, доставим в мою крепость, там и поговорим.
Хоругв отдал приказ своим людям забрать и бесчувственного служителя. Но прежде связать его теми же веревками, которыми связали несчастных пленников. Так, на всякий случай, чтобы не сбежал.
А тем временем Арвэй подошел к Лии, с беспокойством оглядел ее, коснулся ее лица, бережно проводя по нему ладонью и спросил:
— Ты цела?
— Цела, наместник, — ответила она, называя его так намеренно, из-за охватившего смущения, слишком много незнакомых людей было поблизости, — на нас с Касиасом выскочили из леса трое и…
Она покачала головой и всхлипнула, вспоминая последние мгновения жизни ее защитника.
— Касиас… — снова не смогла договорить она, лишь махнула рукой, оборачиваясь и с грустью глядя туда, откуда прибежала, посмотрели туда и Арвэй, и Леандр. — Он остался на дороге.
Для Касиаса сложили большой погребальный костер, как было принято у ликийцев и ниннейцев. На холме за городом, когда солнце клонилось к земле, окрашивая небо янтарно-розовыми красками. Розовыми и оранжевыми казались и верхушки деревьев, утопавших в лучах заходящего солнца. Высокие сосны и ели, могучие столетние дубы, тонкоствольные белые березы и плачущие ивы у широкой реки. Только линия горизонта и была насыщенно-бордовой, будто кровь чудовищ. Кровь осталась и на одежде Касиаса, умиротворенно лежавшего на погребальном ложе, которое по обычаю собрали его боевые товарищи. Глаза Касиаса были закрыты, и на белом безмятежном лице не читалось ни одной эмоции.
Ликийцы из корды наместника (вооруженного конного отряда) стояли полукругом неподалеку от костра, а за ними и воины ниннейцы, пришедшие им на помощь. Молчаливые и скорбевшие, с опущенными головами, провожавшие в последний путь боевого товарища. Ближе всех к костру стояли Арвэй и Леандр с зажженным факелом в руках, Энге Янвор с дочерью Ивеей и Лия. Молодая целительница последней кинула ветки в погребальное ложе Касиаса. Отошла на пару шагов и склонила голову, мысленно благодаря своего защитника. Слезы катились по ее щекам, но плакала она беззвучно, лишь подрагивали ее хрупкие узкие плечи. Слезы стояли и в глазах юной прекрасной Ивеи.
Наконец Арвэй подал знак, и Леандр поджег хворост у основания костра и политые маслом ветки. Пламя вспыхнуло ярко и взметнулось багряными языками ввысь, к темнеющему небу. Солнце уже закатилось за горизонт, и теперь землю покрывала пурпурная дымка.
Когда костер догорел, и на черной траве остался только пепел, ликийцы собрали его в расписанный охрой глиняный сосуд и передали Арвэю.
— Теперь он в чертогах Легура, — произнес наместник.
Той же ночью в хоромах хоругва устроили поминальный пир. Прислужницы в длинных расшитых сарафанах подавали в скляницах крепкие настойки и медовуху, разливали брагу и квас, а в высоких серебряных кувшинах с узким горлышком подносили гостям терпкое южное вино, в которое, по обычаю халезов, добавляли разные специи.
Когда гости вслед за хоругвом только зашли в трапезную, навстречу им вышла старая слепая жрица Лелеши — богини домашнего очага и семейных уз. Ее служительницы были в каждом богатом доме Ниннеи и вместе с остальными членами семьи привечали гостей перед общей трапезой. Но вот про жрицу в доме Энге Янвора ходили недобрые слухи. Говорили, что старуха Берена хоть и была слепа, могла распознать любого человека по его душе, которую видела не глазами, а сердцем. Что она лишилась зрения из-за проклятой любви и в жрицы к Лелеше пошла уже на склоне лет. Что была она шпионкой, посланной служить в дом хоругва, следить за ним и докладывать его врагам, и что свободно изъяснялась на семи языках Тиврана и на трех наречиях Этолии. Что служила чужеземным богам, а жрицей Лелеши лишь притворялась. Что из этих слухов было правдой, а что выдумкой, никто, конечно, не знал. Но хоругв, тем не менее, домовой жрице доверял и даже позволил обучать единственную дочь — его самое ценное сокровище.
— Добро пожаловать, наместник, — поприветствовала Берена.
Вышла вперед к подошедшему и склонившему голову хоругву и Арвэю. Опиралась она на длинный исписанный древними символами посох с обвязанными поверху белыми и красными лентами. Одета была в простое льняное одеяние, лишь на вороте расшитое алыми нитями. А на запястьях у нее были широкие медные браслеты, с которыми жрица не расставалась и которые закрывали вздувшиеся зеленые вены. Две ее редкие серебряные косы, которые по утрам ей заплетала сама дочь хоругва Ивея, были обвязаны красными и белыми нитями — цветами богини Лелеши. Была жрица маленького роста, тощей и сгорбленной, с некрасивым лицом, испещренным глубокими морщинами и покрытым коричневыми пятнами. Какого цвета были ее глаза, трудно сказать, ведь они всегда были закрыты.
На поминальном пиру Берена сидела за одним столом с хоругвом, его дочерью, наместником и Лией. Пила и ела с остальными, прислушивалась к словам хозяина и гостей, но чаще всего обращалась к притихшей Ивее. Дочь хоругва с самого прибытия ликийцев была сама не своя, бледная и напуганная, она постоянно прятала взор и терялась, когда ее о чем-то спрашивали. И лишь у погребального костра подняла она заплаканные глаза, а за весь вечер только и перекинулась несколькими словами с опечаленной Лией.
По давнему обычаю Ниннейских племен, трапезу начали с принесенного с кухни поминального кислого хлеба, на квасно-тестяной закваске с ржаной мукой. В доме хоругва в этот хлеб добавляли орехи и семена и посыпали солью. Принесли его на серебряном подносе и поставили перед хозяином дома, который и разломил хлеб руками. Резать его было нельзя, и есть его гости тоже должны были только руками. Первый кусок хоругв положил на тарелку Арвэя, затем передал своей дочери и жрице, Леандру и Лии, а после прислужницы разнесли поминальный хлеб и всем остальным, присутствовавшим в трапезной. Последний же кусок хлеба достался самому хозяину.
А после прислужницы принесли перловую кашу с мясом, блины, пироги с горохом и луком, зажаренную рыбу и разрезанный ломтями кисель на ячменной муке, к которому подавали сметану и жареные грибы.
— Ты ешь, дитятко, ешь, — неожиданно обратилась Берена к ничего не евшей Лии, — вон, какая худенькая, без слез не взглянешь.
От знакомого обращения и интонации, напомнившей о бабушке Ярохе, молодая целительница вздрогнула и посмотрела на загадочно улыбающуюся жрицу. Берена сидела между Ивеей и Лиеей, и похоже была не сказано довольна этим соседством.
— Ты не думай, раз мои глаза не видят — это не значит, что я ничего не подмечаю, — она ухватилась костлявыми пальцами за руку Лии и сжала, склонилась к ней и прошептала, чтобы никто другой не услышал, — смотри, не потеряй драгоценный камушек.
Издревле Ниннею называли страной крепостей.
— Касиас! — вскричала перепуганная Лия.
Превозмогая боль в боку, она поднялась на ноги и кинулась к нему. На его белом лице читались невообразимые муки. Заметив, что напавшие на них приближаются, ликиец только произнес:
— Бегите!
И Лия, повинуясь страху и последним словам Касиаса, кинулась в лес. Побежала вверх по склону холма, все дальше убегая от дороги. В последний раз она обернулась и увидела, как один из нападавших подбежал к Касиасу, замахнулся мечом и ударил. И отвернувшись Лия всхлипнула. Побежала дальше, взбираясь все выше.
— Не стрелять, — услышала она голос одного из преследователей, — девчонка сгодится живой.
И это еще больше подстегнуло ее. Она неслась не разбирая дороги, вверх, между деревьями, которые росли на этом холме. Подниматься было тяжело, в особенности из-за острой боли в боку, но Лия заставляла себя не обращать на нее внимания, а бежать. Только бежать. И не оборачиваться. А ее преследователи уже были близко, Лия слышала их тяжелое дыхание, бряцание оружия. И решила, что вот теперь все.
Но неожиданно она услышала лязг и скрежет металла, чей-то пронзительный крик, и вскоре среди деревьев замелькали в дивном танце ликийцы из отряда Арвэя и люди в черных одеждах. Вверх и вниз вздымались и опускались их мечи. На землю с приглушенными криками и хриплыми стонами падали раненные, и красная кровь орошала траву.
— Арвэй! — закричала Лия.
Не посмотрела под ноги, зацепилась ногой за торчавшую из земли корягу и упала. Один из ее преследователей подбежал к ней, схватил ее за сплетенные в косы волосы и потянул наверх, поднимая над землей. От боли Лия закричала. Из глаз брызнули слезы, она не могла ничего сказать.
— Попалась! — раздалось довольное над самым ее ухом.
И Лия от охватившего ее ужаса даже перестала дышать. Замерла в руках схватившего ее мужчины и просто смотрела перед собой большими круглыми глазами, пока не заметила приближающегося к ней Леандра. Верный друг Арвэя заметил ее и бросился на помощь. Схлестнулся с двумя преследователями Лии, пока третий волок ее вниз, к дороге. Он схватил ее за руку и тащил, пока Лия не опомнилась и не стала сопротивляться.
— Отпусти! — в отчаянии воскликнула она и попыталась оттолкнуть свободной рукой, но не вышло. Тогда пнула его, не удержала равновесие и повалилась на землю, но вместе с ней повалился и ее преследователь. Он громко и зло выругался, а Лия, не дожидаясь, когда он придет в себя, поползла наверх, туда, где в самом разгаре был бой.
— Беги! — приказал ей бежавший навстречу Леандр, он расправился с теми двумя и теперь спешил к третьему.
И Лия, поднявшись на ноги, побежала. Дыхания не хватало, боль в боку уже становилась невыносимой, и все чего ей хотелось — упасть и не подниматься. Но в тот миг она заметила Арвэя, и ее сковал дикий первобытный страх. Лия остановилась, а вокруг нее сражались мужчины. Арвэй был всего в нескольких шагах от нее… Пугающий… Его глаза были черными, как непроглядная бездна. Он неотрывно смотрел на упавшего перед ним на колени человека в длинном одеянии, подпоясанном бечевкой. Человек был без движения, он глядел в глаза Арвэя и не мог пошевелиться. Но он все еще мог говорить. И говорил, вернее, кричал своим спутникам с мольбой:
— Убейте! Убейте!
Кто-то из его людей, услыхав его призыв, оттолкнул одного из ликийцев и кинулся к нему и стоявшему рядом Арвэю. Выхватил из-за пояса кинжал, подбежал к наместнику и ударил его в бок.
— Арвэй! — испуганно вскрикнула Лия, наблюдая как кровь обагрила его одежду.
Но Арвэй будто и не почувствовал ничего, он только повернул вбок голову, ухватился за рукоять кинжала, торчавшего из его тела, достал его и вонзил в горло ударившего. Тот замертво упал на землю, с широко открытыми от удивления глазами. А пораженная Лия, покачнувшись, чуть не потеряла сознание. Со стороны дороги донеслось конское ржание и незнакомые мужские голоса. А потом она услышала:
— Хоругв!
Глава XXIII. III часть (Лия).
Появившиеся со стороны дороги воины кинулись на подмогу ликийцам. Все они были в кольчужных рубахах, с рукавами доходившими до локтей и в алых плащах. Вооруженные мечами и топорами, и с круглыми щитами, состоявшими из деревянных дощечек, обтянутых кожей и скрепленных заклепками, с железными оковками по внешнему кругу и умбонами в центре. Вел их высокий мужчина, с большими крепкими ручищами. Длинные волосы его, когда-то напоминавшие цветом колосья пшеницы, а ныне тронутые сединой, были сплетены в тугую косу и перетянуты ремешком. На голове у него был шлем, состоящий из фигурно вырезанных железных пластин, украшенных серебром и позолотой. Вытянутое навершие шлема украшал крашенный в алый цвет конский хвост. Алым был и его дорожный плащ, и одежда под кольчугой. Воины пришедшие с ним и ликийцы называли его хоругвом. Но Лия, впервые увидавшая такого огромного человека, назвала бы его медведем. И силы были в нем поистине звериные. Дрался он и его люди, ни в чем не уступая ликийцам. А может даже и превосходя их в свирепости. Но сама Лия вздохнула с облегчением, когда бой был окончен. Мысленно она возблагодарила всех богов за спасение.
Арвэй, которого ранили в бою, все также уверенно и твердо стоял на ногах, не обращая внимания на полученную рану. И Лия с удивлением заметила, что крови на его одежде было меньше, чем в их первую встречу, когда Арвэя привезли в ее родную деревню. Тогда Лия вспомнила о словах старосты, посмотрела на кинжал, торчащий из горла поверженного Арвэем противника, и сразу же все поняла. Оружие, которым ударили наместника, было обычным, из стали, не зачарованным. А таким, как сказал ей староста, легура не убить.
— Слишком поздно, наместник, — злорадно улыбнулся единственный уцелевший враг, он по-прежнему стоял перед Арвэем на коленях — безобразный, с красными шрамами на лице и удивительного, медового цвета глазами, — культ возрожден несмотря на старания чудовища Анталаса.
Лия заметила, как вздрогнул после этих слов Арвэй. Но его глаза, страшные и черные, по-прежнему были устремлены на стоявшего перед ним на коленях.
— Леандр, — тихо произнес он.
И верный друг Арвэя, поняв его без слов, подошел и ударил служителя Вермирия. Тот упал на землю без чувств.
— Наместник! — подошел к Арвэю хоругв.
— Вот уж не ожидал увидеть тебя здесь, Энге Янвор, — повернулся к нему Арвэй, глаза его были снова ярко-синими и приветливо взирали на подошедшего, — спасибо, что пришел нам на помощь! — и он протянул руку хоругву.
— Видно, богам так было угодно! — улыбнулся Энге Янвор и пожал протянутую руку, потом взглянул на лежавшего на земле служителя Вермирия и нахмурился.
— Ну уж точно не совпадение, что мы здесь встретились, — сказал Арвэй.
Энге Янвор снял шлем, оглядел усеянный телами служителей лес, а потом, разглядев будто кого, печально вздохнул. Прошел в ту сторону, склонился над телом убитого юноши, руки которого были связаны веревками. Снова вздохнул и покачал головой. Поднялся и прошел еще к одному. Тоже со связанными руками. Одеты были двое юношей не в черное, как остальные, а в светлые рубахи, штаны и лапти.
— Из-за них мы здесь, — не скрывая горечи в голосе, проговорил хоругв и указал на несчастных юношей, — пропали молодые пахари, и старейшины их деревень обратились ко мне за помощью. Вот я и собрал верных людей и отправился на поиски. Сам знаешь, уже давно пропадает молодежь в моих землях.
— Так же, как и в приграничных землях Теренаса. Только там похитителей не разыскивают.
Хоругв кивнул, поднялся и посмотрел на Арвэя. Отдал приказ своим людям забрать тела погибших юношей и отвезти в родные деревни.
— А с остальными что, хоругв? — спросил один из пришедших с ним людей.
Грозно блеснули глаза Энге Янвора. Не мог он скрыть гнева при виде служителей Вермирия, похищавших его подданных.
— Оставить диким зверям, — без всякого сожаления сказал хоругв, а потом обратился к Арвэю, — а вот с этим, что?
И он указал на лежащего перед наместником выжившего служителя. Ведь непросто так пощадили его.
— Подобные ему и проводят свои кровавые ритуалы, — ответил Арвэй, — а остальные всего лишь исполнители. Его нужно взять с собой и допросить.
— Хорошо, доставим в мою крепость, там и поговорим.
Хоругв отдал приказ своим людям забрать и бесчувственного служителя. Но прежде связать его теми же веревками, которыми связали несчастных пленников. Так, на всякий случай, чтобы не сбежал.
А тем временем Арвэй подошел к Лии, с беспокойством оглядел ее, коснулся ее лица, бережно проводя по нему ладонью и спросил:
— Ты цела?
— Цела, наместник, — ответила она, называя его так намеренно, из-за охватившего смущения, слишком много незнакомых людей было поблизости, — на нас с Касиасом выскочили из леса трое и…
Она покачала головой и всхлипнула, вспоминая последние мгновения жизни ее защитника.
— Касиас… — снова не смогла договорить она, лишь махнула рукой, оборачиваясь и с грустью глядя туда, откуда прибежала, посмотрели туда и Арвэй, и Леандр. — Он остался на дороге.
Прода от 15.07.2024, 00:36
Глава XXIII. III часть (Лия).
Для Касиаса сложили большой погребальный костер, как было принято у ликийцев и ниннейцев. На холме за городом, когда солнце клонилось к земле, окрашивая небо янтарно-розовыми красками. Розовыми и оранжевыми казались и верхушки деревьев, утопавших в лучах заходящего солнца. Высокие сосны и ели, могучие столетние дубы, тонкоствольные белые березы и плачущие ивы у широкой реки. Только линия горизонта и была насыщенно-бордовой, будто кровь чудовищ. Кровь осталась и на одежде Касиаса, умиротворенно лежавшего на погребальном ложе, которое по обычаю собрали его боевые товарищи. Глаза Касиаса были закрыты, и на белом безмятежном лице не читалось ни одной эмоции.
Ликийцы из корды наместника (вооруженного конного отряда) стояли полукругом неподалеку от костра, а за ними и воины ниннейцы, пришедшие им на помощь. Молчаливые и скорбевшие, с опущенными головами, провожавшие в последний путь боевого товарища. Ближе всех к костру стояли Арвэй и Леандр с зажженным факелом в руках, Энге Янвор с дочерью Ивеей и Лия. Молодая целительница последней кинула ветки в погребальное ложе Касиаса. Отошла на пару шагов и склонила голову, мысленно благодаря своего защитника. Слезы катились по ее щекам, но плакала она беззвучно, лишь подрагивали ее хрупкие узкие плечи. Слезы стояли и в глазах юной прекрасной Ивеи.
Наконец Арвэй подал знак, и Леандр поджег хворост у основания костра и политые маслом ветки. Пламя вспыхнуло ярко и взметнулось багряными языками ввысь, к темнеющему небу. Солнце уже закатилось за горизонт, и теперь землю покрывала пурпурная дымка.
Когда костер догорел, и на черной траве остался только пепел, ликийцы собрали его в расписанный охрой глиняный сосуд и передали Арвэю.
— Теперь он в чертогах Легура, — произнес наместник.
Той же ночью в хоромах хоругва устроили поминальный пир. Прислужницы в длинных расшитых сарафанах подавали в скляницах крепкие настойки и медовуху, разливали брагу и квас, а в высоких серебряных кувшинах с узким горлышком подносили гостям терпкое южное вино, в которое, по обычаю халезов, добавляли разные специи.
Когда гости вслед за хоругвом только зашли в трапезную, навстречу им вышла старая слепая жрица Лелеши — богини домашнего очага и семейных уз. Ее служительницы были в каждом богатом доме Ниннеи и вместе с остальными членами семьи привечали гостей перед общей трапезой. Но вот про жрицу в доме Энге Янвора ходили недобрые слухи. Говорили, что старуха Берена хоть и была слепа, могла распознать любого человека по его душе, которую видела не глазами, а сердцем. Что она лишилась зрения из-за проклятой любви и в жрицы к Лелеше пошла уже на склоне лет. Что была она шпионкой, посланной служить в дом хоругва, следить за ним и докладывать его врагам, и что свободно изъяснялась на семи языках Тиврана и на трех наречиях Этолии. Что служила чужеземным богам, а жрицей Лелеши лишь притворялась. Что из этих слухов было правдой, а что выдумкой, никто, конечно, не знал. Но хоругв, тем не менее, домовой жрице доверял и даже позволил обучать единственную дочь — его самое ценное сокровище.
— Добро пожаловать, наместник, — поприветствовала Берена.
Вышла вперед к подошедшему и склонившему голову хоругву и Арвэю. Опиралась она на длинный исписанный древними символами посох с обвязанными поверху белыми и красными лентами. Одета была в простое льняное одеяние, лишь на вороте расшитое алыми нитями. А на запястьях у нее были широкие медные браслеты, с которыми жрица не расставалась и которые закрывали вздувшиеся зеленые вены. Две ее редкие серебряные косы, которые по утрам ей заплетала сама дочь хоругва Ивея, были обвязаны красными и белыми нитями — цветами богини Лелеши. Была жрица маленького роста, тощей и сгорбленной, с некрасивым лицом, испещренным глубокими морщинами и покрытым коричневыми пятнами. Какого цвета были ее глаза, трудно сказать, ведь они всегда были закрыты.
На поминальном пиру Берена сидела за одним столом с хоругвом, его дочерью, наместником и Лией. Пила и ела с остальными, прислушивалась к словам хозяина и гостей, но чаще всего обращалась к притихшей Ивее. Дочь хоругва с самого прибытия ликийцев была сама не своя, бледная и напуганная, она постоянно прятала взор и терялась, когда ее о чем-то спрашивали. И лишь у погребального костра подняла она заплаканные глаза, а за весь вечер только и перекинулась несколькими словами с опечаленной Лией.
По давнему обычаю Ниннейских племен, трапезу начали с принесенного с кухни поминального кислого хлеба, на квасно-тестяной закваске с ржаной мукой. В доме хоругва в этот хлеб добавляли орехи и семена и посыпали солью. Принесли его на серебряном подносе и поставили перед хозяином дома, который и разломил хлеб руками. Резать его было нельзя, и есть его гости тоже должны были только руками. Первый кусок хоругв положил на тарелку Арвэя, затем передал своей дочери и жрице, Леандру и Лии, а после прислужницы разнесли поминальный хлеб и всем остальным, присутствовавшим в трапезной. Последний же кусок хлеба достался самому хозяину.
А после прислужницы принесли перловую кашу с мясом, блины, пироги с горохом и луком, зажаренную рыбу и разрезанный ломтями кисель на ячменной муке, к которому подавали сметану и жареные грибы.
— Ты ешь, дитятко, ешь, — неожиданно обратилась Берена к ничего не евшей Лии, — вон, какая худенькая, без слез не взглянешь.
От знакомого обращения и интонации, напомнившей о бабушке Ярохе, молодая целительница вздрогнула и посмотрела на загадочно улыбающуюся жрицу. Берена сидела между Ивеей и Лиеей, и похоже была не сказано довольна этим соседством.
— Ты не думай, раз мои глаза не видят — это не значит, что я ничего не подмечаю, — она ухватилась костлявыми пальцами за руку Лии и сжала, склонилась к ней и прошептала, чтобы никто другой не услышал, — смотри, не потеряй драгоценный камушек.
Прода от 15.07.2024, 18:44
Глава XXIII. IV часть (Лия).
Издревле Ниннею называли страной крепостей.
