Инна слышала вопрос женщины, но привычный вроде бы текст рекламы заставил её оглянуться на экран. В данный момент там уже не показывали ни клей, ни проблемы с потерянной ногой. Улыбаясь зрителям, с рекламного поля на молодую женщину смотрел неистовый шатен в возрасте. В сером свитере и брюках, в укороченном клетчатом пиджаке, в небольших докторских очёчках, с элегантной тростью.
- Вы сказали ваш... ребёнок... болен?
Повторила вопрос стареющая примадонна, привлекая внимание Инны интонациями, которыми выделила слова «ребёнок» и «болен».
- Да, он очень болен, и нам нужна помощь. - разговор выглядел странно и молодая женщина решила попробовать перефразировать вопрос, чувствуя, что её не совсем понимают.
- Помощь... - медленно проговорила прима, вроде как задумываясь. А потом указала рукой вниз по улице. - Вам туда, не промахнётесь, там всегда открыта дверь.
- Можно? – спросила Инна, осторожно заглядывая в приоткрытую дверь.
Прима не ошиблась. На торговой улице среди... не разрушенных, а скорее заброшенных магазинчиков нормально открытая дверь имелась только одна. Остальных либо не имелось в принципе, либо они едва висели на петлях, либо проёмы прятались за корявыми щитами из досок. Из-за этого широкий проспект выглядел однобоко оживлённым. Ведь люди, спешащие по делам, на запустение и заброшенность внимания обращали не больше, чем на рекламный экран. Привычность к разрухе пугала, и Инна с облегчением заторопилась войти, едва поняла, что добралась до места.
Раньше здесь походу размещалась аптека. На пустых, с разбитыми стёклами витринах, ещё виднелись остатки бумажных рекламок. И хотя женщина не узнавала названий, думалось, что это всё-таки именно лекарства.
Но на полках вместо привычных тюбиков и коробочек с препаратами лежали… свечи разного цвета, толщины и длины, пучки травы и веточек с листьями, горки мумифицированных насекомых, ящериц, крыс и летучих мышей. Последние лежали друг на друге как листы старой бумаги, высушенные и с расправленными во всю длину крыльями.
На прилавке, где в прошлом мог стоять кассовый аппарат или платёжный терминал по краям стояло несколько больших банок, наполненных отвратительного вида жёлтой жидкостью. В одной из банок даже что-то плавало. Ну, в смысле, лежало, как заспиртованная лягушка в школьной лаборатории. Только, на лягушку это совсем не походило. Скорее на… саламандру? Не могло же это всерьёз быть эмбрионом ребёнка?
- Простите, здесь кто-нибудь есть? – прижимая к себе сына, Инна оглядывалась вокруг, не представляя, как может выглядеть врач, работающий в таком месте. Или же слишком хорошо представляя и понимая, что он может быть кем угодно, но только не светилом медицины. Той продвинутой, какую надеялся застать в будущем профессор Жданов. И вообще думалось, что его машина что-то напутала.
- Посторонитесь! – рявкнули за спиной, и женщина в испуге шарахнулась в сторону.
Мимо тяжёло дыша, быстро прошагал мужчина. Небритый, с сальными волосами, стянутыми в пучок на затылке с плешью, в мятой клетчатой рубашке и замызганных джинсах. Одной рукой он что-то прижимал к груди, другая болталась при ходьбе как бумажная.
Подойдя к прилавку, мужчина скинул на него свою ношу, и стянул с себя рубашку, оставшись в грязной майке. Вместо левой руки – культя до локтя. Здоровой правой пришедший перегнувшись, зашарил под прилавком что-то выискивая. Достал, бросил и отошёл.
Инна, наблюдавшая за ним со стороны, посмотрела на то, что он принёс, и её передёрнуло от омерзения.
На столе, глядя на неё вылезшими из орбит глазами, лежала дохлая кошка. Вероятно, её сбила машина. Выбив глаза, чуть раздавив череп, сломав рёбра, которые пропороли когда-то красивую шкурку с бело-серыми полосками, и позволили выпасть наружу буро-зелёным внутренностям.
Мужчина вернулся, накрыл погибшее животное блестящей тканью размером с головной платок, и воровато оглянулся, но не на Инну, а на окно, где за грязным стеклом угадывалась женская фигура, недавняя собеседница молодой женщины.
Хоть Инна и не видела лица «врача», ей показалось, что он недовольно нахмурился. И начал производить странные манипуляции. Мелом, который ранее бросил на прилавок, нарисовал вокруг закрытого трупика пентаграмму, поставил и зажёг по углам чёрные свечи, поставил небольшой котелок перед собой. И начал кидать в него травки что почти магически появлялись у него в руках под устрашающее завывание, в котором женщина, к своему удивлению, узнала песню. Коверкая неверным произношением, однорукий пел Отель Калифорния от Eaglas.
Закончив, он сделал едва заметный пас пальцами имеющейся руки, и из-под сверкающей тряпки пополз густой и неправдоподобно жидкий туман, тягучими чёрными прядями спускаясь на пол. Но мужчину он не интересовал. Развернувшись однорукий внимательно осмотрел Инну, спящего на её плече сына, и хмуро сплюнув, вдруг сказал:
- Детей не воскрешаю!
«Врач» оказался некромантом. Раньше женщина думала, что те бывают только в компьютерных играх. А нет, вот пожалуйста. Сидит перед ней, курит марихуану и рассказывает, как много лет назад, ещё до его рождения, народ вдруг открыл для себя прелесть воскрешения. И пошло-поехало. Сначала некроманты просто воскрешали умерших. Но не всех это устраивало. Слишком уж много тратилось на то, чтобы привести воскресшего к прежнему виду. Кто и когда решил, что стоит умирать, не дожидаясь «порчи фасада», но самоубийства для посмертия стали просто хитом. А посмертие - альтернативой лечения и медленного угасания.
Правда и у этого открылась неприятная сторона. Воскресшие тела ломались и промышленность, перестав производить продукты питания и лекарства, переключилась на косметику и консервирующие средства.
А люди, избавившись от необходимости есть, спать и прочих «прелестей», присущих живым организмам всё полученное время тратили по своему усмотрению. Кто-то продолжил работать, делая карьеру, повышая статус и получая возможность лучшего ухода за телом. А кто-то просто наслаждался свободой, делая всё, на что раньше не хватало времени, денег или смелости.
- Только, теперь они тебя не отпустят, - проговорил Алексей, выпуская клубы дыма к потолку и оглядываясь на разбитые витрины, где за время разговора скопилась целая толпа любопытствующих под представительством «стареющей примадонны». - Как пить дать, не отпустят!
- Почему?
- Из-за ребёнка!
- То есть?
- Очень просто, - Алексей лениво почесал культю. - Ты себе даже не представляешь, Сколько времени здесь уже не рождались дети! А у тебя живой, маленький! Прелесть...
От интонации обкуренного некроманта Инну передёрнуло, и дремлющий на коленках сын, тут же беспокойно завозился.
- Прелесть? - всё же переспросила она.
- Ну, конечно! И, кстати, ты зря не соглашаешься! Тебе же лучше, сын был бы здоров!
- Но вы же его убить предлагаете! – Инна снова пришла в ужас, как и от первых слов Алексея. Позже разобравшись, что к чему, он смягчился и согласился помочь, даже помочь умертвить Илью для начала. - Убить! Вы что сами себя не слышите?
- Я убью, я воскрешу, и у тебя будет ребёнок без всяких болезней, здоровый! Правда, расти не будет, но это уже мелочи…
- Мёртвый!
- А сейчас он живой? И что? Сколько вам врачи дают времени? Год-два?
Илюшка завозился, услышав сквозь сон разговор о себе, и Инна инстинктивно притиснула его. Калека-некромант говорил очень неприятную, но правду. Но согласиться убить ребёнка, вместо того, чтобы попытаться его вылечить?
О ноги мурлыча и скрипя, как старая дверца, потёрлась дохлая кошка. Мутные глаза, свалявшаяся шерсть, поломанный в нескольких местах хвост. Раздавленной она больше не выглядела, но и не выглядела живой.
- О, смотри, очапалась! – Алексей реально обрадовался. И наклонившись, привычным жестом погладил полосатую любимицу. Та не почувствовала прикосновений, продолжая тереться об ноги Инны. Но мужчину это не расстроило. Он снова почесал культю, и, протянув руку к хвосту кошки на месте перелома, где сквозь шерсть ещё торчали белые осколочки кости, одним сжатием вдавливая их под кожу. – Нужно будет причесать, кое-что подмотать! А так, видишь, ласковая, живая!
- Она не живая, она ДОХЛАЯ! – истерично выкрикнула Инна, подбирая ноги под себя, и с силой притискивая сына. Он сонно вскрикнул, но так и не проснулся. А некромант хмыкнул.
- Дохлая… Скажешь тоже… Видишь же очень даже живая - ходит, мяучит, ласки просит – что ещё нужно?!
- А вы-то сами? Почему потеряв руку не умерли, не восстановились? - возмутилась женщина, чудом балансируя на хлипкой табуретке.
- Ну.. руку-то я сохранил, вон на прилавке стоит, в банке. Думаю продать, если покупатель подвернётся.
- Покупатель?!
- Я пацаном был, когда руку взрывом баллончика оторвало. Только тогда ещё поголовное посмертие не практиковалось, так что выбирать не из чего было. Вот и сунул руку в спирт, на будущее, а сам к дяде некроманту в ученики пошёл.
- Господи...
- Да, ладно тебе. Нормально всё, житуха просто улёт.
- Не для меня. - Отпихнув кошку, Инна встала. - Такое не для меня, и уж точно не для моего сына.
- И что ты собираешься делать? - сквозь укурененность в голосе Алексея зазвучал и интерес.
- Вернуться домой, и продолжать искать лекарство.
- А... Ну, иди, иди... Авось найдёшь, - интерес пропал, и некромант расслабленно откинулся на прилавок, продолжая пускать к потолку дымные кольца.
Осмотрев разрушенную аптеку, Инна остановила взгляд на блестящей тряпке-платке, которой Алексей накрывал труп кошки. Женщину снова передёрнуло. Но брезгливость уступила место практичности.
К сожалению, она не засекла время, когда выходила из заброшенной квартиры. Но думалось, что за осмотром «достопримечательностей» и «милым разговором» она не потеряла отпущенные профессором Ждановым время, и значит, могла ещё вернуться. Только идти придётся быстро, а слинг она оставила... в прошлом.
Примотала всё ещё спящего сына к спине, и подошла к открытой двери, где в нерешительности, как неприглашённые вампиры, топтались... мертвяки? Наштукатуренные, напомаженные, склееные, с нарисованными улыбками, и искусственными глазами. Почти как живые.
- Посмертие - альтернатива жизни, - пробормотала женщина, и, мотнув головой, решительно шагнула на улицу. Уж лучше борьба за жизнь, чем иллюзия жизни.
- Вы сказали ваш... ребёнок... болен?
Повторила вопрос стареющая примадонна, привлекая внимание Инны интонациями, которыми выделила слова «ребёнок» и «болен».
- Да, он очень болен, и нам нужна помощь. - разговор выглядел странно и молодая женщина решила попробовать перефразировать вопрос, чувствуя, что её не совсем понимают.
- Помощь... - медленно проговорила прима, вроде как задумываясь. А потом указала рукой вниз по улице. - Вам туда, не промахнётесь, там всегда открыта дверь.
***
- Можно? – спросила Инна, осторожно заглядывая в приоткрытую дверь.
Прима не ошиблась. На торговой улице среди... не разрушенных, а скорее заброшенных магазинчиков нормально открытая дверь имелась только одна. Остальных либо не имелось в принципе, либо они едва висели на петлях, либо проёмы прятались за корявыми щитами из досок. Из-за этого широкий проспект выглядел однобоко оживлённым. Ведь люди, спешащие по делам, на запустение и заброшенность внимания обращали не больше, чем на рекламный экран. Привычность к разрухе пугала, и Инна с облегчением заторопилась войти, едва поняла, что добралась до места.
Раньше здесь походу размещалась аптека. На пустых, с разбитыми стёклами витринах, ещё виднелись остатки бумажных рекламок. И хотя женщина не узнавала названий, думалось, что это всё-таки именно лекарства.
Но на полках вместо привычных тюбиков и коробочек с препаратами лежали… свечи разного цвета, толщины и длины, пучки травы и веточек с листьями, горки мумифицированных насекомых, ящериц, крыс и летучих мышей. Последние лежали друг на друге как листы старой бумаги, высушенные и с расправленными во всю длину крыльями.
На прилавке, где в прошлом мог стоять кассовый аппарат или платёжный терминал по краям стояло несколько больших банок, наполненных отвратительного вида жёлтой жидкостью. В одной из банок даже что-то плавало. Ну, в смысле, лежало, как заспиртованная лягушка в школьной лаборатории. Только, на лягушку это совсем не походило. Скорее на… саламандру? Не могло же это всерьёз быть эмбрионом ребёнка?
- Простите, здесь кто-нибудь есть? – прижимая к себе сына, Инна оглядывалась вокруг, не представляя, как может выглядеть врач, работающий в таком месте. Или же слишком хорошо представляя и понимая, что он может быть кем угодно, но только не светилом медицины. Той продвинутой, какую надеялся застать в будущем профессор Жданов. И вообще думалось, что его машина что-то напутала.
- Посторонитесь! – рявкнули за спиной, и женщина в испуге шарахнулась в сторону.
Мимо тяжёло дыша, быстро прошагал мужчина. Небритый, с сальными волосами, стянутыми в пучок на затылке с плешью, в мятой клетчатой рубашке и замызганных джинсах. Одной рукой он что-то прижимал к груди, другая болталась при ходьбе как бумажная.
Подойдя к прилавку, мужчина скинул на него свою ношу, и стянул с себя рубашку, оставшись в грязной майке. Вместо левой руки – культя до локтя. Здоровой правой пришедший перегнувшись, зашарил под прилавком что-то выискивая. Достал, бросил и отошёл.
Инна, наблюдавшая за ним со стороны, посмотрела на то, что он принёс, и её передёрнуло от омерзения.
На столе, глядя на неё вылезшими из орбит глазами, лежала дохлая кошка. Вероятно, её сбила машина. Выбив глаза, чуть раздавив череп, сломав рёбра, которые пропороли когда-то красивую шкурку с бело-серыми полосками, и позволили выпасть наружу буро-зелёным внутренностям.
Мужчина вернулся, накрыл погибшее животное блестящей тканью размером с головной платок, и воровато оглянулся, но не на Инну, а на окно, где за грязным стеклом угадывалась женская фигура, недавняя собеседница молодой женщины.
Хоть Инна и не видела лица «врача», ей показалось, что он недовольно нахмурился. И начал производить странные манипуляции. Мелом, который ранее бросил на прилавок, нарисовал вокруг закрытого трупика пентаграмму, поставил и зажёг по углам чёрные свечи, поставил небольшой котелок перед собой. И начал кидать в него травки что почти магически появлялись у него в руках под устрашающее завывание, в котором женщина, к своему удивлению, узнала песню. Коверкая неверным произношением, однорукий пел Отель Калифорния от Eaglas.
Закончив, он сделал едва заметный пас пальцами имеющейся руки, и из-под сверкающей тряпки пополз густой и неправдоподобно жидкий туман, тягучими чёрными прядями спускаясь на пол. Но мужчину он не интересовал. Развернувшись однорукий внимательно осмотрел Инну, спящего на её плече сына, и хмуро сплюнув, вдруг сказал:
- Детей не воскрешаю!
***
«Врач» оказался некромантом. Раньше женщина думала, что те бывают только в компьютерных играх. А нет, вот пожалуйста. Сидит перед ней, курит марихуану и рассказывает, как много лет назад, ещё до его рождения, народ вдруг открыл для себя прелесть воскрешения. И пошло-поехало. Сначала некроманты просто воскрешали умерших. Но не всех это устраивало. Слишком уж много тратилось на то, чтобы привести воскресшего к прежнему виду. Кто и когда решил, что стоит умирать, не дожидаясь «порчи фасада», но самоубийства для посмертия стали просто хитом. А посмертие - альтернативой лечения и медленного угасания.
Правда и у этого открылась неприятная сторона. Воскресшие тела ломались и промышленность, перестав производить продукты питания и лекарства, переключилась на косметику и консервирующие средства.
А люди, избавившись от необходимости есть, спать и прочих «прелестей», присущих живым организмам всё полученное время тратили по своему усмотрению. Кто-то продолжил работать, делая карьеру, повышая статус и получая возможность лучшего ухода за телом. А кто-то просто наслаждался свободой, делая всё, на что раньше не хватало времени, денег или смелости.
- Только, теперь они тебя не отпустят, - проговорил Алексей, выпуская клубы дыма к потолку и оглядываясь на разбитые витрины, где за время разговора скопилась целая толпа любопытствующих под представительством «стареющей примадонны». - Как пить дать, не отпустят!
- Почему?
- Из-за ребёнка!
- То есть?
- Очень просто, - Алексей лениво почесал культю. - Ты себе даже не представляешь, Сколько времени здесь уже не рождались дети! А у тебя живой, маленький! Прелесть...
От интонации обкуренного некроманта Инну передёрнуло, и дремлющий на коленках сын, тут же беспокойно завозился.
- Прелесть? - всё же переспросила она.
- Ну, конечно! И, кстати, ты зря не соглашаешься! Тебе же лучше, сын был бы здоров!
- Но вы же его убить предлагаете! – Инна снова пришла в ужас, как и от первых слов Алексея. Позже разобравшись, что к чему, он смягчился и согласился помочь, даже помочь умертвить Илью для начала. - Убить! Вы что сами себя не слышите?
- Я убью, я воскрешу, и у тебя будет ребёнок без всяких болезней, здоровый! Правда, расти не будет, но это уже мелочи…
- Мёртвый!
- А сейчас он живой? И что? Сколько вам врачи дают времени? Год-два?
Илюшка завозился, услышав сквозь сон разговор о себе, и Инна инстинктивно притиснула его. Калека-некромант говорил очень неприятную, но правду. Но согласиться убить ребёнка, вместо того, чтобы попытаться его вылечить?
О ноги мурлыча и скрипя, как старая дверца, потёрлась дохлая кошка. Мутные глаза, свалявшаяся шерсть, поломанный в нескольких местах хвост. Раздавленной она больше не выглядела, но и не выглядела живой.
- О, смотри, очапалась! – Алексей реально обрадовался. И наклонившись, привычным жестом погладил полосатую любимицу. Та не почувствовала прикосновений, продолжая тереться об ноги Инны. Но мужчину это не расстроило. Он снова почесал культю, и, протянув руку к хвосту кошки на месте перелома, где сквозь шерсть ещё торчали белые осколочки кости, одним сжатием вдавливая их под кожу. – Нужно будет причесать, кое-что подмотать! А так, видишь, ласковая, живая!
- Она не живая, она ДОХЛАЯ! – истерично выкрикнула Инна, подбирая ноги под себя, и с силой притискивая сына. Он сонно вскрикнул, но так и не проснулся. А некромант хмыкнул.
- Дохлая… Скажешь тоже… Видишь же очень даже живая - ходит, мяучит, ласки просит – что ещё нужно?!
- А вы-то сами? Почему потеряв руку не умерли, не восстановились? - возмутилась женщина, чудом балансируя на хлипкой табуретке.
- Ну.. руку-то я сохранил, вон на прилавке стоит, в банке. Думаю продать, если покупатель подвернётся.
- Покупатель?!
- Я пацаном был, когда руку взрывом баллончика оторвало. Только тогда ещё поголовное посмертие не практиковалось, так что выбирать не из чего было. Вот и сунул руку в спирт, на будущее, а сам к дяде некроманту в ученики пошёл.
- Господи...
- Да, ладно тебе. Нормально всё, житуха просто улёт.
- Не для меня. - Отпихнув кошку, Инна встала. - Такое не для меня, и уж точно не для моего сына.
- И что ты собираешься делать? - сквозь укурененность в голосе Алексея зазвучал и интерес.
- Вернуться домой, и продолжать искать лекарство.
- А... Ну, иди, иди... Авось найдёшь, - интерес пропал, и некромант расслабленно откинулся на прилавок, продолжая пускать к потолку дымные кольца.
Осмотрев разрушенную аптеку, Инна остановила взгляд на блестящей тряпке-платке, которой Алексей накрывал труп кошки. Женщину снова передёрнуло. Но брезгливость уступила место практичности.
К сожалению, она не засекла время, когда выходила из заброшенной квартиры. Но думалось, что за осмотром «достопримечательностей» и «милым разговором» она не потеряла отпущенные профессором Ждановым время, и значит, могла ещё вернуться. Только идти придётся быстро, а слинг она оставила... в прошлом.
Примотала всё ещё спящего сына к спине, и подошла к открытой двери, где в нерешительности, как неприглашённые вампиры, топтались... мертвяки? Наштукатуренные, напомаженные, склееные, с нарисованными улыбками, и искусственными глазами. Почти как живые.
- Посмертие - альтернатива жизни, - пробормотала женщина, и, мотнув головой, решительно шагнула на улицу. Уж лучше борьба за жизнь, чем иллюзия жизни.
