— Тишина, тишина, тишина… — очень быстро зашептала старуха. — Тишина…
Сгусток тьмы замер, и вдруг потянулся к ней, но его прочно удерживало что-то, помимо призрачных лап.
— Вот чёрт! — вырвалось у Диона, и тут же чёрная молния выстрелила ему в грудь. Ощущение того, что кто-то попытался сломать ему грудную клетку изнутри с такой силой, что вывернул все рёбра, заставило его открыть рот в крике. Но воздуха на крик не нашлось. Зато что-то шевельнулось внутри черепа и заскреблось о кость. И Дион всё же смог закричать, когда тысяча тонких иголок вонзились в нервные центры рук и ног.
— Дион, что с тобой? — испугалась Ламоник.
— Твой мужчина оказался слишком глуп, — словно со дна колодца донёсся строгий голос старухи. — Слишком глуп.
— Это не мой мужчина, — сквозь то, что сейчас с ним происходило, Дион увидел, как отчаянно зарделась Ламоник, и как яростно замотала головой. А потом мир исчез в фонтане боли, которым он взорвался.
Он куда-то ехал. Его голова покоилась на чьих-то коленях. Открыв страдающие от света глаза, он посмотрел. Откинувшись на стекло, Ламоник сидела так, словно спала. Закрытые глаза и мокрые от слёз щёки. При очередном толчке одна из слезинок упала ему прямо на губы. Облизнувшись, Дион почувствовал соль. Что-то мимолётно коснулось его волос, но так же быстро исчезло. Впервые за последнее, время Дион пожелал, чтобы девушка не оставляла его в покое.
— Ты пришёл в себя? — спросила Ламоник. — Тебе больше ничего не грозит… Можешь подниматься, — беспрекословно следуя её словам, он поднялся. Она тут же открыла дверцу, точно рассчитав момент с полной остановкой машины. — Не беспокойся, за такси я уже заплатила…
Прошло две недели, прежде чем она появилась снова. Даже не появилась, а, скорее, просто дала о себе знать. Зайдя как-то в бухгалтерию, он увидел, как сказав кому-то: «Пока!» Юнона отключает связь. Сердце до невозможности неприятно заныло. Шестым чувством он догадался, нет, просто почувствовал, с кем был этот разговор.
— Кто это был? — спросил он, понимая, что задаёт бестактный вопрос, но не мог не попытаться узнать.
— Ламоник… — отозвалась Юнона. — Сказала, что увольняется с завтрашнего дня и сегодня празднует своё освобождение в «Солярисе»…
Дион вылетел из офиса. Поймал такси, сел и замер, поняв, что понятия не имеет о том, в каком городе, или хотя бы стране находиться этот «Солярис».
— Езжай вперёд, — сказал он водителю. А сам попытался представить себе Ламоник. Где бы он праздновал своё освобождение, если бы ненавидел эту фирму так же, как она? Впрочем, нет. Её выбор места наверняка не связан с ненавистью, скорее желанием Ламоник просто погулять. Хорошо повеселиться, неподалеку от дома, в компании друзей.
— Мистер, вы слышали о виртоиграх? — спросил вдруг шофёр. — Можете даже не отвечать. Вижу, что слышали. Все вы, хоть чуть-чуть относящие себя к интеллигенции, пробовали эту заразу. Но вы-то ладно… А вот молодёжь. С детства замусорят себе мозги, а потом по стране толпа психов носиться. Вот моя дочка тоже ходила. Я, как узнал, так её выдрал, что она у меня неделю стоя ела. Я бы и под её драгоценный «Солярис» бомбу бы подложил, если бы была…
— Где он находиться? — тут же среагировал Дион. — Вези меня туда…
— И вы что ль оттуда? — поразился бедолага шофёр. — А я вам всё это несу?! А ну выматывайся из машины! Ублюдок старый!
— Подождите, вы не так поняли. Я знать не знаю о вашем «Солярисе», но мне туда нужно. Я ищу одну свою знакомую. Мне кажется, что она может быть там. Мне необходимо её найти.
Шофер помолчал, и вдруг пожав плечами, поехал дальше.
«Солярисом» оказалось старенькое, с каменный входом кафе. Тусклые лампы над входом. Почти чистые столы. И музыка дикая, грохочущая, пробуждающая что-то от первобытного человека. Например, его радость жизни. Но где в такой толпе, и грохоте искать её, Ламоник? Дион кинулся к бармену, предполагая, что кто-кто, а он-то должен был видеть её, если она вообще здесь появлялась.
— Вы не видели? … — начал он и попытался описать Ламоник. Остановился, когда понял, что бармен практически не реагирует на его слова. Но, продолжая вытирать стаканы, он почти не отрывал взгляда от лица Диона.
— Нет, никогда такой не видел, — ответил он, уличив паузу.
— Подумайте, хорошенько. Мне она очень нужна, — от бесполезности и беспомощности Дион чувствовал себя плохо. Едва стоя на ногах, он уже с трудом понимал что происходит. Где эта девушка? Где же она? Он шарахнулся от стойки…
— Подожди, а кто она тебе? — остановил его парень у стойки. Лет двадцати пяти с пораненным лицом, какими-то мутно-безумными глазами.
— Кто? — переспросил Дион. КТО? … Кто она ему? … Кто? … — Моя Рабыня! — жестко сказал он и почувствовал себя способным улыбнуться. Ведь, на самом деле, это он стал её рабом. Но, торопясь её найти, он повторил. — Рабыня!
Глаза парня округлились настолько, что смогли показать почти вернувшийся в них разум.
— Пойдём, — сказал он и полускатился с табурета под ноги Диониса. — Пойдём, пойдём… — повторял он с такой скоростью, словно боялся, что в какой-то миг забыть, как произноситься это слово. Он поднялся на ноги и достаточно быстро в такт словам закачался куда-то вглубь. Чуть позже Дион сообразил, что его ведут к подсобке. Оглянувшись по пути на резкий женский смех, он увидел примитивные виртуалки, облепленные пьяными людьми.
— Пойдём, пойдём, — звал проводник. За открытой им дверью оказалась не подсобка, а лестница и лишь потом комната. Дым настолько плотный, что, когда открыли дверь, показалось, что за ней просто белая от штукатурки стена, со всей своей яростью впился в глаза. Дион моргнул и почувствовал на щеках слёзы.
— Ламоник, — позвал он, отталкивая проводника в сторону. Звуки музыки среди того, что он принял за пожар, повергли его в изумление. В дальнем углу комнаты наиболее свободном от дыма на старом диване грудилась небольшая компания. Человек семь-восемь. Один парень играл на сиринксе. Кто-то свешивался ему на плечо. Кто-то оккупировал подлокотники и верх дивана. Пел играющий парень и ещё кто-то. Впрочем, ни кто-то. На полу рядом с диваном на видавшем и лучшие времена пуфике сидела Ламоник. В шортах, майке, джинсовой курточке и с распущенными волосами. Опершись на чьи-то ноги, она пела:
— А ведь не даром люди говорят,
Что и любовь бывает горькой…
— Лами, Лам… Твой… Хозяин пришёл, — позвал проводник. Услышав его голос, Дион вздрогнул. Только увидев её, он забыл обо всём на свете. Ему больше ничего и не требовалось. Только видеть её снова. А она подняла голову.
— Что ещё за шутки? — рыкнул певец на говорившего. Ламоник остановила его прикосновением к колену.
— Это не шутка… И? Что дальше? — этот вопрос адресован был уже Дионису. — Я же оставила тебя в покое. Между нами лишь твоё «исключено», — сказала она тем же тоном, как когда-то давно уже, он. И он услышал это слово, так как услышала его она тогда. С тем звуком, словно пенопластом, провели по стеклу. Дион знал этот звук. Когда-то в детстве им его напугал дед. И он промолчал, не зная и даже не представляя, что ей ответить.
— Садись… Хозяин, — проговорил певец с беззлобной ухмылкой и показал на подушку рядом с Ламоник. Дион сел. Потом они много пели, пили, глотали какую-то практически хрустально-ледяную жидкость, после которой на губах оставался легкий голубой иней. Певец это называл это «фантастическим полётом». Отдаленно Дион понимал, что это наркотик, но глотал вместе со всеми потому, это делала Ламоник.
— Подожди, я сейчас, — прошептала она, отшатываясь от его протянутых рук. Но он не собирался отпускать её одну. Держа, словно младшую сестрёнку, за руку он вывел её в коридор, и так же они вошли в другую комнату, хотя, теперь вела уже Ламоник. Сквозь пелену наркотического опьянения Диону с трудом давалось осознание увиденного. В полутемном помещении в свете одинокой лампочки под потолком, несколько новеньких пластиковых гамаков на жгутах. Над каждым из них тонкий обруч ощетинившийся антенками.
— Мой брат называет… Называл это виртуалкой будущего. Знаешь, всё, что было до сих пор этому в подметки не годиться. Это просто грандиозная вещь. Смотри! — она подошла к тому, что Дион принял за гамаки, и одно из полотен обернулось вокруг неё облегающим костюмом. Обруч лёг ей на голову. — Смотри… — прошептала она, и её лицо, опустившееся к полу, спряталось в рыжих локонах.
— Лами, Лам, где ты спряталась? — толпа из соседней комнаты вспомнила о девушке, и отправилась на её поиски.
— Эй, мы здесь, — позвал их Дион. — Мы здесь!
Смех стих мгновенно. Певец, который, встав, оказался приличным «шкафчиком», первым влетел в виртозал.
— Где Лами?! — заорал он. Дион показал на пластиковый кокон.
— Ей наверно там здорово, после такой дозы, — проговорив, он, облизнул пересохшие губы, с которых начал испаряться наркотический иней.
— Дурак, — прошептал кто-то. Оглянувшись, молодой человек увидел только бледные лица призраков и трясущиеся губы. Его встряхнуло.
— Что-то не так? — спросил он, снова чувствуя тот жуткий холод страха.
— В эту виртуалку нельзя с наркотиком. А тем более с её дозой… — прохрипел гигант, не зная, что делать. То ли упасть, то ли облокотиться на стену.
— Что с ней будет?
— Станет «сухофруктом«… Ну, овощем… Человеком без мозгов. Если вообще останется в живых… — гигант достал из кармана брюк капсулу с «полётом», но донести до губ не смог. Не успел. Действуя быстро, Дион выхватил тонкое стекло, и, раздавив его пальцами, торопливо сглотнул ледяную жидкость. Шагнул вперёд. Он совсем не чувствовал текущую по пальцами кровь и не слышал, как хрустят под ногами осколки стекла. Объятия кокона походили на объятия женщины. Ласково, нежно, страстно он обнял так, что озноб оргазма пробежал от места, которым по привычке думают мужчины, и железной волной стукнулся об основание черепа. Лёгкий поцелуй проникновения виртуалки коснулся его лба, и виртозал исчез из его реальности…
Лёгкий голубой туман отчаянно дико вращался вокруг него. И больше ничего. Только этот туман. Нежный, ласковый, но упругий и не выпускающий из себя.
— Ламоник! — позвал он. Туман не исчез, лишь чуть-чуть рассеялся где-то наверху, открыв кусочек чего-то.
«Знаешь, когда я была совсем маленькой, то ночное небо казалось куском плотной чёрной бумаги, в которой кто-то наделал кучу дырочек разного размера, и подставил потом эту бумагу под яркую лампу…» — услышал он в голове голос Ламоник. Он снова позвал её. Туман разошёлся ещё больше, открывая взгляду Диона голубое небо с бриллиантовой радугой над тёмным злым лесом. «А ты не думал, что радуга похожа на дорогу, уводящую, но никогда не приводящую к счастью? ..»
— Ламоник!
Туман исчез совсем. Чистое, как «фантастический полёт», хрустально-голубое небо, безукоризненно белый песок. «И волны по-рабски ложились у ног…» — проговорил снова откуда-то из пустоты сознания голос девушки. И он понял её намёк.
— Рабыня! — чётко позвал он её голосом Хозяина. И почувствовал, как действительно превращается в Хозяина. В того, кем видела его эта девушка всё это время. В строгого блюстителя закона меж находящихся в его распоряжении. Человек, который в отличие от остальных имеет право повелевать чужими жизнями и судьбами; тот кто…
— Я здесь Хозяин… — обнаженная фигура укрытая длинными прядями золотых волос возникла из взъерошенного песка у его ног. Он опустил руку, чтобы коснуться золотого покрывала, а появившаяся поймала его ладонь и прижала к губам:
— Хозяин… Презренная рабыня просит прощения, за то, что не явилась на зов раньше.
— Поднимись, — потребовал он, и когда гладкое упругое тело оказалось в его руках, призвал всю свою волю, чтобы вспомнить путь наружу. «Комп, мне нужен комп. С ним я что-нибудь придумаю…» Он обшарил глазами пустынный берег и наткнулся взглядом на серый лист планшета. Шагнул в его сторону… и в его руках ожила богиня.
— Нет! — и небо яркой молнией ужалило берег. Короткая вспышка, и от планшета ничего не осталось. — Это мой мир! Не смей желать уйти отсюда! Хотя… Уходи! Но я… — сверкающий образ жемчужноглазой богини раздвинул небо. — Я остаюсь здесь!
— Нам нужно уходить, — закричал ей Дион. — Мы оба погибнем, если не уйдём!
— Тогда уходи! — рубиновый луч ударился позади него в белый песок, и возникла дверь, через которую уже виднелся виртозал и группа нервно курящих.
— А ты?
— Я остаюсь здесь. Ведь здесь мне не нужен даже ты.
Песок вновь зашевелился. И Дион увидел самого себя, словно смотрелся в зеркало, одетого в белый с фиолетовыми отворотами смокинг и плащ. Из завихрения воздуха и принесённой морской пены возникла девушка. Длинное белое платье вилось у её ног как живое. Локоны цвета жёлтого золота под короной — ажурным произведением искусства из золота и драгоценных камней.
— Ну, как тебе? — спросил двойник, обнимая податливое тело девушки. Когда тот второй наклонился к её губам, Дион почувствовал желание заменить его.
— Только пожелай… — шепнул ветер, — Только пожелай, Хозяин…
Воздух заискрился и меж Дионом и целующимися возникло искрящее льдом и инеем слово «исключено». Его же собственный голос повторил его вслух.
— Хватит! — эхом продолжил Дион, кулаком разбивая кусок льда. — Хватит!
А он и не знал что человеческое лицо столь не податливо удару. Но он не почувствовал боли. Это ощущение прошло мимо, когда та, кого можно было назвать Ламоник, если опустить некоторые несоответствия облика, места и времени, оказалась в его руках. То позорное чувство ненависти, которое он испытывал к ней последнее время, вдруг исчезло. Осталось лишь желание.
Мир сменил декорации. Появилась постель. Огромная постель, потерянная под лёгкими дыханием воздушного занавеса. И Она в лёгком одеянии древней богини с всё той же короной в волосах. Он убрал обруч, и, откинув его в сторону, прикоснулся губами к её лбу. Её глаза были закрыты, и Дион лишь чуть-чуть жалел, что не видит сейчас их необычного сияния. Его руки осторожно касались её тела. Гладили плечи, бедра, касались живота, груди. Он подозревал, что она настолько хороша, но раньше он отказывался узнать это на самом деле, а теперь…
Куда делись все его убеждения и аргументы? Вот она, такая ласковая, нежная, страстная… Он вспомнил о своей любви. Сейчас Она была слишком далеко. Её он любил, а Ламоник лишь желал.
— Не мучайся угрызениями совести, — она обняла его за шею, и притянула к себе. — Это не ты меня, а я тебя соблазняю… — по её щеке покатилась слеза. — Жаль только не по-настоящему… — услышала тишина, а он…
Потеряв память, он целовал её потрясающе мягкие губы, когда она, как рабыня, отдавалась ему со сладостными вздохами и слезами сквозь таинственную светящуюся улыбку…
— Я люблю тебя, — прошептал он, чувствуя себя наполненным этим чувством. Она с закрытыми от усталости глазами, покрытая бисеринками пота, приникла к нему и с глупым упрямством сказала:
— Не любишь, а лишь желаешь, как и я тебя, — она зевнула и, захватив его рукой, уснула. Дион с полчаса лежал рядом, глядя на исчезающий в занавесях потолок. Больше десяти лет он не чувствовал подобного. Он прижал Ламоник к себе. «Сокровище моё!» — прошептал он ей спящей. Она улыбнулась и снова что-то пробормотала с протестом в голосе. «…если вообще останется в живых…» — всплыл в памяти голос гиганта. Ну, нет. Он не даст умереть ей сейчас. Ни сейчас, ни потом. Ведь он уже делал это? Не так ли?
Сгусток тьмы замер, и вдруг потянулся к ней, но его прочно удерживало что-то, помимо призрачных лап.
— Вот чёрт! — вырвалось у Диона, и тут же чёрная молния выстрелила ему в грудь. Ощущение того, что кто-то попытался сломать ему грудную клетку изнутри с такой силой, что вывернул все рёбра, заставило его открыть рот в крике. Но воздуха на крик не нашлось. Зато что-то шевельнулось внутри черепа и заскреблось о кость. И Дион всё же смог закричать, когда тысяча тонких иголок вонзились в нервные центры рук и ног.
— Дион, что с тобой? — испугалась Ламоник.
— Твой мужчина оказался слишком глуп, — словно со дна колодца донёсся строгий голос старухи. — Слишком глуп.
— Это не мой мужчина, — сквозь то, что сейчас с ним происходило, Дион увидел, как отчаянно зарделась Ламоник, и как яростно замотала головой. А потом мир исчез в фонтане боли, которым он взорвался.
Он куда-то ехал. Его голова покоилась на чьих-то коленях. Открыв страдающие от света глаза, он посмотрел. Откинувшись на стекло, Ламоник сидела так, словно спала. Закрытые глаза и мокрые от слёз щёки. При очередном толчке одна из слезинок упала ему прямо на губы. Облизнувшись, Дион почувствовал соль. Что-то мимолётно коснулось его волос, но так же быстро исчезло. Впервые за последнее, время Дион пожелал, чтобы девушка не оставляла его в покое.
— Ты пришёл в себя? — спросила Ламоник. — Тебе больше ничего не грозит… Можешь подниматься, — беспрекословно следуя её словам, он поднялся. Она тут же открыла дверцу, точно рассчитав момент с полной остановкой машины. — Не беспокойся, за такси я уже заплатила…
Прошло две недели, прежде чем она появилась снова. Даже не появилась, а, скорее, просто дала о себе знать. Зайдя как-то в бухгалтерию, он увидел, как сказав кому-то: «Пока!» Юнона отключает связь. Сердце до невозможности неприятно заныло. Шестым чувством он догадался, нет, просто почувствовал, с кем был этот разговор.
— Кто это был? — спросил он, понимая, что задаёт бестактный вопрос, но не мог не попытаться узнать.
— Ламоник… — отозвалась Юнона. — Сказала, что увольняется с завтрашнего дня и сегодня празднует своё освобождение в «Солярисе»…
Дион вылетел из офиса. Поймал такси, сел и замер, поняв, что понятия не имеет о том, в каком городе, или хотя бы стране находиться этот «Солярис».
— Езжай вперёд, — сказал он водителю. А сам попытался представить себе Ламоник. Где бы он праздновал своё освобождение, если бы ненавидел эту фирму так же, как она? Впрочем, нет. Её выбор места наверняка не связан с ненавистью, скорее желанием Ламоник просто погулять. Хорошо повеселиться, неподалеку от дома, в компании друзей.
— Мистер, вы слышали о виртоиграх? — спросил вдруг шофёр. — Можете даже не отвечать. Вижу, что слышали. Все вы, хоть чуть-чуть относящие себя к интеллигенции, пробовали эту заразу. Но вы-то ладно… А вот молодёжь. С детства замусорят себе мозги, а потом по стране толпа психов носиться. Вот моя дочка тоже ходила. Я, как узнал, так её выдрал, что она у меня неделю стоя ела. Я бы и под её драгоценный «Солярис» бомбу бы подложил, если бы была…
— Где он находиться? — тут же среагировал Дион. — Вези меня туда…
— И вы что ль оттуда? — поразился бедолага шофёр. — А я вам всё это несу?! А ну выматывайся из машины! Ублюдок старый!
— Подождите, вы не так поняли. Я знать не знаю о вашем «Солярисе», но мне туда нужно. Я ищу одну свою знакомую. Мне кажется, что она может быть там. Мне необходимо её найти.
Шофер помолчал, и вдруг пожав плечами, поехал дальше.
«Солярисом» оказалось старенькое, с каменный входом кафе. Тусклые лампы над входом. Почти чистые столы. И музыка дикая, грохочущая, пробуждающая что-то от первобытного человека. Например, его радость жизни. Но где в такой толпе, и грохоте искать её, Ламоник? Дион кинулся к бармену, предполагая, что кто-кто, а он-то должен был видеть её, если она вообще здесь появлялась.
— Вы не видели? … — начал он и попытался описать Ламоник. Остановился, когда понял, что бармен практически не реагирует на его слова. Но, продолжая вытирать стаканы, он почти не отрывал взгляда от лица Диона.
— Нет, никогда такой не видел, — ответил он, уличив паузу.
— Подумайте, хорошенько. Мне она очень нужна, — от бесполезности и беспомощности Дион чувствовал себя плохо. Едва стоя на ногах, он уже с трудом понимал что происходит. Где эта девушка? Где же она? Он шарахнулся от стойки…
— Подожди, а кто она тебе? — остановил его парень у стойки. Лет двадцати пяти с пораненным лицом, какими-то мутно-безумными глазами.
— Кто? — переспросил Дион. КТО? … Кто она ему? … Кто? … — Моя Рабыня! — жестко сказал он и почувствовал себя способным улыбнуться. Ведь, на самом деле, это он стал её рабом. Но, торопясь её найти, он повторил. — Рабыня!
Глаза парня округлились настолько, что смогли показать почти вернувшийся в них разум.
— Пойдём, — сказал он и полускатился с табурета под ноги Диониса. — Пойдём, пойдём… — повторял он с такой скоростью, словно боялся, что в какой-то миг забыть, как произноситься это слово. Он поднялся на ноги и достаточно быстро в такт словам закачался куда-то вглубь. Чуть позже Дион сообразил, что его ведут к подсобке. Оглянувшись по пути на резкий женский смех, он увидел примитивные виртуалки, облепленные пьяными людьми.
— Пойдём, пойдём, — звал проводник. За открытой им дверью оказалась не подсобка, а лестница и лишь потом комната. Дым настолько плотный, что, когда открыли дверь, показалось, что за ней просто белая от штукатурки стена, со всей своей яростью впился в глаза. Дион моргнул и почувствовал на щеках слёзы.
— Ламоник, — позвал он, отталкивая проводника в сторону. Звуки музыки среди того, что он принял за пожар, повергли его в изумление. В дальнем углу комнаты наиболее свободном от дыма на старом диване грудилась небольшая компания. Человек семь-восемь. Один парень играл на сиринксе. Кто-то свешивался ему на плечо. Кто-то оккупировал подлокотники и верх дивана. Пел играющий парень и ещё кто-то. Впрочем, ни кто-то. На полу рядом с диваном на видавшем и лучшие времена пуфике сидела Ламоник. В шортах, майке, джинсовой курточке и с распущенными волосами. Опершись на чьи-то ноги, она пела:
— А ведь не даром люди говорят,
Что и любовь бывает горькой…
— Лами, Лам… Твой… Хозяин пришёл, — позвал проводник. Услышав его голос, Дион вздрогнул. Только увидев её, он забыл обо всём на свете. Ему больше ничего и не требовалось. Только видеть её снова. А она подняла голову.
— Что ещё за шутки? — рыкнул певец на говорившего. Ламоник остановила его прикосновением к колену.
— Это не шутка… И? Что дальше? — этот вопрос адресован был уже Дионису. — Я же оставила тебя в покое. Между нами лишь твоё «исключено», — сказала она тем же тоном, как когда-то давно уже, он. И он услышал это слово, так как услышала его она тогда. С тем звуком, словно пенопластом, провели по стеклу. Дион знал этот звук. Когда-то в детстве им его напугал дед. И он промолчал, не зная и даже не представляя, что ей ответить.
— Садись… Хозяин, — проговорил певец с беззлобной ухмылкой и показал на подушку рядом с Ламоник. Дион сел. Потом они много пели, пили, глотали какую-то практически хрустально-ледяную жидкость, после которой на губах оставался легкий голубой иней. Певец это называл это «фантастическим полётом». Отдаленно Дион понимал, что это наркотик, но глотал вместе со всеми потому, это делала Ламоник.
— Подожди, я сейчас, — прошептала она, отшатываясь от его протянутых рук. Но он не собирался отпускать её одну. Держа, словно младшую сестрёнку, за руку он вывел её в коридор, и так же они вошли в другую комнату, хотя, теперь вела уже Ламоник. Сквозь пелену наркотического опьянения Диону с трудом давалось осознание увиденного. В полутемном помещении в свете одинокой лампочки под потолком, несколько новеньких пластиковых гамаков на жгутах. Над каждым из них тонкий обруч ощетинившийся антенками.
— Мой брат называет… Называл это виртуалкой будущего. Знаешь, всё, что было до сих пор этому в подметки не годиться. Это просто грандиозная вещь. Смотри! — она подошла к тому, что Дион принял за гамаки, и одно из полотен обернулось вокруг неё облегающим костюмом. Обруч лёг ей на голову. — Смотри… — прошептала она, и её лицо, опустившееся к полу, спряталось в рыжих локонах.
— Лами, Лам, где ты спряталась? — толпа из соседней комнаты вспомнила о девушке, и отправилась на её поиски.
— Эй, мы здесь, — позвал их Дион. — Мы здесь!
Смех стих мгновенно. Певец, который, встав, оказался приличным «шкафчиком», первым влетел в виртозал.
— Где Лами?! — заорал он. Дион показал на пластиковый кокон.
— Ей наверно там здорово, после такой дозы, — проговорив, он, облизнул пересохшие губы, с которых начал испаряться наркотический иней.
— Дурак, — прошептал кто-то. Оглянувшись, молодой человек увидел только бледные лица призраков и трясущиеся губы. Его встряхнуло.
— Что-то не так? — спросил он, снова чувствуя тот жуткий холод страха.
— В эту виртуалку нельзя с наркотиком. А тем более с её дозой… — прохрипел гигант, не зная, что делать. То ли упасть, то ли облокотиться на стену.
— Что с ней будет?
— Станет «сухофруктом«… Ну, овощем… Человеком без мозгов. Если вообще останется в живых… — гигант достал из кармана брюк капсулу с «полётом», но донести до губ не смог. Не успел. Действуя быстро, Дион выхватил тонкое стекло, и, раздавив его пальцами, торопливо сглотнул ледяную жидкость. Шагнул вперёд. Он совсем не чувствовал текущую по пальцами кровь и не слышал, как хрустят под ногами осколки стекла. Объятия кокона походили на объятия женщины. Ласково, нежно, страстно он обнял так, что озноб оргазма пробежал от места, которым по привычке думают мужчины, и железной волной стукнулся об основание черепа. Лёгкий поцелуй проникновения виртуалки коснулся его лба, и виртозал исчез из его реальности…
Лёгкий голубой туман отчаянно дико вращался вокруг него. И больше ничего. Только этот туман. Нежный, ласковый, но упругий и не выпускающий из себя.
— Ламоник! — позвал он. Туман не исчез, лишь чуть-чуть рассеялся где-то наверху, открыв кусочек чего-то.
«Знаешь, когда я была совсем маленькой, то ночное небо казалось куском плотной чёрной бумаги, в которой кто-то наделал кучу дырочек разного размера, и подставил потом эту бумагу под яркую лампу…» — услышал он в голове голос Ламоник. Он снова позвал её. Туман разошёлся ещё больше, открывая взгляду Диона голубое небо с бриллиантовой радугой над тёмным злым лесом. «А ты не думал, что радуга похожа на дорогу, уводящую, но никогда не приводящую к счастью? ..»
— Ламоник!
Туман исчез совсем. Чистое, как «фантастический полёт», хрустально-голубое небо, безукоризненно белый песок. «И волны по-рабски ложились у ног…» — проговорил снова откуда-то из пустоты сознания голос девушки. И он понял её намёк.
— Рабыня! — чётко позвал он её голосом Хозяина. И почувствовал, как действительно превращается в Хозяина. В того, кем видела его эта девушка всё это время. В строгого блюстителя закона меж находящихся в его распоряжении. Человек, который в отличие от остальных имеет право повелевать чужими жизнями и судьбами; тот кто…
— Я здесь Хозяин… — обнаженная фигура укрытая длинными прядями золотых волос возникла из взъерошенного песка у его ног. Он опустил руку, чтобы коснуться золотого покрывала, а появившаяся поймала его ладонь и прижала к губам:
— Хозяин… Презренная рабыня просит прощения, за то, что не явилась на зов раньше.
— Поднимись, — потребовал он, и когда гладкое упругое тело оказалось в его руках, призвал всю свою волю, чтобы вспомнить путь наружу. «Комп, мне нужен комп. С ним я что-нибудь придумаю…» Он обшарил глазами пустынный берег и наткнулся взглядом на серый лист планшета. Шагнул в его сторону… и в его руках ожила богиня.
— Нет! — и небо яркой молнией ужалило берег. Короткая вспышка, и от планшета ничего не осталось. — Это мой мир! Не смей желать уйти отсюда! Хотя… Уходи! Но я… — сверкающий образ жемчужноглазой богини раздвинул небо. — Я остаюсь здесь!
— Нам нужно уходить, — закричал ей Дион. — Мы оба погибнем, если не уйдём!
— Тогда уходи! — рубиновый луч ударился позади него в белый песок, и возникла дверь, через которую уже виднелся виртозал и группа нервно курящих.
— А ты?
— Я остаюсь здесь. Ведь здесь мне не нужен даже ты.
Песок вновь зашевелился. И Дион увидел самого себя, словно смотрелся в зеркало, одетого в белый с фиолетовыми отворотами смокинг и плащ. Из завихрения воздуха и принесённой морской пены возникла девушка. Длинное белое платье вилось у её ног как живое. Локоны цвета жёлтого золота под короной — ажурным произведением искусства из золота и драгоценных камней.
— Ну, как тебе? — спросил двойник, обнимая податливое тело девушки. Когда тот второй наклонился к её губам, Дион почувствовал желание заменить его.
— Только пожелай… — шепнул ветер, — Только пожелай, Хозяин…
Воздух заискрился и меж Дионом и целующимися возникло искрящее льдом и инеем слово «исключено». Его же собственный голос повторил его вслух.
— Хватит! — эхом продолжил Дион, кулаком разбивая кусок льда. — Хватит!
А он и не знал что человеческое лицо столь не податливо удару. Но он не почувствовал боли. Это ощущение прошло мимо, когда та, кого можно было назвать Ламоник, если опустить некоторые несоответствия облика, места и времени, оказалась в его руках. То позорное чувство ненависти, которое он испытывал к ней последнее время, вдруг исчезло. Осталось лишь желание.
Мир сменил декорации. Появилась постель. Огромная постель, потерянная под лёгкими дыханием воздушного занавеса. И Она в лёгком одеянии древней богини с всё той же короной в волосах. Он убрал обруч, и, откинув его в сторону, прикоснулся губами к её лбу. Её глаза были закрыты, и Дион лишь чуть-чуть жалел, что не видит сейчас их необычного сияния. Его руки осторожно касались её тела. Гладили плечи, бедра, касались живота, груди. Он подозревал, что она настолько хороша, но раньше он отказывался узнать это на самом деле, а теперь…
Куда делись все его убеждения и аргументы? Вот она, такая ласковая, нежная, страстная… Он вспомнил о своей любви. Сейчас Она была слишком далеко. Её он любил, а Ламоник лишь желал.
— Не мучайся угрызениями совести, — она обняла его за шею, и притянула к себе. — Это не ты меня, а я тебя соблазняю… — по её щеке покатилась слеза. — Жаль только не по-настоящему… — услышала тишина, а он…
Потеряв память, он целовал её потрясающе мягкие губы, когда она, как рабыня, отдавалась ему со сладостными вздохами и слезами сквозь таинственную светящуюся улыбку…
— Я люблю тебя, — прошептал он, чувствуя себя наполненным этим чувством. Она с закрытыми от усталости глазами, покрытая бисеринками пота, приникла к нему и с глупым упрямством сказала:
— Не любишь, а лишь желаешь, как и я тебя, — она зевнула и, захватив его рукой, уснула. Дион с полчаса лежал рядом, глядя на исчезающий в занавесях потолок. Больше десяти лет он не чувствовал подобного. Он прижал Ламоник к себе. «Сокровище моё!» — прошептал он ей спящей. Она улыбнулась и снова что-то пробормотала с протестом в голосе. «…если вообще останется в живых…» — всплыл в памяти голос гиганта. Ну, нет. Он не даст умереть ей сейчас. Ни сейчас, ни потом. Ведь он уже делал это? Не так ли?
