Ничтожество при этих словах опускал голову и закрывал глаза. И Рейна спохватившись, тотчас переводила разговор на другую тему, мысленно коря себя за неосторожность и длинный язык. Она ведь знала, сколько боли причинил в прошлом старику злой город. Поэтому больше и не упоминала о нем. И то был единственный раз, когда она говорила об Ангвене в присутствии Ничтожества.
Но в то утро Рейна разбудила его поздно. Не хотела, но вскоре ей нужно было готовиться к выступлению, а Ничтожество до сих пор спал. Он бы, наверное, проспал и до обеда, но Ласка уже несколько раз заглядывала в повозку и окидывала спящего старика недовольным взглядом.
— И зачем ты подобрала этого бродягу?! — возмущалась она. — Хорошо еще, что не блохастую псину… Хотя может у этого старика…
— Замолчи, — отдергивала ее Рейна, — лучше сходи в город и купи еще вина, — и она показывала на опустевшие бурдюки.
— Я куплю вина, — зло отвечала Ласка, — а ты не вздумай давать его этому пройдохе!
А Ничтожество и не слышал препирательств двух женщин. Он впервые за долгое время спал спокойно. Его не тревожили кошмары, не мучил страх, и спал он в тепле и безопасности, на удобном, по его мнению, ложе. Поэтому когда Рейна разбудила его, он тепло улыбнулся ей и поблагодарил за доброту и радушие.
— Ничтожество счастливый человек, — сказал он, — наверное, Ничтожество сделал что-то хорошее, раз ему послали добрую девушку.
Рейна с жалостью посмотрела на него. Вздохнула, но ничего не ответила на его слова. Она знала о его прошлом, но намеренно не вспоминала о нем, не хотела причинять несчастному еще большую боль. После пережитого ужаса его рассудок и так повредился… он многое позабыл из своего прошлого, возможно в том была его защитная реакция… По мнению Рейны, старик достаточно настрадался, пусть и сам считал, что еще не искупил содеянное им злодеяние. Но не ей было судить о том. Даже прегрешения ее сестер, первых учениц Дермерии, которые поведали Легуру правду о том, как получить силы брата, были не столь страшны в сравнении с тем, что совершил Ничтожество. И хотя она знала, что его простили, сам он до сих пор не простил себя. А кто бы простил…?
— Позавтракай со мной, отец, — мягко улыбнулась ему Рейна и прошла к мешкам и горшкам с едой у противоположной стены.
По повозке, которая служила им передвижным домом, она спокойно ходила в это утро. И Ничтожество заметил, что они не едут, а стоят на месте.
— Это будет наша последняя долгая остановка перед дорогой в империю, — будто прочитав его мысли, пояснила Рейна.
Взяла глубокую миску, из которой вчера он ел суп, и набрала в нее еды.
— Здесь мы будем выступать два дня, а потом поедем дальше, — и увидев смятение на его лице, сразу же успокоила, — но ты не тревожься, отец. Мы успеем и приедем вовремя. Ты обязательно встретишься с ней, — и она ободряюще улыбнулась.
Подошла к сидевшему на постели старику.
— Еды у нас немного, — будто извиняясь, проговорила она и протянула ему миску с куском козьего сыра, краюхой ржаного хлеба и очищенной луковицей, — но это лучше, чем ничего.
Старик улыбнулся в ответ и с благодарностью принял миску с едой. Рейна предложила ему и немного вина.
— Вино кислое, — честно созналась она, протягивая бурдюк с рубиновой жидкостью, которой осталось немного, — самое дешевое, которое Ласка нашла в Ангвене.
Но Ничтожество отказался.
— Есть травяной настой, будешь?
Старик кивнул, отламывая кусочек хлеба и немного сыра.
— Добрая девушка вчера рассказывала Ничтожеству историю про человека…
Она резко обернулась к нему. Ее черные брови приподнялись от удивления. Не ожидала она, что он напомнит ей об этом.
— Но не рассказала ее до конца.
Рейна усмехнулась.
— А ты не забываешь то, что важно, отец. Что ж… ты верно, ждешь продолжения той истории?
Ничтожество закивал.
— Ну, хорошо! Я расскажу, что было дальше, а ты пока поешь.
И она села напротив него и стала рассказывать:
— Детей у того человека было много. И казалось, что у них всего в достатке. Но они все равно не были счастливы. Им было всего мало… С разочарованием они глядели на дом, который построил для них их отец. Замечали в нем несовершенства… А однажды они пришли к своему отцу и сказали: «Для чего ты построил этот дом? Для чего создал нас и поселил в нем? Зачем дал нам силы?»
— Что же он ответил им? — спросил старик.
Рейна грустно улыбнулась. Как и вчера, она смотрела куда-то вдаль, туда, куда ни Ничтожество, ни один смертный не мог дотянуться своим взглядом.
— У человека не было ответов. Он ведь и сам был могущественным. И у него были силы. Но изо дня в день он просто трудился… возделывал землю и растил хлеб, ловил рыбу и пас стада… Он молча внимал словам своих детей, которым было всего мало. Он смотрел на них и понимал, как сильно они отличаются от него. В особенности старший сын, которого он наделил большим могуществом. Он глядел на отца угрюмо и с недовольством и требовал большего, чем остальные. А за его спиной возвышался второй сын, и глядел он на брата с черной завистью и затаенной злобой. И расстроенный человек спросил у своих детей, чего еще они желают?
Ничтожество даже замер в ожидании ответа. Позабыл про завтрак. Он сидел на постели с миской в руках, но не ел, не шевелился, и боялся дышать.
— И сказали ему его дети: «Раз ты дал нам силы, раз позволил нам почувствовать себя могущественными, дай нам и тех, кого мы подчиним себе! Дай нам тех, кем мы будем управлять! Кому передадим свои знания! Кто будет слушать нас и подчиняться нам!» И расстроенный отец все же дал, что просили его алчные дети.
— И кого он дал им?
— Тех, кого его дети подчинили, — ответила Рейна, — кого учили… кто боялся их и почитал… кто принимал их власть и склонялся перед ними… Для кого-то учеников, а для кого-то рабов… — печально подытожила она.
Взглянула на полную миску Ничтожества и покачала головой.
— Отчего же ты не ешь, отец? Поешь, тебе нужны силы.
— Пусть добрая девушка еще расскажет, — попросил старик, — а Ничтожество поест. Обязательно поест, — пообещал он и с надеждой посмотрел на нее.
— Тогда слушай, — сказала Рейна и продолжила свою историю, — кто-то из детей человека был добр и терпелив со своими учениками… а кто-то из его детей был жесток со своими рабами… Однажды человек узнал, что его старший сын в своем могуществе возомнил себя выше отца и решил, что властен над жизнью и смертью… он убивал и призывал мертвых… создавал страшных тварей, опасных и кровожадных… и когда отец пришел к нему и спросил, что он делает? Тот ответил ему, что постигает дарованные ему силы… И тогда отец сказал ему, что силы ему даны для того, чтобы созидать… «Так я и созидаю, — ответил ему старший сын, — узри же мои творения!» Но творения его были воистину ужасны! Были они порождениями черной магии, завязанной на крови! И узрев их, его отец опечалился. Он увидел, что его старший сын выбрал не его дорогу, а иной путь…
— Эй, Рейна! Ты будешь сегодня работать?! — окликнул ее кто-то с улицы. — Уже приходили местные, спрашивали будет ли предсказывать гадалка.
Рейна вздохнула, повернула голову к выходу, и этому движению подались ее яркие, красные волосы, аккуратно заплетенные в несколько кос, и крикнула в ответ:
— Скажите, что гадалка будет предсказывать.
И она обернулась к притихшему Ничтожеству.
— Прости, отец. Мне пора на работу. А ты пока отдыхай. Я после расскажу тебе историю человека.
Но отдыхать ему не хотелось. И старик вскоре после ухода Рейны выбрался из повозки наружу. Огляделся и широко улыбнулся.
День выдался чудесным — теплым и безветренным. Солнышко приятно согревало, а небо было ясным, без единого облачка. Вдалеке доносились звуки города, а здесь, неподалеку от реки, на цветущем зеленом лугу пели птицы, парившие высоко в небе. Над цветами летали пестрые бабочки и пчелы, полосатые осы и мохнатые шмели, которые собирали сладкий желтый нектар. В высокой траве прыгали тонконогие кузнечики, а из норок выглядывали серые мордочки шустрых полевок, которые выбегали и собирали опавшие с колосьев зерна. На лугу из-за близости реки дышалось свежестью, пахло прогретой весенним солнцем землей и горькими целебными травами.
Крытые повозки бродячих артистов стояли близ дороги на зеленом лугу. Лошадей, которые всю ночь тащили их, освободили, почистили и теперь отпустили к реке. Благородные животные мирно паслись, прядая ушами и отгоняя хвостами надоедливых слепней. За ними приглядывали двое лежащих в высокой траве мужчин, одетых в пестрые штаны и рубахи. Они жевали сухие соломинки, отгоняли руками пролетающих насекомых и о чем-то изредка переговаривались. Остальных из труппы артистов не было видно. Они давно переоделись и ушли в город. Там на центральной рыночной площади установили деревянный помост, на котором выступали актеры, танцовщицы и глотали ножей и огня, а близ него поставили небольшой яркий шатер, в котором предсказывала всем желающим молодая гадалка. Выступление Рейны и ее товарищей должно было продлиться два дня, и за это время труппа надеялась неплохо заработать в Анвиле.
Ничтожество оглянулся, к северу раскинулся небольшой городок, состоящий из невысоких двухэтажных домов, построенных, как и дома Ангвены, из светло-желтого камня. И только две башенки возле рыночной площади и светлый купол небольшого древнего храма возвышались над всем городом. Людей в Анвиле проживало немного. В основном ремесленники и торговцы, которые из-за большой конкуренции не смогли устроиться в Ангвене.
Но Анвил, как бы удивительно это не звучало, был гораздо старше Ангвены. Его история насчитывала сотни лет. Этот городок основали задолго до появления Дарра и прихода на Тивран ликийцев. Анвил видел многое: войны, походы и разрушения прекрасных городов и царств. Он был ровесником уничтоженной Светом Цервы и города наемников — Кироса. Он был свидетелем возвышения Адры и перехода золотого войска Халезии. При нем достигли наивысшего расцвета города-государства юга и погибли древние пустынные империи, на месте которых образовались Ифар и Леотия. Он стал свидетелем раскола Дарра и образования Ниннейского союза, создания Ликийской империи и падения некогда непобедимых Надара, Восточного Дарра, Адры, Халезии и Ифара, которые завоевали ликийцы. Анвил видел многое. И пусть этот город, всегда находивший в тени богатой и процветающей Ангвены, был мал и незначителен, он до сих пор не был никем завоеван и уничтожен. Единственное несчастье, которое постигло Анвил, — это большой пожар, произошедший сотню лет назад. Тогда огонь уничтожил самую старую часть города, которая находилась на противоположном берегу Аны. От той части Анвила только и остались черные выжженные руины. И теперь на тот берег реки переправлялись через сохранившийся мост лишь мальчишки, желавшие поиграть в обгорелых развалинах.
Про сгоревший город ходили разные слухи. Про бродивших под луной неприкаянных душ тех, кто погиб при пожаре. И про черных демонов, которые устроили этот пожар. И про речной народ, который давно вырезали основатели Анвила, и за это город прокляли. Ничтожество слышал легенду о том, что большой пожар в древней части Анвила устроил кто-то из выжившего речного народа, но правда ли это была или нет, он, конечно, не знал. Но тем удивительнее было то, что в Анвиле совсем не было рыбаков. Выше по течению было несколько маленьких рыбацких поселений, но близ самого города рыбу не ловили и на лодках не выходили, хотя и пользовались водой из реки.
Ничтожество еще раз окинул город быстрым взглядом. Потом поднял лицо к небу и зажмурился. Солнце светило ярко, но не припекало, как в середине лета. Старик беззаботно улыбнулся и пошел на луг.
Прошел по высокой траве, поглядывая на синюю ленту реки, которая серебрилась в лучах солнца, опустился, прикрыл глаза и замер. Как же хорошо было здесь! Тихо и спокойно. Только пение птиц и жужжание пчел и шмелей. Ароматы цветущих трав. И отдаленный бег быстрой реки. Если бы можно было здесь остаться…
Улыбающийся и счастливый в это мгновение старик открыл глаза и опустил взгляд к земле — прогретой солнцем, теплой, пахнущей весной и жизнью! Он заметил алые следы на своих рукавах и штанинах. Это была красная пыль, которая осталась на его одежде из похода в Церву. То была земля близ погибшего города. Выжженная и красная, как кровь. Давно мертвая земля! Ничтожество вздрогнул. Перевел взгляд на темную, почти черную, напитанную влагой, живую землю под его руками. Из нее росли цветы и колосья. Выползали мыши, в ней прятались кроты. В ней искали убежище многие животные. А скольких эта земля кормила? Он с ужасом посмотрел на пасущихся в стороне лошадей, на пролетающих насекомых, собиравших нектар, на паривших в лазоревом небе птиц. Затем опустил глаза к высокой серебристо-зеленой траве, белым и фиолетовым цветам, и ему сделалось страшно. Ведь этого всего не станет. Это все обратится в красную пыль! Живая, теплая, кормящая земля, на которой растет хлеб, умрет и станет выжженной красной пустыней, на которой не смогут прижиться даже колючки! Осознав это, Ничтожество затрясся, ему сделалось жутко. Он в панике оглядел цветущий луг. Неужели этого всего не станет? Что будет, когда земля не даст хлеб, когда нельзя будет собрать с деревьев сладкие фрукты, а с кустарников сочные ягоды? Чем будут питаться звери и птицы? А люди? Ничтожество с ужасом осознал, что к тому времени, когда Разлом дойдет и до этого луга и дальше, Свет уничтожит каждого. К тому времени уже не останется никого живого.
— Не допусти этого, — прошептал старик, обращаясь к кому-то.
Он поднял голову и взглянул в небо, на слепящее золотое солнце, которое дарило всему свет и тепло. Нет! Нет, решил он. Нельзя допустить гибели всего этого. Нужно спасти этот зеленый цветущий луг! Удивительно, но впервые за долгое время он почувствовал что-то отдаленно напоминающее ему дом. Он давно не ощущал этого… Дом… интересно, каков он? Его дом. Ничтожество не помнил отчего дома, в котором родился и вырос. Он не помнил и дома, в котором возвысился и в котором купался в золоте и самоцветах. В котором пил только дорогие вины и получал красивейших женщин. Он не помнил того дома, в котором перед ним преклоняли головы и боялись. Был ли это его настоящий дом? Он не мог сказать наверняка. Забавно, но именно туда он бы не захотел вернуться. Даже ради того золота на голове. Но он бы, наверное, с радостью вернулся на тот залитый светом луг… где он был в простой одежде и босой, где мог уснуть в траве и где пил молоко, и ел только хлеб… где его приняли не из страха или ради выгоды, а только потому что он нуждался в этом, потому что был несчастен и одинок… да, пожалуй, там он и обрел свой дом… а потом потерял… И в том была его вина…
— Ты обязательно туда вернешься, — неожиданно раздалось над ним.
Ничтожество поднял голову и увидел добрую девушку. Она стояла рядом и грустно улыбалась ему.
— Разве добрая девушка не должна работать? — спросил растерянный старик и часто заморгал.
— Давай-ка, я помогу тебе подняться, — сказала она и протянула к нему руки.
Ничтожество ухватился за них и медленно поднялся на ноги. Посмотрел ей за спину, но никто больше не вернулся из города. Только Рейна.
Но в то утро Рейна разбудила его поздно. Не хотела, но вскоре ей нужно было готовиться к выступлению, а Ничтожество до сих пор спал. Он бы, наверное, проспал и до обеда, но Ласка уже несколько раз заглядывала в повозку и окидывала спящего старика недовольным взглядом.
— И зачем ты подобрала этого бродягу?! — возмущалась она. — Хорошо еще, что не блохастую псину… Хотя может у этого старика…
— Замолчи, — отдергивала ее Рейна, — лучше сходи в город и купи еще вина, — и она показывала на опустевшие бурдюки.
— Я куплю вина, — зло отвечала Ласка, — а ты не вздумай давать его этому пройдохе!
А Ничтожество и не слышал препирательств двух женщин. Он впервые за долгое время спал спокойно. Его не тревожили кошмары, не мучил страх, и спал он в тепле и безопасности, на удобном, по его мнению, ложе. Поэтому когда Рейна разбудила его, он тепло улыбнулся ей и поблагодарил за доброту и радушие.
— Ничтожество счастливый человек, — сказал он, — наверное, Ничтожество сделал что-то хорошее, раз ему послали добрую девушку.
Рейна с жалостью посмотрела на него. Вздохнула, но ничего не ответила на его слова. Она знала о его прошлом, но намеренно не вспоминала о нем, не хотела причинять несчастному еще большую боль. После пережитого ужаса его рассудок и так повредился… он многое позабыл из своего прошлого, возможно в том была его защитная реакция… По мнению Рейны, старик достаточно настрадался, пусть и сам считал, что еще не искупил содеянное им злодеяние. Но не ей было судить о том. Даже прегрешения ее сестер, первых учениц Дермерии, которые поведали Легуру правду о том, как получить силы брата, были не столь страшны в сравнении с тем, что совершил Ничтожество. И хотя она знала, что его простили, сам он до сих пор не простил себя. А кто бы простил…?
— Позавтракай со мной, отец, — мягко улыбнулась ему Рейна и прошла к мешкам и горшкам с едой у противоположной стены.
По повозке, которая служила им передвижным домом, она спокойно ходила в это утро. И Ничтожество заметил, что они не едут, а стоят на месте.
— Это будет наша последняя долгая остановка перед дорогой в империю, — будто прочитав его мысли, пояснила Рейна.
Взяла глубокую миску, из которой вчера он ел суп, и набрала в нее еды.
— Здесь мы будем выступать два дня, а потом поедем дальше, — и увидев смятение на его лице, сразу же успокоила, — но ты не тревожься, отец. Мы успеем и приедем вовремя. Ты обязательно встретишься с ней, — и она ободряюще улыбнулась.
Подошла к сидевшему на постели старику.
— Еды у нас немного, — будто извиняясь, проговорила она и протянула ему миску с куском козьего сыра, краюхой ржаного хлеба и очищенной луковицей, — но это лучше, чем ничего.
Старик улыбнулся в ответ и с благодарностью принял миску с едой. Рейна предложила ему и немного вина.
— Вино кислое, — честно созналась она, протягивая бурдюк с рубиновой жидкостью, которой осталось немного, — самое дешевое, которое Ласка нашла в Ангвене.
Но Ничтожество отказался.
— Есть травяной настой, будешь?
Старик кивнул, отламывая кусочек хлеба и немного сыра.
— Добрая девушка вчера рассказывала Ничтожеству историю про человека…
Она резко обернулась к нему. Ее черные брови приподнялись от удивления. Не ожидала она, что он напомнит ей об этом.
— Но не рассказала ее до конца.
Рейна усмехнулась.
— А ты не забываешь то, что важно, отец. Что ж… ты верно, ждешь продолжения той истории?
Ничтожество закивал.
— Ну, хорошо! Я расскажу, что было дальше, а ты пока поешь.
И она села напротив него и стала рассказывать:
— Детей у того человека было много. И казалось, что у них всего в достатке. Но они все равно не были счастливы. Им было всего мало… С разочарованием они глядели на дом, который построил для них их отец. Замечали в нем несовершенства… А однажды они пришли к своему отцу и сказали: «Для чего ты построил этот дом? Для чего создал нас и поселил в нем? Зачем дал нам силы?»
— Что же он ответил им? — спросил старик.
Рейна грустно улыбнулась. Как и вчера, она смотрела куда-то вдаль, туда, куда ни Ничтожество, ни один смертный не мог дотянуться своим взглядом.
— У человека не было ответов. Он ведь и сам был могущественным. И у него были силы. Но изо дня в день он просто трудился… возделывал землю и растил хлеб, ловил рыбу и пас стада… Он молча внимал словам своих детей, которым было всего мало. Он смотрел на них и понимал, как сильно они отличаются от него. В особенности старший сын, которого он наделил большим могуществом. Он глядел на отца угрюмо и с недовольством и требовал большего, чем остальные. А за его спиной возвышался второй сын, и глядел он на брата с черной завистью и затаенной злобой. И расстроенный человек спросил у своих детей, чего еще они желают?
Ничтожество даже замер в ожидании ответа. Позабыл про завтрак. Он сидел на постели с миской в руках, но не ел, не шевелился, и боялся дышать.
— И сказали ему его дети: «Раз ты дал нам силы, раз позволил нам почувствовать себя могущественными, дай нам и тех, кого мы подчиним себе! Дай нам тех, кем мы будем управлять! Кому передадим свои знания! Кто будет слушать нас и подчиняться нам!» И расстроенный отец все же дал, что просили его алчные дети.
— И кого он дал им?
— Тех, кого его дети подчинили, — ответила Рейна, — кого учили… кто боялся их и почитал… кто принимал их власть и склонялся перед ними… Для кого-то учеников, а для кого-то рабов… — печально подытожила она.
Взглянула на полную миску Ничтожества и покачала головой.
— Отчего же ты не ешь, отец? Поешь, тебе нужны силы.
— Пусть добрая девушка еще расскажет, — попросил старик, — а Ничтожество поест. Обязательно поест, — пообещал он и с надеждой посмотрел на нее.
— Тогда слушай, — сказала Рейна и продолжила свою историю, — кто-то из детей человека был добр и терпелив со своими учениками… а кто-то из его детей был жесток со своими рабами… Однажды человек узнал, что его старший сын в своем могуществе возомнил себя выше отца и решил, что властен над жизнью и смертью… он убивал и призывал мертвых… создавал страшных тварей, опасных и кровожадных… и когда отец пришел к нему и спросил, что он делает? Тот ответил ему, что постигает дарованные ему силы… И тогда отец сказал ему, что силы ему даны для того, чтобы созидать… «Так я и созидаю, — ответил ему старший сын, — узри же мои творения!» Но творения его были воистину ужасны! Были они порождениями черной магии, завязанной на крови! И узрев их, его отец опечалился. Он увидел, что его старший сын выбрал не его дорогу, а иной путь…
— Эй, Рейна! Ты будешь сегодня работать?! — окликнул ее кто-то с улицы. — Уже приходили местные, спрашивали будет ли предсказывать гадалка.
Рейна вздохнула, повернула голову к выходу, и этому движению подались ее яркие, красные волосы, аккуратно заплетенные в несколько кос, и крикнула в ответ:
— Скажите, что гадалка будет предсказывать.
И она обернулась к притихшему Ничтожеству.
— Прости, отец. Мне пора на работу. А ты пока отдыхай. Я после расскажу тебе историю человека.
Глава XXVII. II часть (Ничтожество).
Но отдыхать ему не хотелось. И старик вскоре после ухода Рейны выбрался из повозки наружу. Огляделся и широко улыбнулся.
День выдался чудесным — теплым и безветренным. Солнышко приятно согревало, а небо было ясным, без единого облачка. Вдалеке доносились звуки города, а здесь, неподалеку от реки, на цветущем зеленом лугу пели птицы, парившие высоко в небе. Над цветами летали пестрые бабочки и пчелы, полосатые осы и мохнатые шмели, которые собирали сладкий желтый нектар. В высокой траве прыгали тонконогие кузнечики, а из норок выглядывали серые мордочки шустрых полевок, которые выбегали и собирали опавшие с колосьев зерна. На лугу из-за близости реки дышалось свежестью, пахло прогретой весенним солнцем землей и горькими целебными травами.
Крытые повозки бродячих артистов стояли близ дороги на зеленом лугу. Лошадей, которые всю ночь тащили их, освободили, почистили и теперь отпустили к реке. Благородные животные мирно паслись, прядая ушами и отгоняя хвостами надоедливых слепней. За ними приглядывали двое лежащих в высокой траве мужчин, одетых в пестрые штаны и рубахи. Они жевали сухие соломинки, отгоняли руками пролетающих насекомых и о чем-то изредка переговаривались. Остальных из труппы артистов не было видно. Они давно переоделись и ушли в город. Там на центральной рыночной площади установили деревянный помост, на котором выступали актеры, танцовщицы и глотали ножей и огня, а близ него поставили небольшой яркий шатер, в котором предсказывала всем желающим молодая гадалка. Выступление Рейны и ее товарищей должно было продлиться два дня, и за это время труппа надеялась неплохо заработать в Анвиле.
Ничтожество оглянулся, к северу раскинулся небольшой городок, состоящий из невысоких двухэтажных домов, построенных, как и дома Ангвены, из светло-желтого камня. И только две башенки возле рыночной площади и светлый купол небольшого древнего храма возвышались над всем городом. Людей в Анвиле проживало немного. В основном ремесленники и торговцы, которые из-за большой конкуренции не смогли устроиться в Ангвене.
Но Анвил, как бы удивительно это не звучало, был гораздо старше Ангвены. Его история насчитывала сотни лет. Этот городок основали задолго до появления Дарра и прихода на Тивран ликийцев. Анвил видел многое: войны, походы и разрушения прекрасных городов и царств. Он был ровесником уничтоженной Светом Цервы и города наемников — Кироса. Он был свидетелем возвышения Адры и перехода золотого войска Халезии. При нем достигли наивысшего расцвета города-государства юга и погибли древние пустынные империи, на месте которых образовались Ифар и Леотия. Он стал свидетелем раскола Дарра и образования Ниннейского союза, создания Ликийской империи и падения некогда непобедимых Надара, Восточного Дарра, Адры, Халезии и Ифара, которые завоевали ликийцы. Анвил видел многое. И пусть этот город, всегда находивший в тени богатой и процветающей Ангвены, был мал и незначителен, он до сих пор не был никем завоеван и уничтожен. Единственное несчастье, которое постигло Анвил, — это большой пожар, произошедший сотню лет назад. Тогда огонь уничтожил самую старую часть города, которая находилась на противоположном берегу Аны. От той части Анвила только и остались черные выжженные руины. И теперь на тот берег реки переправлялись через сохранившийся мост лишь мальчишки, желавшие поиграть в обгорелых развалинах.
Про сгоревший город ходили разные слухи. Про бродивших под луной неприкаянных душ тех, кто погиб при пожаре. И про черных демонов, которые устроили этот пожар. И про речной народ, который давно вырезали основатели Анвила, и за это город прокляли. Ничтожество слышал легенду о том, что большой пожар в древней части Анвила устроил кто-то из выжившего речного народа, но правда ли это была или нет, он, конечно, не знал. Но тем удивительнее было то, что в Анвиле совсем не было рыбаков. Выше по течению было несколько маленьких рыбацких поселений, но близ самого города рыбу не ловили и на лодках не выходили, хотя и пользовались водой из реки.
Ничтожество еще раз окинул город быстрым взглядом. Потом поднял лицо к небу и зажмурился. Солнце светило ярко, но не припекало, как в середине лета. Старик беззаботно улыбнулся и пошел на луг.
Прошел по высокой траве, поглядывая на синюю ленту реки, которая серебрилась в лучах солнца, опустился, прикрыл глаза и замер. Как же хорошо было здесь! Тихо и спокойно. Только пение птиц и жужжание пчел и шмелей. Ароматы цветущих трав. И отдаленный бег быстрой реки. Если бы можно было здесь остаться…
Улыбающийся и счастливый в это мгновение старик открыл глаза и опустил взгляд к земле — прогретой солнцем, теплой, пахнущей весной и жизнью! Он заметил алые следы на своих рукавах и штанинах. Это была красная пыль, которая осталась на его одежде из похода в Церву. То была земля близ погибшего города. Выжженная и красная, как кровь. Давно мертвая земля! Ничтожество вздрогнул. Перевел взгляд на темную, почти черную, напитанную влагой, живую землю под его руками. Из нее росли цветы и колосья. Выползали мыши, в ней прятались кроты. В ней искали убежище многие животные. А скольких эта земля кормила? Он с ужасом посмотрел на пасущихся в стороне лошадей, на пролетающих насекомых, собиравших нектар, на паривших в лазоревом небе птиц. Затем опустил глаза к высокой серебристо-зеленой траве, белым и фиолетовым цветам, и ему сделалось страшно. Ведь этого всего не станет. Это все обратится в красную пыль! Живая, теплая, кормящая земля, на которой растет хлеб, умрет и станет выжженной красной пустыней, на которой не смогут прижиться даже колючки! Осознав это, Ничтожество затрясся, ему сделалось жутко. Он в панике оглядел цветущий луг. Неужели этого всего не станет? Что будет, когда земля не даст хлеб, когда нельзя будет собрать с деревьев сладкие фрукты, а с кустарников сочные ягоды? Чем будут питаться звери и птицы? А люди? Ничтожество с ужасом осознал, что к тому времени, когда Разлом дойдет и до этого луга и дальше, Свет уничтожит каждого. К тому времени уже не останется никого живого.
— Не допусти этого, — прошептал старик, обращаясь к кому-то.
Он поднял голову и взглянул в небо, на слепящее золотое солнце, которое дарило всему свет и тепло. Нет! Нет, решил он. Нельзя допустить гибели всего этого. Нужно спасти этот зеленый цветущий луг! Удивительно, но впервые за долгое время он почувствовал что-то отдаленно напоминающее ему дом. Он давно не ощущал этого… Дом… интересно, каков он? Его дом. Ничтожество не помнил отчего дома, в котором родился и вырос. Он не помнил и дома, в котором возвысился и в котором купался в золоте и самоцветах. В котором пил только дорогие вины и получал красивейших женщин. Он не помнил того дома, в котором перед ним преклоняли головы и боялись. Был ли это его настоящий дом? Он не мог сказать наверняка. Забавно, но именно туда он бы не захотел вернуться. Даже ради того золота на голове. Но он бы, наверное, с радостью вернулся на тот залитый светом луг… где он был в простой одежде и босой, где мог уснуть в траве и где пил молоко, и ел только хлеб… где его приняли не из страха или ради выгоды, а только потому что он нуждался в этом, потому что был несчастен и одинок… да, пожалуй, там он и обрел свой дом… а потом потерял… И в том была его вина…
— Ты обязательно туда вернешься, — неожиданно раздалось над ним.
Ничтожество поднял голову и увидел добрую девушку. Она стояла рядом и грустно улыбалась ему.
— Разве добрая девушка не должна работать? — спросил растерянный старик и часто заморгал.
— Давай-ка, я помогу тебе подняться, — сказала она и протянула к нему руки.
Ничтожество ухватился за них и медленно поднялся на ноги. Посмотрел ей за спину, но никто больше не вернулся из города. Только Рейна.
